Муля, не нервируй… Книга 3

Глава 14

Я сидел в своей комнате, за столом, размышлял о сегодняшнем разговоре с Козляткиным, и сосредоточенно точил ножи.

Дуся уже дня два или три подряд ворчала, ворчала, и я не выдержал. Так-то у нас во дворе периодически появлялся вечно угрюмый дед Никита. Он точил всем ножи, ножницы, делал всяко-разную мелкую починку — от примусов до шпульных колпачков (не знаю, что это такое, но соседки обсуждали и я услышал). Говорят, мог даже часы починить, если не очень сложная поломка была. А в последнее время его давно что-то не было, ножи затупились, поэтому Дуся ворчала.

И вот я решил спасать ситуацию и точил по старинке, бруском.

И, как обычно, в дверь постучали.

— Открыто! — буркнул я, не прерывая занятия.

В комнату заглянул Герасим.

— Дарова! — сказал он и спросил, — Не помешаю?

— Заходи, — кивнул я.

После того случая с неудавшимся самоубийством, Герасим сильно изменился. Сейчас он был чисто выбрит, подстрижен, одет в чистую рубашку с накрахмаленным воротничком и в видавший виды костюм, но опрятный и отглаженный. Пахло от него одеколоном, а ботинки были начищены до блеска. И главное, он был абсолютно трезв (после того случая, справедливости ради, следует отметить: пьяным или выпившим я его ни разу не видел).

— Чай будешь? — спросил я, и, зная, что он вечно голодный, добавил, — там Дуся картошки с грибами натушила. Будешь?

— Благодарствую, Муля, — степенно ответил Герасим, — но я уже поужинал. А вот поговорить хочу.

— Давай поговорим, — кивнул я, продолжая точить нож.

— Муля, ты брусок неправильно держишь, — вздохнул Герасим и строго сказал, — дай сюда.

В его ловких руках брусок порхал, словно бабочка-ночница, туда-сюда. Уже через пару минут все ножи были наточены до идеального состояния.

— Ты только бабе своей скажи, Евдокии, а то порежется ведь, — предупредил Герасим.

— Благодарю, — сказал я и добавил, — что-то давно не видно тебя было.

Тот посмотрел на меня с мрачным видом и признался:

— Так я же в деревню ездил, Муля.

— В какую деревню? — сначала не понял я.

— К Валюхе, — вздохнул Герасим.

— И как там она? Как приняла тебя? — от удивления я обо всём забыл, даже о Козляткине с его проблемами.

— Не очень она, — опять вздохнул Герасим, — работы там шибко много. Всё на материных плечах, а там дом же, хозяйство. Отец-то её с войны не вернулся, и мать сама всё тащит. И девки там, сёстры её, подрастают. И дочка. Вот Валюха, как приехала, так и впряглась сразу в работу. Головы поднять некогда, исхудала вся…

Он опять вздохнул и мрачно посмотрел на меня:

— А я же вижу, как ей тяжело. Она с лица совсем спала. Да и бабы там, в деревне, шпыняют её, за дочку, что нагулянная, и вообще.

Он немного помолчал, пожевал губами и продолжил:

— Она же, Валюха, хоть и незлобливая, а дурная. В село своё забитое приехала и на следующий день там свадьба у соседей была. Так она вырядилась и попёрлась туда, вся разряжённая. Ну, так, как она по ресторанам этим гулять привыкла. Ещё и, говорят, жёлтые румынки одела и плясала так, что кошмар. Вот бабы и осерчали на неё всем селом.

Я изумлённо покачал головой, это ж надо было додуматься.

— Так что совсем несладко ей там. И в колхоз не берут её. Там жена главного бухгалтера на неё окрысилась, что она на свадьбе с ейным мужем плясала, и велела, чтобы не брали её, даже в огородную бригаду.

— Мда, — покачал головой я. — И что ты дальше делать думаешь?

— Да вот, Муля, мысли у меня в голове, всякие. А как правильно — не знаю. Подскажи, а?

— Излагай, — кивнул я.

— Да вот я так полагаю, что обратно сюда ей возвращаться нельзя. Никак нельзя, — сказал Герасим и хмуро посмотрел на меня, — она, как только сюда вернётся, опять по ресторанам этим пойдёт. А так-то нехорошо. Неправильно это…

— Согласен, — поддержал его я и Герасим даже чуть улыбнулся, с облегчением.

— А вот думаю я, в деревне ей совсем плохо, — он опять взглянул на меня, — бабы её там точно заклюют…

— Вполне может быть, — сказал я, — Деревня. Патриархальное общество. Там нельзя вести себя, как в ресторане.

— Отож и я говорю! — обрадовался Герасим, но дальше сбился с мысли и умолк.

— И как ты думаешь разрешить ситуацию? — подбодрил его я.

— Да вот думаю я, но не уверен, — он замялся и смущённо посмотрел на меня.

Я немного подождал, пока он соберётся. Но он молчал и тогда я не выдержал:

— Да говори уже! Чего тянешь?

— Да вот думал я, что надо мне туда поехать… к ним… в деревню…

— Ого! — присвистнул я, — но ты же понимаешь, что там просто сожительствовать не получится? Это деревня. Там жениться придётся…

— Так я готов! — тряхнул головой Герасим, — поеду и женюсь. Я в селе вырос. В детстве жил в селе. Знаю, как и чего. А бабам в доме мужская рука всяко нужна. Там у них всё рушится уже.

— Это я понимаю, — терпеливо попытался донести главную мысль до сознания Герасима я, — а Нонна, в смысле Валентина, к этому как относится?

— Да нормально она, — недоумённо пожал он плечами, — а как ей ещё быть? Кто её такую замуж теперь возьмёт?

— Герасим, — опять сказал я, стараясь сдержать раздражение от его наивности, или глупости, уж не знаю, — замуж-то она за тебя выйдет. Даже не сомневаюсь, раз деваться ей некуда. А как вы жить дальше будете?

— Да как будем? — встрепенулся Герасим и охнул, — да ты что, Муля, думаешь, что я, раз контуженный, то по этому делу не того? Нет! Даже не думай так! Мы с нею ещё парочку пацанов заделаем. Пусть по дому бегают.

— Погоди, Герасим, — вздохнул я, — меня другой аспект вопроса интересует…

— Ох и хорошо сказал ты, Муля, — заулыбался Герасим, — «спект вопроса». Надо запомнить. Я страсть как умные слова люблю. Даже книжечку себе такую завёл и туда слова всякие интересные выписываю.

— Не «спект», а «аспект», — механически поправил его я и разозлился, — да прекрати ты мне голову морочить! Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму!

— Чё? — не понял Герасим.

— Я не сомневаюсь, что из тебя муж хороший будет, — сказал я, и Герасим зарделся, похвала ему понравилась, а я продолжил развивать мысль и пытаться донести её до разума Герасима, — а вот какая жена будет из Валентины? Ты об этом подумал?

— Да какая жена? — удивился тот, — жопа у неё и сиськи справные, так-то она бабёнка в самый раз. Жратву сготовить умеет, козу выдоить тоже. А что ещё надо?

— Герасим! — я вконец потерял терпение, — но её моральные качества какие⁈ Тебя это устраивает?

— Что не так? — никак не мог взять в толк Герасим.

— А то, что стоит в вашу деревню приехать какому-нибудь командировочному из города, к примеру, как сразу упорхнёт твоя Валентина к нему. Ты что, будешь её от всех мужиков всю жизнь оберегать и прятать? Всё равно ведь не уследишь…

— Нет! Валюха не такая! — возмущённо закачал головой Герасим, — она не упорхнёт.

— Ну, сам тогда смотри, — сдался я, — а раз ты давно всё решил, то какой совет ты от меня хочешь?

— Да я не совет хочу, — вздохнул Герасим, — слушай, Муля, продай ковёр, а?

— Что-о? — опешил я.

— Ну, ты же Ложкиной один ковёр подарил… — начал Герасим и смущённо умолк, сконфузился.

— Так то ж на свадьбу, — сказал я.

— Так и у нас свадьба будет. Ну, или просто роспись, — хоть и робко, но парировал Герасим, — но я же не в подарок прошу, Муля, а купить. Деньги у меня кое-какие есть. Ты просто сам подумай. Я к ним в дом приеду и в приёмыши пойду. Несерьёзно для мужика это. А так я с ковром буду, уже оно как-то посолидней.

— Калым, — усмехнулся я, но Герасим не понял, мечтательно рассуждая о том, какой завидный жених он будет с ковром, первый парень на деревне.

— Да забирай, мне не жалко, — отмахнулся я, уже представляя, какой бой придётся опять выдержать с Дусей (она мне ещё прошлый ковёр не простила, а тут опять).

— Я куплю! — не согласился Герасим.

— Подарок! — настойчиво сказал я, — выбери сам. Там ещё три осталось.

Я кивнул на три рулончика, которые сиротливо лежали под кроватью (Дуся уже несколько раз порывалась развесить их по стенам, но я ни в какую не давал):

— Забирай, какой тебе больше нравится.

Выпроводив счастливого Герасима, я вышел на кухню покурить. Там стояла и что-то помешивала в кастрюльке, Лиля.

При виде меня, она зло поджала губы и на моё «здравствуй» даже не ответила. Торопливо забрала своё варево и упорхнула к себе в комнату. Молча.

Сердится на меня Лиля.

Я уже докуривал, как на кухню заглянула Белла. Была она, как говорится, «при параде». При виде меня, она заулыбалась:

— Муля! — воскликнула она, — ты опять куришь! Это же вредно! Что ты нам с Фаиной Георгиевной прошлый раз обещал, а?

Я демонстративно вздохнул и скорчил скорбную рожицу.

— Кривляйся, кривляйся, — покачала она головой. — А я вот возьму и всё Дусе расскажу.

— Нехорошо Дусе на соседей ябедничать, — укоризненно сказал я, затушил бычок и прикурил новую сигарету.

— И меня угости, — попросила Белла.

— Так курить же вредно, — мстительно напомнил я.

— Не будь таким занудой, Муля! — возмутилась Белла, и сама вытащила сигарету из моей пачки, которую я бросил на столе.

Она прикурила от конфорки и посмотрела на меня пристальным взглядом:

— А что ты такой задумчивый, Муля? Случилось что?

— Да Герасим меня беспокоит… — вздохнул я.

— Как же так? — удивилась она и выпустила струю дыма в форточку, — он в последнее время не пьёт ни капли, книжку читает…

— Да не в том смысле, — пояснил я, — он к Нонне в деревню собрался. Жениться хочет.

— О! Хорошее дело! — обрадовалась Белла.

— Да в чём оно там хорошее⁈ — возмутился я, — какая из Нонны жена будет, сами подумайте, Белла!

— Нормальная жена из неё будет, — отмахнулась соседка, — сготовить Нонна может вкусно, я это точно знаю, стирать-убирать тоже будет. Да она молодая, ещё и ребёночка ему родит.

— До первого командировочного! — отчеканил я, — а потом будет, как Лиля.

— Может и так, Муля, — покачала головой Белла, — но тут уже не угадаешь. Если слюбится, то никакие командировочные ничего не сделают. А если так себе, то до первых брюк, тут ты прав.

— Так, может, не надо… — начал развивать здравую мысль я, но Белла меня перебила:

— Молодой ты ещё, Муля, всё у тебя впереди, вот ты и не понимаешь, — она тяжело вздохнула и глаза её затуманились, — а таким, как мы, любовь и не светит уже. Вот Вальке повезло, в смысле Нонне, жених у неё есть. Хоть и Герасим. Дурой, конечно, будет, если уедет. Но пусть у них даже недолго брак будет, но хоть немного они в семейном тепле поживут. Друг друга согреют. Понимаешь? А под все кочки и колдобинки на жизненном пути соломки не напасёшься.

Помолчали. Я обдумывал слова Беллы, а она просто мечтательно курила.

— Так что пусть едет себе. Получится — хорошо, значит. Не подучится, ну что же…

— А если она его бросит и уедет, — я никак не мог перестать рассматривать негативный сценарий, — что он делать там, в чужом селе, среди чужих людей, будет?

— Ой, Муля! — рассмеялась Белла, — поверь, не пропадёт там твой Герасим! В стране сейчас одиноких баб, вдов, много. Тяжко им, самим хозяйство вести, жить там. А тут мужик, ещё не старый и жена бросила. Да за него там ещё и война среди баб будет. И подхватят его моментально. Так что не переживай, не пропадёт он.

Я в душе согласился, что Белла права и успокоился.

— И пусть себе едет, — подытожила наш разговор Белла, — тут он не просыхал. А там работы много, если и дадут выпить, то только в праздник. Так что будет он огород садить, как миленький, в колхозе работать и парное молочко по утрам пить.

Я согласился.

— А меня вот другая проблема волнует, — Белла взглянула на часы и пояснила, — не хочу в ресторан опоздать. Я туда сегодня позже, там молодёжный ансамбль сначала выступает. Так что ещё немного времени есть.

Она затушила окурок и схватила у меня из пачки ещё сигарету.

— Я беспокоюсь, что комната Ложкиной пустует, чулан Герасима сейчас тоже пустой. В комнате Пантелеймоновых только одна Лилька живёт, а в чулане Жасминова вообще никого. Хоть бы с Мосгорисполкома опять эта швабра не узнала. А то снова припрётся и новых жильцов приведёт. Только-только вздохнули свободно….

Я был абсолютно согласен.

Сейчас стало посвободнее в нашей коммуналке. И уже утром не нужно было на час раньше вставать, чтобы успеть в сортир и в ванную. А к хорошему быстро привыкаешь.

Да и с соседями мы как-то незаметно помирились, сдружились и стали жить одной большой семьёй, почти как родственники.

А если придут сюда жить чужие люди, то ещё непонятно, как оно там будет. Притрёмся ли.

— Да и моя комната лишние метры имеет, — вздохнула Белла и опять выпустила дым в форточку.

— А вот у меня десять метров, — сказал я.

— Ой, Муля, ты прямо математик великий! — хохотнула Белла, — у тебя комната мебелью забита. Ещё и Дусе кровать поставили. А как это всё поместится на десять метров, ты головой своей подумал?

— Но эта сотрудница…

— Балда эта твоя сотрудница! — передразнила меня Белла, — она поленилась перемерять твою жилплощадь. А иначе подселили бы тебе прямо в комнату молодую семейную пару.

— Мне Гришка сказал, что там десять метров.

— Ну да, Гришка как скажет… — хмыкнула Белла, — мало ли что ему с пьяных глаз показалось. Было бы за кем повторять. Бедный Гришка, сколько ему ещё в этом изоляторе сидеть?

— Суд ещё не назначен?

— Вроде нет, — задумалась Белла, — мне бы Лиля сказала.

— Обижается Лиля на меня, — пожаловался я.

— Да ей, конечно, на кого-то нужно обижаться, — махнула рукой Белла, — на себя же не будешь. Не каждая может признать, что она дура и профукала семью и работу непонятно зачем.

Мы ещё немного посплетничали, обсуждая то Лилю, то Гришку, то Ложкину с Печкиным. Перемыли соседям косточки в своё удовольствие. По-доброму, конечно же.

Потом Белла упорхнула на свою работу в ресторан, а я вернулся обратно в комнату и крепко призадумался. Если соседка права, то мне скоро обязательно подселят новых соседей прямо в комнату. Нужно перемерять площадь и, возможно, прописать сюда Дусю.

И, главное — не тянуть. Завтра же с утра и займусь этим вопросом.

Додумать не успел — вернулась Дуся. Она была груженная коробками и сумками.

— Помоги! — устало выдохнула она и принялась выгружать на стол продукты.

— Ого! — уважительно присвистнул я, подхватив сумки.

— Ага, — вздохнула она, — пришлось знакомую Надежды Петровны подключать. Не будешь же твоего министра несвежими продуктами кормить. А так всё по наивысшему разряду. Я завтра утречком встану и начну готовить. Как раз до вечера всё успею. Только готовить я пойду к Модесту Фёдоровичу. У него плита хорошая и духовка.

— Так, может, я помогу тебе всё это перетащить? — предложил я.

— Нет, мне Герасим поможет, — отмахнулась Дуся, — ему всё равно заняться нечем. А так при деле будет.

— Слышала, что он женится собрался? — спросил я, помогая перекладывать продукты в холодильник.

— Так он мне все уши прожужжал, — вздохнула она и неодобрительно покачала головой, — на этой своей шлюшке. Будто бы нормальных, порядочных женщин нету вокруг. Вот почему мужики всегда потаскушек выбирают?

Я пожал плечами. Ну не буду же я объяснять Дусе, что у так называемых женщин с низкой социальной ответственностью женственность прокачана на максимум. Что мужикам с ними легко и просто. Что они не грузят проблемами и истериками. На первых порах, во всяком случае. Вот и выбирают их, а не серьёзных женщин, обременённых комплексами, непроработанными гештальтами и психологическими затруднениями.

— Дуся, а ты где прописана? — спросил я.

Ответить Дуся не успела — в дверь позвонили. Я пошел открывать и обалдел в буквальном смысле слова. Там стоял мужчина в костюме и шляпе. При виде меня, он смутился:

— Здравствуйте, Иммануил Модестович, — сказал он. — Меня зовут…

— Я знаю: Михаил Пуговкин, — улыбнулся я.