Муля, не нервируй… Книга 3

Глава 25

— Ты дебил, Барышников? — ласково спросил я, — Или нарываешься?

— Я всё знаю! — пафосно воскликнул тот.

— Что ты знаешь? — прищурился я.

— Что ты украл всё финансирование по госконтракту № 43/2547−1277/3, — злобно фыркнул Барышников, — и когда руководство узнает — я тебе не завидую, Бубнов!

— Гони пруфы, — спокойно сказал я, в душе удивившись, что он даже номер наизусть выучил.

— Что за пруфы? — не понял Барышников.

Чёрт! Я чуть не выругался. Надо же так лохануться.

А вслух сказал спокойным голосом:

— Терминологию знать надо, Барышников. Всё-таки, не на стройке работаешь…

Уши Барышникова заалели. Он уже порывался что-то язвительное мне ответить, но я не позволил и продолжил нападать:

— Предъяви доказательства, говорю!

— Оля Иванова…

— У неё есть доказательства? — продолжал переть буром я, — ладно, пошли к Ивановой. Пусть тогда она покажет доказательства!

— Она в отпуске, — недовольно буркнул Барышников.

— Ах, вот как! — насмешливо всплеснул руками я, — то есть некие мифические доказательства якобы есть у Ивановой, хотя самой Ивановой нету. И на основании этого ты припёрся ко мне с претензиями о хищении государственной собственности? А не на империалистов ли ты работаешь, а, Барышников? Ведь только у них хватило бы наглости подозревать простого советского комсорга за такую бездоказательную ерунду!

При этих словах Барышников побледнел, а уши его из красного слали бледно-зелёными. Тем не менее, он нашёл в себе мужество пробормотать:

— Иванова врать не будет!

— Нисколечко даже и не сомневаюсь, — согласно кивнул я и даже смиренно сложил ручки перед собой «домиком», — а так как очернять репутацию вожака комсомольской организации — это тебе не цацки пецкать, то мы с тобой, товарищ Барышников, пройдём сейчас в Первый отдел. И ты сам там своими фантазиями и поделишься.

— Да я не…

— Погоди, секунду, я только пиджак надену, — кивнул я на спинку стула, где висел пиджак, который я снял, пока рылся в бумагах. — Сам понимаешь, в Первый отдел идём, надо соответствовать.

Но Барышников не хотел соответствовать. Да что там говорить, он и в Первый отдел идти почему-то совсем не хотел. Поэтому смерил меня презрительным взглядом и заявил:

— Мы с тобой ещё поговорим, Бубнов! — и с этими словами он гордо ретировался, напоследок от души хлопнув дверью.

Я не стал его догонять. Ушёл — так ушёл. Как говорится: с глаз долой, из сердца — вон. Но сам крепко задумался. Уже в который раз всплывает этот чёртов госконтракт. Денежки Муля Бубнов, мой предшественник, благополучно прикарманил. Они находятся у меня. Я стараюсь их не тратить, пока не пойму, что к чему. Ибо в молодом советском государстве хищение государственной собственности в особо крупных размерах, если мне не изменяет память, инкриминировалось расстрельной статьёй. Хотя могу, конечно, ошибаться, но и провести остаток жизни где-нибудь на Колыме особо не улыбается.

Если на Мулю, в смысле на меня, вышел тот странный мужичок, теперь вот Барышников, значит, скоро на меня выйдет и ОБХСС. И вот там я уже таким вот нахрапом не отмажусь. Да ещё и Оля Иванова эта знает что-то. Вернётся из отпуска — тоже может геморрой устроить (а я ещё думал, куда она делать и почему притихла).

Я вздохнул.

Эх, Муля, Муля, был ты никчёмным во всём, даже денег и то украсть втихушку не смог. А мне вот разгребайся. Тыкаюсь, как слепой котёнок, не знаю, за какую ниточку ухватиться.

Но даже всласть погоревать времени у меня не было. Я поковырялся ещё в бумагах и хотел уже уходить, как в дверь поскреблись.

Неужто Барышников вернулся с доказательствами?

Я удивился.

Но не успел ещё отреагировать, как в дверь постучали опять. Уже чуть громче.

Странно, коллеги обычно заходят просто так, иногда, из вежливости, могут обозначить стуком, но потом открывают дверь и заходят.

— Открыто! — крикнул я и, на всякий случай припрятал тетрадки под стопку бумаг.

На пороге стояла… смущённая Валентина.

— Что-то не получилось? — спросил я, стараясь, чтобы в моём голосе не прозвучали расстроенные нотки.

Вот лоханулся, так лоханулся (уже в который раз кстати, старею, что ли?). Надо было найти нормального опытного бухгалтера. А я привлёк малолетку и ещё понадеялся, что что-то выгорит.

Эх…

— Всё получается, — покраснела Валентина и смущённо протянула мне тетрадь. — Я уже сделала всё. Выполнила, в смысле…

— К-как? — у меня чуть глаза на лоб не полезли от удивления.

— Да там не сложно было, — путаясь, и перебивая саму себя, начала тараторить Валентина, — у меня дипломная работа по сметам, я её уже пишу, так что я к Марии Петровне сбегала, это мой руководитель, сказала, что это примеры расчётов. Она всё перепроверила и даже похвалила. Только сказала брать запас. Потому что при пересчёте с рубля на динар там будут деньги туда и обратно по курсу уходить. Но я в сноске всё написала.

— Покажи! — неверяще выдохнул я.

— Держи, — Валентина протянула мне тетрадку и смущённо сказала, — только у меня почерк не очень…

Но мне было плевать на почерк, дрожащими руками я торопливо перелистывал страницы и вычитывал ровненькие строчки цифр. Прям бальзам на душу!

— Валентина! — сердечно сказал я, — ты — прелесть! Ты даже не представляешь, какая ты прелесть! Может быть, я даже на тебе женюсь. Глупо упускать такой бриллиант.

Но Валентина на мою полушутку не отреагировала никак. Вместо этого, она сказала:

— Я свою часть договора выполнила, Муля. Теперь — твоя очередь.

Я аж завис. Крыть было нечем.

Сначала я попытался спрыгнуть. Нет, не то, чтобы я не собирался выполнять свою часть договорённости, просто попытался перенести на другое время:

— Валентина, — предложил, как мне показалось, идеальный вариант я, — давай на следующих выходных я скажу маме, что очень хочу с тобой встретиться. Она приготовит ужин, вы с родителями и сестрой придёте к нам в гости. Мы вкусно покушаем, потанцуем. Я пойду тебя провожать, и мы всё подробно обсудим. Более того, я готов тебе индивидуальную программу разработать…

Но Валентина такую мою замечательную идею отвергла:

— Программу хочу, конечно, Муля. Но я не готова целую неделю ждать. Я сегодня хочу.

Она, прищурившись, посмотрела на меня и ехидно сказала:

— Или ты передумал?

Крыть мне было нечем.

— Ладно! — сказал я, — идём.

— Куда? — спросила Валентина, наблюдая, как я запихиваю в свой портфель тетрадку со сметой, а также мои наброски.

— А есть разница? — усмехнулся я.

Валентина отрицательно замотала головой.

— Вот и ладненько.

Мы вышли из здания Комитета на улицу. Вечерело. День выдался настолько суматошным, что за всем этим я и не заметил, что сегодня потеплело прямо очень. Пахло распускающейся зеленью и прелой землёй. На клумбах начали пробиваться тюльпаны и нарциссы.

Было так тепло, что я снял плащ. Точнее это было нечто среднее между пальто и плащом.

Валентине тоже было жарко, потому что и она скинула пальтишко, оставшись в костюме.

— Я готова! — сказала она и преданно посмотрела мне в глаза, — но всё-таки, куда мы идём? Мне же любопытно…

— В театр, — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

— К Глориозову? — прозорливо спросила Валентина.

— Нет, к Завадскому, — ответил я, — а по дороге всё обсудим.

Мы шли и болтали. Но я же не какой-то тиран, поэтому, когда мы проходили мимо кафетерия, то зашли туда, и я взял нам пирожных и лимонада. Эх, хорошее время — молодость! Не надо следить за питанием, можно на ночь глядя нажраться сладостей и тебе ничего после этого не будет.

— Прежде, чем я начну выполнять свою часть уговора, — начал я, когда мы уже сидели за столиком и ели пирожные, — я хотел бы от тебя услышать, что конкретно ты хочешь?

— Я? — чуть не поперхнулась лимонадом Валентина.

— Ну да. Ведь это тебе нужно измениться. А как мы можем выстроить тебе траекторию изменений, если даже ты сама не знаешь и не можешь сформулировать то, кем ты хочешь быть.

— Ну почему же! — воскликнула Валентина, — Я знаю! Я хочу быть бухгалтером!

И она посмотрела на меня с каким-то непонятным вызовом.

— Прекрасно, — сказал я, — быть бухгалтером — это прекрасно. Хорошая профессия. Хлебная. Более того, я увидел, что ты в ней сможешь, и очень даже хорошо сможешь. Только я тогда не пойму одного — а от меня ты тогда что хочешь?

— Но ты же обещал! — мгновенно надулась Валентина и добавила, — я же расчёты для тебя сделала…

— Валя, — тихо сказал я, а Валентина аж вздрогнула, — никто тебя обманывать не собирается. Но нам с тобой сейчас нужно определить ту точку, от которой мы будем отталкиваться.

— Мы? — глаза Валентины расширились.

— Мы, — кивнул я, — неужели ты решила, что я тебя брошу? Нет, конечно. Поэтому давай ещё раз. Что тебя в твоём нынешнем положении не устраивает?

— Всё, — прошептала девушка, а я подавил мысленный вздох. Ну, ведь никто и не говорил, что будет легко.

— А почему ты не хочешь быть бухгалтером? — спросил я, так, что у Валентины аж кусочек пирожного с вилки слетел и шлёпнулся обратно на тарелку.

— Но я хочу…

— Нет, Валентина, ты не хочешь, — покачал головой я, — да, ты изучила всю эту бухгалтерскую премудрость. Ты умеешь работать с большими массивами цифр. Но в душе ты не хочешь быть бухгалтером. Иначе не пришла бы ко мне.

Щёки Валентины порозовели.

— Загляни в себя и скажи сама себе честно — хочешь ты быть бухгалтером или нет?

Она на мгновение задумалась. Повисла пауза. Я наблюдал за её лицом. Вот она сначала нахмурилась, потом её губы задрожали и по щекам побежали слёзы.

— Держи, — я протянул ей чистый носовой платок.

— Да… — утирая слёзы, сказала она, — я не хочу быть бухгалтером! И никогда не хотела! Я пошла в этот институт назло отцу! Он пытался заставить меня идти в строительный. А я не хотела! Вот и пошла на бухгалтера!

— Так. Это понятно. Мы определились, что бухгалтером быть ты не хочешь, — подытожил я, — теперь давай подумаем, а кем же ты хочешь быть?

— П-под-дожди, М-муля! — всхлипнула Валентина, а потом шумно высморкалась в платок, — что мне теперь делать⁈ Теперь придётся всю жизнь быть бухгалтером? Сидеть в вонючей бухгалтерии среди жирных тёток и считать бесконечные цифры? И это всю жизнь⁈ Не хочу-у-у-у!

Она зарыдала, плечи её вздрагивали.

Буфетчица осуждающе посмотрела на меня и укоризненно покачала головой. Какая-то робкая парочка за соседним столиком отсела от нас подальше.

— Ты ещё планируешь подраматизировать или мы продолжим работать? — спросил я будничным голосом, и Валентина утихла, словно кто-то звук резко выключил.

— Работать, — буркнула она и подняла на меня заплаканные глаза, — Муля, что мне теперь делать? Как дальше жить?

— Нормально жить, — пожал плечами я, — сколько тебе учиться осталось?

— Сейчас, скоро летнюю сессию сдам и потом ещё год, — торопливо ответила она.

— Ну, вот смотри, — сказал я, — раз ты уже столько времени потратила на эту специальность, осталось совсем ничего. То логично, что доучиться надо. Потому что жизнь — штука непредсказуемая, и ты сама не знаешь, какой навык завтра пригодится.

— Но…

— Понимаешь, Валентина, когда люди говорят «найти себя, найти дело жизни», это воспринимается почему-то так, словно кто-то украл и спрятал от нас это дело, и оно лежит там, ждёт, когда мы сообразим, где же его искать. Такого понятия, как «дело жизни», на самом деле не существует. Есть только наш личный выбор. Конечно, у каждого из нас есть свои таланты, наклонности, любимые дела, характер, принципы. Вспомни себя, когда ты зашла в захламлённую грязную комнату и смотришь на неё. Тебе нужно сделать там уборку. Вроде всё ясно, а ты медлишь, не знаешь, за что сперва хвататься. С одной стороны, вроде как есть свобода выбора, а с другой сложно принять решение, с чего начать. Потому что принятие решений — это самое сложное для нас.

Я отпил лимонаду и продолжил. Валентина слушала, затаив дыхание.

— Ещё до Великой Октябрьской социалистической революции у людей, а особенно у женщин, не было никакого выбора. Девочка рождалась, взрослела, выходила замуж, рожала детей, работала на огороде и по дому, затем старилась и умирала. И всё было предопределено заранее. Даже имя ей давали по церковным книгам согласно тому, какой святой праздновался в этот день. И ни на шаг в сторону. Сейчас у нас другая, новая жизнь. И перед нами тысячи путей и миллионы возможностей. И это хорошо, но это же и плохо. Потому что нужно сделать правильный выбор. И только тогда ты будешь счастлива.

— А как его сделать, этот правильный выбор? — Валентина посмотрела на меня глазами, полными надежды.

— А вот это и нужно начинать искать, — сказал я и посмотрел на неё, — если ты доела, то пойдём.

— К Завадскому? Зачем?

— Начнём искать, — ответил я.

По дороге Валентина схватила меня за руку и воскликнула:

— Я не могу там доучиваться!

— Почему? — удивился я, — тебе своего труда разве не жалко? Всего год остался. Потом же жалеть будешь.

— Не буду! — убеждённо воскликнула она, — просто после окончания, меня направят куда-то на работу, и там мне три года отрабатывать бухгалтером придётся. А я не хочу! И вот что теперь делать?

— Тогда нужно выполнить три пункта. Первый — сдать-таки эту сессию. Второй — понять, кем ты хочешь быть. И третий — перевестись в другой институт. Пусть даже и на более низкий курс.

Валентина просияла:

— Муля, ты молодец!

— Теперь осталось понять, кем ты хочешь быть, — сказал я, когда мы подошли к зданию театра имени Моссовета. — Прошу в светлое будущее!

Мы прошли по гулким коридорам. Вахтёрша сперва не хотела нас пускать, но я показал своё удостоверение и она сдалась.

— Там идёт репетиция, — пискнула она.

— Ничего страшного, нам только акты подписать, — для аргументации я махнул портфелем, Валентина надулась и с важным видом кивнула, и вахтёрша окончательно сдалась.

Вот и ладненько.

Мы тихо, почти на цыпочках, прошли по гулким пустым коридорам и свернули в зал.

Шла репетиция. Ставили «Хитроумную влюблённую».

Я усмехнулся. Если не ошибаюсь, это одна из новелл по Декамерону. Режиссеры её обыграли и перенесли действие в Испанию времён Лопе.

Ну что ж, посмотреть это будет поучительно.

Мы уселись в партере и принялись смотреть. Так как расстояние до сцены было совсем небольшим, то было слышно, как тяжело прыгает подтанцовка, как пыхтит прима, и едкий запах трудового пота от танцоров и артистов доносится аж сюда.

Кроме того, доски пола сцены скрипели и когда тучный мужик, который изображал, по всей видимости, главного героя, проскакал по сцене галопом, доски чуть не вылетели из пазов.

Я демонстративно похлопал. Валентина несмело подхватила и вяло поаплодировала тоже.

Артисты начали на нас оглядываться.

Валентина смутилась и семафорила мне взглядом, а я смотрел на сцену и безмятежно улыбался.

Наконец, моя уловка сработала. Кто-то сбегал и донёс.

— Что здесь происходит? — Завадский гневно чеканя шаг, вошел в зал. Увидел меня, вспомнил о срочных делах и торопливо вышел обратно.

А я спросил у Валентины:

— Нравится тебе театральная жизнь? Хочешь быть актрисой, на пример?

Валентина скривилась и отрицательно помотала головой.

— Тогда пошли отсюда.

И мы вышли из театра.

— Будем искать дальше. Продолжим поиски завтра.

Мы расстались на позитивной ноте, и я пошел домой.

К себе на квартиру я заходил в превосходнейшем настроении. Даже если женщины не придумали ничего, то я сам за ночь сейчас накидаю, варианты у меня есть.

— Ну что там у нас? — с улыбкой спросил я их, когда вошел в комнату Беллы.

— Да вот, что смогли, то написали, — со смущённой улыбкой сказала Рина и протянула мне стопку исписанной бумаги.

Фаина Георгиевна, Муза и Белла захихикали и переглянулись.

Я взглянул, и мои глаза полезли на лоб!