Найди меня в Поднебесье

Глава 28. Поединок

В подземных камерах всегда полно крыс, воды и плесени. Это закон. А тут еще и вечная мерзлота. Арэнкин швырнул в крысу мелкий камень. Она недовольно пискнула и вальяжно удалилась. Глаза привыкли к темноте часа через два, различалось шевеление смазанных силуэтов.

«Через какую только дыру они сюда забираются? Интересно, почему вазашки относятся к крысам точно так же, как и все остальные? Я неоднократно был свидетелем того, как юнцы гоняют жирных крыс по коридорам с визгами и гиканьем. А как же солидарность? Крысы, пауки… Не замок, а мечта бохенского отравителя. Флягу яда бы сюда и трубку… Интересно, сколько крыс нужно, чтобы победить одного сенгида в перетягивании кнута? Если, скажем, тридцать крыс возьмутся за кнут зубами, а остальные вцепятся им в хвосты…»

Нет, он честно пытался думать о завтрашнем поединке, его причинах и возможных следствиях. И сразу бросил. Не думалось.

Ханг в своей камере с полночи изучал и разбирал на элементы выцарапанную на стене надпись «Смерть подлой гадюке!». Нащупал ее пальцами и долго вникал в почерк неизвестного писателя. Затем нашарил острый камень и добавил пару поправок от себя. Толстая крыса меланхолично взирала на Ханга из угла. Она много повидала на своем веку и не удивлялась даже лучнику-мутанту в ритуальном очистительном склепе нагов.

Арэнкин ждал, когда полоса света опустится до указанной отметки.

По обычаю, каждый из бойцов приводит трех свидетелей. Сегодня здесь присутствовали Охэнзи, Мейетола и Кэнги…

…Когда-то давно Шахига крупно повздорил с другим молодым нагом. Из-за чего — лешие голову сломят — не то меч не поделили, не то женщину. И не хватило выдержки разобраться друг с другом спокойно — одна обида уцепилась за другую, новое оскорбление за старое, полетели обвинения пополам с клеветой — так дело и дошло до Суда Демиургов. Их урезонивали, как могли, но бесполезно. Тогда Арэнкин стоял на возвышении над стеной огня и присматривал, чтобы противник Шахиги вел бой честно, зорко следил за тем, когда и чья кровь первой окрасит песок. Помнится, Шахига пытался выразить желание драться не до первой крови, а до последней… Арэнкин из него чуть дух не вышиб еще до поединка, чтобы ум на место вправить. Шахига первым пролил кровь, ранил противника в руку обсидиановым жалом, и был признан правым…

Полоса света коснулась алого камня на берегу неширокого, но глубокого ручья, опоясывающего арену, которая просматривалась за всполохами пламени. Арэнкин погрузился с головой в ручей, проплыл под водой немного, вынырнул на другой берег и тут же шагнул прямо в стену огня. Следующий шаг перенес его на круглую, засыпанную песком арену.

Ханг появился с другой стороны одновременно с ним. Белые волосы и кожа непривычно контрастируют с черным одеянием. Огонь заключает поле поединка в кольцо. Противники облачены в абсолютно одинаковые черные свободные одежды, босые и безоружные. Поле делит пополам змея длинной плети, рукоять которой держит наг в бесформенной одежде и маске на лице — один из служителей храма. Чуть позади него находятся Мейетола и муспельх с гранатовой серьгой. Оба в руках держат по ритуальному мечу. На возвышении за кольцом огня стоят Гирмэн и Бхати, слева от них — два муспельха, справа — свидетели Арэнкина.

— Призываю в свидетели Демиургов, — заговорил служитель. — И прошу их рассудить по справедливости тех, кто вошел в священный круг, очистившись водой и огнем, дабы отстоять свою правду. Я обращаюсь к вам с просьбой от лица богов прошлых, нынешних и будущих: Меджед-Арэнк, наг Скального замка! Призываю тебя, реши миром возникшую ссору, признай правду своего противника и выйди с ним за черту огня, как с другом.

— Нет, — скучающим тоном отвечал Арэнкин.

— Ханг Юшенг, владетель Дома Медиумов! Призываю тебя, не допусти кровопролития в круге священного огня, примирись с противником и реши свои притязания с помощью разговора.

— Нет, — спокойно отозвался Ханг.

— Я спрашиваю, когда вы посчитаете поединок справедливо завершенным и рассудившим вас?

Такие вопросы всегда обговаривались заранее.

— Когда один из нас выронит из рук оружие, — сказал Арэнкин, и Ханг тихим эхом вторил ему.

Никто из них не настаивал на битве до смерти. Оба были уверены, что выронят оружие только в одном случае.

Кольцо огня стало ниже, теперь языки пламени плясали не более чем в локте над землей.

— Снимите одежды, чтобы судьи и Демиурги видели равные возможности каждого.

Противники одновременно скинули с себя хламиды и остались только в черных штанах. Смотрите, недоверчивые боги — нет ни магического заговора, ни амулета на теле.

— Перед лицом судей и с благословения Демиургов, прошедшие очищение тьмой, водой и огнем, примите священное оружие, и пусть меч станет справедливым судьей!

Мейетола подошла к Арэнкину, с поклоном на вытянутых руках поднесла ему меч. Муспельх подал меч Хангу. Затем свидетели вернулись на свои места и вместе со служителем перешагнули огонь, оказались вне круга. Служитель одним движением взметнул плеть и свил ее в кольца.

Арэнкин перекинул меч из одной руки в другую. Деревянная рукоять в добрых три раза длиннее привычной, без крестовины, сразу переходит в широкую и толстую, в три пальца, деревянную планку. Основание расширяется к концу, острием мечу служит мощный обсидиановый наконечник. По краям в пазы вставлены обсидиановые пластины, спорящие смертоносностью с самым отточенным стальным лезвием, прочно укрепленные на многосоставном клее. Дерево твердое, пропитанное особым составом. Ограничителем для ладони служит небольшое расширение на конце рукояти. Никаких украшений и излишеств, меч строг и прост — олицетворение справедливости. Арэнкин сомкнул на рукояти обе ладони. Гирмэн и Бхати, похожие на статуи, смотрели в песок в центре арены. Вождь едва заметно кивнул служителю.

— Пусть справедливость восторжествует! — провозгласил служитель. — В бой!

Не торопясь, противники приблизились друг к другу, оставив безопасное расстояние.

Никто не спешил нападать. Они кружили по центру арены, неспешно, спокойно, прощупывали пространство мечом на дистанции в несколько шагов.

Ханг, гибкий, точно сведенный в пружину.

Арэнкин, как змея перед броском, готовый в любой момент напасть или отпрянуть прочь.

Наг чуть быстрее сделал полшага в сторону и ударил первым. Обсидиановое лезвие прошлось по деревянному основанию, подставленному плашмя, Ханг увел его меч вниз, и снизу вверх ударил сам. Арэнкин блокировал удар, отбросил его меч и отскочил на шаг. Еще полкруга, меч Арэнкина чуть опущен, Ханг, напротив, держит оружие на уровне груди.

Они оценили друг друга сразу, абсолютно безошибочно.

Арэнкином окончательно овладели холод и полное спокойствие. Непривычный, чужой меч слился с ладонями, превратился в подобие его самого. Последние обрывки мыслей плавно перетекли к матово поблескивающим смертоносным краям. Перед ним находился противник, с братом-близнецом его меча, холодный, расчетливый. Равный. Больше не имело значения ничто и никто.

На этот раз первым атаковал Ханг. Подпрыгнул, взмахнул мечом над головой, завертел его в руке. Арэнкин распознал летящее движение, ушел с линии атаки, блокировал удар, поймав меч в небольшой зазор между пластинами. Ханг провернул руку и тут же стремительно ударил наискосок, метя в запястье, меч столкнулся с деревянным основанием, но отбросил его и рассек кожу на плече Арэнкина.

Первая кровь пролилась на белый песок.

Они выкладывались в полную силу. Все мастерство, все умение, весь опыт уходили на то, чтобы увидеть, распознать, предугадать, опередить… Босые ноги рыхлят песок, покрытый багровыми пятнами. В полной тишине слышно лишь хриплое дыхание и глухие удары. Вот Ханг неудачно принял удар, мечи столкнулись лезвие в лезвие, обсидиановая крошка брызнула в лица противникам. Арэнкин воспользовался этим, ударил соперника в предплечье. Меч вылетел из руки Ханга, но не коснулся земли — альбинос тут же подхватил его левой рукой и мгновенно атаковал, снова завертел оружие в безумном вихре. Арэнкин отбил один удар, второй, третий, без передышки, без возможности контратаковать. В какой-то момент нашел лазейку, прорвался вперед, мимо противника. Рванулась черная ткань, из бедра Ханга потекла кровь. Он припал на здоровую ногу, будто случайно, в развороте отбил следующую атаку Арэнкина, и тут же атаковал сам. Прежде, чем Арэнкин успел отклониться, меч глубоко вспорол кожу на его груди в рваные клочья. Ханг присел, уходя от лезвия, летящего в голову, и ударил противника в лицо рукоятью, тут же отпрыгнул, но получил неглубокую рану на животе…

— Стойте!

Служитель храма вновь шагнул в круг, щелкнул плетью, безошибочно и четко разграничивая соперников.

Ханг и Арэнкин, тяжело дыша, разошлись, каждый в свою сторону.

— Достаточно крови! — возгласил служитель. — Призываю второй раз: примиритесь и решите ссору. Первая кровь пролита! Меджед-Арэнк, призываю тебя: признай правду своего соперника, ибо Демиурги посчитали справедливым увидеть твою кровь первой!

Арэнкин зажимал рукой края рваной раны.

— Нет, — хрипло сказал он.

— Ханг Юшенг, именем Демиургов призываю: оставь меч и признай правду своего соперника, достаточно крови уже впитал песок!

— Нет, — отозвался Ханг, тяжело откашливаясь.

Снова плеть сворачивается в кольца, служитель делает шаг из священного круга, где нет места никому кроме тяжущихся. Звучит команда.

Арэнкин ясно осознавал: нельзя терять ни мгновения, иначе бой кончится не в его пользу. Мутный туман застилал глаза, черная ткань насквозь пропиталась кровью. На этот раз они не стали кружить и испытывать друг друга — они уже знали достаточно. Вдруг голубоватая искра проскочила по руке Ханга к рукояти его меча. Арэнкин нанес страшный удар, нацелив его на запястье противника. Вновь брызнул обсидиан, Ханг играючи удержал оружие.

Мейетола сощурилась, тревожно взглянула на Охэнзи. Свидетелям полагалось вмешиваться лишь в крайнем случае. За любую подсказку или неосторожное слово они жесточайшим образом наказывались.

Сейчас бой давался соперникам несравнимо тяжелее, нежели вначале. Было видно, что оба уже вымотаны от напряжения и ослабли от потери крови. Вдруг Ханг поскользнулся на свалявшемся песке, упал, перекатился, а меч Арэнкина вонзился в песок в том месте, где только что была его шея. Вонзился глубоко, расчетливо.

Охэнзи выругался про себя. Арэнкину, похоже, было плевать на установленные правила. Если он решил убить — то убьет. С другой стороны, в правилах прямо не запрещается разоружение противника после смерти.

Ханг вскочил, и противники сошлись снова, в яростном, бешеном ритме. Ясно, что они бьются уже из последних сил, вытягивают их из самой своей глубины, поддерживают холодной злостью. И невозможно предугадать, кто одержит верх.

Но вот Ханг начал теснить Арэнкина. Сначала слабо, потом все увереннее, наконец, наг перешел к чистой обороне. Казалось, на обоих бойцах нет живого места. И вдруг случилось то, чего ни Мейетола, ни Охэнзи, ни Кэнги не ожидали.

Наг не смог с достаточной силой парировать удар. Обсидиановый наконечник рассек кожу на щеке, сделал рану на груди еще глубже. Арэнкин пошатнулся, уже падая, ударил горизонтально, чем отогнал Ханга на два шага. Но это было уже неважно.

Арэнкин приподнялся, стараясь удержать мокрую и скользкую от крови рукоять меча, но она сама по себе выскользнула из рук. Наг загреб ногтями песок, закашлялся, сплюнул густую кровь.

Ханг приблизился, пошатываясь. Занес и тихо опустил меч. Поддел черным наконечником меч Арэнкина и отбросил его в сторону.

Тишина нависла над полем поединка. Гробовая звенящая тишина. Мгновения замедлили бег. Исход был кристально ясен.

И Арэнкин не выдержал. Он поднял голову, ужасающе медленно и стремительно одновременно, прищурился сквозь слипшиеся от крови волосы, и тут же резко раскрыл бледные страшные ледяные глаза, перехватывая пронзительный, уверенный, без малейших признаков торжества, взгляд Ханга.

Ханг понял слишком поздно, попытался отступить, но не смог. В воздухе кристаллизировался лед, он потрескивал, морозной щеткой осыпался вниз. Красные глаза альбиноса стали бледно-розовыми от переполнившего их льда, он побледнел, хоть и казалось, что лицо белее уже не может быть. Арэнкин смотрел на него пристально, не моргая, не дыша. И Ханг упал навзничь, в той же позе, в которой стоял. Он упал лицом на обсидиановый наконечник, но кровь не пролилась. Арэнкин бессильно закрыл глаза, вцепившись в песок.

«Все. С меня хватит».

Сквозь нарастающий шум в ушах, сквозь давящую боль в висках, словно издали до него донесся гул голосов, взволнованный, испуганный, тревожный, отчаянный… Шелестел песок — наверное, к нему приближался служитель. И прежде, чем потерять сознание, Арэнкин отчетливо услышал яростный, звонкий и негодующий голос Бхати:

— Он убил взглядом! Меджед-Арэнк убил лучника взглядом на священном поле поединка! Огима-Гирмэн, мы требуем справедливости!