Охотник на демонов 2

Глава 1

Глава 1

Сознание возвращалось рывком, словно меня выдернули из темной, ледяной воды. Первым было ощущение камня, на котором я лежу. Я лежал на том же алтарном столе в центре Зала Усмирения. В голове гудело, во рту стоял отвратительный привкус.

Я попытался сесть, но тяжесть во всем теле не позволила даже приподнять голову. Я попробовал пошевелить руками и ногами, и только тогда понял, насколько все изменилось. Кожаные ремни исчезли. Вместо них мои запястья, лодыжки и грудь были опутаны тяжелыми, толстыми цепями, уходящими прямо в пазы на каменном столе.

Это был не просто металл. Он был мертвенно-холодным, и каждый его виток, казалось, высасывал из меня силы. Поверхность цепей покрывала мелкая, едва заметная гравировка — непрерывная вязь незнакомых мне символов, тускло светившихся в полумраке зала. Они не просто держали меня — они меня подавляли. Моя антимагия, моя внутренняя пустота, обычно готовая вырваться наружу, теперь была заперта, задавлена весом и магией этих оков.

Воспоминания обрушились на меня: горькая настойка, вспышка света… и панические крики.

«Это печать! Он ДЕМОНОПОКЛОННИК!»

Паника ледяной волной прокатилась по телу. С самого начала это была ловушка? Лису обманули, или она была частью этого? Нет, она не могла. Она ведь меня предупреждала обо всем этом. Кайл предупреждал. А может она специально? Нет, это бред, она точно не могла этого сделать. Нет это бред. Может приняли меня за другого? Ошиблись?

Как в это даже самому не верилось, а значит мне не поверят, что я бы не сказал. Они меня считаю демон поклонником.

Тяжелый засов за дверью скрежетнул, и дверь со скрипом отворилась, впуская полосу тусклого света. Вошли двое. Первым был брат Матвей, его лицо было все таким же бесстрастным, но в глазах горел лихорадочный блеск исследователя, совершившего великое и ужасное открытие.

Второй был его полной противоположностью. Высокий, широкоплечий мужчина в черной рясе, поверх которой был надет серебряный нагрудник с выгравированным на нем символом пылающего меча. Его лицо, с резкими, словно высеченными из гранита чертами и коротко стриженной седой бородой, не выражало ничего, кроме абсолютной, непоколебимой уверенности в своей правоте. От него веяло властью и угрозой.

— Это брат Валаам, — представил его Матвей, подойдя к алтарю. — Он желает с тобой поговорить.

Монах подошел вплотную и навис надо мной. Его тень полностью накрыла меня.

— Охотник Зверев, — его голос был низким, рокочущим, как камнепад в горах. — Ты обвиняешься в ереси, сокрытии своей демонической природы и служении врагу рода человеческого.

— Служение…Врагу….безумие, — прохрипел я, тщетно пытаясь дернуться в цепях. — Я — охотник. Сражаюсь с демонами, чтоб их искоренить!

— Ты сражался с низшими тварями, чтобы отвести от себя подозрения, — отрезал Валаам. — Для высших демонов, эти твари ничего не значат. Ритуал не оставляет сомнений. Твоя так называемая «антимагия» — не врожденный дефект. Это Клеймо. Печать одного из высших демонов, вживленная в твою душу. Она пожирает святую магию и оскверняет, что мы и наблюдали, когда ты чуть не уничтожил этот зал. Ты — бомба замедленного действия, спящий агент, но мы тебя раскрыли.

Я смотрел на него, и ледяной ужас сковал меня сильнее любых цепей. Они не просто ошибались. Они создали целую теорию, логичную и стройную в своей фанатичной паранойе. И у них были «доказательства».

— Это бред, — яростно прошептал я. — Если б я был их агентом, зачем мне приходить к вам, сюда? Я пришел добровольно за помощью!

— Демон всегда лжет, — монах произнес это как непреложную истину, его взгляд был подобен стали. — У тебя есть два пути, носитель Клейма. Первый — путь раскаяния. Ты добровольно расскажешь нам все: имя своего хозяина, цель твоего внедрения, известных тебе других агентов. После чего твоя оскверненная душа будет предана Очищающему Пламени. Твоя смерть будет быстрой.

Он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза.

— Второй путь — упрямство. Ты останешься здесь, на этом столе, и будешь подвергнут Дознанию. Мы все равно получим ответы на наши вопросы. Поверь мне, в мы умеем развязывать языки. Но этот путь будет долог. И очень, очень мучителен. А в конце тебя все равно ждет пламя.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Я даю тебе время до рассвета, чтобы ты сделал выбор между быстрой смертью и агонией. Подумай хорошо. Раскайся и покайся в грехах своих.

Дверь захлопнулась, погружая зал в почти полную темноту, нарушаемую лишь тусклым свечением на моих цепях. Я остался один, прикованный к холодному алтарю, заклейменный как монстр. Из охотника я превратился в жертву. И у меня было всего несколько часов, чтобы найти выход из ловушки, у которой, казалось, не было ни одного выхода.

Время в подземелье текло иначе или мне так казалось. Здесь не было ни дня, ни ночи, лишь вечный, давящий полумрак и тишина, густая, как смола. Я не знал, сколько прошло времени — час или три, — но холод камня успел пробрать до самых костей, а тело затекло от неподвижности.

Первоначальный шок сменился холодной, яростной злобой. На них, на себя, на весь этот проклятый мир.

Я — демонопоклонник? Я, потерявший в детстве семью? Я, посвятивший жизнь тому, чтобы истреблять этих тварей? Бред! Фанатичный, жестокий бред.

Я снова и снова прокручивал в голове слова Валаама. «Клеймо Архиврага», «спящий агент». Они не просто обвиняли, они верили в это. Их ритуал, их настойка что-то во мне всколыхнула, показала им то, что идеально легло в их картину мира. Но что? Что они увидели?

Яростно дернулся, вкладывая в рывок всю свою силу. Цепи даже не звякнули, лишь символы на них вспыхнули ярче, и волна парализующей слабости прокатилась по телу, выбивая из легких воздух. Бесполезно. Физической силой их не взять.

Тогда я попытался сделать то, что умел лучше всего — сосредоточился на своей внутренней пустоте. Я всегда ощущал ее как вакуум, дыру в самом центре моего существа. Я попытался расширить ее, направить на оковы, как делал это с магическими щитами. Но символы на цепях работали как дамба, сдерживая мой внутренний вакуум, не давая ему просочиться наружу.

Отчаяние начало подступать снова. Сколько мне осталось? Лиса… Она единственная, кто знает, где я. Но станет ли она рисковать? Она помогла найти дверь, но предупредила, что вхожу я один.

Я закрыл глаза, пытаясь отогнать панику. Нужно думать. Думать, как они. Если моя сила — это «Клеймо», если она «оскверняет», значит, между ними есть взаимодействие. Конфликт. А где конфликт, там и слабое место.

Вместо того чтобы пытаться прорвать блокаду, я сосредоточился на ощущениях. На том, как холод цепей встречается с моим внутренним «я». Я чувствовал, как символы на металле постоянно «давят» на мою пустоту, как бы утрамбовывая ее. Но в ответ… моя пустота не была полностью пассивной. Она тоже давила в ответ. Это было похоже на противостояние двух одинаковых магнитных полюсов.

Я вспомнил тот момент, когда выпил настойку. Жар, вспышка, ощущение, что моя антимагия выходит из-под контроля, становится чем-то большим. Чем-то… активным.

«А что, если они правы?» — пронзила меня ужасная, кощунственная мысль. — «Что, если это не пустота? Что, если там, в глубине, действительно что-то есть? Что-то, что я сам от себя прятал всю жизнь?»

Я заставил себя сделать то, что никогда не делал раньше. Вместо того чтобы подавлять свою «особенность», я мысленно потянулся к ней. Не как к пустоте, а как к источнику. Я сосредоточил на ней всю свою ярость, всю свою ненависть, все свое отчаянное желание жить.

И что-то отозвалось.

Это не был всплеск энергии. Скорее, едва заметный резонанс. Словно я коснулся струны в самой глубине своей души. И в тот же миг один из символов на цепи, стягивающей мою грудь, на долю секунды моргнула, потускнев. Одновременно с этим я почувствовал укол боли в солнечном сплетении, словно мне вонзили туда раскаленную иглу.

Сердце забилось чаще. Получилось! Это было почти незаметно, но это было! Это не просто глухая оборона, я могу на них влиять!

Я попытался снова, вкладывая в ментальное усилие все, что у меня было. Снова укол боли, ставший острее. И снова тот же символ моргнул, и на этот раз я услышал тихий, похожий на треск статического разряда звук.

Эта сила питалась моими эмоциями. Не просто силой воли, а яростью, отчаянием. Чтобы использовать ее, нужно было шагнуть на ту темную территорию внутри себя, которую я всегда инстинктивно избегал.

В третий раз я вложил в попытку всю свою ненависть и страх. Боль в груди стала почти невыносимой, перед глазами поплыли красные круги.

КРАК!

Звук был негромким, но в тишине зала он прозвучал, как выстрел. Символ на центральном звене цепи на моей груди треснул. Тонкая, как волос, темная линия разделила древний символ надвое. Свечение погасло, и я тут же почувствовал, как давление на мою внутреннюю силу в этом месте ослабло. Всего на одно звено, но это была брешь в дамбе.

Я тяжело задышал, обливаясь холодным потом. Тело ломило, а в груди горел огонь. Но вместе с болью пришла и надежда. Дикая, отчаянная, пьянящая. Я нашел способ. Болезненный, опасный, но это был шанс.

В этот момент я услышал тяжелые шаги за дверью. Засов лязгнул.

Кто-то возвращался. Рассвет еще не наступил.

Я мгновенно закрыл глаза и расслабил мышцы, придавая телу безвольный вид. Сердце бешено колотилось, но я заставил себя дышать ровно. Я не знал, кто войдет — монах, вернувшийся раньше срока, или просто тюремщик. Но одного я теперь знал точно. Игра еще не окончена.

Дверь со скрипом отворилась, но на пороге стоял не Валаам. В камеру, если этот зал можно было так назвать, вошел брат Матвей. Один. В руках он держал небольшой поднос, на котором стояла глиняная кружка с водой и лежал кусок черствого хлеба.

Он подошел к алтарю и поставил поднос на каменный пол рядом со мной. Его взгляд был все тем же — холодным, отстраненным, изучающим. Он не смотрел мне в глаза, его внимание было приковано к цепям. Он медленно провел пальцами по звену на моей груди, там, где тускло светились символы.

Я затаил дыхание. Заметит ли он?

Его пальцы замерли точно над треснувшим символом. На мгновение его бесстрастное лицо дрогнуло. Уголок рта дернулся, а в глубине глаз мелькнул тот же лихорадочный огонек, что и во время ритуала. Он наклонился ближе, почти касаясь моего лица, и вгляделся в поврежденную руну.

— Как?.. — прошептал он, скорее себе, чем мне. — Цепи из освященного серебра, символы начертаны по канонам Первых Отцов… Они должны полностью подавлять любую эманацию…

Он выпрямился и впился в меня взглядом, словно пытаясь прожечь дыру и заглянуть прямо в душу.

— Что ты сделал?

Я молчал, изображая полное изнеможение. Мое тяжелое, прерывистое дыхание было вполне настоящим — попытки сломать руну отняли немало сил.

— Я… ничего… — прохрипел я, и это было почти правдой. Я сам не до конца понимал, что именно я сделал.

Матвей обошел алтарь, внимательно осматривая каждое звено, каждую руну на моих руках и ногах.

— Ложь, — констатировал он беззлобно, как врач, ставящий диагноз. — Магический фон в зале изменился. Незначительно, но мы это уловили. Произошел всплеск. Ответная реакция на подавляющее поле. Это сделал ты. Вопрос лишь в том — как? Сознательно или это был инстинктивный выброс?

Он снова остановился передо мной.

— Твое Клеймо… оно не просто пассивный поглотитель. Оно способно к активному сопротивлению. Это невероятно. Ничего подобного не описано ни в одном трактате.

Он смотрел на меня не как на еретика, а как на неразгаданную загадку, на ключ к величайшему открытию. В его глазах не было фанатизма Валаама. В них была лишь всепоглощающая жажда знаний. И в этом был мой шанс.

— Я не знаю, о чем вы, — прошептал я, стараясь говорить как можно слабее. — Мне больно… Эти цепи… они жгут…

— Да, — кивнул Матвей, снова касаясь цепей. — Конфликт энергий. Святость против… другого. Это должно быть мучительно. Как если бы в твои вены вливали кислоту. Интересно, каков предел прочности у Клейма? А у носителя?

Он отошел к стене и нажал на кирпич. В противоположной стене открылась небольшая ниша, из которой он извлек тонкий серебряный стилет с множеством выгравированных на нем символов.

— Это настроечный инструмент, — пояснил он, возвращаясь. — Он позволяет усиливать или ослаблять действие. Я хочу провести небольшой эксперимент. Я немного ослаблю давление на твое запястье. Хочу посмотреть, как Клеймо отреагирует на изменение. Не бойся, это не причинит вреда. Наука требует жертв, но не бессмысленной жестокости. Сбежать можешь даже и не думать, — напоследок добавил он.

Мое сердце заколотилось. Это был идеальный момент. Он сам давал мне возможность опробовать свою силу снова, но под прикрытием его «эксперимента».

Матвей прикоснулся стилетом к руне на цепи, сковывающей мою правую руку. Символ вспыхнул ярче, а затем его свечение стало чуть более тусклым. Я тут же почувствовал, как давление на этом участке ослабло.

— Теперь… не сопротивляйся, — пробормотал он, внимательно наблюдая за моей рукой. — Просто позволь своей природе проявиться…

Я сделал вид, что подчиняюсь. Я расслабился, но в глубине себя снова потянулся к тому темному, яростному источнику. И направил его силу на ослабленную руну.

На этот раз эффект был сильнее. Боль в солнечном сплетении была острой, как удар ножа, но я сдержал крик, превратив его в стон.

КРАК!

Руна на браслете треснула, и на этот раз трещина была больше. От нее пошли мелкие, как паутина, разломы. Свечение символа замерцало и погасло. Давящее поле на моей правой руке почти исчезло. Я все еще был в оковах, но теперь чувствовал, что могу пошевелить запястьем.

Матвей отшатнулся, выронив стилет. Тот со звоном ударился о каменный пол. На лице ученого впервые отразилось не любопытство, а страх, смешанный с восхищением.

— Оно… оно разумно, — прошептал он. — Оно не просто реагирует. Оно использует слабости. Оно ищет уязвимости в защите и бьет по ним…

Он поднял на меня взгляд, и теперь в нем не было и тени научного бесстрастия.

— Кто ты такой?

Не успел я ничего ответить, как наверху, далеко за пределами зала, прозвучал тяжелый удар колокола. Один. Второй. Третий.

Рассвет.

Брат Матвей вздрогнул, словно очнувшись от транса. Выражение его лица снова стало жестким, собранным. Он быстро поднял стилет и, не говоря больше ни слова, почти бегом направился к выходу.

— Брат Валаам скоро будет здесь, — бросил он на ходу, не оборачиваясь. — Твое время вышло.

Дверь захлопнулась. Лязгнул засов.

Я остался снова один. Но теперь все было иначе.

Не успел стихнуть лязг засова за ушедшим Матвеем, как он заскрежетал снова. Дверь распахнулась настежь, и в Зал Усмирения вошел Валаам. За ним следовали двое — рослые, безликие монахи в рясах, но с обнаженными мускулистыми руками, покрытыми ритуальными татуировками. В руках они держали длинные серебряные щипцы и тонкие стилеты, которые тускло поблескивали в свете остаточного свечения камней.

— Рассвет наступил, еретик, — пророкотал Валаам, останавливаясь у изножья алтаря. Его глаза были холодны, как лед. — Твой выбор?

Я медленно повернул голову и посмотрел на него. Страх никуда не делся, он ледяными иглами впивался в сердце, но поверх него, как раскаленная лава, разливалась ярость. Они не хотели правды. Они хотели лишь подтверждения своей веры. И я им его не дам.

— Я невиновен, — мой голос был хриплым, но твердым. — И я не собираюсь умирать из-за вашего слепого фанатизма.

На лице монахов не дрогнул ни один мускул. Он воспринял мои слова не как вызов, а как ожидаемый, заранее известный ответ.

— Глупец. Ты выбрал сторону врага человеческого, — он кивнул своим помощникам. — Начинайте Дознание. Я хочу услышать имя его хозяина до полудня.

Один из монахов подошел к моей правой руке — той самой, чьи оковы были повреждены. Он поднял щипцы, концы которых начали светиться тусклым белым светом, издавая тихое, звенящее гудение.

Я смотрел, как пылающие концы щипцов медленно опускаются к моей коже.

В тот момент, когда серебро коснулось моей руки, мир взорвался.

Боль была невыносимой, всепоглощающей. Но она стала тем топливом, которого не хватало. Внутренний источник, который я до этого лишь осторожно прощупывал, прорвало. Из моей груди вырвалась беззвучная волна чистой, первобытной силы. Это не была магия. Это была ее противоположность. Абсолютная, всепожирающая пустота, принявшая форму ударной волны.

ХРЯСЬ!

Цепь на моей правой руке разлетелась на куски, словно была сделана из стекла. Осколки освященного серебра веером разлетелись по залу. Монаха-палача отшвырнуло назад, как тряпичную куклу, и он с глухим стуком врезался в стену.

Остальные цепи, державшие меня, не выдержали такого всплеска. С оглушительным треском символы на них вспыхнули и погасли, а сами оковы с лязгом упали на каменный пол. Одновременно с этим на стенах зала замерцали и с тихим шипением погасли остальные символы. Подавляющее поле исчезло.

Я рухнул с алтаря на пол, кашляя и задыхаясь. Тело разрывалось от боли. Место, которого коснулись щипцы, обуглилось до кости, а внутренности горели огнем от перенапряжения. Но я был свободен.

Валаам, которого волной лишь качнуло, на мгновение замер, глядя на произошедшее с недоверием. Шок длился лишь долю секунды. С яростным ревом он выхватил из-под рясы тяжелый молот.

— Скверна вырвалась! Убить его! — взревел он, бросаясь ко мне.

Второй монах, оправившись, тоже ринулся в атаку, выставив перед собой стилет.

Полноценного боя я бы не выдержал. Единственный шанс — бегство. Увернувшись от неуклюжего выпада монаха, я свободной правой рукой схватил с пола тяжелую глиняную кружку, которую принес Матвей, и со всей силы швырнул ее в лицо Валааму.

Валаам инстинктивно прикрылся, и этого мгновения мне хватило. Я рванул к единственному выходу — тяжелой двери, ведущей в коридор.

Молот со свистом опустился там, где я только что стоял, высекая из каменного пола сноп искр.

Вылетев в темный коридор, захлопнул за собой тяжелую дверь.

Я бежал. Бежал, не разбирая дороги, по казавшемуся бесконечным, холодному каменному коридору подземелья. Легкие горели, обожженная рука пульсировала невыносимой болью, а в ушах стоял гул от собственного сердца и далеких яростных криков.

Воздух становился чуть свежее, и вот, впереди, в конце очередного длинного прохода, я увидел его. Свет. Не оранжевый отсвет факела, а тусклый, серый прямоугольник дневного света. Лестница! Лестница, ведущая наверх! Именно по ней я сюда и спустился.

Надежда ударила в голову, как хмельное вино, придавая сил. Я рванул из последних сил, уже представляя, как вырываюсь на улицы, прыгаю на свой «Цербер», скрываюсь… Я почти добежал. Десять метров. Пять.

Я вылетел из-за угла в освещенный квадрат… и мир взорвался болью.

Что-то тяжелое и твердое — приклад, дубина, не знаю — с оглушительным треском врезалось мне в висок. Я не увидел нападавшего. В глазах потемнело, свет впереди рассыпался на тысячи осколков и погас. Последней мыслью, пронесшейся в угасающем сознании, была горькая ирония. Конечно. Они просто не могли не оставить охранников у выхода.

От автора: Огромная просьба поддержите лайком и комментарием, для нас это Важно!