Глава 13

Я перечитал ещё раз записку. Надежда Петровна решительно принялась ковать железо, как говорится. Значит, сегодняшний вечер я проведу в гостях. Буду лицезреть Валентину.

Я шел в свой кабинет, но по пути меня перехватил Козляткин. Был он бледный и явно не выспавшийся:

— Муля, — сказал он трагическим голосом, — зайди сейчас же ко мне. Срочно!

— Сейчас, Сидор Петрович, только плащ сниму и портфель брошу, — ответил я.

Но Козляткин пустил чуть металла в голосе:

— Сейчас, Муля. Потом свой плащ снимать будешь!

Он круто развернулся и пошел в кабинет. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. В кабинете было здорово накурено, чего раньше Козляткин себе не позволял.

— Сидор Петрович, у вас случилось что-то? — забеспокоился я.

— Муля, — поморщился Козляткин и решительно сказал, — что делать?

— Делать с чем?

— С выездом на природу этим? — озабоченно почесал затылок Козляткин.

— Сидор Петрович, ну мы же югославов с неграми нормально приняли. Все довольны остались. Вспомните, как тот старый негр так вообще уезжать потом не хотел. Еле-еле мы его убедили, что чуть позже вернёмся. И Большакову всё понравилось. Иначе он бы не стал опять просить это всё организовать. У нас только две проблемки, которые нужно решить. Всё остальное — это уже технические моменты.

— Какие проблемы? — вскинулся Козляткин.

— Первая проблема — найти место для пикника на природе. Это должна быть какая-то база, охотничий домик, ну или ещё что-то подобное. Мы же с ночёвкой едем, значит, само собой баня, водоём рядом и спальные места. Желательно, комфортные. Но можно любые, главное, чтобы красивые места там были. Природа, да такая, чтобы за душу брало.

— Есть у меня такое местечко на примете, — облегчённо улыбнулся Козляткин, — а вторая?

— Деньги, Сидор Петрович, деньги, — угрюмо сказал я, — нужно же закупиться продуктами, спиртным. Организовать доставку. И ещё что по мелочи.

— Деньги, — задумался Козляткин.

— Или вдвоём скинемся? — предложил я, втайне надеясь, что жадность Козляткина найдёт выход.

И не ошибся:

— С деньгами я разберусь, это уж моё дело, — отмахнулся Козляткин. — А вот закупку продуктов и что там по мелочи приготовить, — это на тебе.

— Да не вопрос, — кивнул я, — я Дусю подключу, и она сделает.

— Дусю?

— Да, — не стал вдаваться в подробности я. — Она лучший специалист в этом деле. А раз это всё, то я пойду? Я немного отчёт не доделал, а сегодня срок сдачи.

— Да погоди ты со своим отчётом! — рассердился Козляткин, — уже и поговорить с начальником время найти не можешь!

— Я весь во внимании, — покладисто сказал я, уже догадываясь, о чём хочет поговорить шеф.

— Да вот я не знаю, как мне с Иваном Григорьевичем вести себя, как говорить, — вздохнул Козляткин. Он волнения у него на лбу и переносице выступили бисеринки пота.

— Да нормально вы с ним говорили в прошлый раз. Тосты такие хорошие произносили. Ему нравилось.

— Так то в прошлый раз! — замахал руками Козляткин, схватил из кармана платок и принялся судорожно вытирать вспотевший лоб. Руки его при этом мелко-мелко подрагивали.

И я понял, что мужика плющит не по-детски. И если я сейчас не проведу ему хотя бы мини сеанс психоанализа, то он мне всю стратегию запорет.

Поэтому я сказал:

— Сидор Петрович, послушайте меня.

Козляткин бросил тереть лоб и уставился на меня, словно дошкольник на деда Мороза.

— Во-первых, Большаков не знает, что я вам всё рассказал. Поэтому и ожидать от вас чего-то эдакого он не будет.

Козляткин тяжко вздохнул, но всё ещё недоверчиво смотрел на меня.

— Ведите себя так, как в прошлый раз. Словно вы не в курсе. Но при этом вам нужно произвести на него впечатление.

— И как? — мрачно спросил Козляткин.

— Сидор Петрович, ну вот этот вопрос нужно продумать. Давайте вы решите эти две проблемы, что я озвучил. А я сегодня продумаю, как вам лучше вести себя, и завтра дам вам полный расклад?

— Хорошо, Муля, — чуть успокоившись, посветлел лицом Козляткин. — Не буду больше задерживать. Но если что надумаешь — бегом сразу ко мне.


После работы я стоял у входа в здание Комитета и, ежась под пронизывающим апрельским ветерком, терпеливо ждал Мулину мать.

Ждал долго. Уже сто раз пожалел, что вышел из здания. Но так-то настроение было хорошее (отчёт я сдал вовремя и нареканий не было), с Козляткиным основные вопросы порешал, и даже Зиночка сегодня улыбнулась мне при встрече. Так почему не радоваться жизни?

И вот я стоял и радовался, невзирая на колючий ветер.

Наконец, послышался звук подъезжающей машины, и я увидел служебный автомобиль Модеста Фёдоровича. Из него выглянула улыбающаяся Надежда Петровна в алой косынке в горох и помахала мне рукой.

Я сел в машину, на заднее сидение, рядом с Мулиной мамой.

— Муля! — защебетала она, когда машина плавно тронулась. — Я всё приготовила, и пирог, и пирожные! А ещё я взяла мармелад…

Она некоторое время щебетала о всякой ерунде. Так что я даже, убаюканный движением автомобиля, чуть не задремал.

Из полудрёмы меня выдернул голос Надежды Петровны:

— … и когда ты поедешь в Якутию, то с собой возьмёшь.

Что я возьму с собой в Якутию, я уточнить не успел: машина остановилась — мы приехали.

Я вышел из машины первым, открыл дверцу и помог выйти Мулиной маме. Водитель достал из багажника и передал мне какие-то корзинки, свёртки и коробки.

Судя по их количеству, складывалось впечатление, что мы решили переехать сюда навсегда.

Загородный дом Осиповых представлял собой хорошо отстроенное кирпичное здание, явно дореволюционное, но тщательно отреставрированное. Оба этажа были густо увиты только-только распускающимся плющом, так, что узкие окна-бойницы с витражными стёклами было почти не видно за салатовой простынёй.

— Надежда Петровна! Муля! — к нам спешила хозяйка усадьбы, Анна Васильевна Осипова, и расточала медовые улыбки.

Они с Надеждой Петровной обнялись и принялись щебетать одновременно, невпопад, не слушая, и постоянно перебивая друг друга. Нащебетавшись всласть, они вспомнили о моём существовании.

Точнее, первой очнулась Анна Васильевна:

— Муленька! Как я рада тебя видеть! Как хорошо, что ты приехал. Валентина таких вкусных блинов нажарила, пальчики оближешь. Пойдёмте быстрее, пока не остыло всё.

Она подхватила под руку Надежду Петровну и потащила её в сторону дома, а я побрёл следом, таща все эти коробки, коробочки и корзины.

Благо, идти было недалеко.

Пока я тащил всё это барахло, смотрел по сторонам. Увы, но никаких особо экзотических цветов я там не увидел. Да, были кусты и были разбитые клумбы. Так и у нас во дворе, где были одни сплошные коммуналки, старушки-соседки разбили какие-то клумбы. И там всё лето колосились тюльпаны, ромашки и ещё какие-то ботаническое безобразие. Я в этом отнюдь не силён.

Я мужественно выдержал первый раунд чаепития. И второй тоже выдержал. И даже рассказал анекдот про хитрого ёжика и похвалил Ларису, которая прочитала мне стихи собственного сочинения. Я адресовал комплемент Валентине, ничуть не смущаясь её монументальностью и синим платьем в крупную клетку.

И вот, наконец, я выбрал момент:

— Анна Васильевна, — тихо сказал я, — мне нужен ваш совет.

— Совет? — удивилась та и воровато зыркнула по сторонам. Но Надежда Петровна была увлечена разговором с Валентиной и Ларисой и нашу беседу проворонила.

— Да, — прошептал я и стрельнул взглядом в сторону остальных, — конфиденциальный.

— Ну, идём туда, — она кивнула в сторону веранды и громко сказала, — Муля, можно тебя на минуточку? Помоги мне пододвинуть стол.

Разговор за спиной сразу стих и все посмотрели на нас.

— Конечно-конечно, — сказал я, играя на публику. — Идём.

— Мы быстро, — улыбнулась всем Анна Васильевна и потащила меня прочь из комнаты.

Мы вышли на терраску, скорей всего это был зимний сад, так как везде были стояли с цветами. И хозяйка, убедившись, что нас никто не слышит, сказала:

— О чём нужен совет?

— Мне сказали, — начал я издалека, — хоть я и не знаю, правда ли это… что вы, Анна Васильевна, лучший в Москве садовод-любитель. И что у вас знания по этой части, как не у каждого даже профессора бывают.

Анна Васильевна вспыхнула от удовольствия. И хотя она явно надеялась, что разговор пойдёт о Валентине (ну, или в крайнем случае, о Ларисе), но мой интерес к её хобби, заставил вспыхнуть глаза фанатичным блеском.

— О да… — начала она и зарядила мне лекцию о проращивании стратифицированных семян экзотических цветов в условиях Подмосковья.

Она разливалась минут двадцать, а потом иссякла и вдруг уставилась на меня с подозрением:

— А тебе зачем это, Муля?

— Давно хотел заняться выращиванием экзотических растений, — скромно признался я, — да вот только спросить не у кого было. Всегда любил цветы. Особенно редкие.

Анна Васильевна некоторое время молчала. Я уж было испугался, что это провал, когда она вдруг сказала:

— Муля, а ты видел когда-нибудь белую камелию? — хитро прищурившись, спросила она.

— Нет, — совершенно искренне ответил я (может, и видел. Но дело в том, что мне всегда все эти лютики и тычинки были крайне безразличны).

— Идём! — торжественно сказала она и потянула меня за рукав.

Мы прошли через весь периметр зимнего сада и остановились около большого горшка, в котором рос тщедушный цветок.

— Вот! Смотри! — триумфальным голосом сказала Анна Васильевна.

Я посмотрел. Цветочек, как цветочек. Но хозяйка дома явно ждала оваций. И я восхищённо выдохнул:

— Какая прелесть!

— Правда он идеальный? — чуть слышно выдохнула Анна Васильевна.

— Безупречный, — подтвердил я.

Анна Васильевна была счастлива.

— Это араэральная жимолость, — фанфаронилась она. — Очень редкий вид. В Москве он есть только у меня и ещё одной женщины.

— А это карликовая орхидея.

— А здесь я выращиваю особый садовый горошек.

— А вот здесь у меня цветок чёрной летучей мыши! — похвасталась она и показала какой-то сморщенный росточек.

Я, конечно, так и не понял, в чём тут фишка, но, на всякий случай, восхищённо поцокал языком. Мне не жалко, а хозяйке приятно.

— Вот это да!

Анна Васильевна зарделась и похвасталась:

— Мне знакомый Аркадия Наумовича из самой Южной Азии привёз. Мы даже не думали, что получится вырастить его в наших широтах. Но получилось. Больше ни у кого здесь такого нету.

— У вас талант! — восторженно сказал я.

Анна Васильевна просияла и потащила меня показывать дальше. Она увлечённо рассказывала, как именно она подкармливает эти цветочки, как разрыхляет почву, как борется с ненавистной минирующей мушкой. И много других секретов. Я слушал и впитывал эту информация, как бесплодная земля впитывает влагу дождя.

— Что вы здесь делаете? — в зимний сад заглянула возмущённая Надежда Петровна, — мы с девочками уже заждались!

— Мама, не мешай! — возмутился я, — мы скоро вернёмся. Анна Васильевна, а вы в эти компосты известь в какой пропорции обычно добавляете?

Мулина мама минут пять послушала информативную лекцию о торфовых компостах, не выдержала и ушла обратно. Напоследок едко заявив:

— Заканчивайте уже. Там Валентина скучает.

Думаю, в любой другой ситуации Анна Васильевна потащила бы потенциального зятя к Валентине. Но сейчас речь шла о самой важной на планете теме — о личинках чёрных плодовых мушек.

— И я окропляю их этим раствором два раза в неделю! И обязательно вечером, — строго похвасталась Анна Васильевна.

В моём лице она нашла благодарного слушателя. Все её домашние при упоминании ортофосфатов и чилийской калийной соли старались сбежать подальше. Друзья и знакомые, заслышав слова «вермикулит» и «сидераты», начинали срочно вспоминать, что в доме не выключен утюг. А когда Анна Васильевна начинала рассказывать о метаболизме бобовых, впадал в отчаяние даже Геннадий, суровый мужик, который пешком дошёл до Берлина, ломал арматуру голыми руками, а нынче работающий дворником.

Из меня, конечно, как агроном, так и мелиоратор, — так себе. Дома, в том ещё мире, я даже умудрился засушить кактус, который коллеги презентовали мне на какой-то праздник. Он был жаростойким и его родина, по преданиям, находилась где-то примерно в пустыне Намиб, но у меня он сразу же сморщился и благополучно усох. Из лимонного дерева, которое я лелеял и нежно выращивал в кадушке в своём кабинете, я снял урожай в виде двух кастрированных лимонов. Они были зеленоватого цвета и жутко воняли нестиранными носками. Два лимона за шесть лет! А, если считать, сколько я туда влил сидератов, вермикулитов, ортофосфатов и прочей дряни, то цена одного лимона равнялась примерно цене за последнюю модель сумочки «Биркин».

И вот теперь мне доверительно рассказывали о вермикулите.

Высшая форма доверия!

Я торжествовал.

— Муля! — вдруг прервала рассказ о глубоком рыхлении пахотного горизонта Анна Васильевна и с таинственным видом взглянула на меня, — я решила сделать тебе подарок!

Я насторожился.

Анна Васильевна схватила какой-то горшок и протянула мне:

— Вот! Это вам. Подарок!

Я с благодарностью принял дар, рассматривая растение, с виду похожее на засушенного кудрявого гипертрофированного кузнечика.

— Очаровательно! — сказал я дипломатичным тоном.

— Это кориантес! — дрожащим голосом молвила Анна Васильевна. — Мне его из Колумбии привезли.

Я выслушал лекцию о способах опыления кориантеса, и мы вернулись пить чай. При этом я прижимал к себе горшок с кузнечиком и имел мечтательный вид.

Я был настолько окрылен этим подарком, что вполне благосклонно съел блины, собственноручно нажаренные Валентиной. Выпил две чашки чая. И даже почти искренне похвалил, когда Валентина спела для меня песню.

Домой я приехал счастливый и умиротворённый. Наличие у меня кориантеса примирило со всем остальным несправедливым миром. Я настолько размяк душой, что даже не сопротивлялся, когда Надежда Петровна категорическим голосом сказала, что на следующей неделе мы с Валентиной идём в театр.

Дома я поставил кориантес на шкаф. Запретил Дусе даже смотреть в его сторону и громко дышать и сразу уснул.

А на работе, отбившись от рутинных рабочих задач, я сразу же отправился к Секретарю Изольде Мстиславовне. Как и договаривалась, через час после обеда.

В приёмной была тишина. Большаков отбыл по делам, а остальные коллеги предпочитали обходить это место по широкой дуге.

— Изольда Мстиславовна, — поздоровавшись, торжественно сказал я, — я хочу подарить вам это. Мне почему-то кажется, что вы оцените.

И я протянул ей горшок с монструозным кузнечиком.

— Кориантес⁈ — всплеснула руками Изольда Мстиславовна и побледнела, как полотно, — Иммануил Модестович… но это же! Это же! Неужели?

Казалось, она вот-вот упадёт в обморок.

— Да! Его прямо из Колумбии привезли, — скромно добавил я, — мне показалось, что вы оцените.

Изольда Мстиславовна оценила и теперь смотрела то на кузнечика, то на меня с одинаковым выражением блёклых глаз. И выражение это колебалось от восторга до самозабвенного исступления.

Мы разговорились. Мы стали друзьями и практически родственниками. А когда оказалось, что наша точка зрения на борьбу с чёрной плодовой мушкой абсолютно совпадает, Изольда Мстиславовна готова была усыновить меня.

В общем, проговорили мы взахлёб почти до конца рабочего дня.

И уже к концу смены я стал обладателем бесценной конфиденциальной информации о жизни, привычках и проблемах Большакова. Теперь я знал, какие ушные капли предпочитает Иван Григорьевич, почему он не любит крыжовник и как зовут его пса. Теперь я знал всё!

Улыбаясь, словно мартовский кот перед полной миской жирной сметаны, я вернулся к Козляткину и прямо с порога заявил:

— Сидор Петрович! Я разработал стратегию и готов её вам рассказать!

Загрузка...