Найди меня в Поднебесье

Глава 30. Жертва

Сенгиды наотрез отказались лететь дальше. Они хлопали крыльями, пятились, визжали. Всадники уступили животным и спешились.

Гора Халлетлова похожа на земную, как искаженное отражение в озере, как зарисовка авангардного художника. Точь-в-точь такая же по форме, нагромождение валунов, скрепленных землей. Земная гора сплошь покрыта зеленью, буйный лес расстилается у ее подножия. Здесь царит запустение и молчание. Серый, бурый и песочный цвет разбавляет почву, дочерна выжженную давними событиями. Бесцветное небо, затянутое вечной пеленой, льнет к вершине.

Гирмэн провел Елену к подножию по извилистому пути, наступая лишь на определенные камни, по незаметной человеческому глазу тропке, по-змеиному нащупывая путь. Один раз Елена оступилась, и пальцы спружинили о плотный воздух, который давил на них со всех сторон.

У подножия Горы они остановились. Елена задрала голову, встряхнула волосами и обратилась к Гирмэну:

— Мне кажется, это достойный маршрут для моего последнего восхождения! Что скажешь, а? Помню, ты был авторитетом в этой области!

Вождь нагов не ответил. Глаза Елены горели веселым, отчаянным до болезненности огнем.

Они начали подниматься. Камни под ногами были горячими по сравнению с воздухом. Гора жила изнутри, питалась неведомой энергией. Она похожа на живое существо, закованное в камень, ждущее пробуждения. Елена наклонилась и подняла превосходное, до зеркального блеска отшлифованное каменное тесло. Таких предметов здесь много, самых разных по форме, возрасту и назначению.

Подъем оказался крутым, тяжелым. Гора пропускала чужаков неохотно. Последний валун Елена преодолела почти ползком. Тут же поднялась на ноги и огляделась.

Невысокая Гора точно парила над миром. Елена была готова поклясться, что отсюда можно различить густые кроны Лесного Чертога, золотистые поля жунов, всполохи огня на западе, уловить влекущее дыхание Севера… Она была уверена, что, если долго вглядываться, то можно будет различить Чаньуня, который напевает незатейливую песенку, растапливая баню. Фануя и Кусинга, что яростно рубятся на мечах. Лагдиана, который неотвратимо настигает оленя со своим луком. Весь мир лежал перед ней на ладони.

На вершине Горы широкое строгое кольцо образуют несколько вытянутых валунов. В каждом из них узнаваем один из представителей народов этого мира. В центре круга лежит плита с отверстием в середине. Сквозь него видно бездонное синее небо. А если всматриваться очень долго и пристально, то на миг можно разглядеть крошечный зеленый островок. Над плитой стоит большой плоский скол, похожий на надгробие.

Елена несколько раз вздохнула, легко, свободно, глубоко. Еще раз посмотрела на Север, швырнула с вершины каменное тесло.

«По крайней мере, этот мир стоит того, чтобы за него погибнуть!»

Она обернулась к Гирмэну.

— Ну что, мой дорогой земной друг! Убивай!

Стемнело. Но свет шел изнутри Горы, от самих камней, красновато-оранжевый. Гора чувствовала грядущее пробуждение. Елена расплела волосы, расчесала их пальцами. Гирмэн с закрытыми глазами сидел, приникнув лбом к каменному сколу.

…После пробуждения Горы, у ее подножия станут нести службу стражи с луками в руках, с волчьей кровью в жилах. И упаси боги чужака без особого разрешения подойти близко…

Народившаяся луна достигла зенита. Тонкая полоса серебряного света смешалась с багровыми отблесками. И в этот свет ступил черноволосый наг, обнаженный до пояса, безоружный. Лишь в руке он держал прекрасный, матово поблескивающий, идеально сработанный до последнего скола обсидиановый нож.

Елена невольно отпрянула. Вождь нагов поддержал ее за плечи. Она инстинктивно попыталась заглянуть в глаза Арэнкина — и встретила прямой, спокойный и собранный взгляд. Он идеально знал свое дело.

Страх, сомнения, страсть, уверенность — все померкло, слилось, превратилось в мутный водоворот, в котором тяжело билась полная обреченность. Пол-мгновения ей хотелось закричать, сопротивляться, не давать согласия. Но она не закричала. Страшная усталость сдавила сердце. Пусть будет, что должно, только быстрей — наверное, вдоволь веселятся сейчас Демиурги, чьи планы, похоже, воплотились в действие.

Наг молча указал на плиту. Она молча повиновалась, подошла. Наг жестом велел ей раздеться. Елена спокойно расстегнула плащ, сняла платье и бросила к его ногам. На один миг она не справилась с собой, единственный раз сердце стукнуло чуть быстрей, чем положено, она рванулась что-то сказать, но Арэнкин прервал сразу:

— Я говорил: ты можешь мне не верить.

Больше никто не произносил лишних слов.

Она опустилась на колени, прижалась спиной, руками, головой к каменному сколу. Гирмэн сомкнул пальцы на ее плечах.

Арэнкин заговорил. Его голос был неузнаваем, то тихий, монотонный, плавный напев, то вдруг быстрая, пронзительная, яростная речь. Он прошел по кругу, по очереди дотрагиваясь до каждой окаменевшей статуи. Затем подошел к Елене и сделал легкий надрез на ее руке. Собрал в ладонь струйку крови и еще раз обошел статуи, кропя кровью каждую. Он двигался, как во сне, плавно, размеренно, неспешно, с полузакрытыми глазами.

Неожиданно Гора легко дрогнула. Елена дернулась, но Гирмэн крепко удерживал ее. Арэнкин бросил на плиту несколько тонких пластов бересты и высек искру. Полыхнуло пламя, он руками подтолкнул горящие листы, и они, кружась, полетели в отверстие, вниз, к Земле.

Он легко коснулся ножом еще не до конца зажившей раны на своей груди. Тронул кровью губы Елены, ее грудь и живот. Опустился на колени перед плитой и продолжил говорить на незнакомом языке, который вряд ли помнит хоть один человек, живущий на Земле.

Гора дрогнула еще несколько раз, валуны-статуи покрылись красноватыми прожилками, засветились изнутри.

Это действо почти завораживало, Елена ни о чем не думала, даже страх отступил куда-то в глубину. Все происходящее вернулось из глубочайшей древности, из безымянного времени, когда людей не было еще и в задумке у Демиургов.

Сама Жизнь билась под оживающими камнями, жизнь сверкала в глазах нага, которые сейчас казались такими же черными, как и окружающая ночь. Все это казалось чем-то непоколебимым, центром, осью мироздания. Елена вжалась в камень, расслабила мышцы, попыталась отдаться, слиться с легкой дрожью камней, с ритмичным, тихим голосом нага.

Он смешал на камне кровь — ее и свою — и начертил знаки, пришедшие из того же безвременья. И кивнул Гирмэну. Вождь чуть отпустил ее плечи, но оставался рядом с ней.

Арэнкин приблизился, ножом наметил легкую полосу под грудью Елены. Она, не отрываясь, смотрела в его лицо. Она пообещала себе, что будет смотреть до конца. Арэнкин замахнулся черной обсидиановой молнией.

Она не выдержала и зажмурилась.

Он нанес удар.

Сильный удар в плечо отбросил Елену в сторону, она скатилась с камня, набрав полный рот горячей земли.

Молния вулканического стекла прошла выше намеченного и ударила Вождя точно в горло.

Освещенное красноватым светом тело обмякло, распласталось по камню. Арэнкин сделал несколько уверенных резких движений и извлек из груди брата трепещущее, исходящее паром сердце.

Багровая жизнь легла в отверстие камня, сделанное точно по размеру. Капли крови срывались вниз и исчезали в надземной тьме.

Арэнкин отшвырнул нож и дважды свистнул в небо. Камни дрожали, покрывались трещинами, каменные статуи с каждым мигом становились теплее, они оживали, приобретали цвет, движение.

Елена кинулась к нагу, закуталась в плащ. Бросила взгляд на окровавленное тело, на лицо Вождя нагов, сорок лет бывшего землянином, впитавшего энергию Земли. Бледное, усталое, умиротворенное лицо, с человеческими, широко и удивленно раскрытыми глазами, до боли знакомое. И самое обыкновенное.

Там таких миллионы.

Арэнкин крепко прижимал к себе Елену, ее плащ пропитался жертвенной кровью.

Живое сердце билось в камне, передавало биение Горе, пульс уходил в воздух, достигал земной поверхности.

— Слушай меня! — Арэнкин взял в окровавленные ладони лицо Елены. — Сенгид унесет тебя к землям жунов. Ты сильная, поблуждаешь по лесам, придумаешь себе историю. Скроешься в любом селении. Больше тебя никто не станет искать, сейчас все уверены, что ты мертва. Забудь, что ты землянка!

— А ты?

— Я улетаю из Халлетлова. Мне нельзя возвращаться на Север. Сейчас меня волен будет убить любой встречный. Смерть Гирмэна быстро раскроется, если я появлюсь! Я лечу в Чинияангу.

— Хорошо! — жестко сказала Елена. — Но только со мной!

— Нет! Я однажды совершал перелет между странами. Человеку такое не под силу!

— Человеку здесь многое не под силу! Но я еще жива!

— Это слишком опасно!

— Еще причины есть?

— Нет! — не раздумывая, сказал Арэнкин.

— Тогда вопрос решен!

Верные сенгиды откликнулись на зов Арэнкина, не предали, не побоялись пролететь сквозь жар и потусторонний страх, приняли всадников на спины. С высоты открылся вид на разноцветные пятна, что прорезались на вершине Горы — лазоревое оперение птицелюда, зеленое одеяние лучника, огненный шлейф муспельха, черный плащ нага, ярко-желтая накидка жуна, бурая шерсть вазашка, белесый доспех карлика… От каждого из них тянулась алая нить к выбивающему неистовый ритм человеческому сердцу.

Сто лет назад Арэнкин стал свидетелем гибели Горы.

Сорок лет назад он совершил жертвоприношение во имя возрождения Вождя, которому был безгранично предан.

Сейчас Вождь отдал собственную жизнь во благо мира. Добровольно или нет, но он не успел понять, что произошло. Так же, как сорок лет назад не успела понять девушка-медиум, что она делает в глухом склепе.

Арэнкин не думает об этом, не оглядывается на тело брата, не смотрит на Север, не знает, сколько он еще проживет. Долгожданная, безграничная до невыносимости свобода, к которой он столько стремился, мгновения, ради которых стоило жить, наступают и призывно влекут за собой.

«Делай то, во что веришь» — «Я верю в жизнь».

Арэнкин задыхается свистящим воздухом, смешанным с пеплом Горы, сенгид вырывается в свежие темные облака, несется, ведомый рукой нага, на юг, к обрыву. Второй сенгид не отстает, настигает, и вот они уже почти на краю мира, оставляют за спиной алое свечение пробужденной Горы, один шаг отделяет их от новой жизни.

Он хочет оглянуться, но не оглядывается, напротив, пригибается к холке сенгида, набирает высоту. Он подлетает ближе к Елене, они встречаются взглядами, она что-то выкрикивает, ее глаза полны ненормального, безумного счастья. Он неожиданно смеется в ответ и окончательно вырывается из воздуха Халлетлова. Счастье и свобода, наверное, впервые за всю невозможно долгую жизнь овладевают им полностью, без остатка.

Он почти не чувствует, как огненная стрела стража Горы обжигает левую лопатку, проходит насквозь и исчезает во тьме.

Отчаянный женский крик впервые с начала мироздания пронзает воздух межмирья, в ответ вопит сенгид, вновь потерявший всадника.

Елена сливается с летуном, становится с ним единым целым, над ней проносится еще одна стрела.

Стражи не промахиваются никогда. Они обязаны убить каждого, кто взойдет на Гору без разрешения. Стражам в вены вливается волчья кровь. Их невозможно обмануть.

Но есть вещи, которым ни один, даже самый жестокий и действенный закон, не в силах препятствовать. Она быстрее стрелы несется вниз, входит в пике, жар колотится в висках, в кончиках пальцев, никаких мыслей, только безнадежное отчаяние и отчаянная надежда. Второй сенгид первым теряет надежду и вовремя останавливается, хлопает крыльями в горестном плаче.

Сенгид с обезумевшей всадницей на спине на полном лету пронзает невидимую пленку, врезается в слои облаков, вспарывает чужую, непривычную, тяжелую атмосферу. Крик девушки глушится потоком воздуха, но в нем можно услышать странное имя на древнем, почти исчезнувшем языке… Воздух побеждает и срывает девушку со спины мифического, несуществующего создания.

Ветер удивлен, почему она сопротивляется — ведь она так хотела вернуться домой…

И, не в силах справиться уговорами, дает ей пощечину.