Караван шефанго отъехал уже достаточно далеко, но орел, уже начинавший задумывать о собственном сумасшествии, продолжал кружить над местом побоища.
Нет, образцы все сделали правильно, подумал архимаг, глядящий глазами несчастного орла. Не испугались, не стали пытаться договориться или проявлять какие-то глупости, вроде милосердия или желания сражаться честно, доказали эффективность своего оружия наглядно, собрали трофеи…
Только орчанку совершенно напрасно оставили в живых.
Все равно умрет.
Неужели у них шевельнулось что-то? Или они слишком благородны, чтобы убивать женщин? Или сочли ее красивой?
Рогиэль взглянул на сидевшую, обхватив колени, девушку.
Бррр… Если так — ну и вкусы же у них…
Нет, сам архимаг за свою долгую жизнь познал множество женщин всех рас, и орчанки среди них тоже были. Но считать их — красивыми?
Черные волосы, скрученные на голове в пучок, овальное лицо с тонкими чертами и узким носом. Ну да, по сравнению с мужичинами-орками их женщины выглядят гораздо стройнее. Но в сравнении с орками даже медведица покажется стройной. А вот если сравнить ее с эльфийками…
Слишком толстые и мускулистые ноги, да и руки тоже… Фигура скорее плотная, чем стройная… Тяжелые бедра… Груди излишне велики, пожалуй, что обхватить любую из них ладонью… мм… почти и не получится… Разве что если у тебя длинные пальцы… Шея короткая, губы узкие… острые уши слишком малы для эльфийских и слишком велики для человеческих… И это уж не говоря про темно-оливковую кожу. Разве что густые и длинные ресницы могут привлечь мужское внимание, но угольно-черные глаза тут же портят все впечатление.
Обычная орчанка, каких десятки.
Надо было убить.
Серая Тучка сидела на земле, сжавшись в комок, и смотрела в сторону закатного неба.
Туда, куда уехали чудовища.
Те самые, которых глупые «синие» приняли за эльфов. Это были не эльфы.
Куда страшнее.
Черная одежда, темная, как будто обугленная кожа, чудовища выглядели как ожившие мертвецы, вышедшие из огня, обуглившего их.
И эти жуткие, горящие желтым огнем глаза…
Странное хлопающее оружие… И то, как они начали раскалывать черепа убитых, доставая мозги!
Каннибалы.
Можно же было догадаться: они ехали от Золотой горы! А «золотой» для орков означало то же, что для людей «черный».
Опасное, жуткое, проклятое место. Что может прийти оттуда хорошего?
Да еще и ее оставили в живых. Отдали одежду, которую нашли в одной из сумок, оставили еду, оружие, коней.
Чтобы еще раз поглумиться над ней.
Похищение невесты — это ритуал. После которого она считается мертвой для своего племени, да и для всех других племен, пока похититель не приведет ее к кострам своего племени и не назовет женой. До этого момента она мертва. А теперь мертв и похититель.
Глупые «синие»! Зачем нужно было нападать на чудовищ?! Если ты везешь невесту домой?!
Никто, ни одно племя не примет ее. Он — живой мертвец, она — изгой.
И чудовища, разумеется, это знали…
Или нет?
Девушка прикрыла глаза и вспомнила одного из чудовищ. Того, которого увидела первым.
Высокого.
Когда он достал нож, она приготовилась умереть окончательно. Молча, потому что никто не слышал мольб о пощаде от орка. Но он не убил ее. Напоил водой. И назвал словом «Тананда».
Что в переводе с древнего языка означало «самая прекрасная».
Тучка встала и пошла к коням.
На Равнине ей больше не жить. Придется придумать что-то другое.
Она еще раз посмотрела в сторону красного неба.
— Пороть взрослую девушку — это извращение!
— Веди себя как взрослая — получишь соответствующее обращение.
— Можно было просто сказать!
— Можно. И я говорил. Сколько раз?
Молчание.
— Из-за тебя мы чуть не встряли в серьезную переделку. Вместо того чтобы спокойно положить орков на подходе. Из-за тебя ранен Кен.
— Но пороть-то зачем? Больно же!
— Во-первых, если ты не понимаешь головой — придется достучаться до тебя с другого конца. А во-вторых — я обещал? Обещал. Получи.
— Но…
— Разговор окончен.
— Хватит цапаться, — прогудел от костра Смит, — Идите есть.
Шефанго остановились на ночь, отпустили ящеров попастись и теперь ждали кашу, пыхтевшую в котелке над костром.
— А где Кен и Багира?
— Вон, — Смит махнул поварешкой в сторону сухого дерева, причудливо искривившегося на фоне звездного неба, — Там Кен, а Багира с другой стороны.
Харли взяла переданную ей миску и прищурилась:
— А чего он там делает?
— Караулит. Чтоб коварный враг не подкрался к нам с талу.
— Почему нельзя возле костра…
— Харли, — тихо произнес Сардж.
— Я просто спросила!
— Потому что когда ты сидишь у костра, твои глаза не смогут быстро адаптироваться к темноте, и ты проглядишь врага.
— И долго ему там сидеть?
— Ну вот доешь кашу — и сменишь его.
Командир посмотрел на Харли так, что та даже рот не открыла.
— Вопросы есть? Вопросов нет. Караулить будем по двое каждые два часа.
Смит отошел к фургону и вернулся с квадратной бутылкой:
— Будете?
Виски пошло по кругу.
— Неправильно, — хмыкнул Док, — Не по-русски — из горла хлебать. Нужны какие-никакие стаканы.
— Мы теперь не русские. Мы даже не люди уже. Мы — шефанго. Мы ездим по степи на верховых ящерах и отстреливаемся из винчестеров от орков. Так что имеем право придумать свои собственные традиции.
— Может, мы ковбои? — Харли, видимо, противоречила Сарджу из чистого принципа, пытаясь взять реванш там, где не запрещено.
— Ковбои не пили виски у костра. Они пили кофе и играли на банджо. Кофе у нас нет, банджо — тоже.
— Гитара есть.
Разговор подувял.
— Что это за мясо в каше? — вопрос Ракши прозвучал только для того, чтобы нарушить тишину.
— Тушеные мозги орков, — тихо хихикнула Банни, — То, что Мозг не доел.
Все вздрогнули, похоже, вспомнив неприятную процедуру извлечения «корма».
Сардж отправил в рот последнюю ложку каши и встал:
— А давайте.
— В смысле?
— Гитару давайте. Щас спою.
Командир попробовал струны, подкрутил пару колков…
Необычная звенящая мелодия, рубленые слова песни…
Багровым маревом затянут горизонт
Трава испачкана в запекшейся крови
На поле, раненый, лежит Бойцовый Кот
И ухмыляется, оскаливши клыки…
Морозный день, дым вьется в небесах
И флаг врага к чертям растоптан вместе с ним
В кровавом месиве, с ножом, идет Бойцовый Кот
И ухмыляется, с оружием — един!
Треск пламени, в зеленом небе дым
От сажи, пороха стал серым белый снег
В бою, братан, становишься другим
И наплевать на боли, на смерть и грех!
Застыло марево кровавого утра
К тебе идет огонь брони врага
Бойцовый Кот, знать, смерть твоя близка
А значит — к черту! Отойди, карга!
Не надо нам, брат-смертник, подыхать
Мы полежим чуть-чуть и оживем опять
Не остановит нас ни линия огня
Ни радиация, ни прочая херня!
Дорога в ад еще закрыта нам
Пока крысиный не окончен род!
Нам герцог запрещает умирать
А, значит, есть дорога лишь вперед!
Сомкни, братан, клыки, на кадыке врага
Коль клинит автомат и огнемет
Иди на танк хоть с лезвием штыка
Бойцовый Кот нигде и никогда не пропадет!
Бойцовый Кот нигде и никогда не пропадет!
Сардж ударил по струнам и поднял голову. Взглянул на своих товарищей из-под полей шляпы.
— Ну, вот так. Как-то. Нигде и никогда.
Он кашлянул и пробормотал:
— Пойду Кена подменю. Пусть поест… Что ли…
Любопытная песня, подумал Рогиэль. Воинская.
Все песни о войне, которые он слышал, делились на две группы, которые, будь у него страсть к классификации, можно было бы назвать «солдатские» и «бардовские». Если вы слышите песню, в которой говорится о долге и чести, об ответственности за судьбу родной земли, о высоком, чистом и светлом — это поет бард. Солдатам обычно не до того, чтобы думать о высоком, их помыслы обычно гораздо более приземлены и конкретны. Потому что солдат может погибнуть в любой момент.
В солдатских песнях говорится либо об усталости, о том, что война — это смерть, кровь, грязь, пыль. Либо о девушках и матерях, которые остались где-то там, вдалеке. Либо, вот так, как у Сарджа «Попробуй, свяжись со мной! Где хочешь достану и горло перегрызу!». Либо залихватские и хвалебные песни о том, какие они, солдаты, крутые ребята, как они всех перебьют, всех изнасилуют и выпьют все пиво.
Ну и песня — а Сардж явно пел о себе и таких как он — лишний раз подтвердила версию Рогиэля о том, кто он такой. Элитный гвардеец, обученный применению магического вооружения, все эти метатели огня, огненная броня и прочие неизвестные архимагу, но явно обозначающие что-то неприятное слова, вроде «радиация». Но при необходимости способный убить противника хоть ножом, хоть зубами, хоть листком бумаги.
Повезло с ним. И ему, архимагу, потому что такие гвардейцы — товар штучный. И его товарищам.
Гитару взяла Харли. Рогиэль заранее было поморщился, он не ждал от этой девушки ничего хорошего, но она смогла его удивить.
Песня была о войне. Песня была типично бардовская. Но она цепляла. Может, потому что страшноватый смысл странным образом контрастировал со звенящим девичьим голосом.
А еще в этой песне промелькнули два слова, от которых на миг стало жутко даже, казалось бы, ко всему привычному пятитысячелетнему эльфу.
Вторая Мировая.
Судя по общему содержанию песни, имелась в виду война и даже непонятно было, что страшнее: то, что в родном мире шефанго была война, в которой принимал участие весь мир, то, что таких войн было как минимум две, или то, что в песне она была упомянута вскользь, как что-то обычное и банальное.
Из какого же мира я вас вытащил?
— …Спина к спине, плечом к плечу
Жизнь коротка, держись, приятель
Своею кровью отплачу
За то, чтоб вы смогли остаться
Пускай сегодня день не мой
Пока друзья мои со мною
Мы справимся с любой бедой
С чертями, богом и судьбою…
Харли замолчала. Положила гитару. И неожиданно расплакалась. Вскочила и убежала в темноту за фургонами, откуда доносились тихие всхлипывания. Док молча встал и пошел к ней.
— Вот только не надо вот сырость разводить! — ранение характер Кена не изменило ни на волос, — Вот лучше меня послушайте!
И под гитару грянула развеселая песня, хвалебно-солдатская, про отряд с названием «Упыри», которые готовы гасить звезды и выйти вчетвером против целой планеты.
Суслик, торчавший столбиком в темноте неподалеку вдруг осознал, что он уже давным-давно пялится на людей, свистящих что-то непонятное, подскочил и убежал в нору.
Нет, наблюдать за лабораторными образцами интересно и познавательно, но пора и сосредоточиться на других делах. А то на Совете кто-то в зале упомянул «старого маразматика, спящего с открытыми глазами». Видимо, полагая, что архимаг не умеет наблюдать за происходящим на Равнине и одновременно слушать то, что творится вокруг.
Кстати, кто это был?