По прозвищу Святой. Книга первая

Глава одиннадцатая

Посреди поляны стояла, уже слегка вросшая в землю и покрытая мхом, небольшая бревенчатая избушка. Вероятно тот самый старый охотничий домик, о котором говорил Аким.

— А где у неё ножки? — спросила самая маленькая девочка по имени Хая.

— Это другая избушка, — сказал Аким. — Здесь нет Бабы Яги. Не бойся.

— Я и не боюсь, — заявила Хая. — Только устала. И кушать очень хочется.

Детей разместили в домике — на полу и лавке. Остальные расположились снаружи. Нарезали лапника для постелей, развели два костра, поели из тех запасов, что прихватили с собой. В домике нашёлся закопченный чайник и пара алюминиевых кружек, а у Акима в вещмешке — чай и сотовый мёд.

— Шикарный ужин, — заметил по этому поводу Моисей Яковлевич, прихлёбывая из своей кружки. — Чай с мёдом — полезен для сердца.

— Ничего, Моисей Яковлевич, — сказал Максим. — Сбросите в партизанах лишние килограммы, и сразу вашему сердцу станет гораздо легче.

— Думаете?

— Уверен.

— Говорите как доктор.

— Я не доктор. В смысле не врач. Но кое-что в медицине понимаю. Точнее, в человеческом организме. Ему, главное, не мешать, и тогда он способен на многое.

— Например?

— Например, вылечить себя сам.

— Пока ты молод, так и есть, — согласился Моисей Яковлевич. — А как перевалит за пятьдесят, уже немножечко не так.

— А когда за шестьдесят, то и совсем не так, — улыбнулся сапожник Изя, поправляя очки. — Я, к примеру, стал с возрастом хуже видеть. Давление скачет. И почему-то мой организм ничего с этим делать не хочет. Наотрез отказывается самоизлечиваться.

— И мой, — подтвердил Моисей Яковлевич. — Вот прямо сейчас чувствую, что давление сильно повысилось. Что с этим бороться без лекарств?

— Попробуйте подышать особым образом.

— Каким?

— Глубоко вдохнули сначала животом, потом грудью. Задержали дыхание на пять-шесть секунд. Выдохнули до конца сначала грудью, потом животом. Снова задержали дыхание на те жепять-шесть секунд. Потом нормально подышали с минуту и еще дважды повторили [1], — показал Максим. — Давление понизится в девяти случаях из десяти.

Моисей Яковлевич попробовал. Остальные с интересом за ним наблюдали.

— И правда, — с удивлением сообщил учитель истории минут через десять. — Легче стало.

— А зрение? — спросил Изя.

— Тоже упражнения. Закройте глаза и водите ими справа-налево десять раз, вверх-вниз десять раз и по диагонали столько же, — Максим показал пальцем как. — Каждый день. Очень полезно для глаз. Укрепляет. Всё дело в движении, — объяснил он, оглядывая слушателей (а слушали его внимательно все). — Движение — это жизнь. Тут нет никакой загадки. От движения кровь бодрее бежит по артериям и венам, лучше снабжает наши органы кислородом, а значит, улучшает их работу. В результате мы лучше себя чувствуем. Поэтому зарядку делать полезно. А не делать — наоборот. Но и перетруждаться не надо, особенно в возрасте. Всё должно быть по силам и в удовольствие.

Распределили ночное дежурство.

Спать легли рано, когда солнце только-только скрылось за горизонтом. Взамен поднялась луна, идущая на убыль, но ещё достаточно яркая, чтобы залить поляну и лес своим призрачным светом.

Максим лежал на подстилке из лапника, смотрел на луну и думал о том, что она ничем не отличается от той, которая осталась в его мире. Такая же щербатая, вечная и ясная. С теми же самыми пятнами «морей» и светлыми участками «суши».

Хотя нет, не такая же. На его Луне уже построено аж три постоянные базы (одна международная, одна китайская и одна советская), а здесь ещё никто даже не мечтает по-настоящему об этом. И только он совершенно точно знает, что через каких-то двадцать лет первый человек полетит в космос, а через двадцать восемь ступит на Луну. Рассказать сейчас кому-то — не поверят. Что такое двадцать лет? Мгновение. Это для молодых много, а спроси того же Моисея Яковлевича, и он скажет, что двадцать лет назад для него, как вчера. Ладно, позавчера. Хотя, Коля Свят, поверил. Но там другое, он ему показал. Эх, Коля, Коля, спасибо тебе за то, что дал мне имя. Как там Моисей Яковлевич сказал сегодня — Святой? Ещё не хватало, — прицепится прозвище… Да и пусть цепляется, неважно это…

Максим уснул.

Он спал без сновидений до трёх часов ночи, когда его, тронув за плечо, разбудил Василий.

— Ага, — сказал Максим, мгновенно проснувшись. — Встаю, спасибо. Всё в порядке?

— Без происшествий, — ответил молодой шофёр. — Я ложусь.

— Давай.

Максим сходил в кусты, размялся, подогрел на костре остатки вчерашнего чая, позавтракал частью плитки пищевого концентрата.

Луна давно зашла. Светало. Проснулись птицы. Клочья ночного тумана цеплялись за траву, но не могли удержаться — постепенно поднимались выше, уступая место первым солнечным лучам. Пора было будить людей и двигаться дальше.

Было двенадцать часов дня, когда Максим понял, что за ними следят. Видимо, понял это и Аким — остановился, поднял руку и громко сказал:

— Кто там? Выходи. Это я, Аким.

— Вижу, что ты, дядя Аким, — раздался голос откуда-то справа. — А вот кто с тобой, не знаю.

— Чужих бы не привёл, — сказал Аким. — Выходи, давай, Стёпка, я знаю, где ты. Вон, за сосной ховаешься. Только плохо ховаешься, рубаха торчит. Тоже мне, лазутчик.

— И ничего не торчит, — из-за сосны вышел на тропинку совсем молодой белобрысый хлопец, почти мальчишка. В руках он держал такую же берданку, как у Акима. — Здравствуй, дядя Аким.

— Здравствуй, Стёпка. Давай, веди к командиру.

— Не, не могу. Ждите здесь. Я схожу, доложу.

— Я с тобой, — сказал Аким.

— Я тоже, — сказал Максим, выходя вперёд. — Это мои люди, я за них ответственный.

— А вы кто? — нахмурился Стёпка.

— Меня зовут Николай Свят, — представился Максим. — Младший лейтенант Красной Армии. Остальное расскажу твоему командиру. Если ты, конечно, не против, — добавил он с усмешкой.

Они обогнули болото, перевалили через пригорок, нырнули на дно старого, умело заваленного валёжником, оврага, который через сотню метров сошёл на нет, и, миновав густой осинник, вышли в сосновом бору, потянувшемся с запада на восток.

Здесь их остановили двое часовых, вооружённых трёхлинейками:

— Стой, кто такие?

— Это я, Стёпка, — сообщил Стёпка. — Со мной дядька Аким и командир Красной Армии. Младший лейтенант.

— А документы якiсь у командира е? — осведомился бородатый партизан лет тридцати, с подозрением глядя на Максима.

— Целых два, — усмехнулся тот. — И оба настоящие.

— Покаж.

Максим показал ему аусвайс Михаэля Самуиловича Златопольского, еврея и удостоверение унтершарфюрера СС Клауса Ланге.

— Первое для немцев, — сообщил он. — Второе тоже для немцев. Имеется также немецкая форма и вот это, — он похлопал по кобуре с люгером. — С эсэсовца снял. Плюс четыре автомата, две винтовки и патроны к ним. Но не здесь. Веди к командиру, боец, дело важное.

Бородатый хмыкнул, вернул документы:

— Проводи, Стёпка.Командир в штабе мае бути.

Они прошли дальше, углубились в бор.

Запахло дымом от костров и впереди, между сосен, Максим разглядел несколько основательных землянок — бревенчатых срубов, врытых в землю с двускатными крышами, покрытыми дёрном.

Миновали, сложенную из камней, печь под навесом. Здесь же имелся большой, грубо сколоченный стол с лавками по бокам и пара столов с самодельными табуретками поменьше. На печи булькал чугунный котёл, в который повариха — молодая девчонка лет семнадцати-восемнадцати в ситцевом летнем платье и таким же платком на голове сыпала почищенную и нарезанную картошку. Максим уловил запах мясной похлёбки.

Штаб отряда был побольше жилых землянок и не так утоплен в землю.

Степан спустился на три ступени, постучал в дощатую дверь.

— Войдите!

Вошли.

Военный разведчик должен запоминать и оценивать новую обстановку с одного взгляда. Космонавту, в особенности космонавту-испытателю, это умение тоже не повредит.

Максим таковым умением обладал.

Вот и сейчас он сразу увидел и запомнил всё: деревянный — а какой же ещё? — стол с расстеленной картой местности, парой карандашей, керосиновой лампой, двумя жестяными кружками и пустой консервной банкой, служащей пепельницей.

Деревянные нары с двух сторон. Четыре табурета. Пол из грубых некрашеных досок. Над столом, на торцевой стене — чёрно-белый портрет И. В. Сталина на странице, вырезанной из какого-то журнала. Сквозь небольшое окошко падает солнечный свет.

За столом — двое мужчин примерно одного возраста, лет сорока пяти, но абсолютно разные.

Первый — худощавый, черноволосый, усатый, остроносый с синими пронзительными глазами на смуглом лице был одет в выгоревшую гимнастёрку без знаков различия, галифе и сапоги. На кожаном ремне — кобура. Судя по форме, для нагана.

Второй — полноватый, лысеющий, гладко выбритый, в сорочке, коричневой паре, запылённых сапогах и дымящейся папиросой в углу длинного рта. Правый глаз прищурен.

— Вот, — сказал Стёпка. — Привёл. Шли к нам.

— Здорово, дядька Аким, — произнёс черноволосый, не спуская глаз с Максима.

— И ты будь здоров, Сергеич, — сказал Аким.

— Здравствуйте, — поздоровался Максим. — Я — младший лейтенант Красной Армии Николай Свят. Пока это всё, что могу вам о себе сообщить. Удостоверение личности имеется, но с собой не брал. Во избежание.

— Мы должны поверить на слово? — спросил черноволосый.

Полноватый помалкивал. Курил свою папиросу, поглядывал на Максима серо-зелёными глазами: прищуренным правым и нормальным левым.

— Можете не верить, — сказал Максим. Шагнул вперёд, пододвинул к себе табурет, уселся. — Путь к вам был неблизкий, — пояснил. — А в ногах, как известно, правды нет.

— Садись, дядька Аким, — предложил черноволосый. — Слышал, что твой знакомец сказал? В ногах правды нет.

Аким сел на нары и сказал:

— Я ему верю. Он в одиночку отправил на тот свет шестерых полицаев и спас от смерти лугинских евреев.

— Погоди, — сказал полноватый. — Каких лугинских евреев? Тех, что вчера должны были расстрелять?

— Вы знали, что их должны расстрелять? — посмотрел на полноватого Максим.

— Знали, — сказал полноватый, отводя глаза.

— И ничего не сделали?

— А ты кто такой, чтобы нам такие вопросы задавать? — в голосе черноволосого прорезались жёсткие нотки.

— Вам уже сказали. Я тот, кто в одиночку убил шестерых полицаев и спас евреев. Двенадцать человек, включая троих детей. Вам этого мало?

— Среди полицаев Грицько Стасюк был, — добавил Аким.

— Известная гнида, — сказал полноватый.

— Ты трупы видел? — спросил черноволосый.

— Нет, — ответил Аким. — Но я ему верю, ещё раз скажу. Он правду говорит. Когда говорит.

— Могу рассказать, где они лежат, — сказал Максим. — Пошлите людей, проверьте.

— Пошлите людей, — передразнил черноволосый. — Ты думаешь, мать честная курица лесная, у меня много свободных людей? Ладно, твоё счастье, что дядька Аким за тебя слово говорит. Акиму мы доверяем. Давай, излагай, чего тебе надо. Я прямо-таки чую, что тебе что-то надо. И это что-то нам вряд ли понравится.

— Давайте сначала всё-таки познакомимся, — сказал Максим. — Хотелось бы знать, с кем я имею дело.

Черноволосый и полноватый переглянулись. Полноватый едва заметно пожал плечами. Мол, не знаю, решай сам.

— Справедливо, — кивнул черноволосый. — Меня зовут Иван Сергеевич, фамилия Нечипоренко. Командир этого партизанского отряда. До войны был председателем колхоза. А это, — он показал на полноватого. — Остап Богданович Сердюк. Мой заместитель по всем вопросам и комиссар. До войны был главным бухгалтером того же колхоза. Ещё вопросы?

— Пока нет, — сказал Максим. — Этого достаточно. Как я уже говорил, к сожалению, не могу рассказать вам всего о себе. Считайте, что я послан командованием за линию фронта с особым заданием. Спасение советских людей входит в это задание.

— Советских людей — это евреев? — уточнил Сердюк.

— Евреи такие же люди, как и все остальные, — спокойно сказал Максим. — Надеюсь, мне не нужно это объяснять? И я намеренно опустил сейчас определение «советские». Потому что немецкие фашисты уничтожают сейчас евреев во всех странах, которые захватывают. Но советских они уничтожают с особым рвением. Впрочем, вам это и самим отлично известно.

— Жиды и большевики, — сказал Ничипоренко.

— Именно, — подтвердил Максим. — Двойная ненависть. Ещё и славяне на самом деле, но об этом они на всех углах не распространяются. С теми же ОУН и даже УПА даже заигрывают. Делают вид, что те им нужны.

— А разве не так? — спросил Ничипоренко.

— Пока так. До поры до времени. Немцам выгодно, чтобы славяне сами убивали славян, а заодно и большевиков с евреями. Меньше возни. Но ОУН зря надеется, что немцы на Украине позволят им создать своё украинское нацистское государство. Никогда этого не будет. Высшим политическим руководством Германии уже разработан тайный план «Ост», по которому на оккупированных советских и не только советских территориях должно остаться всего несколько миллионов славян — русских, украинцев и белорусов. Остальные десятки и десятки миллионов будут частью уничтожены, а частью переселены.

— Куда? — спросил комиссар отряда Сердюк.

— Северный Кавказ, Западная Сибирь и даже Южная Америка. Да, евреи по этому плану должны быть уничтожены все до единого человека.

— А коммунисты? — поинтересовался командир отряда.

— Коммунисты приравниваются к евреям и подлежат стопроцентному уничтожению, — сказал Максим. — Я хочу, чтобы вы поняли. ОУНовцы, которые сейчас хозяйничают на Житомирщине, такие же враги советской власти, как и немцы. И даже хуже. Немцев мы, в конце концов, выбросим с нашей территории, дойдём до Берлина и водрузим советский флаг над Рейхстагом. Победа будет за нами. Это так же неизбежно, как восход солнца. А вот местных нацистов так просто не победить.

— Почему? — нахмурился Нечипоренко. — Самых рьяных, у кого руки по локоть в крови, к стенке. Остальных — в лагеря, на перевоспитание.

— Эх, — вздохнул Максим, — если бы это было так просто… Но мы отвлеклись, товарищи. Речь сейчас о людях, которых я привёл. Двенадцать человек. Трое мужчин, трое детей и шесть женщин. Нужно, чтобы вы их приняли. Им больше некуда идти.

— Слушай, младший лейтенант, — сказал Нечипоренко. — Я всё понимаю, людей надо спасать. Но…

— Советских людей, — перебил Максим.

— Да, конечно, советских, но…

— Вы коммунист, товарищ командир отряда? — спросил Максим.

— Коммунист, — подтвердил Нечипоренко. — Член партии с тысяча девятьсот девятнадцатого.

— А вы, товарищ комиссар? — Максим посмотрел на Сердюка.

— Я с двадцать четвёртого. Сразу после смерти Владимира Ильича Ленина вступил, — сказал тот.

— Значит, вы здесь советская власть. Другой нет.

— Да какая мы власть, — вздохнул Нечипоренко. — Оружия нет, патронов нет, взрывчатки — кот наплакал. Людей мало. Жратвы и той нет. Чем я твоих евреев кормить буду, лейтенант? Сами едва выживаем. А тут ещё двенадцать ртов.

— Я бочку мёда дам, — подал голос Аким. — Двадцать литров, этого года мёд. Липовый.

— Спасибо тебе, дядька Аким, — сказал Нечипоренко. — Мёд — это хорошо. Но одним мёдом жив не будешь.

— Сколько времени вы можете кормить двенадцать человек на имеющихся запасах? — спросил Максим.

Нечипоренко посмотрел на своего комиссара.

— Неделю точно сможем, — сказал тот. — Если пояса затянуть — две. Потом на крапиву и лебеду переходить придётся. Напомню, что осень не за горами, а там и зима.

— А если я скажу, что в течение недели обеспечу вас продовольствием? — спросил Максим. — Причём надолго, с хорошим запасом?

— Сказать мало, — усмехнулся в усы командир отряда. — Сказать я и сам могу. Вот если обеспечишь — другое дело.

— Обеспечу. Даю слово. Но, разумеется, с неба оно само не упадёт. Может потребоваться ваша помощь.

— Оружия мало, — повторил Нечипоренко. — Но чем можем, поможем.

— Тогда принимайте людей, оружие и ждите меня. Сегодня у нас двадцатое августа, среда?

— С утра было двадцатое, — подтвердил Сердюк.

— Значит, ждите меня завтра или послезавтра.

— С продовольствием? — недоверчиво осведомился Нечипоренко.

— Это вряд ли. Не так быстро. К тому же, одному мне не справится. Вернусь с реальным планом как его в ближайшее время добыть. А пока — вот, — Максим развязал вещмешок и выложил на стол девять плиток пищевого концентрата в обычной бумажной упаковке (родную, с маркировкой Роскосмоса, пришлось снять). — Одной такой плитки хватит троим на день. Или одному на три-четыре дня. Кусаешь, жуешь, глотаешь, запиваешь водой, кипятком или чаем. Или вовсе не запиваешь.

Нечипоренко взял плитку, осмотрел со всех сторон, понюхал.

— Это где ж такое делают? — поинтересовался. — Никогда не видел.

— Секретная разработка, — подмигнул Максим. — Ешьте смело, не отравитесь. Отвечаю.

[1] Упражнение по снижению давления доктора Евдокименко.