Найди меня в Поднебесье

Глава 6. Новые знакомства

Цветочное вино было вкусным и сладким. На него слетались разноцветные ночные бабочки. Чертог горел светло-зелеными и лимонно-желтыми фонарями. Не меньше света давали светлячки, усыпавшие каждый лист. На поляне, чуть вдали, горели несколько костры, вокруг которых буйно плясали. Ветер шумел в кронах. Елене очень шло зеленое платье, перешитое совместными усилиями с Имрой. Голова кружилась от всего увиденного за этот вечер. Ей-то казалось, что проведенные в Халлетлове полтора месяца уже должны приучить к чудесам, но сегодня она поняла, что все это — только малая часть. Лагдиан то и дело подавал ей вкусные фрукты и напитки, она зачарованно рассматривала татуированные лица, крылья всех цветов радуги, одежды, сшитые из живого огня…

— Лагдиан!

К ним подошел один из нагов. Они с Лагдианом пожали друг другу запястья.

— Королева Эмун не скупится на размах. Боюсь предположить, что нас ждет в последующие дни.

— Меня не удивляет твое восхищение, — с доброй усмешкой сказал Лагдиан. — В ваших пещерах хотя бы пара фонарей найдется, чтобы не умереть со скуки?

— В наших «пещерах», мой друг, найдется такое, от чего ты потеряешь разум и будешь всю оставшуюся жизнь грезить во сне и наяву. Ну да что говорить! Скоро вторая сотня лет пойдет, как протираешь ногами землю, да хоть бы раз дотопал до наших краев. Говорить все горазды.

— Не будем зарекаться, друг. Демиурги позволят, еще пару сотен лет проживу, а там и видно будет. И то сказать, часто ли ты бываешь в собственных краях?

— Каждому — свое. Недаром вас, лучников, называют домоседами. Но, Лагдиан! Почему ты не познакомишь меня со своей спутницей? — бледно-серые холодные глаза обратились к Елене.

— Охотно. Елена, гостья Лесного Чертога. Меджед-Арэнк, страж заокраинных границ.

— Мое почтение.

— Взаимно, — отозвалась Елена, глядя ему прямо в глаза. Не отвести взгляд стоило усилий, но она выдержала. Меджед-Арэнк заметил это усилие и чуть усмехнулся.

Тут к Лагдиану подошел птицелюд и быстро заговорил на своем языке, с приглашающим жестом. Неохотно извинившись, Лагдиан последовал за ним, оставив Елену и стража.

— Позволите пригласить вас на танец? — осведомился наг.

Елена любезно кивнула, подавая ему руку. И едва не отдернула ее. Кожа нага оказалась ледяной, но изнутри пробивалось живое, пульсирующее тепло.

— Это наша особенность, — сказал наг, не дожидаясь вопроса. — Ваша рука мне кажется слишком теплой. А вот прикоснуться к муспельху мало кто сможет — они обжигают. Если не примут специальных мер. Но вы и не лучница — у них руки схожи с мягкой древесной корой. Вы человек.

Танцевать с ним было удивительно легко — тело само велось на движения, как намагниченное. Он рассматривал подвеску, украшавшую ее грудь.

— Что это означает?

— Это коловрат. Символ солнца и вечной жизни. Четыре стороны света, четыре времени года. Жизнь, вечно рождающая саму себя.

— Хороший знак. У нас есть похожий. Руна вечности.

— Здесь ее нет, — она указала взглядом на его медальон. — Что означают эти надписи?

Вблизи можно было разглядеть, что на медальоне, по обе стороны от пронзающего змею кинжала, тянется вязь знаков. Страж улыбнулся. Улыбка не вязалась с бесстрастным взглядом.

— Это девиз народа нагов. «Живем вечно».

— Не хочу показаться бестактной, — сказала Елена. — Но не уверена, что поняла правильное произношение вашего имени.

— Арэнкин, — просто ответил наг. — Вам так будет проще, а мне — приятнее.

Они продолжали разговор. Устав от танцев, прошлись по аллеям, встречаясь с другими отдыхающими. Свернули на поляну с пылающими кострами. Елена скинула кожаные туфли, и мягкая трава обняла босые ступни.

Вокруг костров сидели муспельхи, играли на кожаных барабанах несколько жунов. Рядом с жунами стояли объемистые бутылки с вином, несколько уже пустых валялись в траве. Арэнкин перехватил бутылку у одного из них и приложился к вину сам, отошел от огня подальше.

Один из мужчин, смуглый, яркоглазый, обнаженный по пояс, снял с дерева скрученную в несколько колец плеть и стегнул ею по огню. Плеть мгновенно вспыхнула, муспельх пропустил ее, горящую, через кулак, перепрыгнул через костер, перекувыркнулся, на мгновение обвив плеть вокруг себя, и выбросил руку в сторону муспельхской женщины в алом, почти прозрачном платье, что стояла по другую сторону костра. Она смело пошла навстречу удару, пропустила его над собой. Подняла с земли два факела и подожгла. Длинные огненно-рыжие волосы метнули по факелу и вспыхнули живым огнем. Факела в ее руках зажили отдельной бешеной жизнью. Муспельх зашел с другой стороны. Женщина выметнула наперехват горящей плети руку с факелом. Один из жунов начал тихонько отбивать ритм на барабане, вскоре к нему присоединились остальные. Тонкий горящий кончик захватил древко, и тут танцоры одновременно перекинули друг другу живой огонь и легко его поймали. Барабанный бой усилился, ускорился ритм танца.

Завороженная Елена наблюдала за танцем. Вот муспельх снова завладел огненной плетью, она свистнула и обвилась, горящая, в несколько раз вокруг стана женщины. Танцоры слились в объятии, пылающие, но не сгорающие. Муспельх выдохнул и сноп огня прошел над телом женщины, которая выгнулась так, что достала до земли руками. Другие муспельхи включились в танец, они прыгали через костер, стегали плетьми по огню и взвивали их в воздух. Одна женщина, совершенно обнаженная, провела факелом по телу, и языки пламени заключили ее в огненный ореол. Первый танцор, не сбавляя шага, подошел к Елене, обнял ее за талию пылающей рукой, второй рукой сделал быстрое движение сверху вниз. Ничего не произошло. Огонь был теплым, горел, но не сжигал. Мужчина безмолвно, приглашающим жестом указал ей на поляну.

Щеки Елены раскраснелись, она понятия не имела, как выглядит со стороны, но думать об этом было некогда, и она инстинктивно исполняла танец, даже не зная, что он и должен быть построен на инстинктах. Огненная феерия ослепляла, давала чувство свободы, дикости, освобождала от любых мыслей, высвобождала сознание. Это был уже не танец, это было кружение, хаос, из которого, наверное, когда-то и произошел мир.

Вспышка. Шаг. Свист. Вспышка, всполох, сноп искр, шаг, прыжок. Огненная змея. Свист, прыжок. Ритмичный бой барабанов. Шипит и скручивается спиралями почерневшая трава. Шаг, прыжок, разворот. Огонь под босыми ногами. Руки живут отдельно, в них сама жизнь — живой огонь. Шаг, разворот, уклон. Начало жизни, сама жизнь! В ночном небе пляшут искры, на поднебесной земле пляшут огненные люди. Слияние, небо, теряется опора под ногами. Под ногами огонь, только огонь. Вокруг огонь! Прыжок. Разворот. Прыжок, разворот! Огонь летит в небеса! Барабаны не задают ритм, они подстраиваются под него, он сродни биению пульса. Вся земля пульсирует и живет, остается только подчиняться, плясать в такт. Из этого ритма рождается жизнь, раскалывается земля, колется камень, сплачивается кровь. Шаг, прыжок, разворот, шаг, шаг, шаг, прыжок, разворот! Мироздание пульсирует, раскачивается, принимает в себя…

Арэнкин сел на землю в отдалении от костра, вытащил резную деревянную трубку и зашарил в поисках табака.

— Рекомендую, — услышал он голос за спиной, и мохнатая лапа протянула ему сверток из плотных листьев.

Арэнкин обернулся.

— О, благодарю, Ценьан! Надеюсь, ты меня поддержишь?

Рядом с ним сел, скрестив ноги, вазашек с коричневой длинной шерстью. В пасти у него также находилась трубка причудливой формы, похожая на маленький кальян.

— С удовольствием!

Арэнкин раскрыл листья и принюхался:

— А это еще что?

— Пятнадцать лет выдержки, — гордо отвечал Ценьан. — Отборные мухоморы, перетертые с пчелиным ядом, лимонником и еще кое-чем.

Вазашек набил трубку и подобрал отлетевшую от костра головешку.

— Давай-давай, — неразборчиво пробормотал он, затягиваясь. — Не все вам своей бурдой травиться.

Наг пожал плечами и последовал его примеру.

— Как мой сын? — после некоторого молчания спросил вазашек.

Арэнкин неохотно приоткрыл глаза. Ему совершенно не хотелось говорить. Тем более, он не знал, что ответить. Вместо него ответил Шахига, незаметно подсевший к ним:

— Лентяй и задира, — отрезал он. — Но для его возраста это нормально. Я его заставляю чистить башни сенгидов, а он швыряется в меня их содержимым. Лучше не придумаешь. Однажды довел меня до того, что я замахнулся на него мечом…

— И?..

— Увернулся. Кувыркнулся в навоз по уши, нащупал какую-то палку и отбил удар. Гаденыш.

Все трое рассмеялись. Арэнкин затянулся еще раз, смакуя вкус дикой смеси.

— На следующее утро пришел ко мне, — продолжал Шахига. — Так, мол, и так, господин, простите, больше не буду. Готов учиться. Сейчас вполне сносно орудует коротким кинжалом и потрошит чучела зубами. Нет, Ценьан, благодарю покорно, видеть не могу твои мухоморы…

— Я хочу, чтобы он стал воином.

— Чтобы Кусинг стал воином в нашем понимании, его нужно учить, как учили нас, как мы тренируемся сами. Ваши дети станут сильными защитниками, но не воинами.

— Нам этого достаточно. Нам нужно, чтобы наши земли было кому защищать не только вилами, не более того. А все эти ваши…

— Замолкни! — прошипел вдруг Арэнкин изменившимся тоном.

Ценьан отмахнулся от него и улегся на землю, блаженно затягиваясь. Наг с легкой досадой посмотрел на него. То, что для других являлось сильным наркотиком, нагу было, что называется, по колено. Человека эта смесь убила бы, у лучника вызвала бы галлюцинации, вазашка расслабила, зато наг был уверен, что даже после ведра сушеных мухоморов, его вряд ли хоть насморк прохватит. Но вкус, надо признать, отменный. Особенно в сочетании с вином.

— Что карлики? — спросил он, в свою очередь.

— Не успокаиваются, гады. Месяц назад прокопали ходы на юге, и оттуда полезли эти земляные твари. Благо, недавно вернулись от вас юноши, дали достойный отпор. Десятеро мирных убиты. Но если б не защитники, все оказалось бы гораздо хуже. А так пока затихли. Ты ведь знаешь про Сабсер? — безо всякого перехода спросил вазашек.

— Знаю. Я летал туда, — отрезал Арэнкин. — Дешевое у тебя зелье, Ценьан! Ни черта не успокаивает, а тут ты еще со своими вопросами. Сабсера больше нет.

Вазашек пожал плечами и принялся усердно жевать трубку. Арэнкин выколотил свою прогоревшую трубку и набил ее заново. Он перевел взгляд на Елену. Она, похоже, утомилась и сидела на земле рядом с жунами. Наг сощурился, присматриваясь к ней. Он о чем-то думал. Это не укрылось от внимания вазашка.

— Что, хороша? — он приподнялся и оценивающе присмотрелся. — Пфф! И что ты там нашел?!

— Заткнись, никчемная крысиная морда, — лениво ответил наг. — Вне вашего вкуса любая женщина, у которой уши не покрыты шерстью!

Спорить никому не хотелось. Вазашки были простым народом. Ценьан не обратил внимания на оценивающий, расчетливый взгляд нага, холод которого не могли растопить даже муспельхские огни.

Под веками немного посветлело, по обнаженным рукам шел холодок. Елена приподняла голову, протирая глаза, и обнаружила, что лежит на траве, укрытая шерстяным плащом. Голова гудела. Она снова зажмурилась, восстанавливая в памяти вчерашний вечер. Пили, танцевали с огнем. Потом без огня. Потом снова пили, что-то тяжелее и крепче вина. Пришла Имра в компании Четима и Токуса (она вообще с ними подозрительно много времени проводит — автоматически отметила Елена). Четим грозился порвать всех на «бохенский вымпел» своим чаранго, но кончилось тем, что лишь порвал сразу две струны. Токус играл на флейте. Потом заявился птицелюд с инструментом, похожим на банджо. Четим к тому времени старался уснуть под деревом, то и дело порываясь приобнять красавицу муспельхку. Банджо у птицелюда вскоре отобрал молодой наг, помнится, очень красивый и улыбчивый. Много пел и что-то рассказывал. Арэнкин изредка поправлял его и вставлял пару слов… Вроде все. Можно с чистой совестью открывать глаза.

Рядом тлели остатки костра. Вокруг спали муспельхи, неподалеку резвились рыжие лисы с шерсткой, невероятно красивой в предрассветных лучах. Елена плотнее закуталась в плащ, зябко передернула плечами. В нескольких шагах от нее Арэнкин, который то ли только что проснулся, то ли вообще не сомкнул глаз, наблюдал за лисами. Второй же наг разметался по земле и храпел от всей души. По окрестностям стлался низкий туман.

Арэнкин заметил, что Елена проснулась. Он тихо, призывно свистнул. Пяти ударов сердца не прошло, как зашелестела трава, и из тумана появилась черная летучая мышь на четырех лапах. Наг огладил сенгида, сказал несколько непонятных, по тону ласковых слов, и обратился к Елене:

— Хочешь прогуляться? Не бойся, он спокойно относится к людям.

Елена несмело улыбнулась, подошла к зверю, наг помог ей сесть и легко вскочил сам.

Удивительное ощущение! Ни упряжи, ни седла. Руки погружаются в жесткую теплую шерсть, под бедрами ощущаются сильные мышцы. Сенгид значительно крупнее лошади, он шипит, нетерпеливо переступает лапами. Арэнкин одной рукой крепко обнял Елену за пояс, другой ухватился за длинную шерсть на загривке сенгида и на том же неизвестном языке отдал ему приказ.

Сенгид сорвался с места. Намертво вцепившаяся в его шею Елена могла поклясться, что он не скачет, а плывет по пелене тумана. Понемногу страх отпустил, и она огляделась по сторонам. Они вырвались на дорогу, затем свернули, помчались по огромному полю. От скорости ветер свистел в ушах. Сенгид понес их к самому краю крутого обрыва, Арэнкин осадил летуна и спрыгнул, помог спешиться Елене.

Вольно гулял ветер, рвал волосы, Елена смотрела вперед и забывала дышать. На бескрайних просторах, насколько может охватить взор, перед ними расстилается белое поле облаков, клубящихся, изменчивых, рвущихся, плотных. Позади чернеет лес, правее высятся горы, а все остальное пространство занято небом, облака уходят к горизонту сливаются с ним, гонимые ветром, мчатся в глубине.

— Ты здесь впервые? — спросил наг.

— Да… Что там, Арэнкин? Под облаками?

Он не ответил.

После завтрака Елена отправилась на прогулку по Чертогу. В одном из дворов она встретила молодого нага, который вчера играл на банджо. Шахига, вспомнила она, его зовут Шахига. Он разминался с мечом. Почти танцевал, стройный, сильный, уверенный. Улыбчивый, в отличие от других нагов, с тонкими черными усами и бородкой. Наедине с мечом, против солнечных лучей, что падали тонкими стрелами сквозь листву. Он уклонялся от этих стрел, проскальзывал между ними. Перерубал резким движением — и тогда ослепительный блик отражался и уносился ввысь. Сверкала сталь, сверкало солнце, сверкали глаза молодого воина…

Внезапно, в одно мгновение, Шахига стремительно развернулся и совершил умопомрачительный прыжок в сторону Елены. Тело отреагировало быстрее мыслей. Мгновение еще длилось, а она уже упала на пол, перекувыркнулась, оказавшись сбоку от нага, и вскочила, безоружная, но готовая отразить атаку.

Меч опустился острием вниз. Шахига с улыбкой погладил подбородок.

— Похвально. Более чем похвально, девочка!

Елена улыбнулась в ответ.

— Я тебе не девочка.

— А я что, все проверять должен?!

— Хам! — парировала Елена.

— Не спорю! — пожал Шахига плечами.

— Тренируешься перед турниром?

— Мы тренируемся ежедневно. Если этого не делать, мы сможем охранять мир разве что от диких собак.

— От кого вы охраняете мир?

Шахига взглянул на нее удивленно и промолчал. Елена решила быстро перевести тему:

— Не поучишь ли меня драться? Я вижу, ты мастер.

На прохладную террасу падала тень.

— Все сходится, — говорил Гирмэн. — Все, как я и предполагал. Только у нас могут быть проблемы с Эмун.

— С Эмун? — презрительно улыбнулся Арэнкин. — Никаких проблем с ней не будет. Она держится за старые законы, как одержимая. Ни на шаг не отойдет. Сейчас у нас руки свободны.

— Ты уверен?

— Абсолютно. То, о чем Эмун с тобой говорила — полная чушь, можешь поверить. Землянка не так проста, она не поведется на принца. Да если б и повелась… — Арэнкин махнул рукой. — К чему она Эмун? Королева превратит ее в лучницу и заставит сидеть в лесу, не высовываясь. Дьяволы небесные, Эмун попросту струсила! Предпочитает никак не реагировать! Облачные моря, рухнувший Сабсер. Ей наплевать! Она уверена, что, если пробудить маори, Халлетлов рухнет следом!

— Она не была такой раньше… — задумчиво проговорил Гирмэн.

— Согласен. Она стала такой недавно. Но это неважно.

— Тогда дело за тобой.

— Разумеется. Когда ты улетишь?

— Через несколько дней после Совета.

— Я отправлюсь с людьми к Бохену, — размышлял вслух Арэнкин. — Возьму несколько воинов, осмотрим море рядом с городом. Я давно там не был. Не удивлюсь, если она стремится туда же. Поближе к людям. Она много времени проводит за картами, много разговаривает с людьми.

— Не задерживайся, брат.

— Не задержусь, — кивнул Арэнкин. — Но и слишком торопиться не буду.

— И ты еще утверждаешь, что только Эмун держится за старые законы?

— Если можно поступать по закону, то почему нет? Она окажется на Севере. Я сделаю так, что она сама того захочет, доверься мне.

Арэнкин потянулся, откинул волосы с лица.

— Провалиться мне сквозь грань, я так не отдыхал уже… не знаю, сколько времени.

— Загоняешь себя, Арэнкин, — бросил Гирмэн.

— И ты туда же. Не успел возродиться, как Охэнзи взялся и тебя поучать?

— Это же Охэнзи!

— Ну да, ну да…

Оглушительно пели цикады в деревьях…