Подземелья Лондона

XIV ВИД С РЕКИ

— Вот она — пещера Аладдина! — воскликнул Гилберт Фробишер. Они с Сент-Ивом стояли на деревянной площадке длиной футов тридцать, настеленной на импровизированных лесах, возведенных над провалом. К настилу вела деревянная же лестница. Мусор обрушения — фрагменты здания, камни и грязь, принесенная Темзой, — круто сползал вниз, в темноту подземелья. Сент-Ив различал раскрошенную мебель, переломанные строительные леса, куски кирпичной стены и камина — следы катастрофы, которые надлежит поскорее засыпать и забыть.

Позади Фробишера и Сент-Ива возвышались опоры берега Темзы — дубовые балки шестидюймовой толщины, укрепленные глубоко вбитыми сваями. Ниже бурлила река. Надвигался прилив, ручьи струились между досками, и помост был мокрым и скользким. Запах тут стоял неописуемый — тухлая вода, мокрое дерево и усиливающийся смрад тел, заваленных месивом из песка, битого камня и смолы, которое скоро заполнит дыру. Каменные плиты, предназначенные для мощения отремонтированной набережной, станут и надгробиями безвременно погибшим людям.

Из-за смерти Джеймса Хэрроу Бюро работ радикально сократило программу экспедиции и число участников. Сент-Иву и сэру Гилберту, которые получили разрешение на использование снаряжения, пригодного для увеселительной экскурсии, но не для настоящей исследовательской работы, вдвоем предстояло спуститься и подняться, уложившись в шесть часов. Табби Фробишер и Хасбро, освещенные фонарем, висевшим на шесте в конце помоста, перетаскивали к входу в бездну остатки оборудования — лампу Румкорфа с полагающимися к ней индукционной катушкой и батареями, компасы, бухту троса и прочие вещи, спешно отобранные из массы всего того, что Гилберт надеялся взять с собой. Лампа с хрупкой трубкой Гейслера была упакована в корзину и переложена матерчатыми мешочками, набитыми сосновыми иглами. Многоцелевой ранец Сент-Ива вмещал в себя индукционную катушку и батарею, полностью занявшие центральное отделение. Для сбора образцов оставались только наружные карманы рюкзака — часть из них были обработана натуральным каучуком, что позволяло помещать туда влажные или условно опасные предметы и объекты.

Сент-Ив от всего сердца желал, чтобы Табби и Хасбро пошли с ними, поскольку Гилберт Фробишер — очень щедрый и весьма достойный человек — был уже немолод и временами опасно порывист. Весил он где-то около восемнадцати стоунов и легко начинал задыхаться. Однако нынче рано утром мистер Льюис, агент сэра Гилберта в Бюро работ, предупредил его, что начальство грозится вообще запретить экспедицию в связи с гибелью бедняги Хэрроу. Недовольное ворчание исходило от самого Джеймса Мак-Нагтена Хогга, главы Бюро, невероятно чувствительного к любому намеку на скандал или дурное мнение после недавних обвинений в коррупции. Провал унес множество жизней, и экспедиция могла усугубить эту дурную славу. Льюис предложил Гилберту отправиться пораньше, чтобы не попасть под полный запрет, которым чревато промедление.

— Если солнце все же покажется из-за этих инфернальных облаков, — сказал Фробишер-старший, стаскивая шлем с мягкой набивкой и вытирая лоб носовым платком, — вы сможете различить нечто похожее на слегка выгнутую кровлю галереи, уходящей вниз и налево, ниже по склону, — природного, полагаю, происхождения, с узким входом. Именно там нашли гагару, великолепно сохранившуюся, хотя и облепленную мерзко вонявшими грибами, которые пристали к птице повсюду и, возможно, медленно ее поедали. По крайней мере, так предположил Хэрроу, когда Льюис отдал ему эту птицу. Что находится за тем темным порталом, не ведает никто, хотя Божией волей нам двоим скоро удастся это узнать.

— Грибы должны были поедать гагару очень медленно, — заметил Сент-Ив, — если только она не погибла недавно, а это может означать, что ее собратья не вымерли, а каким-то образом счастливо проживают внизу. Сама птица не нашлась после гибели Хэрроу?

— Нет, сэр. Если только она не провалилась гораздо ниже Темзы. Должен сказать, я скорблю об утрате этого образца… И конечно же, об утрате этого человека.

— Что-нибудь было… э-э… не так, когда тело обнаружили?

Гилберт поднял бровь.

— Не так? — переспросил он. — Ну, у Хэрроу были вышиблены мозги — по крайней мере, мне так сказали. На лбу остался отпечаток лошадиной подковы. Я нахожу, что это весьма «не так» для большинства из нас.

— А полиция не обнаружила каких-нибудь следов ненадлежащего обращения — назовем это черной магией? Вы ведь сказали, что труп увезли довольно поспешно?

— Черная магия? — Гилберт пристально посмотрел на Сент-Ива, явно не в силах принять эту мысль. — Если вы предполагаете убийство… — он покачал головой. — Тела я не видел и потому решительно ничего не могу сказать. Но не думаю, что полицейские стали бы смотреть сквозь пальцы на чью-то нечистую игру, правда, они могли придержать часть информации… Нет, сэр, это несовместимо со здравым смыслом. Парки[26] сыграли скверную шутку с Джеймсом Хэрроу на самом пике величайшего из его приключений.

— Да, так и есть, — согласился Сент-Ив. — Помолимся, чтобы к нам они были добрее.

— А вот и наш солнечный свет! Видите его — устье галереи?..

— Вижу, — кивнул Сент-Ив. Он только что разглядел начало некоего тоннеля — дальше все терялось во мраке. Но как бы то ни было, темный проход был прежде всего полон обещаний и тайн, и Сент-Ив ощутил вдруг тот же азарт, что и сэр Гилберт, — острое желание очутиться внизу. Будет чертовски стыдно, если они лишатся своего шанса по собственной вине.

Табби и Хасбро поднялись на помост, одолев лестницу. Табби явно нервничал.

— Я не думаю, что это хорошая идея, дядя, — начал он. — Вы уходите в сплошную тьму всего лишь вдвоем. Если один из вас пострадает, второй, черт подери, почти ничего не сумеет сделать, чтобы вытащить пострадавшего.

— В таком случае уцелевший поспешит наверх и вызовет на подмогу вас двоих, — сердито сказал Гилберт. — Это же величайшая удача, Табби! Такой шанс выпадает раз в жизни. Ты ведь не испортишь мне этот праздник?

— Конечно нет, дядя. Я просто…

— Тогда позволь нам больше ничего об этом не слышать, — ответил Гилберт с нарастающим нетерпением. — Ты примечательно настойчиво меня опекаешь, Табби, и причины мне ясны. Если хочешь оказать мне настоящую услугу, присоединись к мисс Бракен на моей яхте и подружись с ней. Она ведь, скорее всего, однажды станет твоей тетей, понимаешь? Тетя Сесилия. Ты осознал это?

Это известие лишило Табби дара речи. Пока он собирался с мыслями, три крикливые чайки сели на перила за спинами участников экспедиции, мгновение помедлили, затем, мелькнув в солнечном свете, спикировали в провал и, метнувшись к началу неведомой галереи, пропали во мраке, отправившись в собственную экспедицию. Сент-Ив обменялся рукопожатием с Хасбро, повернулся и решительно зашагал во тьму, а Хасбро направился к лестнице, оставив Фробишеров наедине.

Сент-Ив слышал, как Табби возражает своему дядюшке — в равной мере сердито и увещевающе, — но вслушиваться в их обмен репликами не стал. Это не мое дело, сказал он себе, отметив, впрочем, что проблема «сторожа брату своему», как и неуравновешенность сэра Гилберта, задевала и его. Старший Фробишер — человек возбудимый, в огорчениях противоречащий сам себе, что может серьезно осложнить их путь под землей. Лучше, решил Сент-Ив, было бы идти одному.

Площадка в конце деревянного настила находилась дальше основной массы сокрушенной породы, и отсюда Сент-Ив отчетливо рассмотрел очень крутой, неровный участок пути, который им придется преодолеть, продвигаясь к непосредственной цели. Еще две чайки влетели вместе с холодным ветром от реки, и одна из птиц, прежде чем нырнуть в пещеру, обильно испражнилась на плечо Лэнгдона — хорошая примета, если вы верите в них. Сент-Ив надел ранец на спину, повесил на плечо моток веревки и продел согнутую в локте руку в ручку корзины с лампой Румкорфа. Оглянувшись назад, на настил, где Табби и Гилберт наконец-то закончили общение, он увидел, что старик медленно, словно под тяжким грузом, шагает к провалу.

Паровая яхта Гилберта Фробишера с бортовыми гребными колесами, построенная в Шотландии, носила затейливое название «Хеджпиг». Два года назад старик привел ее из Данди к причалу в Истберне. Теперь она стояла у берега Темзы на двух якорях, носовом и кормовом, в броске сухаря от огромного провала. Яхта — роскошное судно шестидесяти футов длиной — была построена для ленивого времяпрепровождения. Большую часть палубы занимали большой салон и кухня, а внизу располагались спальни. Элис стояла под разноцветным навесом возле стенки салона, укрывавшей ее от недавно поднявшегося южного ветра — холодного, сулившего дождь, и смотрела в провал. Прилив был в высшей точке, и потому картина перед ней открывалась отчетливая и ясная — бастион из камня и дерева, перекрывавший край обрушения, совершенно не мешал. Более того, с этого выгодно приподнятого наблюдательного пункта Элис могла различить кое-что даже внутри темного пространства. Она смотрела, как Лэнгдон и Гилберт, видимо, беседуют, причем Фробишер-старший указывает на что-то примечательное. Элис глядела на мужа в театральный бинокль, что делало все предприятие похожим на какой-то спектакль, и чувствовала себя странно далекой.

Идея оставить женщин на борту яхты принадлежала сэру Гилберту — отличная возможность наблюдать за всей затеей без грязи и суеты. Элис надеялась, что сможет обследовать провал и пещеру вместе с мужем, заняв место Джеймса Хэрроу. Но все шло не так. Да еще с того момента, когда вчера вечером они узнали о несчастном случае с представителем музея, в груди Элис поселился непонятный всеобъемлющий ужас, терзавший ее до утра. Запах тел, погребенных в провале, только усилил тревогу. Ужас был не вполне рационален, однако понимание этого ничуть его не ослабляло.

Барлоу, дворецкий Гилберта, вышел из дверей салона с серебряным подносом, на котором возвышался серебряный же цилиндрический кофейник. Кофе был поджарен и смолот этим утром самой мадам Лесер, французской поварихой Гилберта, которую Фробишер-старший брал с собой во все путешествия. Гилберт был рабом своего желудка.

Барлоу налил кофе в большую фарфоровую чашку, украшенную гербом Фробишеров: две яркие звезды над дикобразом, стоящим на задних лапах, с извивающимся красным чертом в зубах. Элис с благодарностью приняла кофе, отказавшись от молока и сахара, и вернулась на свой наблюдательный пост.

Табби и Хасбро, тащившие ранцы и мотки веревки, скрылись в провале. А среди валунов несколькими футами выше реки на глаза Элис попался какой-то мужчина, полускрытый каменным валом, который образовался в первые дни катастрофы. Человек явно подглядывал. Элис заинтересовало, давно ли он там сидит, — она так напряженно следила за Гилбертом и Лэнгдоном, что почти не замечала творившегося вокруг них.

Теперь соглядатай — тощий, маленького роста, с узкой мордочкой хорька, облаченный в какую-то форму, — свернувшись в три погибели, подполз ближе, видимо, изо всех сил стараясь одновременно заглянуть в пещеру и остаться незамеченным. Элис пришло в голову, что это может быть кто-то от Бюро работ — хотя с чего ему прятаться?

Внезапно Элис решила, что ей нужна компания, так сказать, еще одна пара глаз. Мисс Бракен сидела в салоне, подальше от различных атмосферных явлений, и Элис, повернувшись к окну, подняла руку, чтобы постучать в стекло и позвать ее, но увидела, как в этот самый миг миниатюрная дамочка опускает три серебряных кофейных ложечки в свою вышитую сумочку и тут же защелкивает ее.

Это была отчаянно храбрая кража, потому что Барлоу непременно установит, что ложки пропали, — разве что от сообщения Фробишеру-старшему воздержится, приняв во внимание открытую стычку Гилберта с Табби по поводу мисс Бракен. Дамочка отлично знала, что выкрутится. Однако что проку воровать такую мелочь — ложки Гилберта, — если впереди свадьба? Возможно, она не рассчитывает на брак с дядюшкой Табби. И, вероятно, планирует сбежать с сумкой наворованного серебра — затеряться в Лондоне, а потом исчезнуть.

Элис опять повернулась к провалу и глянула в бинокль. Хасбро и Табби выбрались наверх, а Лэнгдон двигался в темноту, быстро исчезая из виду, — от фонаря в конце помоста его отделяли уже несколько ярдов. Гилберт и Табби, казалось, отчаянно спорили. Через минуту Табби воздел руки к небу и решительно зашагал прочь. Но внезапно остановился, повернулся и обхватил дядю за плечи, явно собираясь проститься. Однако Гилберт высвободился и, не оглядываясь, последовал за Лэнгдоном. Все это было одновременно печально и тревожно, и неясное беспокойство Элис усилилось.

Соглядатай теперь вскарабкался на вершину насыпи — похоже, для того чтобы лучше видеть двоих там, внизу. Перегнувшись, он нашаривал что-то в камнях. «Да кто же ты такой?» — прошептала Элис, слыша, как мисс Бракен выходит из дверей салона, надевая свою птичью шляпу. Элис помахала ей, подзывая, но как только она привлекла внимание мисс Бракен к неизвестному мужчине, донесся приглушенный звук взрыва — и человек бросился бежать, мелькая между камнями.

На мгновение все застыло, а потом, как в кошмарном сне, свод пещеры медленно обвалился. Вниз полетели тонны земли и камней. Насыпи и ограждения рушились одно за другим, словно части занавеса, вздымая вверх облака пыли и мусора.

Мисс Бракен завизжала, а у Элис перехватило горло и дыхание пресеклось. В этот момент хлынул дождь, подхваченный ветром, и пыль быстро улеглась. Только миг назад за защитной стеной зияла темная дыра, а теперь Темза хлестала туда сквозь пролом, разбиваясь о то, что стало холмом битого камня. На него карабкались Табби и Хасбро, безрезультатно выискивая какой-то вход внутрь. Не в состоянии оторваться от картины разрушения, Элис смотрела в театральный бинокль, пока дождевая вода не залила линзы.

— Где же мистер Фробишер? — слабым голосом спросила мисс Бракен; мокрая птица свисала ей на ухо. — Я не про этого Табби. Где мой Гилберт?

Дважды ударил гром и дождь усилился.

— Исчез, — ответила ей Элис. — Они оба исчезли.

Услышав это, мисс Бракен в обмороке рухнула на палубу, ее шляпа откатилась в сторону, под проливной дождь. Элис выискивала глазами соглядатая, но того нигде не было видно.