Отверженный 追放者 Часть V

Фантомные боли, часть 3

Рация молчала. Я безрезультатно прислушивался к радиопомехам, вздохнул и засунул её обратно в рюкзак.

Последний раз охрана выходила на связь два часа назад, с тех пор тишина, и это заставляло меня нервничать. В последнем сообщении было объявлено о завершении операции захвата. Все беглецы, кроме меня и Терады, были обнаружены и ликвидированы. Поиск организовали северней, предполагая, что мы могли спрятаться в местных пещерах. О южной бухте в сообщении не было ни слова.

Я не питал иллюзий. Скоро Эцуро хватятся, и пойдут за ним, проверить. Возможно, мне повезет, и тело урода отнесет течением подальше по побережью, что даст мне несколько больше времени. Но в любом случае они придут за мной.

Все утро я шел по побережью, потом углубился в лес, решив разведать восточную сторону. Когда я подплывал к острову на пароме, заметил лодки на том берегу, возможно, удастся выкрасть одну. Других идей в голову не приходило.

К обеду я набрел на мелкий ручей, где смог отмыть с лица морскую соль и вволю напиться. Там же проглотил горсть обезболивающих и перебинтовал старый порез и новый. Сам скоро в Эцуро превращусь, на теле уже живого места нет.

Укрывшись в тени большого клена, я дал себе минуту на перекур. Утро выдалось поганым, а продолжение было ещё хуже, — я изнывал от жары, мокрая одежда липла к телу, кожа зудела, желудок крутило судорогой от голода.

Передохнув у ручья и выкурив пару сигарет, заставил себя продолжить путь. Настроение было паршивым, — смесь злости, раздражения и усталости.

Сколько я смогу ещё идти? Сколько протяну без сна?

(Сколько нужно, вот сколько).

Этому острову не сломить меня, и, если потребуется, я перережу каждого обитателя на этом проклятом клочке земли, но все равно сбегу.

В лесу наткнулся на тело охранника. Ему пробили голову и оставили лежать в высокой траве. Находка заставила меня напрячься, — часть беглецов проходили здесь, а значит, моя идея о том, что я удаляюсь от места поисков, была неверной. Пусть сбежавших перебили, поисковый отряд может прочесывать местность. Как бы с ними не столкнуться… Труп совсем свежий, оружия при себе не было. Зато была армейская куртка и ботинки, что я позаимствовал. Пусть одежда и больше размера на два, мой порванный комбинезон больше не мог осуществлять прикрытия.

К обеду я достиг высокого утеса и решил забраться на вершину, чтобы сориентироваться. Ещё полчаса потратил на подъем. То, что я увидел с пригорка, мне не понравилось.

— План изначально был дерьмо, — сказала Муза, и её слова унес порыв ветра.

— Да, теперь вижу, — ответил я, наблюдая за бухтой.

Морскую синеву пересекали белые полоски от катеров, что патрулировали залив. Я заметил два судна, но, скорее всего, их было значительно больше. Даже если бы мы с Терадой нашли лодку, мы бы не сбежали, ведь морскую границу тоже контролировал Каин.

— Может быть, ночью появится возможность проскользнуть? — прикидывала Муза. — Не будут же они постоянно туда-сюда курсировать…

— Найдем способ, — заявил я спускаясь.

Угнать лодку и попытаться прорваться в темноте… Этот план был ещё хуже предыдущего. Нужно было окно, в которое я мог бы нырнуть. А времени до собрания клана Одэ остается все меньше…

Раздраженно вздохнув, я продолжил путь. Голова раскалывалась от боли.

Мы с ней прошли ещё километра полтора, держась подальше от открытых пространств. Регулярный подъем и спуск, подъем и спуск. Из кущи в джунгли, оттуда в чащу, а дебри не кончаются.

У Музы тоже болела голова, а ещё постоянно текла носом кровь. Я старался не думать об этих знаках, предпочитая списать их на усталость. Это не они. Нет, неправда.

— Эй, солнышко, посмотри…– позвала меня Муза.

Хм? Волоча ноги, я пробрался через заросли к ней. Спутница пряталась в траве, на склоне, что-то внимательно разглядывая на земле.

Я присел рядом с ней, изучая отпечаток подошвы на земле.

— Женский след, и что? — пожал я плечами. — Мало ли когда его оставили и кто.

— Отпечаток свежий, — покачала она головой. — Ты видел среди охраны женщин?

— Нет, как и среди заключенных. Хочешь сказать, что рядом гражданские?

Она принюхалась и вдруг встрепенулась. Зрачки в красных радужках расширились, как у кошки, алые волосы мелко затрепетали.

— Ты должен идти по следу! — зашептала она. — Обязан это увидеть!

— Нет, Муза, не сейчас, — попытался я её образумить.

— Поверь, это того стоит, — заявила она и бросилась со склона, исчезнув в зеленом полотне бурной листвы.

Ну и куда ты… Черт.

Я проскользил по грязи вниз, схватился за ствол дерева, чтобы обогнуть глубокую яму, выбрался на еле заметную тропинку. Застыл, прислушиваясь. Нет.

Проклятье. Муза, что ты творишь⁈

Из глубины леса, куда и уходила узкая дорожка, раздавался чарующий знакомый голос. Она пела.

А это всегда означало лишь одно.

Мы же договорились, дура! Никакой охоты, пока не закончим!

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, по спине пробежала дрожь.

Жадная сучка…

Ладно. Я проверю. Всего лишь гляну одним глазком, кого она там нашла. В конце концов, тропинка такая узкая, что большой отряд по ней пройти не мог. Словно намеренно скрыта в лесу, будто только для своих. Секреты я люблю, они дают возможности.

Я осторожно пошел на зов, прислушиваясь к Фокусу.

Тропка петляла и уходила куда-то вниз, обратно к морю. Чаща быстро редела, ноги сами несли меня по зигзагообразному спуску. Цикады подпевали Музе, будто жуткий хор, слюна на вкус была маленькой и сине-зеленой одновременно. Земля пахла тенью, а солнечный свет больше не обжигал, но будто намочил мою кожу. Алое небо проглядывало сквозь кроны, их листва смеялась надо мной.

Вот почему психопатам нельзя принимать серьезные препараты. Нам и так весело, без них.

Муза сидела на большом камне, подставив лицо морскому бризу, ветер развевал её тонкие одежды, бледные губы пели песню смерти. Увидев меня, она томно улыбнулась и показала пальцем в сторону пляжа.

Я прошел мимо, её голос устремился к воде, и следовал ему. Этот пляж был иным. Каменные глыбы покрывали все пространство до воды, белые валуны мешались с серой скалой, создавая пустынный пейзаж. На границе леса, где тропинка заканчивалась, я заметил одинокую фигуру в армейской куртке. Прямо как у меня.

Обратившись к Фокусу, я распрямил спину и быстро зашагал к человеку, совсем не скрываясь. Выглядел я, конечно, потрепанным, однако пока он поймет, что происходит, все закончится. Он заметил меня издали, я помахал ему рукой и натянул кепку поглубже, чтобы скрыть лицо. Человек нервно оглянулся на пляж, потом побежал ко мне, на лице было возмущение и злость. Я подготовил танто в кармане и дождался, пока он приблизится.

— Это запретная зона, бака! Какого хрена тебе… — Удивление скользнуло по его физиономии, а следом появились подозрительные нотки. — Стой, с тобой все в поря…

Без лишних слов я всадил нож ему в грудь, зажимая рот ладонью. Он успел вскрикнуть, но голос заглушил шум ветра.

Я опустил его на землю и столкнул в овраг, позволяя телу свободно скатиться в кусты. А теперь проверим, что там Каин скрывает даже от своих.

Вот он, витает в воздухе.

Запах.

Вкуснее дорогих вин, дороже красных ковров.

Запах крови в чьих-то венах.

Стараясь идти как можно тише, я продвигался по каменистому плато к морю, услышал голоса за скалистым утесом. Пригнулся и осторожно подобрался к краю, выглянул.

Ветер коснулся моего лица, будто поцелуй Музы.

Забравшись на большой валун, спиной ко мне, стоял человек. Его затылок был выбрит, а волосы на голове окрашены в пепельный блонд. Перед ним стоял штатив с камерой, и он был полностью поглощен съемкой, давая указания актеру.

У воды, на мелкой гальке, лежала девушка со связанными за спиной руками. Лицо её было разбито, по спине стекали красные ручейки от множества порезов, жгуты тоже окрасились алым, как и повязка во рту. На ней лежал полностью голый мужчина, он был толстым, с обвисшими боками, висячими сиськами, и мерзким сальным брюхом. Лицо его закрывала уже знакомая мне маска свиньи. Он делал характерные движения бедрами и хрюкал, и каждый раз, когда подавался вперед, полностью закрывал огромным животом бедра девушки. Его волосатая спина блестела от пота, пальцы-сардельки жадно сжимали бедра жертвы до синяков. Девушка уже почти не стонала, билась лбом о гравий и издавала слабый и монотонный скулеж каждый раз, когда свин подавался вперед.

Рядом с ними сидел обнаженный лысый мужчина, седина на груди выдавала его возраст. В отличии от свина он был неестественно тощ, кожа висела на торчащих ребрах, дряблый живот впал, а на руках и ногах синели набухшие вены. Его физиономию закрывала маска зайца, и в этот момент он вкалывал себе в причинный орган какую-то субстанцию через шприц. Видимо, стимулятор эрекции.

Справа от него лежал труп ещё одной девушки, тело было изуродовано и замерло в неестественной позе. Голова её была размозжена камнем, а между лопаток торчал старый ржавый топор.

В оцепенении я не мог ни отвести взгляд от этого действа, ни закрыть глаза. Лишь смотрел, будто бесконечно, как боров наваливается на девушку снова и снова, снова и снова, будто в кошмарном сне.

Все вокруг задрожало, мелко завибрировало, как будто весь мир был готов взорваться на мелкие кусочки. Голова закружилась от этой ряби, море перед глазами поплыло и окрасилось в розовый цвет. В горле застрял сдавленный рык, ногти ломались, царапая гладкий камень.

Я убью их. Убью. Убью. Убью их нахер!!!

Я медленно пошел к ним, сжимая в руке нож, не контролируя себя и не моргая. Зубы стучали как от озноба, голова мелко сотрясалась, как от судороги.

Нет, это не паническая атака и не какой-то приступ. Это ярость. Вся накопившаяся злоба, на которую способен мозг Икари Рио. И это чувство я никогда бы не смог побороть.

У меня такое было раньше. Когда я увидел истерзанную Асуру.

Комочек боли, спрятавшийся под тонкой простыней, закрывающий тонкими пальцами разбитое лицо. Разорванная майка, синие полосы от удара плетью, окровавленное белье, печать позора и слабости на душе.

Я никогда не смогу этого забыть. Кем бы я не был.

Один этот образ полностью стер меня и превратил в иного монстра. Они` вновь проснулся.

Из моих широко открытых глаз катились слезы, но я не моргал. Не мог себе позволить зажмуриться.

Фокус бросал мне детали, — каждую мелочь, что впилась иглами в разум, обжигая его. Блеск бисеринок пота, изогнутый угол пышных губ, сине-красный отпечаток на коже, бордовые пятна на белом камне, слабый стон боли из сдавленного горла.

— А теперь в задницу её, свин! Давай, хватит отлынивать! Сделай суке больно! — командовал режиссер. — Заяц, ты готов? Там дырка свободна!

Я поднял булыжник с земли и с размаху ударил блондина по темечку. Он услышал шаги слишком поздно, с глухим стуком камень врезался ему в череп, и режиссер свалился со своего постамента в нишу между камнями.

Старик в маске зайца увидел меня и вскочил на ноги, свин тоже медленно поворачивал голову. Время замерзло, позволяя течь по нему как мне вздумается. Я прыгнул с вершины к ним, легко перескакивая по глыбам, будто не касаясь их. За секунду пролетел три метра до цели и молнией проскользил мимо, перерезая жиртресту горло. Кровавые брызги из широкой шеи окропили обнаженную спину девушки.

Свин ещё не упал, а я с ходу врезал во впалую грудь зайца ногой. Влетел, как спецназ в окно, да так, что ребра затрещали.

Он упал на спину, застряв в валунах и прижимая руки к солнечному сплетению, его отвратительный рот кусал край маски, издавая свистящий хрип.

Секунду я дико дрожал всем телом, потом с криком прыгнул двумя ногами на эту чертову маску, сминая её и мешая пластик с лицом. С бешеным рыком я втаптывал его рожу в гальку, остервенело и неистово сминая подошвами ботинка хрящи и мясо. Хрясь, хрясь, хрясь, хрясь. Камушки подпрыгивали в воздух от каждого удара, обувь покрыла липкая и густая масса, а я все месил его голову, словно глину.

Когда остановился, передо мной была отвратительная куча фарша в кровавой луже.

И тогда я вернулся к толстому. Он лежал на девчонке, придавив её своей тушей, и кашлял кровью. Прокрутив танто, я вонзил его ему в спину, и потянул к себе, будто гарпуном. Стащил с неё и перевернул, сел коленом ему на шею.

В прорезях свинячьей морды были глаза, наполненные ужасом, он тянул руки к ране на шее, но я не давал. Я протяжно и громко закричал ему в лицо, изливая все свирепое безумие, что рвалось наружу. А потом начал резать.

Резать я умею.

Кровь летела в разные стороны, текла широкими полосами по его круглым бокам, нож поднимался и опускался бесчисленное количество раз, и все это время его визг ласкал мой слух. Не знаю, как он умудрился визжать с перерезанным горлом, но у него неплохо получалось.

Я потрошил его, словно кита, руками вырывал кишки из жирного пуза, кромсал и рубил грудную клетку, пилил хрящи и сухожилия, отбрасывая куски мяса в стороны.

«Нанес более сотни ударов ножом» — написали бы в газетах. Да, именно так это и выглядит на самом деле.

— Хрю-хрю… — рычал я, безостановочно орудуя танто.

Он сдох не от ран, которые я ему нанес, а от болевого шока. Белки его глаз утонули в алом омуте лопнувших капилляров, судорога перекосила рот, да так, что он откусил собственный язык. Я стоял над ним, наблюдая за трудом рук своих, на распахнутую грудную полость, на растерзанное пузо, на месиво из жира и органов.

Я весь был покрыт его кровью, с головы до ног. Его запах въедается в кожу, и от осознания этого, меня замутило. Справившись с позывом, я с омерзением плюнул на его труп и спустился по гальке к воде. Зашел в теплое море, успокаивая скачущее сердце и бунтующий разум. Некоторое время просто стоял, позволяя волнам очистить меня от грязи, потом погрузился с головой, умывая лицо и волосы. Вынырнул и пошел к изнасилованной девушке.

Она перевернулась на бок, руки тянулась вперед, будто она пыталась уползти, но не хватило сил. Дышала с трудом, тихо-тихо.

Я помог ей сесть, оперевшись спиной на горку валунов, срезал путы и вытащил кляп. Сама она сидеть не могла, скорее заняла полулежачую позицию. Я стащил с себя мокрую куртку и прикрыл красное от трения об камни тело.

Проверил зрачки, — расширены, словно затмения. На свет не реагируют, но двигаются, веки опущены, будто она только проснулась. Синие следы от уколов на сгибе локтя и ногах, а также валяющиеся вокруг шприцы не оставляли сомнений в том, что её накачали под завязку.

Красивая. Спутанные волосы ниспадали на щеку, пухлые губы мелко подрагивали в скрытой истерике, как и длинные ресницы.

Я было хотел подняться и посмотреть, нет ли рядом чего, чем можно было бы её привести в чувство, как её пальцы легли на мою руку. Я взглянул в её пьяные глаза и увидел там вселенную. Даже две.

Две черных дыры, заполненных болью.

Океаны мучений, водопады слез и ужаса, поток горечи и безумной печали.

Её разбили на тысячи кусков, изуродовали изнутри, как я изувечил её обидчиков. Совершенное нельзя было исправить или исцелить.

Я видел её тонкую, словно вуаль, душу, что дико и надрывно кричала через взгляд из-под опущенных ресниц. Запутавшуюся в колючей проволоке птицу, что рвалась на свободу, разрезая себя на части.

Она была прекрасной песней, пропущенной через гнусавый граммофон. Лучом света, что бился в темном чулане. Волной, что разбилась о скалы, оставив за собой лишь гладкую слизь.

В ней ничего не осталось, кроме страданий.

— Убей… — прочитал я по губам. — Убей…

Она была пустышкой и понимала это. И, как многие из них, желала моего прихода. Ждала того, кто избавит от мук и освободит её.

— Я же говорила, — услышал я откуда-то сверху.

Муза смотрела куда-то за горизонт, и на лице у неё не было ни тени улыбки.

Она всегда права. Ну почему она всегда права⁈

— Она видела тебя во снах, как некоторые, — говорила Муза. — Не знала, на что уповать, но все же грела надежду глубоко внутри.

— Я пришел, — прошептал я и погладил девушку по щеке. — Я здесь. Все закончилось.

Танто послушно щелкнул, дрожащий зрачок остановился, смотря сквозь меня. Теплая кровь побежала по пальцам, пачкая красивую женскую грудь. Муза затянула свою мелодию, закрыв глаза и подняв лицо к небу.

Я осторожно подвинулся, чтобы не преграждать вид для мертвой девушки, теперь её застывший взгляд был направлен на красивый закат над тихим морем.

Тонкая полоса на кисти стала финальным штрихом на картине.

Тяжело вздохнув, я понуро побрел обратно. Нужно было проверить, как там режиссер. Стоны и ругань, что доносились из-за груды камней, подсказали мне, что работа ещё не закончена.

Ничего, я больше не чувствовал себя уставшим. Я подошел к телу второй жертвы и осторожно вытащил топор из её спины. Это ещё может пригодиться.

Я вскарабкался на утес, где валялась камера, и склонился над рытвиной, куда рухнул блондин. Он лежал среди скальных осколков, зажимал окровавленную голову и матерился. Похоже, подвернул ногу в падении, сам встать не мог.

На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Наглое худое лицо мгновенно перекосила злоба, лишь он меня заметил.

— Какого хрена, ублюдок, ты представляешь кто я⁈ — заорал он на меня.

Я усмехнулся, свесился с утеса, зацепил его за яркую куртку и подтянул к себе. Протащил его по камням, вытаскивая из ямы, и бросил на землю рядом с камерой. Присел на корточки, заглядывая в глаза.

— Боги… Мать его… — затрепетал он, вглядываясь мне в лицо. — Ты это он! Ты… Рио Икари, хренов демон Кабуки! Ксо, я думал, ты постарше будешь. И правда, пацан ещё.

— Хай, — кивнул я. — А ты кто такой?

Он растерянно огляделся, заметил тела своих «актеров» и мгновенно побелел.

— Постой, — улыбнулся я. — Я уже слышал твой голос. Ты обещал награду за мою голову через громкоговорители в тюрьме. Ты ведь Даджаре, не так ли?

— Я… я… Слушай, Икари, тебе не нужно меня убивать, ладно? Мы можем договориться.

— Договориться? — сделал я вид, что заинтересован.

— Да, я ведь лейтенант Като-кай, ты же в курсе. Я куда важнее остальных уродов на этом острове, — тараторил он.

— Чем ты здесь занимался? — поинтересовался я. — Кино снимал?

— Трэш контент, да. На заказ, — нервно закивал он. — Сейчас Фестиваль, гости требуют погорячее.

— А сами не участвуют?

— Так вон он, — сглотнул он, показывая на безголового старика. — Ну, то, что осталось. Любитель поучаствовать. Многие просто смотрят. Остальным хватает свежих видео.

— А человек в маске свиньи?

— Этот из группы «оку».

— Банда психов-извращенцев?

— Хай, — сглотнул он. — Мы их держим при себе, для подобных дел.

— Твой проект? — спросил я, прикуривая сигарету.

— Нет, что ты, нет…

— Не нужно мне врать, Даджаре. Банда садистов для грязной работы, — твоя идея, не так ли?

— Чувак, это просто контент, — кусал он губы. — Нормальный человек смотрится неестественно, а этим даже сценарий писать не нужно, они такую херню творят, что и не придумать.

— Угу… Я видел, — покивал я, не сводя с него глаз.

— Эй, Икари, ты чего на меня так вылупился⁈ — часто дышал он. — Давай, немного пораскинь мозгами и успокойся, ладно? Тебе ведь не уйти с острова, ты это знаешь.

— И?

— А я могу это организовать. Выведу тебя отсюда, даю слово. Я же лейтенант, помнишь⁈

Я поднялся с колен, нависнув над ним с топором в руке.

— Банда «оку» пришла к моей девушке домой, — мрачно заявил я. — Они избили и покалечили её. Они сломали её…

— Чувак, я тут ни при чем…

— Ты даже не представляешь, какой она была до этого, — прервал я его. — Невероятно сильной, благородной, смелой… Прекрасной фурией с острым взглядом. Её взгляд потух, а сила исчезла. Она была моей, а ты забрал её…

— Да никого я не забирал!!! — завизжал он. — Послушай меня, дебил!!!

— Я пообещал ей, — монотонно продолжал я, — что отомщу за каждую её травму. За всю боль и унижение, через которые ей пришлось пройти.

— Икари, мать твою, остановись!!!

— Я хочу, чтобы ты знал, Даджаре… — выдохнул я сигаретный дым. — Ты не умрешь красиво. Я изуродую тебя так, как никто не смог бы. Это будет просто ужасно.

Он попытался сопротивляться, но его усилия были так беспомощны, что я их почти не заметил. Схватил его за белокурую челку и задрал голову назад, а потом ударил топором строго по линии рта, разрубая скулы и выбивая зубы. Его язык вывалился из разорванной пасти, глаза бешено вращались в орбитах, кровь бурлила в горле, словно кипящий чайник. Я ударил ещё раз, в то же место. Потом ещё и еще, пока верхняя часть его лица не отделилась от челюсти и не повисла у меня в руке.

Я осторожно отложил голову и взял топор двумя руками.

Вот странно, — раньше расчленять людей было для меня суровым трудом, рутиной, которую я ненавидел. А вот забросил это дело, и как-то заскучал.

Пора этим тварям понять, с кем они связались.

Хватит уже прятать синие глаза под карими радужками.

Игра в якудза закончилась, теперь все серьезно. То, что я сейчас сотворю, будет моим посланием тем, кто ещё меня не боится.

А тот, кто увидит моё произведение, ещё долго не сможет нормально спать.

Я взмахнул топором посильнее и начал рубить.

Ветер разносил эхом мой безумный смех по пустынному пляжу.