Глава третья

Максим поднялся с кресла, шагнул к открытой двери, ведущей в жилой отсек.

Экспериментальный космолёт «Пионер Валя Котик» был маленьким кораблём, рассчитанным, максимум, на двоих. Поэтому всё здесь было маленькое и располагалось близко, впритык, друг за другом — два шага из рубки, и ты уже в жилом отсеке. Ещё три — и вот он, реакторный. Делать там сейчас нечего, но факт остаётся фактом.

Следующий корабль, после полёта Максима, собирались строить гораздо больших размеров. Настоящий звездолёт. С грузовым трюмом, каютами для экипажа и членов экспедиции и много чем ещё.

Интересно, подумал он, построят теперь или нет? Я же пропал вместе с кораблём. Пока разберутся, что произошло… Да и разберутся ли?

Максим шагнул в жилой отсек, присел на кровать.

— Как вы себя чувствуете?

— Хреновато, если честно. Болит. Вот здесь, — он приложил руку к груди напротив сердца. И нога, правая… Что со мной, доктор? Я в госпитале? Странный какой госпиталь, — он заворочал глазами, осматриваясь, попытался приподняться на локтях.

— Тихо, тихо, — остановил его Максим. — Лежите, вам нельзя вставать ни в коем случае. И говорить тоже, желательно, поменьше. А лучше вообще не говорить.

— Голову-то можно приподнять? Хоть немного. И хорошо бы водички мне. Пить хочется.

— Сейчас.

Максим подложил раненому ещё одну подушку под голову. Напоил чистой холодной водой.

— Спасибо, — поблагодарил лётчик. — Какой интересный стакан, никогда такого не видел. Стекло?

— Биопластик.

— Не понял, — нахмурил брови раненый. — Что это?

— Материал такой. Вас Николай зовут? Николай Иванович Свят? Младший лейтенант?

— Да, — брови нахмурились ещё больше.

— Я — Максим, — протянул руку Максим. — Максим Седых. Можно просто Макс. Советский космонавт. Будем знакомы.

— Будем… — неуверенно сказал Николай, пожимая руку Максима. — Что значит космонавт?

— Человек, который летает в космос, если коротко. Слушай, Коля, давай на «ты»? Тебе сколько лет?

— Двадцать один. Я двадцатого года.

— Ну вот, а мне двадцать четыре. Считай, ровесники.

— На «ты» так на «ты», — сказал лётчик. — Но я всё равно ничего не понимаю. Разве мы уже летаем в космос? Никогда об этом не слышал. Или это какой-то сверхсекретный проект?

— Сам не очень понимаю, — вздохнул Максим. — Видишь ли, Коля. Я сейчас должен быть в миллиардах километрах от Земли вот в этом самом космическом корабле, который ты наблюдаешь вокруг себя. И на календаре должно быть тринадцатое августа. Только не тысяча девятьсот сорок первого года, а две тысячи девяносто пятого. На сто пятьдесят четыре года вперёд.

— Разыгрываешь?

— Честное комсомольское. Могу перекреститься, если хочешь.

— Комсомольцы в бога не верят.

— У нас, в будущем, верят. Кто хочет. Свобода вероисповедания, брат. Великая вещь. Позволяет никому не ссориться и спокойно всем вместе строить коммунизм.

— Угу. Сколько лет вперёд, говоришь?

— Сто пятьдесят четыре. Я из две тысячи девяносто пятого года.

Лётчик протянул руку и пощупал ткань универсального комбинезона на Максиме.

— Странный материал. Никогда такого не видел. И что, у вас в две тысячи девяносто пятом до сих пор коммунизм строят?

— Строят, Коля, строят. Создают. Светлое будущее или, как вы его называете, «коммунизм» — не цель, а процесс. Прекрасный идеал, к которому можно и нужно стремиться. Но быстро его достичь не получится. Если вообще получится.

— Как это?

— Как в известной поговорке про идеал.

— Не знаю такой.

— Идеал потому и прекрасен, что недостижим, — сказал Максим.

— Гипербола игрек равен единице, делённой на икс, — продемонстрировал знание математики Николай. — Стремится к осям координат, но никогда их не достигает.

— Похоже, — кивнул Максим.

— Ты сказал: космический корабль.

— Да.

— Я помню про замедление времени при субсветовых скоростях, читал про теорию относительности. Ты должен был попасть в будущее, а не прошлое.

— Коля, я не врач, но тебе точно лучше помолчать. Ранение очень серьёзное.

— Какое? Куда меня ранили?

Максим молчал.

— Давай, кореш, колись. Я бывший беспризорник, правды не боюсь. Наоборот, только она мне и нужна. Какой бы ни была горькой.

— Уверен?

— Что ты тянешь кота хвост, как баба? Уверен, не уверен… Уверен.

— В сердце тебя ранили, Коля. Если честно, не понимаю, как ты вообще жив до сих пор. Пуля застряла в правом предсердии.

Теперь замолчал Николай, обдумывая слова Максима.

— Ясно-понятно, — произнёс, наконец. — То-то я чую, что жить мне недолго осталось. Смерть в изголовье стоит, — он поднял глаза и сказал, обращаясь к кому-то невидимому:

— Погоди, сестричка, немного. Дай хоть узнаю как там, в будущем.

— Эй! — воскликнул Максим. — А ну отставить пораженческие разговорчики. Приказываю, как старший по званию.

— О как, — улыбнулся лётчик. — Так ты что, военный?

— Был. В запасе сейчас. Звание — старший лейтенант.

— Неужто летун?

— Пехота, — покачал головой Максим. — Разведка.

— Тоже нехреново. Так у вас там, в будущем, что, воюют?

— А ты как думал? До полной победы коммунизма ещё далеко, а капиталисты с империалистами как были жадными неуёмными сволочами по своей природе, так ими и остались. Приходится ставить их на место, когда совсем берега теряют. В том числе с помощью военной силы.

— Ясно-понятно, — повторил Николай, и Максим подумал, что это, вероятно, его любимая присказка. — Но всё равно, товарищ старший лейтенант, приказывать ты мне не можешь. Расскажи лучше, как ты всё-таки умудрился попасть в прошлое.

Максим рассказал. Про нуль-пространство, в котором можно передвигаться со скоростью, намного превышающей световую. Про нуль-привод, который позволяет в это пространство «нырнуть». Про три удачных запуска: два «Вишенки-1» и один «Вишенки-2» с собаками Елкой и Гайкой. Старался говорить коротко и просто, не вдаваясь в технические подробности.

— Мой полёт был четвёртым, — закончил он. — Должен был за орбитой Юпитера прыгнуть на двадцать астрономических единиц за границы Солнечной системы, развернуться, разогнаться и прыгнуть назад. Результат — сам видишь. Аварийная посадка в болото. Хорошо хоть два вспомогательных двигателя работали, сумел сесть. А то бы сгорел, к чёртовой матери, в атмосфере.

— А с кем ты разговаривал?

— Это КИР — Корабельный искусственный разум. Незаменимый помощник во всех делах, без него вообще никакого полёта бы не случилось.

— Искусственный разум… Робот, что ли?

— Ты знаешь это слово? — удивился Максим.

— Я вообще-то читать люблю, — сказал Николай. — Пьесу Карела Чапека «ВУР» [1] читал, там у него про роботов, интересно.

— Ясно-понятно, — сказал Максим, улыбнулся и подмигнул. — В какой-то мере — да, робот. Только без тела.

— Как это может быть?

— КИР, — позвал Максим. — Поговори с нашим гостем.

— Ему вредно разговаривать, — подал голос КИР. — Но вижу, что он всё равно будет говорить, характер такой.Здравия желаю, товарищ младший лейтенант. Я — КИР. Корабельный искусственный разум. Живу в компьютере корабля. Компьютер — это такая счётно-вычислительная машина, в которой хранится и обрабатывается информация.

— Ух ты, — восхищённо сказал лётчик. — А какая информация?

— Любая.

— Так-таки и любая? — недоверчиво прищурился младший лейтенант.

— Задай мне любой вопрос, — сказал КИР.

— Хм. Ладно. Столица Франции?

Максим не выдержал, засмеялся.

— Ты меня обижаешь, — сказал КИР. — Париж. Посложнее ничего не можешь придумать?

— Посложнее? Ладно. Тактико-технические характеристики немецкого истребителя «Ме-109».

— Хорошо. Вот некоторые тактико-технические характеристики немецкого истребителя «Ме-109». Он же «мессер», он же «худой»

Экипаж: один человек.

Вооружение: в плоскостях две 20-мм пушки MG FF с боезапасом по 60 выстрелов на ствол, в фюзеляже два 7,9-мм пулемёта MG 17 с боезапасом на 1000 выстрелов на ствол (или с 600 выстрелами при условии установки MG FF/M).

Дальность полёта: 700 км.

Вес: собственный — 1900 кг, полётный — 2665 кг.

Силовая установка: один 876-кВт (1175 л. с.) 12-цилиндровый V-образный поршневой двигатель Даймлер-Бенц DB 601.

Габариты: размах крыльев — 9,86 м, длина — 8,74 м, высота — 3,4 м, площадь плоскостей — 16,16 м².

Лётные характеристики: скорость — 560 км/ч на высоте 4438 м, практический потолок — 10 500 м.

Николай слушал КИРа, приоткрыв рот.

— Охренеть, — сказал он, когда тот умолк. — Просто охренеть.

— Могу дать информацию по любому самолёту любого времени и любой страны, начиная с первого самолёта братьев Райт и заканчивая самолётами две тысячи девяносто пятого года, — сообщил КИР.

— И не только по самолётам, — добавил Максим. — Ты представить себе не можешь, каким количеством информации оперирует КИР. Ленинская библиотека в Москве отдыхает. Вместе с другими крупнейшими библиотеками мира.

— Как это — отдыхает? — не понял Николай.

— В смысле, в них информации меньше, чем у КИРа. У всех вместе взятых.

— Даже так? — хитро прищурился Николай. — Ну-ка, КИР, скажи, какое боевое задание получил 234-й истребительный полк ПВО тринадцатого августа 1941 года?

— Нет такой информации, — ответил КИР.

— Попался, — улыбнулся Николай.

— Твоё задание? — спросил Максим.

— Ну да… Ты думаешь, как я здесь оказался? Нас придали бомбёрам. СБ-2 машины. Те должны были по житомирской железнодорожной станции ударить. А там зенитки и «мессеры». Моего ведомого сбили, я стал уводить «худых» от бомбёров, они были главнее. Крутился, как мог, и сам не заметил, что за линий фронта уже. Не так чтоб далеко, но всё-таки… Дальше ты видел, наверное. Пришлось драться. Одного завалил, а потом… — он побледнел, его лицо исказилось.

— Погоди, Коля, -сказал Максим. — Давай так сделаем. Ты пока полежишь спокойно и помолчишь, а мы с КИРом покажем тебе кино. Любишь кино?

— Кто ж не любит! Мой любимый фильм — «Чапаев»! Пять раз на него ходил. «Весёлые ребята» тоже ничего, «Трактористы». Как там Крючков пляшет, а? Вот как надо, милая моя, — процитировал он, смеясь. — А ты растерялся!

— Потом можем и «Чапаева» показать и «Трактористов», и всё, что захочешь. Но пока… КИР, что у нас есть такое, общеобразовательное, по новейшей истории? СССР, России и вообще мира. Начиная с сорок первого года и до нашего две тысячи девяносто пятого. Конспективно. На полчаса — сорок минут.

— Готового ничего, но конспективно я могу смонтировать такой фильм за минуту.

— Давай. И выведи нам немцев пока сюда на экран. Где они там?

Засветился экран на пустой стене жилого отсека.

Камера дрона показала с высоты лес, речку, к которой через ровное поле по колее двигался мотоцикл и бронетранспортёр.

— Немцы, — сказал лётчик с непередаваемой интонацией.

— Они, — подтвердил Максим. — Наш дрон-разведчик за ними следит с высоты.

— Дрон-разведчик?

— Вот такой маленький летающий робот, — показал пальцами Максим.

— Охренеть, — повторил Николай. — Слушай, повыше как-то можно лечь? Неудобно.

— КИР, сделай повыше кровать, — скомандовал Максим. — Чтобы полулёжа можно было смотреть.

Кровать сдвинулась, меняя конфигурацию. Половина приподнялась, половина осталась на месте.

— Ух ты, — сказал лётчик. — С каждой минутой всё больше верю, что вы и впрямь из будущего.

— То ли ещё будет, — сказал Максим. — Ты, главное, держись. Есть хочешь, кстати?

— Нет, спасибо, пока не хочу.

— В туалет? Не стесняйся.

— Тоже пока не хочу. Давай за немцами последим.

Немцы, действительно, выдвинулись на поиски сбитого советского истребителя.

Ниже гранитных скал оказался брод, к которому вела едва заметная колея. Сразу за рекой она брала вправо, шла по берегу и потом, примерно через километр, сворачивала в лес, превращаясь в заросшую лесную дорогу.

Однако немцы туда не поехали. Перебрались на другой берег, остановились. Унтер-офицер сверился с картой, отдал неслышный приказ, махнул рукой, показывая направление.

Отделение рассредоточилось, солдаты взяли винтовки наизготовку и скрылись в лесу. За ними последовал унтер-офицер.

На берегу остались только двое водителей — бронетранспортёра и мотоцикла.

Теперь немцев было не видно, их хорошо скрывала листва деревьев.

— Меня ищут, суки, — сказал лётчик. — И к бабке не ходи.

— Самолёт найдут быстро, — сказал Максим. — А вот нас — вряд ли. Мы уже под водой.

— То есть?

Максим объяснил, что корабль успел погрузиться в воду полностью:

— Вода чёрная, болотная, мутная. Плюс ряска. Сейчас август, вода зацвела уже. Ничего в ней не разглядеть.

— Хорошо, коли так, — сказал Николай. — А если всё-таки найдут, что делать будем? Оружие какое-нибудь есть у тебя, товарищ старший лейтенант?

— Нет оружия, — сказал Максим. — У меня же исследовательский корабль, зачем оно?

— Оружие — такая вещь, которая всегда может пригодиться, — поучительно заметил лётчик. — Сам видишь.

— Да, — согласился Максим.

Он представил, что будет, если немцы и впрямь обнаружат «Пионер Валя Котик» и похолодел. Уже второй раз за сегодняшний день. Технологии конца двадцать первого века, попавшие в руки немецких фашистов из тысяча девятьсот сорок первого года могли натворить неописуемых бед.

Конечно, в них ещё предстояло разобраться, но уж кого-кого, а проницательных учёных и инженеров у немцев хватало. Разберутся, в конце концов. Не сразу, но разберутся. И тогда… Нет, допустить этого нельзя ни в коем случае.

— КИР, — позвал он.

— Здесь.

— Скажи мне, пожалуйста, друг мой. В самом крайнем случае, если потребуется, мы можем уничтожить корабль?

— Смотря что ты имеешь в виду под словом «уничтожить». Полностью уничтожить, без следа, нет, не можем. Но можем превратить его в бессмысленный кусок металла.

— Конкретнее.

— Можно запрограммировать критический перегрев реактора таким образом, что он самоуничтожится и уничтожит весь корабль. Биопластик просто испарится, углерит распадётся на составляющие, металлы сплавятся. Десять тысяч градусов по Цельсию достаточно, чтобы расплавить печь в аду, не то что корабль

— Радиация? Хотя какая радиация у кваркового реактора, что это я… Болото, лес вокруг?

— Болото, разумеется, закипит и испарится. Лес может загореться. А может и не загореться. Как карта ляжет.

— Ясно-понятно, — Максим и сам не заметил, как подхватил выражение Николая. — Это можно сделать в любую минуту?

— Да. Управление реактором нарушено, ремонтные наноботы восстанавливают, но критический перегрев можно устроить и без этого. Достаточно запустить напрямую и бежать.

— Хм. А можно сделать так, что критический перегрев реактора запустится при попытке проникновения на корабль кого-то чужого?

— Нет ничего проще. К слову, фильм готов.

— Отлично. Но пока за немцами проследим. Опусти дрон ниже, пусть найдёт их.

— Слушаюсь.

Кроны деревьев прыгнули навстречу. Дрон запетлял на высоте метров сорока над землёй, выискивая отделение солдат.

Наконец, обнаружил.

Вероятно, немецкие пилоты весьма точно засекли и передали координаты упавшего И-16, потому что нашли его довольно быстро.

Нашли, обследовали и, убедившись, что лётчика в кабине нет, оставили двоих снимать вооружение — пулемёты, а остальные принялись обыскивать лес вокруг и, в конце концов, вышли к болоту.

Теперь дрон-разведчик держался гораздо ниже. Сначала он успешно притворялся жуком, а затем и вовсе уселся на ветку ближайшего дерева и замер, наблюдая и слушая.

Один из немецких солдат явно был охотником, потому что разбирался в следах. Собственно это он привёл отделение к берегу болота по тем следам, что оставил Максим, когда тащил на себе Николая.

— Вот здесь он зашёл в воду, господин фельдфебель, — переводил Максим немецкую речь.

— Это же болото. Зачем он полез в болото?

— Не могу знать. Возможно, хотел таким образом сбить со следа собак-ищеек.

— У нас нет собак-ищеек.

— Но он-то этого не знал.

— Он же ранен, ты сам говорил.

— Так точно, ранен. Кровь в кабине и следы крови на траве. Думаю, он не мог далеко уйти.

— Что ты предлагаешь?

— Нужно поискать на другой стороне болота. Если там есть следы, то пойти по ним и догнать русского. Он теряет силы от потери крови, как раненый кабан, это будет недолго.

— А если следов не будет?

— Значит, он утонул. Болото — коварная вещь. Его могло затянуть, когда он перебирался на другую сторону.

— Внимание, отделение, — скомандовал мордатый фельдфебель. — Обходим болото с двух сторон, ищем следы русского лётчика. Лично от меня пачка сигарет и полбутылки шнапса тому, кто первый найдёт, — он свистнул в свисток.- Вперёд! Точка встречи вон там, у сухого дерева.

Немцы снова разделились, солдаты принялись обходить болото по берегу.

— Умные, гады, — прокомментировал Николай. — А ты, смотрю, немецкий хорошо знаешь. Специально учил?

— У меня мама немка, — сказал Максим. — Так что язык с детства знаю, как родной.

— Из поволжских немцев?

— Нет, из самой Германии. Из Дрездена, это столица Саксонии.

— Ясно-понятно, — промолвил Николай нейтральным тоном.

— Коля, у нас границы открыты, и каждый сам волен выбирать место и образ жительства. Отец познакомился с мамой, когда был в Германии в командировке. Они полюбили друг друга. Мама переехала за отцом в Советский Союз, приняла наше гражданство. Потом я родился. Нормально всё, не переживай.

— Я не переживаю, — сказал Николай. — Ты мне только скажи, мы выиграем эту войну?

Максим улыбнулся.

— Конечно, выиграем, Коля. Победа будет за нами.

— А когда? — жадно спросил лётчик.

— Немцы подпишут капитуляцию девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. После того, как падёт Берлин.

— Ох… Так долго?

— Да, Коля, так долго, — сказал Максим. — И цена Победы будет немалой. Уж можешь мне поверить.


[1] Известная пьеса К. Чапека «R. U. R.» была переведена на русский язык и вышла в 1924-м году отдельным изданием в Госиздате под названием «ВУР». Верстандовы униве

рсальные работари'.

Загрузка...