— А здесь я завернула кастрюлю с котлетами и тушенным мясом с подливой. Как доберёшься на место, нужно будет сразу же в холодильник поставить. Ты понял, Муля?
— Но Дуся, это же охотничий домик! — взмолился я, — ну откуда там холодильник может быть?
— Ничего не знаю! — безапелляционно заявила Дуся, — погреб там, значит, должен быть.
— Тоже сомневаюсь, — вздохнул я.
— Дык если мясо испортится, ты же всех отравишь! — всплеснула руками Дуся, — тогда найдёшь ручей и под проточную воду поставишь. Только сразу съесть всё надо будет.
— Дуся, мы пол ящика консервов взяли. Если даже протухнет, мы кашу с тушенкой сделаем. И нормально будет.
— Консервы! — от возмущения Дуся аж побагровела, — консервы, Муля, это не еда, а срань Господня, прости Господи! Наберёшь в бочку воды и туда кастрюлю поставишь!
— Да откуда там бочка?
— В ведро с холодной водой поставишь!
— Думаю, ведро там найдётся, — прикинул я, и временный консенсус с Дусей был установлен.
На целых две минуты.
Только-только я отвлёкся, как Дуся опять:
— Муля! Вот в этом казане я мясо замариновала. Его можно в холодильник не ставить, но в холодное место хотя бы надо. И пожарите его сразу!
— Дуся, но сразу мы будем котлеты есть, — попытался воззвать к голосу разума я, но тщетно.
— Муля! Вас там четверо или пятеро здоровых голодных мужиков! Вы эти котлеты за один присест съедите. А что потом целых два дня, голодными будете?
— Рыбу поймаем, — ответил я (о тушенке я старался больше при Дусе не упоминать).
— Какую рыбу, Муля⁈ Кто из вас её ловить умеет! Даже не говори мне! Я сказала поставить в холодное место и сразу пожарить — значит слушай и не возмущайся!
Я больше не возмущался. Дуся поворчала ещё немного для порядка и захлопотала над другой сумкой с кастрюлями и горшочками. Поначалу я ещё пытался как-то запоминать, чтобы ориентироваться. Но всех этих кастрюль и казанков было столько, что я в конце концов плюнул на всё и решил, что на месте уж как-нибудь разберёмся.
Поэтому Дуся что-то там говорила, а я согласно кивал и больше не спорил, думая о своём.
Я вообще не понимаю, зачем над этой едой так трястись (Дуся даже рыбу нафаршировала и запекла). Я считаю, что на природе главное — душевно посидеть. А еда там должна быть самая простая — сало, кусок буженины, колбаса. Этого вполне хватит.
Главное на природе — это впечатления, душевная компания и алкоголь. Имеется в виду не алкоголь, чтобы набухаться, а алкоголь для впечатления. Как режиссура собственного удовольствия.
Я коллекционировал разные удовольствия, ещё в том, моём мире (когда было время, которого почти никогда не было, но тем не менее по возможности старался). Путешествия в неизведанные страны, поход в оперу, глоток изысканного коллекционного вина или джина. К примеру, иногда я любил посещать один маленький малоизвестный ресторанчик «для своих», где мой знакомый бармен собирал правильно, по-итальянски, беллини (именно что собирал). Там его подавали всего четыре месяца в году, только когда есть урожай белых персиков. Свежие персики чистятся вручную специальным ножом и вручную же из них делается пюре. Которое потом с шампанским и составляет то настоящее беллини, которые я любил изредка дегустировать. Это не пить ради того, чтобы пить. Это, можно сказать, режиссура впечатлений, выстраивание композиции по личному удовольствию.
Поэтому на природе главное — хорошая водка. Один мой знакомый, не сходящий с верхних строчек журнала Форбс, сноб и гедонист, кого-то дал мне хороший совет. Он сказал так: ты, Муля, своих гостей высокой кухней не удивишь никогда. А вот алкоголь — это да. Всегда следует предлагать гостям напитки, которые превышают то, что они обычно могут себе позволить. Это и есть уважение к себе и к гостям.
Поэтому я подключил все доступные мне в этом времени ресурсы и достал два ящика превосходной водки. Которая в свободной продаже никогда не бывает. Глориозов постарался. Знает, старый пройдоха, что со мной надо дружить, вот и приложил усилия. Да так, что мне теперь не стыдно не только простого советского министра такой водкой угощать, но даже самого папу Римского, хе-хе!
— Муля! — возмущённый окрик Дуси вывел меня из задумчивости, — ты что, совсем меня не слушал⁈
Она до того рассердилась, что на миг аж онемела от возмущения.
Пойманный на горячем я, не знал даже, что и сказать.
Думаю, что скандал получился бы знатный, но тут в дверь постучали.
— Открыто! — обрадовался я.
В комнату заглянул Пуговкин:
— Муля! — воскликнул он (мы перешли с ним на «ты»), — я решил забежать на минутку сегодня. Вдруг чем помочь надо.
Он перевёл взгляд на багровую от эмоций Дусю и растянул улыбку до ушей:
— Здрасти, дамочка!
Дуся фыркнула. Смерила его негодующим взглядом и опять завела старую песню:
— А рыбу я тут ещё свежую положила. Муля, ну, послушай меня! Я её крупно посолила. Но всё равно надо будет тоже в ведро с холодной водой положить. Запомнил?
— Не волнуйтесь, — влез в разговор Пуговкин, — сделаем всё в лучшем виде.
Он аккуратно раскрыл чистую тряпочку, в которую Дуся замотала рыбу и посмотрел:
— О! Толстолобик. Мы приедем, и я сразу же переложу всю рыбу листьями крапивы и поставлю в холодное место. А есть ещё чистые тряпицы? Чтобы в свежее замотать. А то вдруг там холодного места не будет. Тряпицу я в уксусе смочить предлагаю. Не обильно, а только немножко. Как говорится, сбрызнуть. А то вдруг жара. В машине точно жара будет.
Дуся, при этих словах, прямо расцвела. Словно родственную душу встретила. Буквально через полминуты они уже ворковали над куском сала, как лучшие друзья и соратники.
Я порадовался, что решил тогда взять Пуговкина с нами. И не прогадал. Сразу видно, что его деревенское детство, крестьянская жилка и жизненная смекалка гарантировали, что мясо не стухнет, рыба будет вовремя поставлена в холодное и что всё будет свежее и горячее.
Красота же!
Но вот не зря говорят, что не надо заранее радоваться, да ещё и перел важным событием.
В дверь опять постучали. Точнее обозначили стук. И тотчас же дверь распахнулась и в комнату впорхнула Надежда Петровна, личной персоной.
При виде того бедлама, что творился сейчас в моём жилище, она на миг замерла, но потом отмахнулась от всего этого, как от несущественного, и сходу, взахлёб, начала:
— Муля! Валентина в восторге! Она больше часа рассказывала Анне Васильевне о твоей лекции! Осипова мне позвонила и восторгалась, какой ты умный! А я ей говорю…
Я вздохнул — это надолго. И времени совсем нет, мне ещё нужно до конца план продумать. Потому что какое-нибудь мелкое происшествие может разрушить всю стратегию. А тут Мулина мамашка со своими восторгами о Валентине.
Но пока я размышлял, как бы аккуратно выпроводить Надежду Васильевну, чтобы она не обиделась, как в дверь опять постучали.
Да что же это такое! Я еле сдержался, чтобы не выругаться.
— Открыто! — крикнул я ровным неистерическим тоном.
Надежда Петровна, прерванная на полуслове, с досадой поморщилась. А Дуся и Миша даже не оторвались от своих дел: они занимались тем, что перекладывали сумки с продуктами. При этом Дуся давала расширенные подробные указания, а Миша внимательно все запоминал (и даже повторял некоторые моменты, что очень льстило Дусе).
Дверь опять распахнулась и на пороге возникла Пожидаева, собственной персоной.
— Бубнов! — не здороваясь ни со мной, ни с остальными, заявила она, — где ключ от пятой комнаты?
— Во-первых, здравствуйте, — сказал я, — во-вторых, я не знаю, где ключ.
Лицо у Пожидаевой вытянулось, а я торопливо добавил, чтобы предупредить скандал:
— Думаю, что нужно или в ЖЭКе спрашивать, или Ложкиной в Костромскую область писать.
— А что, нельзя было ключи у них забрать? — возмутилась она, исподлобья глядя на меня.
— А мне до этого какое дело? — развёл руками я.
Пожидаева надулась от возмущения, но не нашла, что ответить.
В комнату вошел какой-то мужичок, высокий и сутулый, как знак вопроса. Ни с кем не здороваясь, он сказал Пожидаевой:
— Я предлагаю дверь ломать.
— Нет, дверь ломать мы не будем! — покачала головой она, — это казённое имущество. Кто потом ремонт делать будет? В ЖЭКе должны быть запасные ключи. Давайте сейчас туда сходим, заодно и акт подпишем.
— Хорошо, — кивнул мужик и, не глядя ни на кого из нас, крикнул куда-то в коридор, — Вася, давай заноси сумки пока сюда. Мы сейчас в ЖЭК сходим. Они пусть тут постоят.
У меня аж глаза на лоб полезли.
— Ты кто такой? — спросил я мужика недобрый голосом.
— Желтков, Степан Иванович, — представился он и сразу спросил, — а ты кто такой.
— А я хозяин этой комнаты, куда ты свои сумки вносить решил, — с намёком сказал я.
Но мужик не внял:
— А! Вот и хорошо! — обрадованно сказал он, — значит, соседями будем. Слушай, а у тебя стамеска есть?
И тут в комнату, тужась от тяжести, начал спиной вперёд заходить какой-то мужик. Он тащил огромнейший баул. Ко мне в комнату.
— Эй, мужик, — крикнул я, — не надо мне это тащить.
— Слушай, чего ты крысишься? — возмутился Желтков, — тебе жалко, что ли?
И меня это…:
— Так! — рыкнул я, — быстро все вымелись из моей комнаты! Я кому сказал!
На меня уставились ошарашенно.
Пожидаева первая пришла в себя, и бочком, бочком, осторожно вышла в коридор. Неизвестный мне Вася, чью спину и пятую точку мне довелось лицезреть, вернулся на исходную позицию.
А вот Желтков не внял.
— А что это за праздник у вас, товарищи⁈ — хохотнул он и схватил с тарелки нарезанный рыбный балык (Дуся сразу всё порезала, справедливо рассудив, что там, на природе, я почиркаю кое-как. И сейчас они с Мишей раскладывали балык и другие деликатесы по тарелкам). — Мммм, вкусно. Хотя перца маловато.
Жуя, он деловито спросил:
— Где брал?
Я уже собирался ему врезать, но Надежда Петровна, очевидно, своей материнской интуицией поняла, что сейчас будет драка, которая в результате не сулит никому ничего хорошего. Поэтому она торопливо сказала:
— Товарищ Желтков, давайте обсудим это в другой раз. Мы сейчас заняты немного.
И чтобы скрасить резкие слова, улыбнулась.
Но Желтков был или слишком наглым, или слишком тупым. Потому что он смерил Надежду Петровну оценивающим взглядом сверху донизу, и плюхнулся на стул:
— Да я никуда не спешу. Могу подождать. Доделывайте свою работу и познакомимся, — и он ещё и подмигнул ей.
Надежда Петровна вспыхнула и растерянно посмотрела на меня.
Этого уж я стерпеть не смог, схватил Желткова за шиворот и потащил на выход.
— Эй! Ты что делаешь⁈ — возмущённо завопил Желтков, так, что даже Дуся с Мишей оторвались от увлекательного перебирания плошек и кастрюлек, и уставились на нас.
— Муля! Что ты делаешь⁈ — всплеснула руками Дуся.
— В комнате убираюсь, разве не видно, — проворчал я: Желтков был хоть и худым, но довольно тяжелым, так что, пока дотащил его до порога и вытолкнул в коридор, изрядно запыхался.
— Я буду жаловаться! — заверещал из коридора Желтков. Ему что-то вторила разгневанная Пожидаева.
— Мда, с соседями опять «повезло», — вздохнул я, поправил сбившуюся рубашку и развернулся к Надежде Петровне.
Видимо мой вид не предвещал ей ничего хорошего, потому что она торопливо сказала:
— Ладно, Муленька, я вижу, что ты занят. Вернёшься — мы обо всём обязательно поговорим.
Она невнимательно клюнула воздух у моей щеки и торопливо ретировалась.
Уже легче. Мы остались в комнате втроём.
Основная масса продуктов уже была упакована.
— Я поставила мясо и котлеты пока в холодильник, — волновалась Дуся, — Муля, не забудь утром переставить всё в сумки! Только не перепутай ничего!
Она всё охала и ахала. Так, что Пуговкин сказал:
— Да не беспокойтесь вы так, Евдокия Ивановна, я утром пораньше приду к Муле, и мы всё сложим правильно.
— А коробку не забудете?
— Коробку — в первую очередь! — клятвенно пообещал Пуговкин и для дополнительной аргументации даже ладони к сердцу прижал и умильно замотал головой.
Я восхитился — вот ведь артист!
Дуся поверила. Домовитый Миша ей явно пришёлся по вкусу.
— Ну тогда я побежала, — воскликнула она, — в холодильнике, в зелёной кастрюльке тушенная капуста. Поужинай, Муля. И Мишу покорми! А мне бежать пора.
И она тоже торопливо ретировалась. Я, помню, тогда ещё удивился, почему она так. И ночевать она у меня реже стала. Постоянно пропадает у Модеста Фёдоровича (или говорит так). Но так как нужно было ещё много чего сделать, я тогда не придал этому особого значения.
— Слышал? — сказал я Пуговкину, — капусту сейчас будем есть. Садись к столу. Я только примус раскочегарю и подогрею.
— Да зачем же примус? — всплеснул руками Пуговкин, — давай сюда кастрюлю. Я на кухню схожу и на плите погрею. Так гораздо быстрее будет.
Он забрал кастрюлю и пошел на кухню.
А я сел к столу и задумался. У себя в блокноте я отметил основные важные детали этого пикника. Во-первых, нужно подыскать удобный момент, когда Большаков будет в благодушном настроении, и поговорить с ним о Козляткине ещё раз. Алгоритм поведения я Козляткину разъяснил. Очень надеюсь, что он выполнит всё, как я сказал — Большаков должен убедиться, что Козляткин не тупой и то всё были грязные наветы.
Во-вторых, нужно помочь Пуговкину. А для этого он сыграет нужную роль. Я еле-еле уговорил Козляткина, что Пуговкина нужно обязательно взять. Он сначала никак не хотел, ведь министр сказал, что нас будет только четверо. Но я нашёл правильный аргумент: Миша артист от Бога, поэтому на пикнике он и сыграть сможет, и спеть. С Михаилом я договорился, что тот возьмёт и гитару, и баян. Баян, чтобы мы все могли петь хором, а гитару — для душевных песен.
— Ну вот и разогрел, — довольный Пуговкин вернулся с горячей кастрюлей, ухватив её по-простому — вытянутыми рукавами, так как горячо же было, а прихваток я Мише не дал.
— Ставь сюда, — торопливо расчислил стол я. — Я буду насыпать, скажешь, когда хватит.
Я поставил перед ним и перед собой тарелки с ароматной тушенной капустой с мясом, положил хлеб и приступил к еде. Миша, недолго думая, последовал моему примеру. Некоторое время мы ели молча, ловко орудуя ложками. И вот, когда уже ложки заскребли по дну тарелок, Пуговкин вдруг сказал:
— А я же не говорил тебе, Муля, что с Фаиной Георгиевной я уже был знаком.
— Как так? — удивился я, — она же тебя не знает.
— Мы снимались вместе. В фильме, — пояснил Пуговкин, доел капусту и облизал ложку.
Увидев мой взгляд, смутился:
— Привычка деревенская осталась. Знаю, что дурацкая и что некультурно так, но ничего не могу с этим поделать.
Я рассеянно отмахнулся — меня волновало сейчас другое:
— А как она тебя могла не узнать?
— Да я, во-первых, там в гриме был, а во-вторых, я заболел сильно — нога после ранения опять воспалилась, так что я отлучался в больницу. А мня потом доснимали и плёнку накладывали.
Я сказал:
— Миша, а вот ты мог бы…
Но договорить я не успел, в коридоре послышались голоса, рядом со мной в дверь что-то грохнуло. Потом второй раз грохнуло и послышался треск.
— Двери ломают, — сверкая любопытными глазами, произнёс Пуговкин, подскочил с места и помчался в коридор.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
В коридоре открылась странная картина — дверь в комнату, где ранее проживали Ложкина и Печкин была выломана, двое дремучих смурых мужиков вносили туда какие-то коробки, свёртки и сумки. Рядом стояла толстая тётка. При виде нас с Мишей она радушно улыбнулась:
— Здравствуйте, товарищи, — сказала она, — а я ваша новая соседка. Давайте знакомиться — Семёнова Любовь Ефимовна. Я буду тут жить. Надеюсь, мы подружимся.
— Вы жена Желткова? — удивился я, ведь Семёнова была намного старше Желткова. Может быть тёща или мать?
И тут входная дверь хлопнула и в коридоре возник упомянутый Желтков и Пожидаева:
— Это что здесь происходит? — звенящим от возмущения голосом воскликнул Желтков, — кто вы такие и по какому праву взломали дверь в мою комнату?
**Пожалуйста, не забывайте ставить лайки, если нравится. Для меня важно понимать — заходит читателям произведение или пора уже финалить этот цикл.