Охотник на демонов 2

Глава 28

Глава 28

Я сидел неподвижно, заставив себя не выдать ни единой эмоции, хотя внутри все дрожало. Сто десять миллионов. Цифра билась в висках, как отдельный пульс, глуша аплодисменты. Аукционист, объявил короткий перерыв, «чтобы гости могли прийти в себя после столь знаменательного события». Свет в зале стал чуть ярче, и приглушенный гул голосов мгновенно наполнил пространство.

Я заставил себя медленно выдохнуть. Руки, лежавшие на коленях под столом, мелко дрожали, но этого, надеюсь, никто не видел. Сто десять миллионов. Я машинально прикинул в уме. Двадцать пять процентов комиссии аукциона Вольскому… Десять процентов Лисе, как мы и договорились… Мне оставалось чуть больше семидесяти четырех миллионов. Семьдесят четыре! От ста десяти миллионов…

Сумма была астрономической, безумной. Еще вчера я и мечтать о таком не мог. А сейчас… сейчас я стал неприлично, сказочно богат по сравнению с тем, что было. Богат по-настоящему.

И тут в голове, сквозь этот пьянящий туман, всплыли слова распорядителя, сказанные на входе. «…имеете право использовать до двадцати процентов от вырученной суммы на приобретение любого другого лота…»

Я снова замер. Двадцать процентов от ста десяти миллионов. Это почти двадцать два миллиона .

Двадцать два миллиона, которые я мог потратить здесь и сейчас . Не дожидаясь расчетов с Вольским. Возможность прикупить себе что-нибудь этакое, что поможет мне выжить.

Я бросил короткий, едва заметный взгляд на Лиру. Она сидела рядом, невозмутимая, как всегда, медленно потягивая шампанское. Но она смотрела на меня. И в ее золотых, нечеловеческих глазах я не увидел удивления. Я увидел одобрение. Почти насмешливое. Словно она ждала, когда же до меня, дойдет эта простая мысль. Она пришла сюда не просто как моя спутница. Она пришла посмотреть, как я распоряжусь своей первой настоящей властью.

Я откинулся на спинку кресла, заставив себя расслабиться, хотя кровь стучала в висках. Двадцать два миллиона. Я посмотрел на сцену, где аукционист, насладившись фурором и сделав почтительный глоток воды, снова ударил молоточком.

— А мы продолжаем, дамы и господа! — его голос снова стал сухим и деловым. — Чтобы немного остудить наш пыл после огненных «Слез Африки», лот из глубин! Заклинание стихии воды: «Темные Узы»!

На сцену вынесли свиток на темно-синей бархатной подушке.

— Заклинание, позволяющее создать эластичные, но невероятно прочные путы из концентрированной стихии, — вещал аукционист. — Идеально не для убийства, а для захвата и удержания противника.

Я едва не подался вперед. Идеально. Просто идеально. Я вспомнил ту грязную, кровавую возню в Африке, когда мне приходилось калечить тварей, балансируя на грани, рискуя убить их до того, как я смогу поглотить силу.

Это был не просто заклинание. Это был хирургический инструмент, решающий мою главную тактическую проблему. Нелетальный контроль. Я должен был его получить.

— Начальная цена: Два миллиона рублей.

Торги начались вяло, но тот самый «Пиджак», что торговался за свиток регенерации, тут же поднял табличку. «Два с половиной». Ему тут же ответил кто-то из задних рядов. «Три».

— Три с половиной, — не сдавался «Пиджак».

— Четыре.

— Четыре с половиной.

Цена быстро дошла до четырех с половиной миллионов. «Пиджак» оглядел зал с видом победителя, уверенный, что всех задавил.

Я спокойно поднял свою табличку.

— Пять миллионов от господина Зверева! — бесстрастно объявил аукционист.

«Пиджак» нахмурился, бросив на меня раздраженный взгляд. Он явно не ожидал конкуренции.

Он прошептал что-то своему боссу — такому же неприметному человеку рядом — и снова поднял руку.

— Пять миллионов сто тысяч.

Мелочится.

Я не стал дожидаться, пока он войдет в азарт и начнет торговаться по крохам.

Я снова поднял табличку.

Зал тихо загудел.

«Пиджак» побагровел. Он посмотрел на своего босса, тот с отвращением покачал головой. Они вышли из игры.

— Шесть миллионов… раз… Шесть миллионов… два… — аукционист обвел зал взглядом. — Продано!

Я опустил табличку, сохраняя невозмутимое выражение лица, хотя внутри все ликовало. Первый пошел. Я почувствовал на себе несколько тяжелых взглядов.

Лира рядом едва заметно улыбнулась. Одобрение.

Голицын, сидевший впереди, бросил на меня короткий, изучающий взгляд.

Вольский же выглядел откровенно довольным.

— А теперь, господа, — его голос снова стал бархатным, — нечто для души. Лот для истинных ценителей вечного, а не сиюминутного. Лот номер восемь: «Лунная ночь на Босфоре». Мастер — Иван Айвазовский.

Ассистенты вынесли на сцену картину. Небольшую, но от нее веяло мощью иного рода. Море, лунная дорожка, темные силуэты кораблей. Я не особо разбирался в живописи, но даже я чувствовал исходящую от полотна магию мастерства.

Я откинулся на спинку кресла. Это было не для меня. Для меня это была просто… краска. Красиво, но бесполезно. На это не наложишь щит, этим не убьешь демона. Но я видел, как загорелись глаза у людей в первом ряду. Для них это был не холст. Это был статус. Власть другого порядка — власть обладать тем, что бесценно, просто потому, что ты можешь.

Я бросил взгляд на Лиру. Она смотрела на картину с любопытством.

— Начальная цена: Десять миллионов рублей.

Торги начались немедленно, но велись иначе — неторопливо, с достоинством.

— Одиннадцать, — раздался сухой, как шелест пергамента, голос морщинистого старика, проигравшего Голицыну меч.

— Двенадцать, — тут же ответил пухлый мужчина из третьего ряда, который до этого молчал. Это была битва кошельков и престижа.

— Пятнадцать, — снова подал голос старик.

— Шестнадцать, — не уступил пухлый.

И тут в игру вступил Голицын. Он даже не поднял табличку. Он просто посмотрел на аукциониста.

— Двадцать.

Резкий скачок на четыре миллиона. Удар под дых конкурентам. В зале повисла тишина. Пухлый мужчина побагровел, но качнул головой. Старик смотрел на Голицына с нескрываемой ненавистью, но его лимит, очевидно, был исчерпан.

— Двадцать миллионов… раз. Двадцать миллионов… два, — аукционист обвел зал взглядом. — Продано! «Лунная ночь на Босфоре» отправляется князю Голицыну!

— А теперь, господа. Лот номер девять: «Вечерняя Звезда».

Ассистент вынес на сцену не картину, а одну-единственную бархатную подушку, на которой, вспыхивая мириадами холодных огней, лежало массивное ожерелье. Центральный камень — огромный, глубокого синего цвета сапфир — был окружен россыпью бриллиантов.

— «Вечерняя Звезда», — вещал аукционист, — ожерелье, по слухам, принадлежавшее одной из фрейлин последней Императрицы. Помимо ювелирной ценности, артефакт обладает слабым, но постоянным эманационным полем. Оно успокаивает владельца, снимает нервное напряжение и, как говорят, защищает от легкого ментального внушения или сглаза. Идеальный подарок для дамы сердца или… для собственной безопасности на сложных переговорах.

— Начальная цена: Четыре миллиона рублей.

Торги немедленно начали две дамы в бриллиантах из первого ряда, яростно перебивая друг друга.

— Четыре с половиной!

— Пять!

Тут в борьбу вступил тот самый морщинистый старик, что проиграл Голицыну меч. Его голос прозвучал, как сухой шелест.

— Семь миллионов.

Дамы возмущенно ахнули и отступили. Казалось, лот продан, но тут я заметил движение в ряду, где сидел тот самый пухлый мужчина из третьего ряда.

— Семь с половиной, — лениво произнес он.

Старик нахмурился.

— Восемь.

— Восемь с половиной, — не уступил пухлый.

Было видно, что оба покупают не для себя, а в подарок. Торги шли медленно, с достоинством, пока цена не достигла девяти миллионов. На этой отметке старик с явным сожалением покачал головой и отступил.

— Продано! — молоточек ударил. — За девять миллионов!

Я проводил взглядом ассистента, уносящего ожерелье. Девять миллионов за то, чтобы «снимать нервное напряжение». Да уж, у этих людей были свои, очень специфические проблемы.

Аукционист откашлялся, снова привлекая всеобщее внимание. Атмосфера в зале изменилась, стала более напряженной.

— А теперь, господа… — его голос снова стал торжественным, — нечто особенное. Для тех, кто ценит не украшения, а силу! Лот номер десять: «Вольность»!

На сцену вынесли еще один меч. Но если «Клинок Полуночи», купленный Голицыным, был воплощением пафоса, то этот выглядел… рабочим. Утилитарным. Он был из тусклого, сероватого металла, который, казалось, впитывал приглушенный свет в зале. Простое навершие, обтянутая темной кожей рукоять. Никаких драгоценностей. Но от него веяло холодом и опасностью.

— Клинок «Вольность», — вещал аукционист, его голос обрел уважительные нотки. — Выкован из редчайшего сплава метеоритного железа и пыли «Поглотителя» — материала, известного своей способностью «заземлять» магическую энергию. Оружие, созданное специально для охоты на магов.

Я вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Вот оно .

— Начальная цена: Шесть миллионов рублей.

Торги шли вяло. Чистые маги, предпочитавшие не вступать в ближний бой, молчали. Силовики, которым магические щиты были не так страшны, как клыки демонов, тоже не спешили.

— Шесть миллионов сто тысяч, — нехотя поднял табличку кто-то из задних рядов.

— Шесть двести…

— Восемь миллионов, — спокойно произнес я, поднимая свою табличку.

— Девять миллионов, — раздался властный голос.

Я повернул голову. Князь Голицын. Он смотрел не на сцену, а на меня. Усмехался. Он не торговался за меч. Он торговался против меня. Он помнил мой дерзкий ответ. Он решил проучить «мальчишку».

— Десять, — я не дал аукционисту даже открыть рот.

Голицын, видя, что я не отступаю, явно вошел в азарт. Он решил не просто перебить ставку — он решил меня наказать, заставить потратить как можно больше.

— Двенадцать миллионов! — объявил он, лениво взмахнув табличкой.

Зал затих. Все поняли, что это уже не торг за артефакт. Это была публичная порка. Личный конфликт. Я чувствовал на себе десятки любопытных взглядов. Вольский смотрел с хищным интересом. Лиса напряглась, ее пальцы нервно сжались на бокале.

Я быстро прикинул в уме. Мой бюджет — двадцать два миллиона. Шесть я уже потратил на свиток. Осталось шестнадцать. Он играет. Он думает, что двенадцать — это мой предел. Он хочет, чтобы я спасовал.

Я посмотрел прямо в ледяные глаза Голицына. Он ждал. Он хотел увидеть мое унижение. Я медленно поднял табличку и четко, чтобы слышал весь зал, произнес:

— Пятнадцать миллионов.

Голицын побагровел. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Тратить шестнадцать миллионов на меч, который ему, по сути, был не нужен, просто чтобы унизить выскочку, — это было бы глупо. Он бросил на меня взгляд, полный чистой, концентрированной ненависти. Взгляд, обещавший, что это далеко не конец. И демонстративно, с презрением, покачал головой. Он вышел из торгов.

В зале кто-то нервно кашлянул.

— Пятнадцать миллионов… раз! — голос аукциониста дрожал от возбуждения. — Пятнадцать миллионов… два! Он ударил молоточком. — ПРОДАНО! Господину Звереву!

Молоток ударил с оглушительным треском. — Пятнадцать миллионов! ПРОДАНО! Господину Звереву!

Я медленно опустил табличку, заставив себя сохранить абсолютно невозмутимое выражение лица. Руки, лежавшие на коленях под столом, сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Внутри все дрожало — не от страха, а от пьянящего, ледяного триумфа.

Зал загудел. Это был уже не просто шепот. «Кто он такой?» «Голицына… он умыл самого Голицына!»

Я чувствовал на себе десятки взглядов — завистливых, оценивающих, враждебных. Новичок, дерзнувший бросить вызов старой гвардии, только что сделал это дважды и дважды победил.

Я позволил себе медленно обвести взглядом ключевые фигуры этого зала.

Вольский сидел, откинувшись в кресле, и его лицо… он был в восторге. На его губах играла широкая, искренняя, хищная улыбка. Он обожал такое шоу. Я был не просто клиентом, принесшим ему алмазы. Я был игроком, готовым к риску, готовым тратить безумные деньги и создавать драму. Я был его лучшим развлечением за вечер.

Мой взгляд метнулся к Лисе. Она сидела рядом с Вольским, бледная, как полотно. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в подлокотник кресла, а в зеленых глазах, устремленных на меня, был не просто шок. Она привела сюда напарника, новичка, которого опекала, а получила неуправляемого, непредсказуемого хищника, который только что сжег двадцать один миллион на инструменты для убийства, даже не моргнув.

И, наконец, он. Князь Голицын. Он не смотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой. Его профиль был высечен из мрамора, но я видел, как ходили желваки на его скулах и как побелели костяшки пальцев, сжимающих табличку. Он проиграл. Публично. «Мальчишке».

Я повернул голову к своей спутнице. Лира медленно, почти незаметно, кивнула мне. Один раз. На ее губах играла едва заметная, одобрительная, почти гордая улыбка. Ее «ученик» превзошел ожидания.

Зал взорвался аплодисментами, когда аукционист, придя в себя, объявил следующий, уже совершенно не интересный мне лот. Я сидел неподвижно под этот гул, ожидая продолжения.