Белая кожа, мелкие поры на щеках, хорошо скрытые поплывшей косметикой. Шрам на виске, который она прятала за челкой. Покусанные губы. Вздернутый острый подбородок.
Умные глаза. Надменные, испуганные, злые, расчетливые, затравленные, пульсирующие холодом.
Они манили меня, уговаривали достать нож.
Да, я с радостью убил бы Рину Удзуки, если бы мне представился шанс. Мой типаж, ничего не поделаешь, у всех есть слабости.
Я встал со стула, зашел ей за спину и развязал руки. Вернулся на место.
— Куришь? — спросил я.
Она кивнула.
— У тебя же сердце слабое.
Она смерила меня уничижительным взглядом.
Я протянул ей сигарету и прикурил. Она глубоко затянулась и вроде успокоилась.
— Что ты хочешь узнать? — спросила она сквозь зубы. — Подробности операций, счета, валютный поток…
— Не, — невинно пожал я плечами. — Мне это не интересно.
— Чего? — удивилась она.
— Детали расскажешь парням сверху. Они то знают, о чем спрашивают, да и поймут, о чем ты будешь говорить. Расскажи лучше о себе.
— Обо мне?
— Ну да, как ты познакомилась с Каином.
— Я… Хм, ладно. Мне было 24 года. Я работала бухгалтером в компании по продаже IT-услуг. И… я всегда разбиралась в цифрах лучше других.
— Без сомнения.
— И, пользуясь положением, а также тем, что остальные бухгалтера были полными идиотами, я понемногу вытягивала деньги из фирмы на счета в Гонконгском банке.
— Особая экономическая зона, оффшорная территория. Круто, — кивнул я. — Оттуда тебя бы не выкурили, и деньги бы никогда не нашли. Единственные минусы, — конвертация в гонконгский доллар, и банковская комиссия.
Она наклонила голову, с интересом изучая меня.
— Не могу понять, кто передо мной сидит. Не может этот мальчик с ангельским лицом знать о свободном рынке и о выводе средств за рубеж. Ты же школу не закончил.
— Осторожней. Ведь этот мальчик никак не мог перерезать твоему охраннику горло.
— Я знала его 5 лет. У него осталась семья, двое сыновей.
— О, если бы я знал… — я сделал сочувствующее лицо.
— Издеваешься… — покачала она головой. — Я не встречала подобных тебе.
— Думаю, хоть одного, но встречала. Кстати, о нём…
— Да, — кивнула она. — Вы и правда чем-то похожи.
— Это мне не льстит, а скорее наоборот. Продолжим? Касательно твоей работы бухгалтером…
— Я понемногу выводила деньги, копила на пенсию, так сказать.
— Угу.
— Только не знала, что часть средств, которую мы прогоняли через себя, фирма выводила схожим образом, только теперь на счета якудза. Прогоняли через Китай и возвращали в местные банки. Когда я раскусила схему, было уже поздно. Оказалось, что я воровала не у фирмы, а у якудза. Меня схватили по дороге в аэропорт. Надели мешок на голову, засунули в багажник…
— А, так тебя уже похищали, вот черт, я-то думал, что буду первым, — расстроился я. — И что дальше?
Она задумчиво смотрела на дымящуюся сигарету, вспоминая что-то.
— Меня отвезли к нему. К Кайне-сану. Тогда он был ещё лейтенантом, работал на семью Итаки-сё. И вместо того, чтобы меня обезглавить, он предложил мне работу. Он сказал, что давно искал человека, который бы помог ему реализовать его план. Посвятил в подробности, объяснил, что мы будем партнерами, и что вступление в якудза — лишь формальность.
— И ты согласилась.
— А что мне оставалось? Не думаю, что в случае отказа он бы меня отпустил. Тем более, я была молодой девчонкой, всегда хотела большего, а законы… они меня не интересовали. А тот человек, он предлагал мне нечто большее, чем работу в криминальной организации. Он не был бандитом, а скорее инноватором. Бизнесменом. Вот так я и стала на него работать, о чем не жалею.
— Ты с ним спала? — поинтересовался я.
— Пару раз, — безразлично повела она плечом. — Просто секс.
— Но он считает это нечто большим, раз позвонил мне с просьбой не пытать тебя.
— Ха, ты не знаешь Кайне, — ухмыльнулась она. — Для него нет личных предпочтений, живого интереса, пристрастий. Он менеджер. Это его глубинная суть. И относится он ко всем, не как к людям, а как к… человеко-часам. Знаешь, это корпоративная мера оценки трудозатрат. Максимально обезличенный показатель жизней и их пользы для компании. У него также, — я не женщина для него, а ценный работник. Даже если он что-то испытывает к кому-либо, он этого никогда не покажет.
— Почему я не удивлен, — вздохнул я. — Хорошо, с этим разобрались. Помоги мне понять, что такое «Окане-хай» на самом деле. Зачем Каину бизнес по выдаче микрокредитов.
— А то ты не догадался. Ты же такой умненький, — сморщила она нос. — Сам скажи.
Я закурил и откинул голову назад, глядя как на потолке собираются крупные капли конденсата. Наверное, на улице сейчас жуткая жара.
— Это завод, — произнес я. — Производственный цех.
— Ксо, а ты и правда удивляешь, — рассмеялась она. — Все видят детали, но мало кто понимает суть. Твоя интерпретация грубовата, но смысл ты понял. Я бы сказала, что «Окане-хай» это производитель сырья.
— Где сырье — это люди, — сказал я, выдыхая дым.
— Че-ло-ве-ко-ча-сы, — улыбнулась она, произнося по слогам. — Кайне-сан всегда говорил, — производитель товара зарабатывает больше реализатора. Больше перекупщика или представителя, больше всех в цепочке. А люди, это бесконечный ресурс. Они не закончатся, на них всегда есть спрос, и ими, так или иначе, торгуют все вокруг, начиная от государства, заканчивая работодателем.
— В чем была цель? Создать сеть из должников, для выполнения грязной работы?
— Нет, нет, ты узко мыслишь. Мы начинали как маленькая кредитная организация, с одним офисом на окраине. Очень быстро, даже невероятно, мы начали обзаводиться связями. Они все не могли отдать долг, но были полезны. Пропойца журналист расплатился компроматом на местного политика. Эскортница согласилась толкать нашу дурь клиентам. Игроман свел нас со своим братом из таможенной службы. Мы вкладывали последние деньги, для того чтобы залить фундамент будущей башни.
— Пока я вижу, как вы платите за услуги, которые другие семьи могли купить более простым и проверенным способом.
— Объясню, — когда Кайнё-сан стал оябуном, он, как и многие в этом промысле, начал развивать наркобизнес. Лабораторий у нас не было, мы могли только закупать продукт сомнительного качества в Санья, чтобы реализовать его по повышенной цене здесь, в центральных районах. На таком роде деятельности много не заработаешь, все риски на продавце, а профит маленький. Другие семьи имели клубы, салоны, точки сбыта, а у нас не было ничего. Но они тратили ресурсы, а мы нет. У нас были курьеры, которых не жалко потерять, бегунки, реализаторы, продавцы, помощники, сортировщики, упаковщики… И любого в цепочке можно было легко заменить, а большинство даже не знало, что, черт побери, они делают. И тебе не нужен свой клуб, если есть люди, которые работают в чужом. Не нужны салоны, если есть задолжавшие проститутки. Так, буквально за год, мы стали одним из крупнейших сбытчиков в Японии.
— Постой, не поверю, что все шло так гладко. Все ещё есть полиция, которая контролирует наркотрафик, конкуренты, проблемы с поставщиками.
— Все это было. Но мы — якудза. Ты знаешь, как мы решаем проблемы. Поставщика поменяли, потом запустили свое производство. В полиции появились влиятельные друзья. А конкуренты… исчезли сами собой, мне так легче выразиться.
— Но люди, которые работали на вас. Неужели все они были наняты по одной схеме?
— Нет конечно, помогали члены Като-кай, мы нанимали, заключали союзы с другими семьями, даже с другим кланом. Но самую грязную работу выполняли должники. И да, их было много.
— Тогда я не могу поверить в другое, — не могли они просто согласиться на списание долгов. Многие ведь отказывались, так?
Она выкинула окурок и жестом попросила другую сигарету. Прикурила и немного скорчилась перед тем, как ответить. Ей вопрос не нравился, и она думала, как обойти острые углы в своем повествовании.
— Эмм… Да, отказников было до хрена, — кивнула она. — Даже слишком много. Некоторых не пугало имя клана, или Кайне. Некоторые шли к копам, к другим семьям, отказывались платить. Като-сан взялся за решение этой проблемы. Жестко.
— Он их убивал? Вот так просто? — поразился я.
— Ему нужно было создать репутацию. Донести до остальных посыл, — если должен Като-кай, то лучше сделай то, что они хотят, иначе пропадешь навсегда. Так и появился Каин, имя нарицательное, страшное. Но с этим подходом появились новые проблемы. Мы пытались возместить убытки от «пропавших» должников, но суммы были огромными. Страхование жизни даже половину наших затрат не покрывало. Полиция завела на Като-кай сотни дел, и пришлось сдать им членов семьи, чтобы успокоить. Даже приближенный к Кайне лейтенант Дайон (Четвертый), попал за решетку на 25 лет, только чтобы прикрыть оябуна.
— Так он и сейчас там?
— Конечно, куда он денется. Ведет операции из тюрьмы.
— Ясно, продолжай.
— И вдобавок стало много трупов. Всех не спрячешь. То ребёнок на свалке голову найдет, то собака тазобедренную кость в зубах притащит. Тела нужно было утилизировать без следов. Так Каин вошел в бизнес по торговле органами. Это значительно уменьшило нашу дебиторскую задолженность.
— Если человек не мог заплатить и отказывался на вас работать, вы пускали его на мясо, так?
Она опять скривилась, но ответила честно.
— Если грубо, то да, так. У Кайне друзья за морем. Китайцы всегда рады скупать наш продукт.
— Где извлекали?
— Сначала в Санье, где копов поменьше. Останки хоронили на территории закрытого химического завода, насколько я знаю. Но место кончалось, а таскать контейнеры с органами через все Токио в порт, та ещё головная боль. Поэтому запустили грузовое судно. Так все стало проще. Должника доставляли на борт живым, там же оперировали, дальше судно шло напрямую к получателю с теплым товаром.
— А то, что оставалось? Куда он прячет трупы?
— Остров, — ответила она не моргнув.
— Что там?
— Это зона Даджаре, я даже знать не хочу, что там происходит.
— Ты не в курсе, — прищурился я.
— Никогда там не была, и надеюсь, что не буду.
— Что это вообще такое, аббревиатура или…
— Нет, это реальный остров, Вакасима…
— Постой, мне не послышалось? — искренне удивился я. — Ты сказала: «Вакасима»?
— Ну да, — пожала она плечами и сразу же съязвила. — Что, у тебя там дедушка живет?
— Продолжай, — нахмурился я. — Расскажи об этом острове.
— А что тут рассказывать, — огромный, заброшенный, закрытый ото всех. Официально там хоронят радиоактивные отходы, в том числе из Фукусимы. Кайне выйграл тендер, когда стал одним из акционеров Масай-дойме. Громадная территория для больших захоронений. И… там проходит Фестиваль.
— Что ты о нём знаешь?
— Некое пышное мероприятие для важных персон. Игры с крупными ставками, девочки, наркотики, развлечения… Я без понятия, что там происходит, если честно. Но денег Кайне на это мероприятие не жалеет, — дорогой алкоголь, фейерверки, все это пышное дерьмо.
— А сам Каин? Он тоже посещает Фестиваль?
— Конечно, — слабо улыбнулась она. — Там же клиенты, поставщики, посредники… Он же менеджер, для него это как презентация на выставке.
— А даты проведения.
— Насколько помню, он уже идет, — блеснула она глазами. — Так что, если ты хотел попасть на вечеринку, извини, билеты распроданы.
— К этому мы вернемся… Расскажи об остальных.
— Ну, ты и так знаешь. Цуме (Ноготь) курирует наркотрафик и отвечает за торговлю органами. Он педант, бывший военный врач. Он и придумал организовать операционную прямо на судне. Куси (гребень) почти не появляется в Японии. Живет в Китае, оттуда же поставляет рабочих на остров. За его бизнесом я не слежу и финансовых схем не знаю. Дайон, ну, этот в тюрьме, там рекрутирует заключенных и отвечает за ударные команды семьи. А Даджаре… этот новенький.
— Весь бизнес Каина связан, будто нити одной веревки, — задумался я. — Ты поставляешь сырье. Дальше сырье используется в услугах, преимущественно в наркотрафике. Если продукт оказывается бракованным и из него ничего не выжать, его пускают на переработку, то есть органы. Для защиты интересов семьи существует ударная группа, это тоже понятно. На те работы, которые нельзя нанять должников, доставляется дополнительная рабочая сила из-за рубежа, предположим. Но Даджаре… Этот не вписывается.
— Это идея Кайне, — развела она руками, — как и всегда. Для него человеческий организм лишь продукт.
— Это я уже понял.
— Товар, который можно продать различными способами. Мы с тобой обсудили возможные варианты, — рабочие руки, органы, даже подопытные в тестировании новой дури. Но некоторые тела можно продать иначе.
— Ты говоришь о проституции?
— Продажа обколотых героином девочек тоже, да, но это не все. Кайне менеджер, я уже говорила. Он смотрит за рынком, и если видит потенциал, использует. Последние три десятка лет один товар вытесняет остальные. Индустрия развлечений. Кино, манга, аниме, игры, ток-шоу, — цифровой контент. Якудза давно запустили щупальца в порно, в прямом и переносном смысле. Но Кайне сделал это иначе. Снаф. Жесткое, запрещенное видео, без цензуры. Изнасилования, убийства, пытки, расчлененки. Оябун привык зарабатывать на всем. Продукт отправили на органы? Хорошо, снимем это и выложим в даркнет, поставим ценник в пару тысяч, может, кто купит. Девушка отказалась на нас работать и не платит? Снимем с ней сюжет с массовым изнасилованием и обезглавливанием.
— Бред собачий, — вырвалось у меня. — И это работает? Приносит доход⁈
— Ты хоть представляешь, сколько гребанных извращенцев в сети? — округлила она глаза. — Миллионы! Контент не просто продается, он закупается массово. Цифровые продажи уже достигли выручки, сравнимой с торговлей органами, и скоро приблизятся к наркоте! Впору открывать киностудию.
— Вдобавок эти люди все равно обречены, — проговорил я.
— Хай, ты понимаешь. Смерть имеет немалую цену. Почему бы не заработать немногим больше.
— И какая разница покупателю почки, если её владелицу перед извлечением насиловали сутки напролет, — произнес я тихо. — Это…
— Что?
— Ничего.
Я не думал, что мне даже может прийти такая мысль в голову.
Я ведь не осуждаю, не умею.
Однако… То, что она рассказала…
Поверить не могу, что думаю об этом.
То, что они делали…
Бесчеловечно.
Да, бесчеловечно, как бы это слово мне не было противоестественно.
Каин создал империю свиней, перерабатывающую людей в субпродукт, фабрикат, где даже останки использовались как вторсырье. Безотходное производство из крови, слез, и внутренностей. Его бизнес был отвратительной смесью из выделений, стекающих по костной воронке в жадную пасть темной стороны общества. Такой кошмар даже Гигеру не снился.
Они как игрушки для него. Или зверьки в загоне. Скот, который можно запрячь или пустить на мясо. Подоить или оседлать.
Поток тел все течет и течет. Изувеченные, изуродованные, покрытые грязью и семенем, обколотые и разрезанные, мокрые от пота и крови.
Я тщательно искал пустышек и освобождал их от бремени тела. Он превращал сотни целых в пустых.
Я смотрел на Рину стеклянным взглядом. Она отвернулась, и старалась не встречаться со мной глазами.
— Детские органы стоят в разы дороже, — произнес я.
Она не ответила, просто кивнула.
На моей щеке было что-то теплое. Наверное, глаз заслезился, ведь я забыл, как моргать.
— Я знаю, что ты думаешь, — сказала она тихо. — Можешь ничего не говорить, я знаю, кто я.
— Нет.
— Что?
— Ты не знаешь, о чем я думаю. И ты не знаешь, кто ты.
— Хочешь мне высказать, какое я чудовище⁈ — дернулась она. — Так давай, изливай, будто я такого не наслушалась… Расскажи, как меня презираешь!
Я повесил голову, пряча лицо длинными волосами. Мой голос был спокойным и ровным, бесчувственным, будто я читал лекцию по физике.
— Ты не чудовище. Есть люди, слишком слабые для жизни. Они не знают сами, зачем живут, и как следствие — меняются внутри. Их души заперты в гнилой оболочке. Они — пустышки. Но ты… Ты извратила свою душу до такой степени, что она буквально рвется из твоего горла, будто предсмертный крик. Ты мечтаешь о смерти, хоть и не признаешь этого. Ты самая большая пустышка из всех, которых я встречал. А я убиваю пустышек. Ты слабая, никчемная, прогнившая насквозь, зависимая тварь с эмоциональной аддикцией. И я убью тебя.
— Ты не можешь, — оскалилась она. — Я нужна тебе и твоему оябуну.
Я медленно поднялся и пошел к выходу.
Перед тем как завернуть за стеллаж, я остановился и начал говорить, не повернувшись.
— Два года они не могли понять, что со мной. Их препараты только ухудшали мои галлюцинации, химия возбуждала жажду, шоковая терапия оказалась абсолютно бесполезной, впервые в их практике. Они пытали мой мозг всеми инструментами, что даровала им современная медицина. И ничего не могли сделать. После очередного сеанса электротерапии я слег мертвым грузом. Просто лежал на койке, уставившись в потолок, пуская слюну, — они победили. Я пролежал так месяц, не пошевелившись. А когда очередной раз ко мне зашел санитар, привыкший к моему состоянию, я воспользовался случаем. Я перегрыз ему горло, а его дубинку запихал в рот его товарищу, да так, что она из затылка вылезла. Они все сдохли, все, до кого я смог дотянуться…
Я прошел к выходу, но знал, что она слушает.
— Я умею ждать, — сказал я, перед тем как закрыть за собой дверь.