По прозвищу Святой. Книга первая

Глава первая

Прошлое гораздо ближе, чем кажется.

Неизвестный автор

— Всё нормально, падаю!

Кажется, эта фраза из древнего фильма «В бой идут одни старики».

Кажется, он произнёс это вслух.

— Не понял, повторите.

Точно, произнёс. А то с чего бы КИРу запрашивать повтор?

— Потом. Главный двигатель?

— Отказ реактора.

— Вспомогательные?

— Первый и четвёртый. Второй и третий вне доступа.

— … .

— Материться нехорошо.

— Поучи меня, поучи… Антиграв?

— Отказ.

— Аккумуляторы?

— Семьдесят восемь процентов заряда.

— Хоть что-то… Время до критического перегрева термозащиты?

— Пятьдесят две секунды. Потом начнётся распад.

Максим бросил взгляд в иллюминатор, за которым бились плазменные всполохи.

Корабль падал, окутанный огненным коконом, сквозь который мгновениями проглядывались клочковатые облака внизу и глубоко под ними — земля, выгибающаяся в туманной дали косым изогнутым горизонтом.

И над всем этим родным великолепием, жадно притягивающим его с ускорением 9,8 метров в секунду за секунду — тёмно-фиолетовое небо.

Небо, с которого он только что сверзилсяи теперь падает, объятый пламенем, словно какой-нибудь долбаный Икар.

Обзорный экран при такой температуре за бортом не работал, — камеры отключились, а хотя бы один настоящий иллюминатор имелся в каждом космическом корабле, и это была не только дань традиции, но и разумная необходимость. Мало ли что с камерами и передачей изображения, а свои глаза есть свои глаза, что бы кто ни говорил. Вот сейчас, например, они видят бушующее пламя за бортом. Информация, как-никак.

Думай, Макс, думай.

Хрена тут думать, садиться надо. Реактор — ноль, антиграв — ноль. Значит, на устойчивую орбиту не выйти. А если и выйти на вспомогательных, что потом? Вспомогательные — два из четырёх — это слёзы. Аккумуляторы — да, какое-то время он продержится.

Но что, мать его, дальше⁈

Откуда вообще здесь взялась Земля⁈

Отставить, потом. Думай!

— КИР, связь с Землёй.

— Отсутствует.

— Связь с внешними станциями.

— Отсутствует.

— С Луной?

— Отсутствует.

— Да что ж такое…

— Пятнадцать секунд до критического перегрева термозащиты.

— На двух вспомогательных сядем?

— Шансы есть.

— Земля, вода?

— Земля. Европейская часть России. Семь секунд.

— Да твою ж…

— Пять секунд.

— Врубай вспомогательные, садимся!

Щёлкнуло, засвистело, хлопнуло.

Корабль дёрнулся, перегрузка вдавила в кресло.

Мелькание цифр на мониторе, бесстрастно выдающих растущую скорость падения, замедлилось.

Алая полоска датчика температуры остановилась, дрогнула и медленно-медленно поползла обратно от критической черты.

Уф, теперь молиться Богу, чтобы вспомогательные выдержали.

Ну а там… Европейская часть России? Нормально. Гораздо хуже глухая сибирская тайга, где до сих пор можно неделями искать упавший гравилёт. И не найти. Бывали прецеденты.

Или в Тихом океане. Вдали от грузовых и пассажирских трасс. Где-нибудь по центру Большого мусорного пятна. За которое, правда, недавно взялись, но там ещё на десятилетия работы.

Или взять любимую Туркмению, где он служил после окончания Бауманского училища с военной кафедрой.

Он вспомнил, как однажды ночью, когда пропала Сеть, вёл свой разведвзвод по звёздам и офицерскому компасу, а утром, сходу, они вступили в бой с ротой «томми» в районе бывшей Кушки. Почти там же, где двести семь лет назад, в тысяча восемьсот восемьдесят пятом, русские войска разбили превосходящие силы афганцев, науськанных англичанами, в знаменитом «бою на Кушке» (потери афганцев — до тысячи убитых и раненых, потери русских — девять человек убитыми и сорок пять раненных). В результате этого боя, между прочим, были окончательно установлены южные границы Российской империи. А затем и первого Советского Союза.

СССР 1.0, как писали когда-то. Потом само отпало. Остался просто СССР — первый по умолчанию и СССР 2.0, в котором Максим родился и вырос.

Бой разведвзвода Максима с британцами такого значения не имел, но, тем не менее, определённую роль сыграл. Положительную, ясное дело. Британцы потеряли девять человек убитыми, около двадцати раненными и отступили на западный берег речки Кушки, запрашивая подкрепление. Однако первым подоспело наше подкрепление, и дело для «томми» кончилось хорошо — все они попали в плен и остались живы.

Он в том бою потерял двоих разведчиков. Ещё пятеро были ранены, в том числе и сам Максим.

А Сеть снова появилась через какое-то время, как ни в чём не бывало.

Рассказывали потом, что случился элементарный сбой квантового компьютера, управляющего спутниковой группировкой, которая обеспечивала работу глобальной Сети в этом районе.

Бывает.

Но Максим тогда впервые получил наглядное и доходчивое подтверждение тому, что родители, учителя, воспитатели и преподаватели вдалбливали ему с самого раннего детства: техника — это прекрасно, но полностью надеяться можно только на себя.

Опять не о том думаю.

А о чём думать?

О том, что эксперимент не удался, что-то пошло не так, и третий прототип нуль-звездолёта с гордым названием «Пионер Валя Котик» вместо того, чтобы благополучно выйти из нуль-пространства на расстоянии двадцать астрономических единиц от Солнца, в межзвёздном пространстве, падает сейчас на Землю?

С отказом реактора, антиграва, связи и двух вспомогательных двигателей из четырёх.

И это ещё непонятно, что у нас с нуль-приводом. Хотя, какая, к чёрту, разница, что с ним. Одно то, что он не сработал, как планировалось, говорит о том, что пользоваться им нельзя. Или можно? Ладно, пока неважно.

Вот об этом и думаю, о ненадёжности техники. Хотя в данном случае техника, скорее всего, не виновата. А имел место глобальный просчёт товарищей учёных-физиков, которые не учли какой-нибудь важный фактор, в результате чего корабль вместо того, чтобы прыгнуть вперёд, сиганул назад. Потому что иначе происшедшее не объяснить. При этом так «удачно» сиганул, что чуть не врезался в Землю. За малым пронесло. И то ещё не знаю, чем всё кончится.

Хотя всё это очень странно, конечно. «Пионер Валя Котик» — уже третий прототип. И первый, в котором полетел человек. То бишь, я. Первые два аппарата были вообще не приспособлены для этого. Самый первый с нежным названием «Вишенка» нырнул сначала на десять астрономических единиц [1] туда и назад и благополучно вернулся на Землю на планетарном ядерном двигателе.

Потом — на двадцать пять астрономических единиц. И тоже вернулся.

Потом был «Вишенка-2», с собаками на борту — симпатичными дворнягами Гайкой и Ёлкой. «Вишенка-2» нырнула в нуль-пространство за орбитой Юпитера, вынырнула в двадцати астрономических единицах от Солнца, развернулась, разогналась, снова нырнула-вынырнула и затем благополучно достигла Земли, как и «Вишенка-1».

Три удачных полёта, три удачных прыжка.

Мой был четвёртым.

И что, спрашивается, пошло не так?

Ладно. Будем надеяться, сядем. Чёрт, перегрузка, мысли путаются…

Он скосил глаза на монитор.

4.9g.

Многовато. Получается, он при своих семидесяти восьми килограммах сейчас весит где-то под четыреста. На тренировках и больше испытывал, но то на тренировках….

Терпи, жди и молись.

Господи, не дай умереть во цвете лет. Я же ещё молодой, холостой-неженатый, детишек не родил, кучу дел не сделал. Помоги, Господи, не разбиться о родную землю. О чужую — тоже помоги. И вообще, помоги, а? Что тебе стоит. Хоть разок.

Он попытался перекреститься, но вышло плохо — уж больно тяжёлой оказалась рука.

4g… 3,5… 2,8… 2… 1,6…

Ага, полегче. Другое дело.

Он вдохнул полной грудью. Выдохнул.

— Три минуты до касания, — доложил КИР — Корабельный искусственный разум.

— Внешние камеры?

— Отказ.

— Ну и корабль мне достался, мать его. Что ни возьми — отказ. Сканеры?

— Под нами лес. Восемьсот тридцать метров до поверхности.

— Это я вижу…

Замелькали на мониторе цифры альтиметра.

750 метров… 600… 490… 310… 200…120… 80….40…20…10…

В закопченный иллюминатор ни черта было не разглядеть.

Отчего-то вспомнилось, как в детстве коптили стёклышки на костре и потом смотрели через них на солнечное затмение….

Пять метров до земли. Три…два…один…

Есть касание!

Оп-па, а это что? Погружаемся?

— КИР! Ты куда нас посадил⁈

— Болото. Ничего страшного. Глубина три метра двадцать четыре сантиметра. Есть. Встали на дно. Люк верхнего шлюза на поверхности.

— И на том спасибо. Большое болото? Сколько до берега?

— До ближайшего островка пять метров. До юго-восточного берега ближе всего — тридцать четыре метра. Потом начинается лес. Смешанный.

— Где мы вообще?

— Местность известна как Житомирское Полесье.

— Житомирское Полесье… Украина?

— Да.

— Плохо знаю. А точнее, совсем не знаю. Хотя примерно понимаю, где это. Характеристика?

— 'Наиболее важными отличительными особенностями Житомирского Полесья, входящего в Украинское Полесье является более высокое гипсометрическое положение, значительная роль кристаллических пород в строении современного рельефа, широкое развитие узких и относительно глубоко врезанных речных долин, наличие больших лёссовых островов и значительно меньшая заболоченность территории… — принялся зачитывать КИР.

— Стоп, стоп. Значительно меньшая заболоченность территории, говоришь? Но мы же в болоте!

— Меньшая — не значит полное отсутствие. Нашли.

— Шутишь, молодец. Местное время?

— Двенадцать часов. Примерно.

— Что значит — примерно?

— Пока не могу более точно определить.

— Температура за бортом какая? Время года?

— Двадцать шесть градусов по Цельсию. Лето.

— Сеть?

— Отсутствует.

— Как это может быть? Я понимаю, где-нибудь в сибирской тайге или в Каракумах, как раз недавно об этом думал. Но здесь?

— Не знаю. Создаётся впечатление, что Сеть просто исчезла. Я не могу засечь ни одного спутника на орбите. То ли их нет, то ли они все разом перестали функционировать.

— Чёрт знает что… Вышки-ретрансляторы?

— То же самое.

— Вышек нет, спутников нет, Сети нет. Хорошо живём. Радиосвязь?

— По-прежнему отсутствует.

— А приём? Обшарь все диапазоны. Тщательно.

— Есть.

В динамиках послышался характерный шум, треск и подвывания.

Он отстегнулся, встал, сделал несколько разминочных движений.

Кажется, всё в порядке. Тело слушалось. Хорошо бы вылезти осмотреться, но это позже. Сначала — связь. Любая.

— Vorwärts! Ihre Aufgabe ist es, das Dorf vor Sonnenuntergang zu nehmen! — ворвался в кабину лающий командный голос на немецком.

«Вперёд! Ваша задача взять деревню до заката солнца!» — машинально перевёл.

— Die erste gepanzerte Kolonne kommt in die Richtung… — голос прервался.

Снова треск и шум.

Что за чертовщина? Какая ещё первая бронетанковая колонна? Последние танки поставлены в музеи тридцать лет назад. И вообще. «Die erste Kolonne marschiert» [2]. Лев Толстой. Кино и немцы. Это уже не Толстой…

Виу-уу…. ш-шшш… кх-хххх…

— … течение ночи на тринадцатое августа на фронтах ничего существенного не произошло, — сквозь треск помех донёсся смутно-знакомый мужественный и звучный голос. — Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками наносила удары по мотомехчастям, пехоте противника и по его аэродромам…

К-ххх…

— … немецкие самолёты тремя группами пытались прорваться к Ленинграду….

Хх-кр-рр…

— … зенитной артиллерии. Сбито три самолёта противника.

Кх-хххх…тр-ш-шш… виу-уу…

— Да что ж такое, КИР! Не можешь волну поймать?

— Короткие волны. Уходит всё время. И помехи. Не понимаю, в чём дело. Вообще никогда с таким раньше не сталкивался. Сейчас…

Пока КИР ловил волну, он напряжённо думал.

Вспомнил голос!

Юрий Левитан. Знаменитый советский диктор. Голос войны, Победы, первого полёта человека в космос и многого, многого другого. Как и все советские люди, он слушал самые знаменитые записи Юрий Левитана ещё в школе. Да и потом, когда изучал историю Великой Отечественной войны, приходилось. Такой голос ни с кем не спутаешь. Полтора века, считай, прошло, а Юрий Левитан остался единственным и неповторимым.

Так это что же получается? Кто-то запустил в эфир древнюю запись сводки Совинформбюро за тринадцатое августа… Какого года, интересно?

— … В Потиевском районе, Житомирской области, части Красной Армии во время отхода уничтожили мост через реку Тростяницу, — снова ворвался в рубку голос Левитана. — Фашистские войска потратили немало времени и труда на постройку нового моста. Узнав об этом, партизанский отряд, оперировавший в районе села Миньковка, смело напал на охрану моста и уничтожил…

Треск помех.

Житомирская область, значит. Там, где мы сейчас находимся, по словам КИРа.

Получается, запись конца июля-начала августа сорок первого года. Тысяча девятьсот. Точнее не вспомню, потому что не знаю. Потом нужно уточнить у КИРа. Но кому это нужно, пускать запись в радиоэфир? Более глупую шутку трудно себе представить.

Ага, сказал он себе. А голос на немецком, приказывающий взять деревню до заката солнца — тоже шутка?

— … одном из сёл партизаны расстреляли кулака Лесовского, оставленного фашистами в качестве сельского старосты, и собрали ряд ценных сведений о расположении…. — чистым и ясным голосом сообщил Левитан.

К-ххх-р…

— Ты издеваешься? — спросил он.

— Делаю, что могу, — ответил КИР бесстрастно. — Так же ставлю в известность, что мы медленно погружаемся в ил.

— Этого ещё не хватало. Расчётное время полного погружения?

— Тридцать две минуты. После этого корабль уйдёт под воду.

— На какую глубину?

— Ещё на три метра. Потом твёрдое дно.

Первоначально мы опустились на три метра двадцать четыре сантиметра, быстро прикинул в уме.

Теперь ещё на три метра ила. Итого: шесть метров двадцать четыре сантиметра. Высота корабля в миделе — четыре шестьдесят. Получается метр шестьдесят четыре от поверхности воды до верхнего люка. Ерунда. И снаружи ничего не заметно. Болото же, вода мутная… Стоп, опять не об этом думаю. У тебя тридцать две минуты. Даже меньше.

— КИР, запускай диагностику всех систем корабля, — скомандовал он.

— Уже.

— Докладывай.

— Внутренние повреждения сверхпроводящих контуров электромагнитов, смещение точки воспламенения плазмы, выход из строя двенадцати лазеров из четырнадцати, отказ генераторов гравитационного и силового поля. Отказ двух из четырёх вспомогательных двигателей. Запас топлива — сорок процентов. Системы управления — норма. Корпус — норма. Нуль-привод — норма. Аккумуляторы — норма, заряд — восемьдесят четыре процента. Корабль способен пополнять заряд аккумуляторов за счёт солнечной энергии и температуры окружающей среды. В данном случае — воды. Ремонтные наноботы способны устранить неполадки. По предварительным подсчётам, с учётом времени, необходимого на пополнение заряда аккумуляторов и последующий расход энергии, полное восстановление корабля займёт от трёх до шести месяцев.

— Сколько⁈ — переспросил Максим.

— От трёх до шести месяцев, — повторил КИР. — Плюс минус неделя.

— Охренеть… — пробормотал Максим. — Ещё раз, сколько у нас времени до полного погружения?

— Теперь тридцать минут и двадцать восемь секунд.

— Запускай наноботов, мы уходим.

— Мы?

— Да, мы с тобой. Я не знаю, куда мы влипли. В широком смысле слова. Поэтому оставляй на корабле свою копию, пойдёшь со мной.

— Напоминаю, что на создание полной копии требуется тридцать восемь минут сорок одна секунда.

— Значит, оставляй не полную. Такую, чтобы смогла проконтролировать наноботов.

— Есть. Подготовить чип-имплант?

Максим на секунду задумался. Как и многие, он терпеть не мог чип-импланты и старался ими не пользоваться. Только в самом крайнем случае. Очень похоже, что этот случай настал.

— Да. Всё, работаем.

Не раздумывая больше ни секунды, он принялся собираться.

Быстро, но без суеты.

За те тридцать минут, что у него оставались, можно успеть многое. Да что там — всё можно успеть. Голому собраться — только подпоясаться, как говаривала его прабабушка Дарья Никитична, от которой он и нахватался ещё в детстве русских пословиц и поговорок.

Прототип нуль-звездолёта «Пионер Валя Котик» не был рассчитан на долгий полёт.

Неделя на разгон от Луны за орбиту Юпитера. Вход в нуль-пространство. Выход. Осмотрелся, зафиксировал результат и — домой. Снова неделю на разгон, прыжок и ещё неделя до Земли. Итого три недели. С двойным запасом — полтора месяца.

На корабле имелся почти годовой запас продуктов и воды, но всё не утащить. Да и зачем? Он же на Земле, в конце концов. Даже с учётом самых невероятных обстоятельств, за бортом имеется вода, воздух и какая-нибудь еда. Поэтому только самое необходимое, что неоднократно проходил на тренировках.

Универсальный термо и ударно-защитный комбинезон — на нём.

Лёгкие, удобные, термо-защитные и влагонепроницаемые ботинки космонавта — обул.

Защитные перчатки — надел.

НАЗ — носимый аварийный запас космонавта в ранце — надел.

На всё про всё — две минуты. Теперь засечь время и ждать, когда КИР продублирует себя.

Двадцать восемь минут в запасе.

Как раз успею спокойно вылезти и оглядеться.

Он поднялся в шлюз, дождался, когда откроется верхний люк, выбрался наружу.

Корабль сидел в болоте по самую макушку, — чёрная вода, покрытая зелёными разводами ряски, плескалась сантиметрах в сорока от среза люка.

Вот он, — поросший осокой и камышом, с двумя кривыми осинами, островок рядом.

А вон и обещанный берег в тридцати четырёх метрах. Вижу берёзы, ясени, дубы, ели. Всё верно, смешанный лес.

Он вдохнул полной грудью чистый, летний, сладкий воздух. Поднял голову к ясному голубому небу, в котором заблудилась парочка клочковатых пухлых облачков.

Теплынь…

Раздался нарастающий гул моторов. В небо, прямо над ним, ворвались из-за кромки леса четыре самолёта.

Винтовых, одномоторных.

У трёх — вытянутых, хищных очертаний, чёрные кресты с белой окантовкой на бортах, крыльях и хвосте.

У одного, тупоносого, меньше размером, — алые звёзды.

Те, что с крестами — «мессершмитты» или Ме-109, услужливо подсказала память, немецкие истребители времён Второй мировой войны. А четвёртый — наш, советский.

И-16, он же «ишачок». Советский истребитель начала войны.

Плохо дело, однако. Не выстоять ему одному портив трёх таких противников. На горизонталях — ещё ладно, покрутится. А вот на вертикалях…

И тут его прошиб холодный пот. Хорошо так пошиб, качественно.

Так это что же получается, он действительно влетел в тысяча девятьсот сорок первый год⁈

[1] 149 597 870 км — расстояние от Земли до Солнца.

[2] «Первая колонна марширует» (пер. с немецкого). Знаменитая фраза из романа Л. Толстог

о «Война и мир».