На чужой войне 2

Глава 22

На следующий день, едва встало солнце, мы стали свидетелями бесславного ухода французской армии в Вернон. Очевидно, Бертран дю Геклен решил не испытывать судьбу, с сомнительными шансами на успех атакуя нашу чересчур ершистую мини-крепость. Удовлетворился не таким уж и малым- победой над наваррской армией сеньора де Грайи, капталя де Бюш. Безусловно, по поводу этого отступления будут инсинуации, различные толкования, но, насколько я его понял, плевать он хотел на чужое мнение, главное, что он полагает победой. Захвачен главный наваррский штандарт, взят в плен командующий- у французов есть повод для радости.

Я, естественно, с ними не соглашусь, как, наверное, и многие из их противников, но если быть объективным, то это победа Бертрана дю Геклена. Не над моим отрядом- тут ему постараться нужно, попотеть, но над Наваррой и её союзниками.

И пока таял пылевой туман за уходящими французами, думал, что предпринять. Остановился на мысли вернуться в Эврё, а далее- видно будет…

--

Замок де Люньи. Июнь 1364 года

Дверь её покоев отворилась услужливым Жаком Слизняком, и в комнату вошёл монах, или человек, благодаря наличию сутаны и тонзуры, выдававший себя за него. И слуга, и вновь прибывший одновременно склонились перед ней, продемонстрировав угодливые улыбки, показавшимися настолько мерзкими, что Маргариту, даму де Люньи, внутренне передёрнуло.

Спрашивается каким ветром надуло Слизняка в замок де Люньи- попутным, конечно же. В последнее время, как упомянутый человечек заметил, что стал лишним в окружении принца, и ему перестали доверять, так и начал искать этот самый “ветер”. А после неудачного мятежа, когда господин подыскал ему замену- некоего Антуана (сынок одного из облагодетельствованных купцов из Турню) — это стремление только усилилось.

Слизняк, чувствуя, что над головой сгущаются тучи- будто бы по причине языка без костей (что он с негодованием отвергал), принялся искать другие возможности, желая снова стать полезным, — терять “хлебное” место очень не хотелось. И тем более не хотелось- при одной только мысли спина покрывалась холодным потом- брать снова оружие в руки и вставать в опостылевший строй, — он уже давно для себя определился, что это не его стезя.

Кто ищет- тот всегда найдёт: едва Его Светлость убыл со своими головорезами на север, Слизняк нашёл способ попасть в историю. Я бы даже сказал- вляпаться… На него вышел некий бенедиктинский монах по имени Трюдо- как он сам представился- и предложил поучаствовать в интриге, уверяя, что будет та не во вред принцу, а вовсе даже наоборот- пользу огромную принесёт. И делать-то почти ничего не надо, как только свести этого Трюдо с дамой де Люньи в удобное для последней время, то есть тет-а-тет, — ну, вы понимаете почему. Какая может быть польза Его Светлости от того, что за его спиной кто-то и о чём-то будет договариваться, Слизняк не подумал. Он вообще старался думать как можно меньше, полагая это излишним и вызывающим головную боль, предпочитая полагаться более на инстинкты, которые- в отличие от мыслей в голове- редко вступали в противоречие с его тонкой душевной организацией, — и в тот момент они подтолкнули на согласие, в надежде воспользоваться шансом вернуть полагающееся ему по праву- как он считал- место возле принца. А, быть может, и достичь большего…

Похлопотав же перед благородной дамой де Люньи, отъехавшей в свои владения тотчас вслед за убытием принца, с просьбой об аудиенции представителю неких бургундских знатных семейств, он совершенно не подумал, что это может сеньоре не понравиться. Очень сильно, с неприятными последствиями для него- вплоть до летальных… Так бы и случилось, но… в данном случае так совпало, что Маргарита сама желала примирения с теми, от кого себя никогда не отделяла.

Она была благодарна, конечно, принцу за помощь и поддержку, но будущего в этих отношениях совершенно не проглядывалось. Его Светлость по-прежнему не желал принимать истинную веру, оставаясь схизматиком- на что постоянно упирал отец Бартоломео во время исповеди, намекая на недостаточную самоотверженность в вопросах веры, что, кроме всего прочего, ставило крест на всех её матримониальных надеждах. Поставив на роль вечной любовницы, что в рамках её воспитания означало определение в категорию падшая женщина. Упёртость принца в вопросах веры- в её понимании- отдаляло их обоих от привычного ей дворянского общества, создавая условия вечной войны. Ей казалось- и этот мираж искусственно поддерживался исповедником- что только вопросы веры стоят между принцем и бургундской знатью. Не такого она хотела…

И потому, несмотря на первоначальное желание крикнуть стражу и выкинуть не весть что о себе возомнившего слугу, согласилась на эту тайную встречу. А теперь вынуждена была лицезреть две крысиные физиономии, растянувшиеся в угодливых улыбках…

Дождавшись, когда за слугой захлопнется дверь, она немедленно потребовала у монаха:

— Кто ты такой? Кто послал? Отвечай!

Тот снова склонился в поклоне:

— Сеньора, прошу вас, не воспринимайте меня как врага- я прибыл с наилучшими известиями…

— Немедленно отвечай!

Монах со вздохом ответил:

— Как пожелаете, сеньора. Меня зовут Трюдо, я- бенедиктинец из монастыря Сен- Пьер. Прибыл из Шалона…

— От Роберта?!

— Не только… Сеньора, позвольте обрисовать создавшееся положение, и выходы из него… для вас.

На этот раз Маргарита промолчала. Лишь глубоко вздохнула, пытаясь освободиться от внутреннего напряжения- в таких вопросах она обычно полагалась на Даниэля, решившись же на встречу, всего страшилась- и, чуть погодя, кивком разрешила монаху продолжать.

— Благородный герцог Бургундии Филипп не потерпит захвата чужаком и схизматиком своих земель. И, когда закончится распря нашего благочестивого короля с королём Наварры, Карл Пятый непременно поддержит в этом своего единоутробного брата- долго ли, вы полагаете, выстоит ваш принц против объединенных сил Валуа?

Никто ему не ответил- это, что называется, был риторический вопрос. А отец Трюдо между тем продолжал, сменив тон с торжественного на елейно-убеждающий:

— Но у вас, сеньора, есть выход. Вы, в отличие от принца, не чужая этим землям. Герцог готов признать право фьефа за вами и вашими потомками на сеньории Люньи и Бисси, но на определённых условиях…

— Вы предлагаете мне предать Даниэля? — неприятно удивилась Маргарита.

— Ну, что вы, сеньора, какое предательство- вы просто должны убедить принца: либо принять истинную веру и стать верным вассалом великого герцога, либо- под угрозой уничтожения- навсегда покинуть Бургундию. Думаю, это и в ваших интересах, госпожа…

— И чем это отличается от предательства? — с горечью вопросила Маргарита. Но… это был ещё один риторический вопрос.

--

Ветвистое яркое дерево на мгновение разорвало угольно-черный горизонт, и через несколько секунд до меня донёсся грохот. Такого не услышишь ни на одном поле боя- это природное, и оно своей демонстрируемой мощью захватывает дух. Я прикинул: судя по времени прохождения звука, до эпицентра не более километра- это может стать чревато, — забеспокоился и дернулся было на выход из шатра. Но едва сделал шаг, как хлынул настоящий тропический ливень, совершенно закрыв обзор- будто небо обвалилось. Вытянул руку наружу, ощутив упругие струи дождя, и… передумал выходить. Что я нянька всем? Взрослые ведь люди- должны и сами позаботиться…

Беспокойство моё связано с наличием в лагере большого количества пороха, оно хорошо упаковано в бочонки, залито воском, но глядя на мощь природы, почувствовал всю тщетность своих попыток предохраниться от её воздействия. И потому возникло спонтанное желание найти Поля и ещё раз всё проверить, но и дождь остановил, и мысль- так и до обид, по поводу недоверия, — недалеко.

Чуть отступил от входа- чтобы капли не долетали- и продолжил любование стихией. Как известно, текущая вода- это один из видов движения, которым человек может наслаждаться вечно. Наряду с горящим огнём и работающими людьми.

Вскоре горизонт чуть посветлел, дождь перешёл в фазу "накрапывает", и я смог разглядеть башни Эврё, в окрестностях которого мы стоим лагерем. Уже два месяца- со времён битвы при Кошереле. Мы, это: мой отряд, отряд де Гравилля, англичане, чудом (это чудо называется спринтерской подготовкой) уцелевшего в побоище капитана Роберта Скота (ударение, как вы понимаете, на последний слог- это ему очень идёт), и прочие воины, постоянно ротировавшиеся- то приезжая, то, наоборот, уезжая. Командование этой солянкой принял пока на себя, и это никем не оспаривалось: в отсутствии сердечного друга наваррского короля Карлоса сеньора Жана де Грайи других достойных кандидатов что-то не просматривалось. До сегодняшнего дня…

Ливень прекратился так же резко, как и начался, облака разлетелись, явив нам жаркое июльское солнце. И вроде стало как и вчера, но с нюансами: вчерашняя сухая жара сменилась сегодняшней, но приятно влажной, которая завтра- наверняка- вернётся снова к духоте. Круговорот. Ничего нового- в этом-то и вся прелесть, что без сюрпризов…

Ближе к вечеру наш лагерь- и, конкретно, меня- посетила небольшая компания во главе с губернатором Эврё сеньором Мишелем д'Оржери. Которого сопровождал пока неизвестный мне дворянин яркой южной наружности- жгучий брюнет, с примесью седины в бороде, но точный возраст указать не берусь- здесь уже в сорок становятся стариками, — почему старая привычная мне шкала теперь зачастую оказывается недействительной. По моторике и поведению определил старого воина (например, привычка держать левую руку у пояса- даже если там, как, например, сейчас, ничего нет-говорит о привычке постоянного ношения некоего тяжёлого предмета, который необходимо постоянно придерживать; или экономные плавные движения, без излишней суеты; или невысокое поднятие ног при ходьбе- ведь воину опасно отрываться от земли). Губернатор представил его как Пьера де Ландира, назначенного королём командующим обороной его владений в Нормандии. И первый его вопрос, предназначенный мне, был о том, что слышно про французов.

— Моя разведка докладывает о четырёх армиях: первая, состоящая из бретонских компаний Бертрана дю Геклена уже выступила два дня назад в сторону Контантена; другая, под командой маршала Нормандии Бессена разоряет замки в окрестностях Аржантона; третья армия, собранная с Верхней Нормандии и Пикардии в Руане её капитаном Мутоном де Бленвиль и адмиралом Франции Жаном Бодраном де Ла Эз явно нацелилась на Эвре; и, наконец, существует ещё одна, уже четвёртая по счёту и самая многочисленная из них, собранная в Шартре под командованием Жана де Бусико и герцога Бургундского Филиппа- цель её пока не определена. В связи с перечисленным у меня вопрос: о чём думает Его королевское Величество, и когда будет подкрепление?

Де Ландир от неожиданности закашлялся, но чуть погодя всё же ответил:

— Уверяю вас, принц, что необходимо и возможно- уже делается. Раскрою некоторые подробности: в данный момент в Памплоне готовят отряд под командой Родриго де Уриза и Эсташа д'Обресикура, который в скором времени должен быть морским путём, через Байонну, переброшен в Нормандию- в помощь нам; кроме того, на границе с Беарном готовится новая армия под командованием инфанта Людовика- младшего брата короля, ждут только подхода нанятых рутьеров, — я думаю, теперь у вас не должно остаться повода для сомнений.

— Хорошо, — я вздохнул. — Вы правы, сеньор де Ландир, а я не прав, сомневаясь в Его королевском Величестве. Но всё же добавлю- в своё оправдание: я здесь, под Эврё, со времён битвы при Кошереле стою, но подкреплений почти нет, а враги множатся день ото дня! Сие наблюдать весьма неприятно…

В это время, решив, что необходимо, вмешался сеньор д'Оржери:

— Сеньоры, сеньоры! Прошу вас, оставим эти объяснения- к чему они ныне? Ясно же, что наш король не оставит свои владения и подданных на растерзание лилиям, стало быть и нам нужно подумать, что возможно в этой ситуации сделать к его вящей славе. Сеньоры?

А что тут придумаешь, коли войск кот наплакал- полноценное наступление невозможно, остаётся лишь мелкое покусывание. Это я и выразил своим собеседникам:

— Воинов- надеюсь, пока (кивнул де Ландиру) — слишком мало, едва лишь на защиту Эврё хватает. Потому из возможностей вижу только рейды по тылам и удары в уязвимые места.

— Нет ли возможности захватить важную крепость, и заставить противника отвлечься от города? — заинтересованно вопросил Мишель д'Оржери. — Нам бы только до подхода подкреплений продержаться…

— А что вы, мессир, считаете важным?

— Они выбили нас в первую очередь из всех крепостей на Сене- нужно вернуть хотя бы один из них!

Я немного подумал- а что, было бы неплохо, но как всегда есть нюанс:

— Согласен, было бы замечательно. Но французы и сами понимают их важность- хорошо охраняют. Осаждать любой из них- при нашей малочисленности- это нереально, остаётся захват либо наскоком, либо хитростью…

И чуть погодя, подумав, добавил:

— Но мысль хорошая! И вполне осуществимая. Нужно лишь дождаться подходящего момента, когда численность гарнизона будет наименьшей- я отправлю людей, чтобы понаблюдали за ними…

Отправил пока наблюдателей, но это игра в долгую. А вскоре и вовсе стало не до того- французы почти одновременно перешли в наступление на всех фронтах: дю Геклен в течении нескольких дней захватил важный город Валонь на полуострове Котантен, осадив затем Бафлер- один из портовых ворот Наварры в Нормандии; армия бальи Бессена осадила крупную крепость Эшофур, расположенную между Аржантоном и Эврё; Филипп Бургундский двинулся в сторону Орлеана, очищая от рутьеров захваченные в этом важном регионе замки; а капитан Руана Мутон де Бленвиль двадцать шестого июля появился под Эвре.

На военном совете, спешно по этому поводу собранному сеньором де Ландиром решалось, как поступить: сесть в осаду, надеясь на спасение благодаря скорым подкреплениям, либо, несмотря на малочисленность, провести полевое сражение. Две пятьдесят моих воинов, пятьдесят “копий” Ги де Гравилля, около двухсот англичан Роберта Скота и чуть более ста гасконцев под командой беарнского капитана Пьера де Со- это всё, на что мы могли рассчитывать. Итого: чуть более двухсот латников (по идее, к этому числу необходимо добавить всех моих пехотинцев- учитывая их оснащённость бронёй и вооружением) и около шестисот пехотинцев и стрелков (без учёта горожан, но их стоило учитывать лишь в плане возможной осады) против приведенных капитаном де Бленвилем полутора тысяч воинов, в числе которых только латников насчитывалось шестьсот!

Понятно, почему Пьер де Ландир был против полевого сражения. И даже понятно почему капитан Скот (ну, и имячко) тоже против- надо полагать, надоело бегать, — ведь рано или поздно могут догнать! Но меня подобное времяпрепровождение не устраивало полностью: уже насиделся в лагере, а теперь мне предлагают посидеть взаперти в средневековом городе. Учитывая, что в этот маленький городишко (по нашим меркам) все последние дни стекались спасавшиеся от нашествия крестьяне и прочие обыватели, и не просто, а нередко вместе со своим скотом! Представьте, что сейчас творится на его улицах… А эти предлагают ещё нам туда запихнуться- я против! Не желаю терпеть скученность, грязь, а в случаи затягивания осады, вполне вероятные голод и болезни. Потому, так всем и сказал:

— Я против! Войны, сидя в осаде не выигрываются. Нужно смыть позор Кошереля!

Сеньор де Ландир пытался слабо сопротивляться:

— Но нас меньше- мы опять проиграем…

— Вы, сеньор, так можете думать только потому, что не были при Кошереле. Но у меня есть причины думать иначе: даже когда все бежали, мы смогли отойти в лагерь и нанести дю Геклену такие потери, что он не отважился атаковать повторно. Зная это, имею надежду победить- нужно атаковать!

И это мнение поддержало большинство- это вообще-то в духе рыцарства, — атаковать. Особенно старался сеньор де Гравилль, никак не способный забыть вызволение своего отца из плена, от пребывания в котором тот до сих пор не отошёл. А особенно то, что новый король Карл Пятый пожелал того попросту повесить (на том основании, что Нормандия- часть Франции, а, соответственно, нормандцы- его подданные) — и спасло не иначе лишь чудо… Нужно сказать, что эта свежая королевская мысль для феодализма стала невероятно "прогрессивной", приводя своей экзотичностью дворян в недоумение и ужас. Как такое можно забыть- ведь по краешку, можно сказать, прошлись, а за испытанный страх хотелось лишь вернуть сторицей. Как в библии: око- за око…

Глядя на де Гравилля, меня поддержали сначала нормандские дворяне, а после и горячие гасконские парни…

Видя такое почти единодушие в этом вопросе, Пьер де Ландир уступил:

— Я вижу, что большинство за вас, Ваша Светлость. Командуйте…