Нет места под звездами

49. Подарок

Мушарафф бен Рушди не ожидал гостей так поздно. Время визита да и личность пришедшего погрузили старого работорговца в печальные размышления.

В глубине души старик понимал, что ступив один раз на скользкую дорогу, уже не сойдет с нее, но от всего сердца надеялся, что встречи, подобные этой, будут как можно более редкими, а, если семикрылый пустынный ветер смилостивится, то и вовсе не повторятся. Но… перед этим человеком он был в достаточно большом долгу.

С момента их знакомства минуло уже более года. И если бы не досадная оплошность, горький просчет, преступная небрежность, допущенная Мушараффом, их дороги бы никогда не пересеклись. Все началось вполне обыденно: с заключения обычной торговой сделки с одним из преуспевающих купцов Дармсуда. Этот мужчина, как и многие до него, явился с просьбой подобрать подходящую рабыню. Школа Мушараффа славилась по всем Золотым Землям, а заполучить в свой дом одну из его воспитанниц считалось огромной удачей. Девушки, подготовкой которых занимались лучшие учителя, представляли из себя живое произведение искусства: умны, образованы, прекрасны, покорны.

Старый работорговец высоко ценил успехи воспитанников, намереваясь обеспечить их судьбу наилучшим образом. Благодаря своей безупречной репутации он мог позволить себе выбирать покупателей живого товара так же тщательно, как иные знатные отцы подбирают будущих супругов подрастающим детям. Сам Мушарафф в этом видел определенную иронию, ведь многие из его клиентов так и оставались в полной уверенности, что решения принимают они и только они.

Честно сказать, за долгие годы, проведенные в обществе тех, кто готов покупать и продавать, Мушарафф понял лишь одно: почти каждый житель Золотых Земель занимался работорговлей. Отцы продавали дочерей ради выгодного брака и богатого свадебного выкупа. Семьи расплачивались жизнями юношей, отданных на военную службу, чтобы добиться протекции или высокого статуса в обществе. Жены порой были готовы отдать себя тому, кто казался им более могущественным, а мужья закрывали на это глаза, рассчитывая получить кроху своей выгоды. Иногда и сами мужчины были рады предложить если не тело, то слово или меч тому, кто заплатит больше.

Разница между всеми этими людьми и Мушараффом была лишь в том, что он не пытался маскировать свое весьма прибыльное дело благородными словами. Он был работорговцем, а значит - продавал и покупал чужие жизни открыто, зарабатывая на этом немалые деньги.

Другое дело, что в своих учениках он всегда видел нечто большее, чем возможность обогатиться. Каждый из них был его гордостью и отрадой, каждый оставался личностью, а не безмолвным телом, выставленным на торжище. И потому, подбирая покупателя, Мушарафф тщательно проверял все о его вкусах, привычках, наклонностях. Торговцу нравилось навещать своих бывших воспитанников и наблюдать, как меняются их судьбы, как некоторые из них находят свое место в жизни, а иные - простое человеческое счастье.

Но в тот раз что-то пошло не так. То ли информаторы Мушараффа сплоховали, то ли покупатель оказался изворотливее остальных, но выгодная на первый взгляд сделка обернулась катастрофой. Девушка, проданная в новую семью в качестве наложницы старшего сына купца, была публично избита плетьми за ничтожную провинность. Мушарафф был взбешен. Да что там - он был в ярости. Тем же вечером явился в дом покупателя и потребовал расторжения сделки, бросил к ногам бывшего клиента всю выплаченную в золоте сумму, требуя вернуть ему товар. Разумеется, ценность несчастной рабыни после такого была невелика, однако позволить кому-либо и дальше издеваться над одним из его творений Мушарафф не мог.

Купец рассмеялся ему в лицо:

- Сделанного не воротишь. Мерзавка совсем не так покорна, как ты обещал. Решила, что будет принадлежать только моему сыну, тогда как последнее слово в этом доме - всегда за мной. Она получила лишь то, что заслуживает. Когда ее раны затянутся, я повторю ей свое предложение. И верну ее тебе не раньше, чем добьюсь ее послушания.

К огромному разочарованию работорговца, закон оказался на стороне покупателя. Не помогли ни связи, ни просьбы, ни мольбы. И тогда Мушарафф обратился к последнему средству - к городскими отбросами, черни, готовой за деньги выполнить любой заказ.

Тут требовалась очень аккуратная и тонкая работа. Имя Мушараффа должно было остаться идеально чистым, ни единого подозрения не могло пасть ни на него самого, ни на его школу. Исполнителя заказа пришлось искать достаточно долго, и в конце концов судьба свела работорговца с Малконом. О нем на городском дне ходили настоящие легенды, хотя мало кто мог указать дорогу к нему или даже назвать его подлинное имя. А уж то, кем он являлся на самом деле, оставалось тайной за семью печатями.

Впрочем, выслушав все условия заказа, неразговорчивый чужак согласился, даже не спрашивая об оплате. И действительно, выполнил все идеально: в одну из ночей в доме купца случился страшный пожар. Он охватил часть здания, отданную под комнаты слуг и рабов: видимо, кто-то по небрежности опрокинул свечу. В поднявшейся суматохе мало что можно было разобрать, но спасли тогда почти всех, кроме одной несчастной, избитой рабыни. Ее, все еще слабую, едва оправившуюся от затяжной горячки, просто бросили в комнате.

Пожар удалось потушить. Поутру, когда дым и чад рассеялся, стали разбирать завалы и нашли обгоревшее тело несчастной. Господин лишь рукой махнул - кому нужна какая-то безродная девка, если сгорела едва ли не половина хозяйства? Тело похоронили, а о минувших событиях забыли очень быстро.

Впрочем, в дом Мушараффа той же ночью тайно привезли похищенную девушку. Она была очень слаба, едва приходила в сознание, и работорговец забеспокоился:

- Я не могу вывезти ее из города сейчас - она не вынесет пути. Но если ко мне придут и обнаружат ее, моей репутации конец.

- Не придут. С чего бы? - криво улыбнулся Малкон. - Никто не станет искать ее.

- Как это? - нахмурился Мушарафф.

- Мы оставили в ее комнате тело другой несчастной, погибшей лишь день назад. А огонь сделает свое жестокое дело, стерев все отличия.

Торговца передернуло.

- Кем она была? Та девушка…

- Одной из тех, кто сдался напору бедности и болезней. Увы, подобных ей немало в темных уголках славной столицы.

Мушарафф тяжело вздохнул и махнул рукой, приглашая чужака следовать за ним в кабинет.

- Мы не обсудили вопрос оплаты, - уже совсем деловым тоном начал он. - Я очень благодарен вам, и хочу доказать это не только словом, но и золотом.

- Вы должны мне лишь пять монет, - легко улыбнулся Малкон и тут же пояснил: - За горючее масло и сухие дрова.

- Но, - работорговец был растерян… - Я думаю, что всякое дело заслуживает оплаты. К тому же, я не привык чувствовать себя чьим-то должником.

- Я не приму от вас иных денег, сверх названных. Но, возможно, со временем попрошу об услуге. Пока не знаю, о какой, да и наступит ли это время когда либо. Могу лишь заверить вас, что речь пойдет не о том, чтобы нарушить закон - в этих делах мне не нужны помощники. Но жизнь крайне сложна и запутана, а дороги судьбы, подчас, непредсказуемы.

Мушарафф задумчиво провел рукой по аккуратно подстриженной бороде, и хотя осторожность требовала от него немедленно отказаться и настоять на закрытии сделки, что-то удержало его, заставило промолчать. В конце концов он поклонился, прижав руку к сердцу и торжественно произнес:

- Двери моего дома всегда открыты для вас, господин. Я буду помнить о нашем договоре.

И вот теперь, глядя в тревожные глаза незваного гостя, Мушарафф размышлял, не допустил ли он в тот вечер очередной ошибки.

***

- Понимаю, что прошу вас об огромной услуге, вряд ли сопоставимой с размером долга. Но, поверьте, речь идет о сохранении жизни, а быть может - и не одной, - с напором произнес незваный гость.

- Я обещал вам свою помощь и только свою. Не впутывайте сюда никого постороннего, тем более - императрицу, - немного резче, чем хотелось, произнес Мушарафф. - Вы даже не представляете, каким змеиным логовом оказался Золотой Двор. Малейшее неверное движение - и полетят головы. И хорошо, если моя или ваша. А если пострадает Арселия?

- Мне известно гораздо больше, чем вы думаете. Именно поэтому я прошу о помощи вас: вы наверняка подберете верные слова, скажете то, что не может быть сказано вслух.

- Да во имя всех стихий, зачем мне это нужно? Сам факт того, что сестра императора имеет тайные дела с наемником из городских отбросов уже вызывает подозрения. Боюсь даже представить, что может связать столь разных людей, но уверен в одном: госпожу Арселию это не касается. Она и так многие годы идет по краю пропасти.

- Вы о безумии сиятельного? - тихо уточнил Малкон. - Я видел это собственными глазами. И знаю, на что способен Сабир в гневе.

- Замолчите! - побледнел Мушарафф. - Не желаю слышать подобных речей. Это измена и предательство. Я всегда держался в стороне от политики, и буду делать так и впредь. Готов забыть ваши неосторожные слова и не передавать их никому, но более никогда не произносите подобного в моем доме.

Повисла неловкая пауза. Мушарафф в итоге только безнадежно махнул рукой и сел на мягкий диван

- Не могу понять, почему вам так важно передать это послание.

- По той же причине, по которой вы хотели спасти ту девушку: она беззащитна, один на один с силами, против которых ей не выстоять.

- Это не все, - покачал головой седовласый.

- А если скажу, что люблю леди Мейрам? - Малкон смотрел прямо в глаза старому работорговцу. - И что она любит меня. По крайней мере любила когда-то, и в память об этом я хочу сделать все возможное, чтобы спасти ее.

- Любовь? - Мушарафф даже головой покачал. - Как вы молоды, как наивны! В ее мире нет места чувствам. Они - слабость, уязвимость, опасная прореха в броне посреди битвы.

- Не важно. Вы поможете?

- Нет.

- Я ведь могу заставить вас, - голос Малкона приобрел угрожающий оттенок. - Могу дать знать о наших с вами общих делах некоторым любопытным… И погубить вашу репутацию, а, может, и жизнь.

Мушарафф вскочил на ноги и сжал кулаки, мысленно проклиная себя за то, что вообще связался с этим человеком.

- Вы не сделаете этого!

Малкон хмурился, мысленно взвешивая все "за" и "против". В душе его клокотал гнев, однако сквозь негодование пробилось понимание: работорговец просто пытается защитить еще одного дорогого для себя человека. Раньше бы это вызвало у Малкона только одобрение, но сейчас... Ему действительно хотелось выполнить свою угрозу. Когда же он настолько изменился, что стал готов толкнуть в пропасть человека всего лишь за попытку поступить по совести?

- Не сделаю, вы правы, - наконец произнес он и тоже поднялся. - Хотя видят стихии, мог бы.

Он сухо кивнул, развернулся и вышел из комнаты, оставив Мушараффа в одиночестве. На столе сиротливо белела забытая ночным гостем коробочка. Прошло не менее получаса, прежде чем работорговец решился взять ее в руки и открыть - внутри лежала аккуратно свернутая лента для волос. На ее темно-синей шелковой поверхности серебряной россыпью горели звезды.

Седовласый мужчина еще некоторое время рассматривал украшение, пребывая в глубокой задумчивости. А потом, тихо выругавшись себе под нос, позвонил в колокольчик, стоявший на столе. На звук в комнату тут же явился юноша-слуга и склонился в ожидании приказания.

- Приготовь для меня на завтра нарядную одежду и будь готов сопровождать меня во дворец. Я должен нанести визит матери наследника.

***

- Рада видеть вас. Вы стали у меня редким гостем.

- Сиятельная госпожа, не смел тревожить вас без повода, - бывший хозяин склонился перед Арселией почти до земли. - Простите, если расстроил вас долгим отсутствием.

- Ожидание делает встречу еще приятнее.

Императрица вернулась в столицу по настоянию супруга. Гарем, от которой сиятельная госпожа успела отвыкнуть, встретил ее молчаливой неприязнью и показной почтительностью. Еще недавно Арселия бы закрыла на это глаза, но почему-то именно в этот раз ее терпение оказалось почти исчерпанным.

Дармсуд колотило, словно больного в лихорадке. Императрица чувствовала себя лишней среди этого царства войны и смерти, где только ленивый не обсуждал успехи войск Сабира. Люди видели в происходящем лишь блеск и славу победы, Арселия же молча подсчитывала жизни, которыми эта победа была куплена. Разумеется, делиться своими мыслями с кем-либо она не спешила, и от этого сохранять невозмутимость становилось тяжелее с каждым днем. Ей, супруге императора, не пристало выказывать свои тревоги прилюдно.

Радовало только то, несмотря на жесткие требования этикета и регламент, которым сопровождалась ее жизнь во дворце, принимать гостей ей не запрещали. Однако визитеров было немного и каждому она радовалась, как настоящему подарку судьбы.

Сегодня небо затянуло невесть откуда взявшимися облаками, над горизонтом клубилась синь, обещая скорую грозу, и Арселия предпочла насладиться свежим ветром на террасе сада.

- Приближение бури всегда завораживает, - она дождалась, пока молчаливые служанки поставят на невысокий столик угощение, и дала им знак отойти чуть подальше. - Глядя на это облачное великолепие, забываешь обо всем. Но мне кажется, вы хотели поведать мне что-то занимательное.

- Сиятельная госпожа видит гораздо больше, чем я хотел бы показать, - слегка смутился Мушарафф. - Должен признать, что сюда меня привел стыд и раскаяние.

- Что же предосудительного вы совершили? - удивилась Арселия, честно попытавшись вспомнить хоть что-то полезное из сотен дворцовых сплетен и кривотолков.

- Увы, всему виной мой возраст, моя госпожа. Старость уже прокралась к порогу моего дома, она заставляет меня совершать досадные ошибки, - он дал знак своему слуге приблизиться. Невысокий юноша поставил на столик резную шкатулку, которую работорговец тут же открыл и развернул так, чтобы госпожа могла изучить содержимое. - Недавно в город прибыл караван одного моего старого друга, он собиратель редкостей и в этот раз побывал на самом юге, навестив поселения пустынного народа и отыскав там множество красивых безделиц. А я, к стыду своему, совершенно позабыл, что вы родом из тех мест. Возможно, что-то из этих скромных даров принесет радость вашему сердцу. Знаете, я ведь отлично помню нашу с вами первую встречу: в тот жаркий солнечный день ваш дом подарил мне долгожданную прохладу и защиту от зноя.

Арселия вздрогнула и подняла удивленные глаза на собеседника. Мушарафф не мог забыть той страшной песчаной бури, что заставила его караван искать убежище в скромных шатрах ее семьи, в этом она была уверена. Так почему говорит такие странные речи? Ответом ей стал короткий, предупреждающий взгляд - и ни единого слова.

- Да, я тоже помню тот день. Действительно, ужасная жара, - осторожно ответила она, показывая, что приняла его правила игры. - На моей родине даже облака были редкостью. Расскажите же мне, что интересного нашлось в бескрайних песках пустыни.

Она неспешно выкладывала на стол самые разные предметы - кованые подвески, статуэтки из кости, звенящие украшения, что южанки носят под многочисленными покровами - и внимательно слушала рассказы гостя. Один дар - одна маленькая история. Мушарафф казался увлеченным, но Арселия понимала - это лишь сказки, тень истины, красивые, но совершенно ненужные слова. Шкатулка была почти пуста, когда императрица вынула из нее аккуратно свернутую шелковую ленту темно-синего цвета.

- Еще одна милая безделица - небрежно пояснил гость. - Ничего особо примечательного, разве что вышивка необычная для вашего народа. Помнится мне, вы почитаете семикрылый ветер и водные источники сильнее, чем звезды или солнце.

- Красиво, - вежливо согласилась Арселия. - И впрямь, непривычное сочетание.

- У вашего народа звезда - символ счастливого окончания долгого пути, верно?

Нет, и Мушарафф отлично знал это: жители пустыни предпочитали ночные путешествия, а потому завершение пути отмечало встающее солнце. Вторая за недолгую встречу ошибка дала понять императрице, что именно этот клочок ткани - истинная причина визита старого работорговца.

- Жаль, я не расспросил своего друга о том, для кого изготовили это украшение. Мне кажется, оно бы больше подошло светлокожим жительницам севера, тем, чьи волосы отливают золотом и серебром.

- Наверное, вы правы, - Арселия слегка задумалась. - У вас взгляд искушенного знатока, вашим суждениям о женской красоте доверяют во всех Золотых Землях. Но зачем же искать обладательницу подобной внешности так далеко? Мне кажется, леди Мейрам вполне подходит, да и мне будет приятно сделать ей небольшой подарок.

- Вы щедры, - Мушарафф склонил голову и прижал руку к сердцу. - И я, и мой друг будем польщены тем, что доставили радость двум прекраснейшим женщинам нашей империи.