Подземелья Лондона

XXXVIII РАСПИСНОЙ ЯЩИК

Мистер Клингхаймер никогда не любил темноту и потому держал лампы в доме на Лазарус-уок постоянно зажженными. Сейчас, в тусклом свете фонарей, он с удивлением обнаружил, что его кожа светится — что он сам, по сути дела, ходячий фонарь. С тех пор как была налажена бесперебойная поставка подземных грибов, мистер Клингхаймер увеличил прием эликсира, чем, без сомнения, объяснялись и свечение, и бодрость духа и тела — возраст и время буквально повернули вспять.

Приятно было думать, что он единственный из живущих, кто способен путешествовать по нижнему миру без лампы или факела. Конечно, в полном мраке он станет сравнительно легкой добычей — от врагов будет не спрятаться, однако до этого в любом случае не дойдет: он охотник, а не дичь. К тому же с ним трое вооруженных мужчин. Дженкинс, парень за его спиной, несет голову Мориса де Салля. У этого доходяги острая нужда в деньгах, его мать больна, а многочисленные братья и сестры бледны и недокормлены, как и он сам. Однако Дженкинс очень слабо представляет себе, что за цель они преследуют, и рассчитывать на него всерьез нельзя: может сбежать, если начнется передряга. Флиндерс, у которого ружье, идет позади Дженкинса. Шедвелл, тоже при оружии, шагает впереди с фонарем. Все прочие домашние, кроме миссис Сцинк, шарят сейчас по кустам — представительная толпа недоумков, упустивших четверых легко опознаваемых беглецов. Наверное, ему лучше было согнать сюда побольше людей, а Дженкинса оставить наверху, но за это время Клара ушла бы еще дальше.

Шагая, Клингхаймер размышлял о своих возможных противниках. Женщин можно не считать. Клара слепа, ее легко запугать, а сейчас она еще вдобавок несет его кровь. Ее он подчинит — силой, если понадобится. Другая женщина, какой бы она ни была, не наберется храбрости встать против мужчины с ружьем. Остаются карлик и мальчишка. Мальчишка предприимчив: спрятался от искавших его людей, а затем вырвался из дома. Однако увернуться от пули куда труднее, чем от нерасторопных охранников. Карлик ловко изображал дурака — он просто рожден для сцены! — но соображает неплохо и отлично знает нижний мир. Очень вероятно, что он исчезнет во мраке и никогда больше не появится, потому что никому ничего не должен и не имеет понятия о верности. В этом смысле он опаснее прочих.

А может ли кто-то прийти этим четверым на выручку? Там был человек этой женщины, Ласвелл, — Кракен, выкидывавший нынче вечером фокусы на улице за домом Пиви, явно бешеный. Значит, та крупная женщина, что пряталась в тени, похоже, сама Ласвелл, которую Шедвелл якобы убрал в Айлсфорде. Может, рядом с ней таился и кто-то еще?

Сент-Ив был закреплен в декапитаторе, и Пиви оставалось лишь преодолеть пару футов до выключателя, чтобы отделить голову профессора от его тела. Уиллис Пьюл сторожил Элис Сент-Ив — отличную заложницу. А вооруженный и, главное, готовый пустить оружие в дело Джимми присматривал за всей компанией. Определенно ничего не должно было случиться. И даже если случилось, вряд ли кто-то из вторгшихся в клинику знает о тоннеле или о том, что беглецы спустились в нижний мир.

Клингхаймер унял мечущиеся мысли и заставил себя искать состояние ума, которое позволило бы ему открыть объектив третьего глаза. Он усердно практиковался в этом и достиг определенного уровня мастерства. Вот и сейчас он начал с самого первого шага: ровное дыхание, тщательно воссозданный мысленный образ того, как медленно откидывается на петлях крышка деревянного сундука — того самого сундука, что был у него в детстве, сундука, где он хранил свои детские сокровища. На сундуке были нарисованы зеленые горы с водопадом, бегущим по склону. В синем небе летели птицы. Картинка была тем, во что он верил, терзаясь желанием узнать, где стоят эти горы — где-то в Уэльсе, как сказал ему отец, хотя даже тогда было ясно, что это, скорее всего, ложь. Теперь он понимал, что картинка была просто сентиментальной чушью, но вообразить сундучок ему удавалось мгновенно, просто сфокусировав на нем свой разум.

Он прекрасно сознавал, что идет — чувствовал землю под ногами, слышал шаги спутников, — но его подлинный разум парил во тьме непроницаемой ночи. Бесплотные формы проносились мимо, словно тени птиц и насекомых. Некоторые, как духи, пронизывали его, и он чувствовал мгновенное, особое ощущение экстаза, страха или вожделения. Эти эмоции быстро уносились прочь, поскольку не имели никакого отношения к Жюлю Клингхаймеру.

Когда сущность Клары — благоуханный образ ее ума и памяти — проносилась сквозь него, он мгновенно узнавал ее. Девушка просто не могла скрыться. Клара и он стали единым во плоти. Она уловит, что он рядом, и поймет, что он идет за нею.

Мечты его заглушило внезапное воспоминание о серебряных пчелах, набросившихся на него, когда он соединялся с нею у Пиви. Но это и в самом деле было особенное событие. Ребенком он сбил осиное гнездо, висевшее в амбаре, и не сумел убежать достаточно быстро, чтобы избежать их нападения.

Возможно, серебряные пчелы возникли из того кошмара, который все эти годы пролежал спрятанным в его сознании — фрагмент стертой памяти. Он гадал, была ли Клара в ответе за этот случай — или, что куда опаснее, здесь замешана Сара Райт. Как бы то ни было, он разберется, если это — или нечто похожее — произойдет снова, и будет готов побороть кошмар силой воли, напрягая которую прошлый раз вернулся к реальности.