Найди меня в Поднебесье

Глава 25. Кровь, любовь и все те же

Наверное, Елена все-таки врезала Арэнкину. По крайней мере, ладонь болела, как от ожога. Толком она не помнила. Она сидела на рваном краю высокой стены, которая ограждала тренировочный двор, и упрямо болтала ногами. Высоты она боялась до потери сознания.

«Как мне все это осточертело. Как надоели все эти погони, убийства, высокомерные морды вершителей мировых судеб. Как же я их ненавижу! Как надоели эти фальшивые признания! Сначала Лагдиан, теперь вот…»

О Гирмэне Елена упрямо старалась не думать. Всерьез боялась, что помчится срочно его искать, в целях довершения прерванного. И сидела на самом краю стены для того, чтобы себя хоть немного контролировать.

«Причем тут я? Я виновата только в том, что во мне земная кровь. Больше никому и ничего от меня не нужно. Никому и ничего. Зачем нужно было меня сюда тащить? Что мне стоило не приехать тогда в больницу? Неужели людей вокруг мало было?»

Елена до боли вцепилась руками в края стены. Она попыталась вспомнить Землю, вспомнить чувства, которые когда-то вызывал человек, которого там звали Олегом. Тень. Тень от собственной тени. Смех, да и только. Выдумка, позерство… А ведь верила, сама себе верила. Вот и поплатилась за собственные выдумки.

«Хочу к жунам, — неожиданно подумала она. — Хочу к Лине и Чаньуню. Хочу пожить в уютной землянке и есть на завтрак яичницу с луком. Хочу петь с Четимом под его чаранго и стать свидетельницей на их с Имрой свадьбе».

А потом? Что потом?

«Ярик, скорее всего, живет с Антоном. По выходным к ним приходит мама… Мама, мамочка моя… Антон, возможно, скоро женится… Не станет же он один сына растить.

А кто, интересно, преподает вместо меня? Неужели эта мымра Катька?.. Это все, прощай немецкий язык для студентов…А как там мой попугайчик? Волнистый…»

Воспоминания нахлынули так неудержимо, что Елена покачнулась и зажмурилась. Почти полгода она возводила барьеры в сознании, особенно после того, как ее пытал Ханг, заставляя связаться с родными.

Воодушевленная и умиротворенная Лесным Чертогом, она относилась к этому миру, как к увлекательному путешествию, из которого все равно вернется всем на радость и зависть. Перепуганная Хангом и погоней, позволяла себе воспоминания только редкими вечерами. В Скальном замке и думать не могла ни о чем кроме неминуемой встречи с Вождем.

Сейчас воспоминания заливали тяжелой тоскливой волной.

В двух шагах от нее раздался глухой стук. Она открыла глаза и увидела маленький камень. Скосила глаза вниз.

Рыжие вихры Фануя ярко сверкали в солнечных лучах. Рядом с ним нетерпеливо подпрыгивал и бешено жестикулировал кто-то, очень похожий на огромную крысу-переростка.

Как известно, в каждом заборе есть волшебный проем, который не в силах заделать ни один каменщик, и за которым невозможно уследить ни одному сторожу. Кусинг раздвинул сплетение скользких зеленых стеблей и первым нырнул прямо в него.

Вскоре трое друзей кубарем скатились по почти отвесному склону и припустили во весь дух по дороге, ведущей в город. Фануй и Кусинг щеголяли черными нашивками на жилетах, что давало им право спокойно находиться в городе нагов.

Вдоль дощатой набережной туда-сюда шныряют горожане. Быстрая река кажется почти черной, у берега она скована льдом. Противоположный берег теряется в тумане.

Кусинг вел их с видом знатока.

— Вон там, — пищал он. — Делают лучшие в городе пироги с пауками! Елена, что с тобой, тебе плохо? Не поверите, вкуснятина необыкновенная! А в полночь пекарня трансформируется в игорный дом, но если играть не умеете, не суйтесь — обставят мигом! Шулерство на уровне!

Чадили на улицах масляные фонари. Перед входами в дома-пещеры на манер домашних животных сидели огромные ящерицы и змеи.

— А здесь — кхм, не при дамах будет сказано… — вазашек напыжился. «Дама» дернула его за ухо. — В общем, если нужно отдохнуть от трудов праведных, двери всегда открыты! Говорят, здесь не один из наших наставников — хе-хе — является определенно желательной персоной.

— Шахига? — быстро сказал Фануй.

— Арэнкин? — быстро сказала Елена.

Все рассмеялись.

— А может и… — задумчиво протянул Фануй. — Охэнзи?..

— Ха, точно! Сюда ему и дорога, он тут всех с ума сведет… своим занудством! «Юноша, если вы будете держать меч, как грабли, вы убьете им разве что хромую жужелицу!» — загнусавил Кусинг, удивительно точно подражая строгому голосу старого нага. — Тьфу ты! Сам он, как жужелица хромая!

— Палку проглотившая! — Фануй прошелся вперед, копируя размеренную походку Охэнзи.

Молоденькая нагини в откровенном наряде призывно подмигнула Фаную. Парень подмигнул в ответ, взъерошил свои вихры.

— О, что там?

Вокруг небольшой арены собралась толпа. Друзья быстро протиснулись вперед. На песке медленно кружили две огромных ящерицы — черная, как сажа, и ярко-зеленая. Полунаги потрясали кулаками и рьяно вопили. Ящерицы присматривались друг к другу, но пока ни одна не решалась напасть. Полная женщина в намотанном на голову шарфе принимала ставки у всех желающих.

— Глянь, глянь, вон та черная — ну точь-в-точь Арэнкин! — хохотнул Кусинг, подталкивая Фануя локтем в бок.

— Ага, — подтвердил Фануй, повиснув на ограде. — Когда из себя выходит, глаза точно такие!

— А он разве когда-то в себе бывает?! И плащ такой же драный, как у этой капюшон!

— Во-во! Ха, да они даже шипят одинаково!

Ящерица яростно, но осторожно шипела, боком подбираясь к зеленому противнику.

— А прикинь, Арэнкину хвост такой же шипастый приделать?

— Да у него и так кнут, как хвост!

— Ну, за кнут его узлом к колонне не привяжешь, а вот за хвост вполне!

— Ха! Вот картинка! Я б за удовольствие такое увидеть месяц бы под арестом согласился сидеть!

— А если самому проделать, то и два!

Ящерицы все не решались начинать бой, и друзья сошлись во мнении, что интерес к земноводным исчерпан. По настойчивому совету Кусинга они купили по большому засахаренному таракану на палочке и уселись на перевернутую лодку. Над рекой лилась чья-то заунывная песня, высоко в небе летали летучие мыши.

Скальный замок хмурой и жуткой громадой выступал из вечернего тумана, возвышался над городом. Он казался призрачным, нереальным, вызывал головокружение. Елена отвернулась и углубилась в откусывание тараканьих лапок. Экзотическое лакомство оказалось на удивление вкусным, особенно, если забыть, из чего оно сделано.

— Видите желтый фонарь? — указал недоеденным тараканом Кусинг. — Это чайная, только нам туда лучше не заходить. Отец мой, удачного ему перерождения, знал толк в таких чаях. Наги абсолютно невосприимчивы к наркотикам, им все это по колено. Они такими травами лечатся, а нас запросто убьет пара чашек.

— А поесть тут можно где? — поинтересовался Фануй, с аппетитом дохрустывая тараканом. — А то у меня это насекомое вот-вот в желудке оживет.

— Можно-то можно, только вот платить у меня… — Кусинг демонстративно вывернул карманы широких штанов.

— Пошли! — объявила Елена и хлопнула себя по поясу. Пояс отозвался сухим шелестом каменных чешуек.

— Ого! — поднял мохнатые брови вазашек. — Вот, что значит приближенность к верх…Ой-о-ой! Пусти, пусти, оговорился, больше не буду!

Елена отпустила прижатого за шиворот вазашка и отряхнула руку от бурой шерсти.

— Деньги, между прочим, из твоего родного селения! — сказала она. — Пока вы тут с мечами прыгаете, там работать нужно! Так вы идете или нет?!

— Вот это я понимаю! Нет, это я, правда, понимаю! — восклицал Кусинг, вгрызаясь в огромную дыню.

Елена и Фануй предпочитали не комментировать, занятые внушительным блюдом мяса.

— Мясо, — доказывал Кусинг, облизывая усики. — Удел существ, зависимых от еды! Вот мы, вазашки, можем питаться всем, что растет под ногами. А у вас, людей? Поохотиться сходи, животину разводи, ее тоже накорми… Времени уходит — кошмар! Вот вернусь домой, сразу возьмусь за выращивание вот таких дынь!

— Дома, — мрачно сказал Фануй. — Первым делом надо хорошие укрепления строить.

— Не возражаете, если я подсяду? — послышался вдруг приятный голос.

Фануй поднял глаза и поперхнулся. Темноволосая изящная девушка держала в руках дымящееся блюдо и улыбалась.

— Ко-конечно! — Фануй отодвинул стул, едва не сшибив кувшин с вином.

Елена и Кусинг незаметно перемигнулись.

— Я Джэки, — улыбнулась девушка. — Приятного аппетита.

Когда они вышли из таверны, уже совсем стемнело. На Севере темнело рано.

— Может, возвращаться пора? — неуверенно предположил Фануй, с неохотой косясь на Скальный замок.

— А! — махнул рукой вазашек. — К перекличке все равно не успеем, тренировок нет, а дежурит сегодня Шахига. Он не заметит, а если и заметит… ну выпорет завтра, подумаешь! Не Мейетола ведь — эта мымра еще та, ей лучше не попадаться!

— Я вам вот что предложу, — сказала Елена, глядя в сторону навеса, из-под которого неслась музыка, режущая слух. — Вы к танцам как относитесь?

— Отличная идея! — воскликнул Фануй, а Елена бедром подтолкнула парня к Джэки, которая вышла следом за ними.

Под навес, где шли танцы, друзья ввалились, обросшие уже внушительной компанией.

Потом была еще одна таверна, какие-то недовольные лица…

— Елена! — тормошил ее Фануй. — Ты чего это? Что нос повесила?

Девушка шмыгнула носом над чашкой.

— Я…Фануй, ты не поверишь! Ты смеяться станешь…

— Да чтоб меня нежить сожрала и кости не выплюнула!

— Я…я люблю…

— О-о! Ну это дело не такое страшное! Подумаешь! Я вон Джэки уже люблю и не реву ведь! Правда, Джэки?

Девушка сделала глазки вихрастому парню.

— Нет! — стукнула кулаком по дощатому столу Елена. — Фануй, ты не понимаешь, чтоб мне провалиться, не по-ни-ма-ешь!

— Согласен! Куда ему! — подсел с другой стороны Кусинг. — Не обращай внимания на этого идиота, мне расскажи! Я на любви этой сорок арбузов съел и не подавился!

— Кусинг! — подняла она на вазашка невинные круглые глаза. — Я, кажется… Арэнкина люблю!

Вазашек поперхнулся пивной пеной и закашлялся. Фануй с опаской заглянул в чашку Елены.

— Э-э, не перегибай! Ты чего там намешала такого?!

— Слышь, Фануй, — с опаской зашептал Кусинг за спиной Елены. — Ей не наливай больше, она по ходу бредит, заговариваться начала!.. Этот… Белый крыс ей пришел!

— Дураки! — всхлипнула Елена.

— Не, правда, с крысом шутить нельзя, не такого еще наговоришь! — авторитетно сказал вазашек, отодвигая чашку. — Ладно, забыли, завтра пройдет! Кхм… А не пойти ли нам проветриться?..

Затем снова была таверна, звон битой керамики, чей-то яростный вопль, непонятное квохтанье под ногами, хлопанье крыльев…

А потом темнота.

«Ох…опять вчера у костра напились. Чтоб я еще раз с геологами куда-то пошла…Ох-х…какой спальник-то холодный. Хватило же ума в одной рубашке уснуть…что?..»

— Что-о?!

Елена тут же пожалела о попытке крикнуть. Из горла вылетел невразумительный хрип, зато голова чуть не взорвалась.

Перед глазами сфокусировался серый до безнадежности потолок, наверное, для особого шарма подернутый слоями паутины, в которых копошились пауки. Она взлохматила волосы и внимательно разглядела черное покрывало, зажатое в руке.

— Доброе утро! — гулко ударило в уши.

Она медленно повела взглядом в сторону голоса, но на пути возник высокий глиняный кувшин. Не раздумывая, она схватила его и поднесла к губам. Ледяная вода сработала, как чудодейственное средство — ленивая кровь побежала по жилам, туман в голове начал рассеиваться, мысли прояснялись. Елена отняла кувшин от губ и рассмотрела гладкую поверхность — почти зеркальная жидкость мерцала и переливалась. Елена еще раз, с подозрением принюхалась, глотнула. Чистейшая, ключевая, студеная вода.

— Живая вода, — оповестил ее Арэнкин. — Не бойся, хуже от нее не станет.

Он стоял у плотно занавешенного окна и играл с мышонком, не глядя на Елену. Сквозь бархат проникал прохладный северный свет.

Она внимательно посмотрела на него, потом еще раз, посвежевшим взглядом, оглядела комнату, поймала свое искривленное отражение в обсидиановой мозаике на стене и отчаянно заскулила, натягивая одеяло на голову.

— Не поможет, — безжалостно ворвался в уютный кокон голос нага.

— Где Фануй и Кусинг? — прогундосила она из-под одеяла.

— Значит, память в порядке? Под недельным арестом. Оба.

— А почему я тогда здесь?! — Елена рывком откинула одеяло и села. Мир опасно покачнулся. — Почему меня не арестовали с ними?! Я что, лучше…

— Слушай меня! — перебил Арэнкин. — Твои дружки — ученики школы Скального замка, и они пользуются определенными привилегиями. И только поэтому они сейчас под арестом, а не на плахе. Тебя же, как человека, мог зарубить на месте первый попавшийся патрульный, и был бы прав. Хорошо, что меня в городе неплохо знают, а ты успела примелькаться рядом со мной. А также, что рядом с забегаловкой, в которой вы устроили настоящий цирк, находится бордель, в который я, на твое счастье, направлялся, чтобы вернуть пару долгов!

Елена застонала и откинулась на подушки. Мир продолжал кружиться.

— Что мы натворили? — спросила она через некоторое время.

— Драка посреди улицы, — губы нага дрогнули в улыбке, — соревнование в метании ножей по бутылкам, два слюдяных окна, три деревянных стола, немерено глиняной посуды и одна ворованная шляпа с перьями. Последняя украдена непосредственно с плешивой головы хозяина таверны.

— О, нет… — Елене хотелось провалиться сквозь облачную грань.

«Вот и думать начала, как местная», — отметила она машинально.

Арэнкин беспощадно перечислял:

— Еще просвещение патрульного по поводу его родословной до пятого колена. Побег от него через местный курятник в разрушенный сарай… Кстати, если не ошибаюсь, я лично его разрушил лет десять назад. Что поделать, хозяину он не особенно дорог. Так на чем я остановился… Продолжать?

— А это еще не все? — прошептала Елена и круглыми глазами уставилась на нага.

Наконец, Арэнкин не выдержал и рассмеялся.

— Нет. Не все. Но я, наверное, проявлю милосердие к хрупкой человеческой натуре. Иди, переоденься и приведи себя в порядок! — он кивнул на дверь в стене. — Прислужницы принесли тебе вещи. Да, ты прости, но я не мог позволить тебе валяться на моей кровати в одежде, пропитанной вином и грязью.

Елена с подозрением осмотрела черную хламиду, в которую была облачена, затем схватила кувшин с остатками живой воды и в ярости швырнула его через всю комнату. Кувшин разлетелся вдребезги, на пол плеснул сверкающий поток. Арэнкин даже не стал уклоняться — настолько она промахнулась, и продолжал смеяться.

— Елена, разреши вопрос?

— Что тебе, гад ползучий?!

— Ты вчера много говорила на незнакомом мне языке…

— Неужели?

— Да. Не подскажешь ли, как перевести на бохенский… Сейчас… «Червяк земляной»?

Елена вздрогнула. Родные слова из уст нага звучали донельзя жутко.

— А… в каком контексте?..

— «Пусти меня, «червяк земляной»! Или вот еще — «земноводное недоделанное»! Или…

— Хватит! — простонала Елена, снова натягивая одеяло на нос.

— Я жду объяснений!

— Это… — промямлила она. — Ругательства вроде «лешего» вашего…

— Правда? А как насчет «тупоголовая гадюка, ничтожное пресм…» Как же там?..

— Пресмыкающееся… — неразборчиво пробормотала Елена.

— Вот-вот! Я так понимаю, это… Елена, что с тобой? Елена… Успокойся, не плачь… что случилось?

— Я… таких слов… — всхлипнула она, утыкаясь носом в его черный воротник с вышивкой, — знаешь, сколько времени не слышала?.. А что я еще говорила?

— Ты во сне кого-то по имени звала…

— Какое имя? — спросила она, успокаиваясь.

— «Яро-слав»… или нечто похожее… Нежить меня забери, вот что мне с тобой делать?! Иди ко мне, Елена, поплачь, честное слово, заслужила…

— Как спалось? — выросший на пороге Шахига сверкал своей великолепной улыбкой.

— Мне хорошо! — ответила Елена, утирая распухший нос. — А вот местные пауки вряд ли оценили компанию Арэнкина!

В подтверждение ее слов, Арэнкину на плечо спланировал паук размером с ладонь и быстро посеменил прочь. Мышонок помчался за ним.

— Ну да, — проводил их взглядом Шахига. — Арэнк, тебя ждет Вождь. И вооружись зеркалом — он в очень уж плохом настроении…

— Надеюсь, ты понимаешь, что я терплю твои выходки только по той причине, что уважаю память нашего отца, — Гирмэн проговаривал каждое слово медленно, со вкусом. — Надеюсь также, что все это представление на самом деле является частью тщательно продуманного плана, который ты немедленно мне выложишь.

Арэнкин молчал, он стоял и смотрел на брата, скрестив руки на груди.

— Надеюсь, — продолжал Гирмэн, — ты осознаешь, что, стоит мне сейчас сомкнуть ладони, тебя казнят на завтрашнем же рассвете. Причем так, как бы тебе хотелось меньше всего!

Арэнкин побледнел.

— Не перегибай, брат, и не нужно мне угрожать, — тихо отвечал он. — В каком же преступлении ты обвинишь меня перед Кругом?

Тут промолчал Гирмэн.

— Я в точности выполнил приказ, — спокойно сказал Арэнкин. — Разве не так? Я доставил Елену на Север по ее доброй воле. Более я ничего не обещал. Я сдержал клятву — до того момента, как мы переступили порог Скального замка, она ничего не подозревала о своей роли. Много ли нагов Круга знают о твоих планах? Насколько мне известно, никто. Так в чем ты меня станешь обвинять? Поднимешь старые истории, свидетелем которых не был?

— Я доверял тебе! — прошипел Гирмэн.

Арэнкин небрежно пожал плечами.

— Не ты первый, кто совершает эту ошибку.

— Сколько у вас было времени? — Гирмэн испепелял брата взглядом. — Ты что, не наигрался с человеческими женщинами? Я спрашивал, сколько тебе еще нужно? Скажи, я подожду!

— Я не нуждаюсь в твоих оскорблениях, Гирмэн.

— Как ты не понимаешь, сколько всего зависит от твоей выходки! Халлетлов рушится на глазах. Но маори живы, они ждут своего пробуждения! Я жил на Земле, установил эмоциональную связь с этой девушкой, передал ей часть энергии, когда умирал там. Я внушил ей путь, по которому она взошла на Гору. Она преодолела облачную грань, ведомая моей энергией! Ты хоть представляешь, какой это был риск? Я благодарен тебе, Арэнкин, за все, что ты сделал! И я надеялся, что мы и дальше будем действовать совместно.

— Я посчитал это справедливым, — ответил Арэнкин.

— Не оправдывайся!

— И в мыслях не держал.

— Ты — предатель, Арэнкин, — прошелестел Вождь. — Ты предаешь не только меня, но и весь наш мир.

— Битый базальт — цена такому миру.

Наги стояли один против другого, сжигающие друг друга взглядами, разделенные несколькими шагами, смутно схожие и абсолютно разные. И вдруг Гирмэн жестко улыбнулся.

— Что ж, хорошо! Халлетлов ждал сотню лет, подождет еще несколько месяцев. Иди, Арэнкин! Только, я знаю тебя, брат. Пройдет немного времени, и ты начнешь смеяться сам над собой. Иди, я подожду! И помни: скоро ты сам приведешь ко мне Елену, потому что эта игра тебе станет противна. Думаешь, я не понимаю, что руководит тобой?

Арэнкин не отрывал от брата взгляда.

— Страх. Обыкновенный, достойный последнего человека страх. Пока эта женщина глушит твой страх, ты не оставишь ее. Но это скоро пройдет. Так скоро, что, думаю, миру хуже не станет за это время. Я вижу, что ты в ней нашел. Свежая жизнь, незнакомая энергия, новое дыхание. Иди, Арэнкин, наслаждайся этой женщиной. Сильные эмоции и переживания делают кровь сильнее… Устанавливай связь дальше, я понаблюдаю. Тебе снова захочется новизны — тем больнее разрывать, тем больше у нее будет желания вернуться домой, использовать каждый шанс, найти любую связь с Землей. Превосходно!

— Достаточно, Гирмэн, — тихо прервал Арэнкин. — Я справедливо считаю себя свободным от обещания, данного тебе. Мне пора лететь, мой отряд ждет.

Не дожидаясь разрешения, Арэнкин вышел из залы. Гирмэн проводил его ледяным взглядом. Потом усмехнулся и залпом выпил кубок яда.

«Одна человеческая жизнь. Одна-единственная жизнь — и мир отступит от той грани, на которой балансирует. Сила крови — мощнейшая из доступных нам. Живительная кровь, поток энергии, нерушимая связь между мирами, которые не могут существовать друг без друга».

Арэнкин направил сенгида вниз. Море было ясным и тихим, во многих местах между облаками синели глубокие просветы. Стражи черными точками рассеялись вдоль берега. Все спокойно.

«Одна жизнь. Ничего не стоящая, одна из многих. Там таких миллионы. Ни одному из этих миллионов нет входа в поднебесье. Ни одному из нас не вернуться домой. Неужели действительно было время, когда в Халлетлове повсюду виднелся дым жертвенных костров, курящийся с самой Земли, и слышались отголоски молитв? Облачных морей все больше, мир рушится…»

Ошалевшая ворона, залетевшая слишком низко, прохлопала крыльями вверх перед носом сенгида.

«Одна жизнь. И Халлетлов просуществует еще… сколько? Несколько сотен, тысяч лет? Неважно. Главное — просуществует, у него будет надежда. Кто знает, что станется с Землей за это время. Пока мир жив, пока живы земляне и мы — ничто не кончено. И неважно, как было задумано Демиургами. Одна жизнь».

Арэнкин почти наяву почувствовал притягательную гладкость обсидианового ножа в ладони. Запах теплой крови, жар по руке, еще бьющееся сердце…

«Сколько бы я ни прожил после совершения обряда, народ нагов меня не забудет никогда. Люди считают, что это и есть настоящая жизнь — остаться в памяти. Что мне будет в такой жизни? Ничего. Вечное бессмертие на Заокраинах. Каменное равнодушие и покорность судьбе».

Сенгид дернулся и взмыл вверх.

«Этого не избежать. Не избежать. Что я ищу в этой землянке? Бессмертие? Смешно. Новую жизнь, надежду? Надолго ли… Любовь? Красивое слово. Ведь Гирмэн прав. Пройдет время, и все снова станет, как обычно. Так прекращает действовать новый наркотик, так осточертевает самая искусная из женщин, так, именно так однажды становится все равно… Мы перестаем жить, не переставая дышать. Так было всегда, так смиряют всех. Не мне это менять».

— Арэнкин! — окликнул Райго.

Летун вынес его на поверхность моря. На юго-западе меняло очертания серое облако. Арэнкин резко свистнул и приказал:

— В бой!

«Демиурги, пошлите мне смерть!» — как всегда, подумал он, обнажая меч.

Он вернулся в замок ближе к ночи и сходу направился к Елене, попутно сделав знак летуну. Нашел ее сидящей на медвежьей шкуре в компании взъерошенного Гансика. Вазашек учил ее мудреному пасьянсу из ракушек.

— Кандидат, потрудитесь объяснить, почему вы не в своих комнатах в такое время?

Вазашек быстро вскочил и открыл пасть, но Елена опередила:

— Я его пригласила. После тренировок. Не нужно его наказывать!

— Пошел вон! — бросил Арэнкин сквозь зубы. — Я тебя не видел!

Понятливый Гансик мигом вышмыгнул в дверь.

— Я выполню твою просьбу, — обратился наг к девушке. — Идем со мной.

В темном небе свищет ветер, пронизывает холодом. Сенгиды летят плавно, ловят ветер крыльями, подныривают под слишком сильные потоки. Под ними — облака, темно-фиолетовые из-за черного неба, клубящиеся, изменчивые. Всадник держит руку на рукояти меча, зорко следит за малейшим облачным движением. На удаляющемся берегу мерцает холодным отблеском пост стражей.

Сенгиды входят в пике, все ниже и ниже, находят просветы меж облаками, лавируют, несутся стремительно, будто в свободном падении. Вот летун мягко зависает в воздухе, с непониманием оглядывается на всадника, мол, зачем заставили лететь в такую глубину? Какой смысл?

Всадник спрыгнул с летуна, и тот тревожно хлопнул крыльями — казалось, наг сейчас просто провалится в пустоту. Но пустота, на которую он шагнул, отличалась от окружающей — она была плотной, поблескивающей, прозрачной, похожей на мутное зеркало. Птицелюды давно бились над изобретением, которое позволит восстанавливать облачные моря. Девушка спешилась рядом с ним. Сенгиды взлетели повыше, к плотному слою облаков — они не переносили присутствия облачной грани и желали как можно скорее убраться отсюда. Они не понимали нага и человека, прилетевших сюда по доброй воле.

Девушка сделала несколько шагов и села, поджав колени, на самом краю неровного зеркального поля. Она вытянула руку перед собой. Наг помедлил немного, сел рядом с ней. Он что-то говорил, она смотрела вниз, в черную бездну. На какой-то миг сенгиду показалось, что девушка сейчас спустит ноги, тронет грань. Летун не мог этого допустить, он взвизгнул пронзительно и предупреждающе, разорвал криком мертвенно-холодную тишину. Она вздрогнула, подняла глаза на возмутителя спокойствия. Сенгид взбил крыльями в морось несколько облачных клочков и крикнул снова.

Наг указал на летуна и что-то сказал девушке, убедительно и твердо. Она сначала улыбнулась, а затем рассмеялась. Он рассмеялся в ответ.

Наверное, впервые за все время своего существования облачная грань услышала настоящий смех живых существ.