Подземелья Лондона

XVIII СОН, ПОДОБНЫЙ СМЕРТИ

Финн вынырнул из глубин сна и огляделся: он лежал в кладовой у стены на весьма удобном мешке муки. Он не помнил, как уснул, и не имел представления, сколько часов провел в объятиях Морфея, теряя время, которого и так было невозможно мало. Пошарив по карманам, Финн нашел ломоть хлеба и кусок сыра, съел их, потянулся и решил, коли уж он встал, обследовать место своего временного заточения. Подвал был велик, с несколькими хранилищами. В ближнем Финн заметил свисавшие с потолка кожаные ремешки, которые включали электрический свет, когда за них дергали. Он попробовал сделать это и поспешно отпустил ремень, поразившись тому, как стеклянные шары вспыхнули, словно солнце, вышедшее из-за туч. Электричество и его жужжание были Финну подозрительны, он слышал, что оно может за секунду изжарить человека, словно рождественского гуся. Газ дружелюбнее. В примыкающем помещении с высоким потолком оказался склад мебели — там стояли платяные шкафы, обеденные столы и тяжелые резные деревянные стулья с точеными ножками. Некоторые были очень старыми, темного пыльного дерева, и все отбрасывали глубокие таинственные тени.

Пробравшись между ними к следующей двери, Финн обнаружил за нею маленькую комнатку с узкой койкой, канделябрами на стенах, толстыми сальными свечами в них и спичками в нише у двери. На кровати лежал матрас, набитый пером, который парнишка прощупал, потом, обратив внимание на шкаф, полный старых книг, заглянул туда и с интересом полистал переплетенные в кожу манускрипты на латыни, на одном значился год издания — «1712». Похоже было на келью отшельника. Финн чиркнул спичкой — просто чтобы посмотреть, годятся ли они, и горящая головка отлетела, вспорхнув, точно комета, приземлилась на напольный ковер и затлела. Парнишка наступил на нее, чтобы затушить. Ему показалось, что в этой комнатке лет сто никто не жил, но пристанище было комфортабельное, даже роскошное для отшельника или, скажем, для разбойника.

Финн решил, что займет эту комнату, если понадобится — если придется провести в этом доме ночь, или две, или сколько там дней и ночей пройдет, прежде чем он уйдет, забрав с собой Клару. Потому что он решил, что не уйдет из Фелл-хаус — Дома ужаса, как Финн теперь называл особняк, — без девушки. Судьба Клары станет его собственной судьбой. Финн был почти уверен — по крайней мере, очень надеялся, — что Бомонт его не предаст, и ни секунды не сомневался, что никто не зайдет в эту комнату, раз не проделывал этого прежде, судя по нетронутому слою пыли на половицах.

С этим парнишка вернулся в кладовую и принялся передвигать корзины и ящики, чтобы посмотреть, какая тут есть еда; обнаружились банки с наперченным окороком, мармелад, маринованные устрицы и бекон, плотно завернутые рождественские пудинги, сахарные головы. Финн подобрал пустой мешок и, наполнив его провизией, вернулся в комнату, которую отныне считал своей. Другой пустой мешок он подсунул под дверь, чтобы в будущем скрыть свет свечей. Удовлетворенный, выключил свет на складе мебели и, перед тем как покинуть кладовую, внимательно осмотрел помещение, оценивая, все ли в порядке, не может ли что-то выдать его присутствия.

Оказавшись снова в комнате с тазами, Финн вспомнил, что сказал Бомонт, когда он спросил карлика, как выйти из этого дома. «Так же, как вошел», — был ответ, данный без промедления.

Он остановился возле контейнера Нарбондо — доктор выглядел так, словно беспокойно спал. Заглянул в лифтовую шахту — та уходила ввысь, похоже, до самого чердака. Обитатели Фелл-хаус могут поднимать из кладовых все, что угодно. Даже ящик с Нарбондо, что достаточно легко: ведь он на колесиках и его можно вкатить в клеть. На всю высоту шахты тянулась деревянная вертикальная лестница. Шахта хорошо освещалась, и это было удобно, хотя Финн задался вопросом, не будет ли кто-либо карабкающийся по лестнице — скажем, он сам — отбрасывать слишком заметную тень.

Лестница была углублена в стену так, чтобы подъемник скользил мимо нее, не задевая. На каждом этаже выходившие к лестнице и к шахте коридор или комнату перекрывала кованая решетка — что-то вроде ажурной двери или калитки. И тот, кто окажется подле любой из решеток, сможет в течение долгого времени наблюдать за субъектом, решившим вскарабкаться по лестнице. Финн размышлял над этим на протяжении десятка секунд, а затем решил, что лучшего времени для осмотра не будет. Риск оказаться замеченным можно свести к минимуму, если вести себя осторожно, а узнать, как тут все устроено, чтобы как-то пригодиться Кларе, необходимо.

Парнишка нырнул в лестничную нишу и, ловко перебирая руками и ногами, очень быстро добрался до первой калитки, за которой лежала тьма. Напротив располагались ворота, которые вели в каретный сарай. Смутный свет проникал между створками. Финн учуял запах лошадей, корма и кожи и решил попробовать, заперты ли ворота.

Он оттолкнулся от перекладины лестницы, на которой стоял, прыгнул и, схватившись, как обезьяна, за канаты, на которых поднимали и опускали лифт, перелетел на другую сторону шахты. Там уцепился одной рукой за консоль, примостился на узеньком карнизе и по очереди толкнул каждую из створок ворот. Заперты. Этот выход закрыт.

Вернувшись тем же манером на лестницу, Финн добрался до следующего этажа, где за кованой решеткой виднелась освещенная комната. Остановившись, прислушался, прежде чем лезть дальше, но, не уловив ни звука, продолжил подъем, пока не увидел решетку, перекрывавшую вход в широкий, залитый светом коридор, где никого не было. Потрогав засов, Финн с радостью обнаружил, что этот вход не заперт — хотя вряд ли все время остается таким.

Теперь до него доносились смутные голоса, кажется, приближавшиеся, и парнишка быстро метнулся вверх по лестнице, к другой освещенной комнате, совершенно явно занятой, потому что из нее доносился властный мужской голос — голос адмирала, подумал Финн, привыкшего к повиновению.

Финну были видны широкие плечи оратора и часть его головы с длинными седыми волосами. Похоже, старик, хотя находится в очень неплохой форме — осанка под стать голосу, адмирал на мостике фрегата. Возможно, это и есть мистер Клингхаймер, который потребовал мешок с головами. Его собеседник отвечал, отрицая, что допустил какую-то глупость, в которой его недвусмысленно обвиняли. В следующий миг Финн услышал голос Бомонта — карлика трудно было не узнать.

— Все как сказал мистер Шедвелл, ваша честь. Мы дошли глубоко, до самых Декановых врат. Но чем ниже уходили, тем шире была дорога, словно перевернутый тоннель, пока все не стало похоже на то, что мы ищем человека просто на улицах Лондона. Идешь на север, пока он, может, двигается на восток. Дорога сменяется дорогой, понимаете меня?

— Совершенно в этом убежден, мистер Заундс. Будьте так добры вернуться на чердак и посмотреть, все ли в порядке. Нарбондо завтра утром снова посетит доктора Пиви, так что вы на время избавитесь от него. А в промежутке можете предоставить жаб, как вы их зовете, самим себе. Головами займусь я. Так что завтрашний день в вашем распоряжении — у вас отпуск. Однако оставайтесь в границах владения, будьте любезны, — на случай, если понадобитесь.

Донесся звук захлопнутой двери, и человек, которого Финн счел Клингхаймером, веско произнес:

— Итак, вместо головы профессора Сент-Ива вы доставили мне этот обрывок засаленной газеты, воняющий маринованным луком и смитфилдской ветчиной.

— Его сэндвич был завернут в эту бумажку, мистер Клингхаймер. Откуда ей еще взяться? Есть живой человек, который съел сэндвич. Вот и немного корки на ней.

— А что с толстяком? У вас есть теория?

— Мертв, я готов поручиться.

— Вы готовы поручиться? Вы же доверенное лицо, мистер Шедвелл, зачем вам ручаться передо мной? Заметьте, я не беру от вас ручательство в виде фунта вашего мяса. Не могло ли быть так, что сэндвич съел толстяк? Среди живых существ толстяки больше всех склонны есть сэндвичи — во всяком случае, именно к такому выводу приводит нас разум.

— Если бы этот дурак Льюис взял медленный запал, а не быстрый, мы бы уже нашли их и сделали все, как обычно, — уклончиво сказал тип по имени Шедвелл. — Он обрушил навес даже раньше, чем они тронулись.

— Глупость мистера Льюиса не имеет отношения к этой дискуссии, по крайней мере сейчас. Меня интересует ваша глупость, мистер Шедвелл. Эта девица, Клара, отказывается говорить и есть и тем разочаровывает меня. Мои усилия не убедили ее, хотя, полагаю, со временем она уступит. Мне представляется, что ее замкнутость — ваша заслуга.

— Она немая, сэр.

— И вы в это верите, мистер Шедвелл? Она просто сознательно упорствует. Она явно испугана и считает, что находится среди людей, которые намерены нанести ей урон. Мы не собираемся вредить ей. Это понятно?

— Да, сэр. Я обращался с нею по-доброму. Честное слово.

— Вас просили действовать в Айлсфорде от имени государственной полиции. Вам следовало и первую очередь помнить об интересах девушки — любая помощь ее приемной семье, глубокое сочувствие всем и прочее. Требовались некоторая тонкость и хорошие манеры. Что пошло не так?

— Олух Бингэм разозлил мужчину этой Ласвелл, его фамилия Кракен. Тот попытался пристрелить нас обоих из ружья, и на этом всем уловкам с полицией пришел конец. Нам пришлось перейти к более убедительным методам.

— Очень неудачно. Уловка с полицией, как вы это назвали, была проста для исполнения. Стала ли Клара свидетельницей ваших убедительных методов?

— Мы всеми силами старались уберечь ее от этого зрелища.

— Неужели? Нас с вами, похоже, со всех сторон окружают некомпетентные люди: дурак Льюис, олух Бингэм. Видно, мы нуждаемся в тщательном отсеве, домашней уборке. Что вы об этом думаете, сэр? — Шедвелл, видимо, не слишком об этом задумывался, так как повисла длительная пауза, а затем Клингхаймер продолжил: — Вы помните, что я выразил сомнения насчет мистера Бингэма еще несколько недель назад? Вы настояли, что сможете держать его в узде. Насколько помню, ваши слова звучали именно так.

— Этот тип, Кракен, совсем слетел с катушек, мистер Клингхаймер!.. Они сцепились — и Бингэм потерял терпение.

— Мистер Бингэм мог бы потерять терпение, если бы оно ему принадлежало! Но его терпение принадлежало мне, поскольку я его наниматель. Надеюсь, вы управились с Бингэмом сами, как я вас и просил?

— Он мертв.

— А та женщина, Ласвелл?

— Тоже мертва.

— И никакой ураган не принесет их призраки в Лондон теперь, когда вы посеяли семена бури в Айлсфорде? Свидетелей их смерти нет, я имею в виду?

— Нет, сэр, — без запинки ответил Шедвелл. — Я спрятал тела в лесу.

— Где-то вы лжете, мистер Шедвелл. Может быть, даже везде. Мне это хорошо заметно. Но вы определенно уверены, что лгать сейчас полностью в ваших интересах, а действовать в своих интересах — совершенно понятное желание человека, уверенного в своих силах. Вместе с тем уверенный в своих силах человек должен быть достаточно крепок, чтобы вынести бремя своей самоуверенности. Увы, дело в Айлсфорде выполнено из рук вон плохо, однако, если вы верно описали ситуацию, неприятностей можно не опасаться, по вашим заверениям. И все же я буду благодарен, если вы сегодня же поговорите с мистером Льюисом. Еще раз прошу вас действовать со всей деликатностью, мистер Шедвелл, если только вашему характеру хоть сколько-нибудь присуща эта черта. Просто напомните мистеру Льюису о его долге и необходимости думать, а затем уже действовать. Попросите мистера Льюиса прислать ко мне юного Дженкинса, если будут какие угодно новости, но, как обычно, посоветуйте не вдаваться в объяснения. И помните, что мы не хотим, чтобы мистер Льюис впал в отчаяние. Мы хотим, чтобы он оставался управляемым. Вы меня поняли? Не удаляйте ему отростки и придатки, не угрожайте насилием его жене. Боюсь, мистер Льюис пал духом.

— Да, мистер Клингхаймер, — ответил Шедвелл. — Однако за двое суток я не спал ни часу, и…

— Сон очень похож на смерть, мистер Шэдвелл. Сам я практикую по возможности отказ от него. Буду признателен вам за то, что вы отыщете мистера Льюиса незамедлительно. Затем спите сколько угодно, если этот приступ не пройдет. И еще одно: Элис Сент-Ив и ее окружение сошли на сушу возле «Полжабы Биллсона» в Смитфилде. Отправьте Пенни и Смайти в гостиницу под видом разъездных торговцев. Им следует держать глаз и ухо востро, но оставаться незаметными — не разговаривать, пока с ними не заговорят. Миссис Сент-Ив и племянник Фробишера, без сомнения, в опасном состоянии ума. Удостоверьтесь, что Пенни и Смайти это понимают. Короче, если Сент-Ив выберется из ямы, он неизбежно свяжется с женой. А когда он это сделает, я должен об этом узнать. Если не сделает, значит, он не выбрался, и вам с карликом придется спуститься еще раз, чтобы отыскать его.

Через секунду раздался стук закрываемой двери и воцарилась тишина. Финн услышал шаги мистера Клингхаймера и скрип стула, придвигаемого по половицам. Финн обдумывал то, что сказал Клингхаймер, — этому типу зачем-то понадобилась голова профессора! Но с чего ему вообще интересоваться профессором, который, скорее всего, погиб или заблудился под землей?

Затем раздалось чириканье дрозда — сигнал Бомонта, и Финн испытал порыв спуститься и присоединиться к нему. Но Клара занимала комнату прямо над ним. Она была одна, горевала по своей бедной матушке, отказывалась от еды, не ведая, что друг неподалеку. Решившись, парнишка быстро полез дальше, к самому верху лестницы. Оттуда глянул вниз и увидел Бомонта, смотревшего на него. Жизнь Финна была в руках карлика. Да будет так. Парнишка помахал Бомонту в знак приветствия. Тот махнул ответно и исчез в комнате с тазами. Если он нечисто играет с Финном, Финн узнает об этом очень скоро.

Парнишка отодвинул задвижку решетки четвертого этажа и, распахнув ее, оказался в длинном коридоре с несколькими дверями. В дальнем конце виднелась лестница, о которой говорил Бомонт. Подойдя к первой двери, Финн долго напряженно вслушивался, но оттуда не доносилось ни звука — ни из самой комнаты, ни из соседних помещений. Шпионить парнишке было противно, но он подавил это чувство и прильнул к замочной скважине. В скважину было видно лампу, горевшую в комнате, и, хотя Клары в поле зрения не обнаружилось, Финн заметил ее башмаки со странными подошвами на ковре возле кровати.

— Клара! — позвал он вполголоса.

Показались ноги Клары в чулках — она молча спрыгнула с кровати и замерла.

— Это Финн. Я пришел за тобой, — сердце юного влюбленного заколотилось, когда он сказал это и с радостью услышал, как Клара подбежала к двери и опустилась на колени рядом с ней. По ее шумному вздоху он понял, что девушка плачет.

— Тебе не надо говорить, пока не захочешь, Клара, — сказал Финн в скважину. — Я только на секунду, а потом мне надо спрятаться. У нас есть друг в доме — по крайней мере, мне так кажется. Если через минуту за мной придут, значит, меня предали, и тогда я тебе ничем не помогу. Если нет, то помни, что в доме есть бородатый карлик по имени Бомонт, по-настоящему добрый человек. Мы должны доверять ему. Профессор Сент-Ив и Элис с Хасбро в Лондоне, и я надеюсь получить их помощь, если не сумею освободить нас обоих. Просто хочу сказать, что ты не одна. Нам нужен ключ и выход отсюда, но я найду и то и другое. Я ехал за увозившим тебя экипажем с фермы «Грядущее» на старом Неде Лудде, и не вернусь в Айлсфорд без тебя. Я это обещал Матушке Ласвелл.

— Матушка жива? — спросила Клара.

— Именно так, — ответил Финн, счастливый тем, что впервые слышит голос девушки. Ни разу прежде такого не случалось. «Прекрасный голос», — подумал он. — Я перешел через ручей и отвязал ее.

Он понял, что Клара снова плачет, и этот звук заставил его смолкнуть.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она наконец. Убежденность в ее голосе сделала Финна счастливее, чем когда-либо. Однако это длилось лишь миг, потому что где-то громко хлопнула дверь — видимо, в другом коридоре того же этажа. Клара, очевидно, тоже услышала это, потому что сказала: «Беги, Финн!»

Финн тенью метнулся по коридору, скользнул за решетку и, прикрыв ее за собой, стал спускаться по лестнице, скорее скользя, чем опираясь на ступеньки, и тормозя руками, которые быстро начало жечь. Мимо комнаты мистера Клингхаймера парнишка пролетел, как падающий камень: прокрадываясь, он ничего не выигрывал. Через секунду Финн приземлился в подвале. Глянув вверх, не обнаружил никаких следов погони и не услыхал суматохи и криков.

Он подумал о Кларе, чьи рыдания обернулись счастьем. Она знала, что помощь рядом. Она заговорила с ним, и это придавало ему уверенности. Финн был рад, что оказался добровольным заключенным этого дома, а потом вдруг понял, что рад и тому, что Клара здесь, и тут же отмел эту мысль как недостойную, однако целое мгновение был сбит с толку мешаниной чувств.

Пробираясь мимо контейнера доктора Нарбондо, парнишка заглянул туда и увидел, что зеленые грибы ярко сияют, излучая собственный свет. Нарбондо возлежал на них, как на диване, так что открытый ящик выглядел экспонатом цирка уродов мистера Аффнера в Пикадилли-холл. Зеленая слизь сочилась из уголков рта Нарбондо на его бороду, которая слабо светилась, как и волосы. Открытые глаза доктора были не такими безжизненными, как прежде. Однако смотрел он в бесконечность, и Финну стало любопытно, работает мозг злодея-вивисектора или же пуст. Конечно, доктор был парализован. Финн поднес палец к лицу Нарбондо так близко, как посмел, и поводил им вправо-влево. Мгновение казалось, что лежащий его не видит, но потом он моргнул, и глаза его последовали за движущимся пальцем. Финн отдернул руку и рванул в кладовую, жалея, что привлек к себе внимание.

На него навалилась настоящая усталость, отчего дневной сон в кладовке показался лишь кратковременным отдыхом. Тихонько пробравшись сквозь свалку темной мебели к двери в потайную комнату, парнишка шмыгнул внутрь. И, оказавшись в безопасности, решил до того, как уснет, хорошенько набить рыбацкую корзинку — съесть один из сливовых пудингов мистера Клингхаймера.