На чужой войне 2

Глава 4

Свет от пламени факела осветил сначала решётку, а потом за ней- в дальнем углу помещения три на два, как мне показалось, кучку тряпья. Но совершенно для меня внезапно этот ворох зашевелился, и оттуда среди свалявшихся колтуном волос блеснули безумием женские глаза. Я подошёл ближе, и это моё действие вызвало неожиданную реакцию: существо- никак не могу по-другому назвать- издало скорбный горловой стон и шарахнулось, упёршись в стену, — подалее от меня. Я остановился, маленько подумал, и решив пока более не тревожить странное создание, двинулся дальше, продолжая осмотр.

В этой замковой тюрьме оказались четыре, разделенных решетками, камеры, из них лишь одна- последняя- оказалась лишена постояльцев. В последующих за первой двух я насчитал четверых сидельцев, поделенных между ними, надо полагать, по половому признаку. И, слава богу, более на моё появление странным образом никто не реагировал. Нет, они смотрели, кто-то боязливо, кто- то с ненавистью, и все- с ожиданием, но без резких проявлений своих чувств. И слава богу, потому как и без того чувствовал себя не в своей тарелке. Подобное видел ранее лишь среди кадров из кинофильмов, но реальность намного страшнее. Необходимость разобраться досконально кто тут и за что сидит очевидна, но и оставлять сидельцев в таком помещении будет перебором. Если по подвигу подобная награда назначена- это одно, да даже если и заслуженно здесь пребывают- это вовсе не повод, держа их в голоде- судя по глазам, холоде и антисанитарии, над людьми изгаляться.

Прошёл чуть далее и обнаружил ещё одну- низкую и почему-то оббитую железом- дверь. Откинул массивный засов и с натугой приоткрыл отчаянно скрипевшую дверцу, обнаружив внутри довольно неплохо- по нынешним временам- обставленную комнату. Стол, стул, ещё лавка, жаровня сбоку, и только после, рассмотрев как следует разложенные возле неё тронутые ржавчиной предметы, я сообразил куда меня судьба завела. Бросил взгляд вверх и точно- находившееся там бревно со свисающим с него крюком, известное под названием дыба, подтвердило мою догадку- это пыточная. Судя по состоянию орудий труда- давно не используемая. Возможно, даже со времени смерти бывших хозяев замка. Бриганты- ребята попроще, непривычные к таким изыскам, и если требуется кого-то примучить, прибегнут скорее к помощи подручных средств. Хотя, надо сказать, целей своих могут добиваться не менее эффективно…

Но что-то мне нехорошо стало от всего здесь увиденного, и я поспешил прочь, наверх- на свежий воздух. Не подумайте плохо, но… а впрочем, думайте как вам заблагорассудится. Однако, предпочитаю честный меч в руке, нежели возню в подобной грязи. Не спорю- и такая работа нужна, но слышали наверное про профдеформацию. Или, говоря словами Ницше: "Если ты долго смотришь в бездну, она тоже смотрит в тебя…" Нам такое надо? И потому, едва выбравшись, малодушно свалил все эти нехорошие дела на Марка…

Маргарита был в шоке. До сих пор. Не укладывалась у неё в голове реальность, в которой она, не позволявшая даже мужу лишний раз прикасаться к себе (надо сказать не только она: в эти пуританские времена нагота, даже если перед мужем- грех и позор), оказалась в полной власти каких-то мужланов, таскавших её как марионетку на рынке, а после и вовсе бросивших в эту сырую темницу. Как она ни молила, как ни ревела- эти грубые люди лишь смеялись над её горем. А ведь она подписала все их требования, которые они обрисовали в письме к её мужу, надеясь на снисхождение, но- увы! — это чувство им оказалось неведомо. И вот уже месяц, с момента попадания в этот страшный замок, она вынуждена ходить под себя и жить в одной камере с грязной- да, бог с этим, главное- с еврейкой. Это же какой грех, вовек же не отмыться…

Утром был какой-то шум. Сюда- в глубокие подземелья- редко проникали какие-либо звуки, и тем удивительнее услышать что-то отличное от тишины и редких стонов. Очевидно, наверху что-то происходило и, возможно, это пожаловало спасение- было такое ожидание. Надежда тлела в душе молодой- в этом мрачном месте она встретила свой двадцатый день рождения- женщины, несмотря на снившиеся постоянно кошмары. Почему-то с вариациями на тему куртуазного романа некоего Жакмеса о кастеляне из Куси… Концовка которого- смерть замурованной в стену замка возлюбленной главного героя дамы де Файеля — слишком живо перекликался с её нынешним положением.

Крики были глухими, но тем не менее хорошо различимыми, и достаточными, чтобы невольные постояльцы проснулись и принялись прислушиваться, лелея в душе свои надежды. Дама де Люньи бросила взгляд на едва различимый сгусток тьмы- от постоянного пребывания в темноте у неё обострились зрение и слух- на месте обычного расположения, представлявшего собой полусгнившую кучку соломы, соседки- еврейки, привычно прислушалась к шорохам в соседней камере. Ещё в первые дни пребывания она выяснила главное: присутствующие здесь евреи- отец с дочерью- купцы из Дижона и обычный виллан- деревенский мельник ей совсем не ровня, и тем более непонятная сумасшедшая, сидевшая в дальней от них камере. В любом другом месте она постаралась бы избегнуть общения с подобными людьми, но святая Иоанна Мироносица- её небесная покровительница- а кто же ещё? — видимо, испытывала её веру. И она молилась…

Внезапно в это место скорби проник свет. Маргарита де Люньи со страхом уставилась на появившегося бриганта- внутренним чутьём она уже научилась определять подобных людей- и сжалась, ожидая неизвестного, — а следовательно и страшного. Но пришелец не торопился ужасать, с удивлением разглядывая заключённых, их превратившиеся в рубища одежды. Покачал головой, и пройдя далее, заглянул в пыточную, после которой и вовсе поспешил наружу. Странный, выглядящий случайным, бригант взволновал её, своим инстинктом предчувствующую перемены.

За стеной застучал мелким барабанщиком первый весенний дождь, и мне захотелось пройтись- как в детстве- босиком по траве, подставляя под упругие струи ладони. Но я, усмехнувшись, отогнал невольное видение- не время подобным мыслям и не место. Я по-прежнему в замке Мерси и пытаюсь совместить несовместимое. Например, замку, столь легко захваченному- а наши потери ограничились тремя ранеными и одним, словившим глазом случайную стрелу, погибшим- явно необходимо укрепление обороноспособности. На что потребуются люди, усилия и денежные вливания, которые, в условиях неопределенности моего положения, производить совсем не хотелось. Отстраивать замок, а потом отдать его кому-нибудь за здорово живёшь- да, меня жаба потом заест. Или Марк…

Пока только очистили донжон и замковый двор от накопившегося хлама, для чего задействовали крестьян из Ля Ривьер. Они же ныне восстанавливали деревянные постройки возле стены: конюшню и казарму- не бесплатно, конечно, Марк уже перебрал захваченное и определился с тем, что нам точно не понадобится. Поломанное, потравленное, подпорченное- всё пойдёт вполне довольным такой оплатой вилланам, — в прежние времена они бы и такого не увидели, горбатясь на сеньоров бесплатно.

И пока я, сидя у открытого окна и наслаждаясь веющей из него свежестью, прикидывал наши возможности, пришёл Марк. Он уже опросил освобождённых из темницы, сделал кое-какие выводы и сейчас вывалил их на меня:

— Евреи из купцов, отец и дочь, следовали со своим караваном в Дижон, но немного не дошли- нарвались на тех, кого мы недавно из замка изгнали. Уже с Пасхи сидят, ждут от родственников выкупа. На складе самые дорогие вещи- из их каравана, и выкуп за них большой требовали- три тысячи турских ливров. Именуемый Исаак Ариэль жалился на нехватку денег и просился на аудиенцию…

— Хм. Пусть пока подождёт…

— Высокородная дама Маргарита де Люньи, урожденная де Пюизе, жена шевалье Жоссерана, сеньора де Люнье. В здешних застенках находится больше месяца и, по-моему, немного не в себе. Письмо с требованием выкупа отправлено давно, но ответа до сих пор нет. Возможно, у её мужа проблемы со сбором средств- всё-таки полторы тысячи немаленькая сумма. Кстати, тоже просила о встречи, хочет поблагодарить за смену обстановки…

Было дело. Просил узнать не присутствуют ли среди утомлённых неволей люди благородного происхождения, и если таковые имеются предоставить им соответствующие их положению в обществе условия проживания. Так-то места в донжоне имеются, немного, но вполне достаточно, чтобы одну из наличествующих комнат передать этой даме. Не сложно и служанку посообразительней из деревни нанять, и женскую одежду взамен её лохмотьев на складе поискать… Прочие из сидельцев, не обладавшими подобной родословной, пока ютятся в палатках, что разбили- в отсутствие других удобных помещений- во дворе замка. Но никто не выразил возмущения, наоборот- благодарили, — ведь это вполне в духе времени…

Может кто-то скажет, что наивно оставлять бывших заключённых без присмотра и обязательной колючей проволоки- мол, неизвестно чего сотворить могут, или попросту убежать- то это вряд ли. Во-первых, им сейчас не до побегов- на дрожащих ногах и придерживая под руки выводили из подземелья, так как сами были не в состоянии, — им до прежней кондиции, или хотя бы появления в голове мыслей о побеге, не одну неделю восстанавливаться придётся; а во-вторых, пусть и убегут, если каким-то чудом преодолеют созданную- вернее, содранную из будущего- мною систему охраны, — преследовать точно не буду. И даже в какой-то мере рад бы был такому исходу- меньше мороки и от настоящего дела отвлекать меня не будут. С одной стороны- да, это возможные деньги, но с другой- однозначно проблемы, — вот где вы полагаете находится шевалье- муж нашей мадам? Учитывая, что я узнал об этом времени и нравах нынешних дворян- то вряд ли в поисках денежных средств, а если и так, то только с целью сбора с их помощью воинского отряда для силового решения проблемы. И даже возможная гибель в процессе освобождения его супруги не остановит- скажет, на всё воля Господа нашего. Так что пусть бегут…

— Прочие из простаков: сумасшедшую бабу никто не признал, она вообще, судя по всему, здесь со времён покойных сеньоров осталась, а у бригантов на божьего человека рука не поднялась; и мельник из Монбелье- деньги задолжал, хотя он утверждает, что это ложь, — его для прояснения мозгов и посадили. Между прочим, двадцать ливров, восемь денье и три су долг составляет.

Сумашедших и юродивых здесь действительно почитают, полагая божьими людьми. Мне, привычному к совсем другому отношению- насмешкам, нередко жестоким издевательствам, или сразу смирительной рубашке- к подобным созданиям- это немного странно. Но пусть, у каждого времени свои герои… Понятное время, ничего из демонстрируемого в будущем, никогда не делал и начинать не собираюсь, и не только потому, что это идёт в разрез с нынешними общественными установками. Поступать и впредь буду, как ранее- избегать. Обеспечил этому существу минимальный уход, и достаточно.

А мельник- это хорошо. Может пригодиться… Деньги, как бы, тоже, но нормальные отношения- нужнее.

— Отпусти мужика.

— А двадцать ливров…

— Брось! Не наши долги- не нам и требовать их уплаты.

— Как повелишь, сир…

Надежда, что у меня присутствует кой-какой запасец по времени, рассеялась уже на третий день после взятия замка самым банальным образом: прискакавшие из выставленного на переправе дозора сообщили пренеприятное известие- из-за реки Бурбон в нашу сторону двигается отряд численностью чуть менее чем в сотню воинов. И это были действительно воины, хорошо защищённые и вооружённые, среди них даже рыцари были замечены. Судя по трепавшемуся на ветру голубому баннеру с изображёнными на нём какими-то жёлтыми цветочками- что меня, честно говоря, по первому впечатлению смутило, но после знающие люди просветили, что эта картинка имеет несколько другое значение- к нам в гости пожаловал безутешный муж гостящей сейчас в соседнем нумере дамы. И прихватил по дороге всех знакомых…

Соотношение, конечно, не в нашу пользу- и бой на открытой местности станет героическим поступком, только вот здесь никто посмертно не награждает, — разве что братской могилой. Но туда мы всегда успеем… И совет по такому случаю я тоже собирать не стал, уже примерно понимая примерное направление современной военной мысли- выйти скопом в чисто полюшко и… если навтыкать супостату нереально, героически погибнуть. Такое себе решение и, как упоминал, воспользуюсь им только если другого выхода не останется. А пока ещё остаётся шанс, что вероятного столкновения не произойдёт, позвал к себе даму де Люньи:

— Мадам, счастлив засвидетельствовать вам своё почтение…

— Ваша Светлость, уже несколько дней я пытаюсь донести до вас свою благодарность…

— Прошу меня извинить, но слишком много дел навалилось… И в данный момент, так вышло- вы можете отблагодарить меня наиболее действенным способом.

— А?

— К замку Мерси в настоящее время подходит ваш супруг с рыцарями и сержантами. Полагаю, воевать меня собирается. Не могли бы вы отправиться к нему с разъяснениями, что в моём замке у него врагов нет.

— Но разве вы, сеньор, не требуете за меня выкуп?

— Что вы? За кого, мадам, вы меня принимаете… Я освободил вас от бригантов, вовсе не собираясь воспользоваться этим преимуществом. И вы вольны воспользоваться полученной свободой как пожелаете…

— То есть?.. Я могу…

— Конечно. В любой момент.

Сеньора замялась, до сих пор, по-видимому, не в состоянии поверить своему счастью. Пришлось немножко "усугубить":

— Более того, я настаиваю- вам непременно наискорейшим образом следует соединиться со своим супругом. Не желаю, знаете ли, — я весело подмигнул, — становиться преградой между любящими сердцами…

Я стоял у парапета и наблюдал за движением небольшой конной кавалькады, спускавшейся по дороге к подножию нашего холма, где встал лагерем Жосселин де Люньи. За прошедшие от окончания беседы с его женой пару часов кое-что изменилось, в частности, шевалье успел подойти к замку и раскинул неподалёку свои шатры. Предвосхищая все возможные его действия, гарантированно ведущие к эскалации конфликта, решил действовать на опережение, протянув ему оливковую ветвь в виде дамы де Люньи, отправленной в сопровождении служанки на все четыре стороны- в его объятия.

Внезапно Маргарита на полдороги остановила своего коня и оглянулась на замок, будто всё ещё не веря в нынешнее своё волшебное преображение из бесправной заключённой в свободную- относительно, конечно же, в этой стране не свободен даже король- "птицу". Но что это она замерла пристально разглядывая и… возможно, запоминая свою тюрьму- неужто за столь короткий срок пребывания в неволе развился "стокгольмский" синдром. Нам подобное ни к чему, и я замахал рукой на неё- мол, вали давай отсюда, что она поняла несколько превратно, с достойным лучшего применения энтузиазмом отвечая белым платочком. С досады лишь рукой махнул- блин, да когда же ты наконец свалишь…

Ей навстречу вывалили всадники во главе с представительным мужиком лет так сорока, а может и меньше- здесь рано стареют и недолго живут, и они, не сходя с коней, раскланялись. Не принято в нонешние времена демонстрировать свою привязанность даже после долгой разлуки, тем более- любовь. Обнимашки и поцелуйчики- это всё из будущих веков. А пока довольствуются улыбками и поклонами, лишь изредка в порыве чувств позволяя себе коснуться друг друга кончиками пальцев…