Двадцать семь часов после спуска воды.
Поздним вечером Максим и Фёдор смогли, наконец, поговорить с глазу на глаз.
— Федь, ты ведь знаешь, что тебе нужно сделать?
— Знаю, но…
— Давай без но, ладно? Тебе нужно завтра же быть… Кстати, кому ты подчиняешься, то есть где твое начальство? В Красноярске?
— Нет. Управлению особых территорий. Это в Новосибирске.
— Очень хорошо. Завтра днем тебе нужно быть там. Очень важно, чтобы ты первым представил свою версию событий.
— Завтра много дел, давай…
— Послушай, это вопрос твоей дальнейшей судьбы. Федь, ты просто не знаешь, с какими людьми связался! Так что свой благородный фатализм прибереги для другого случая. Тебе нужно самому обо всем доложить, причем главной новостью должно стать уничтожение канала контрабанды, а уж во вторую очередь… Ну, сам понимаешь. У тебя готовы все протоколы, показания?
— Макс, сегодня столько дел было…
— Значит, не готовы. Фёдор, завтра с утра едешь к Наталье Турдагиной и оформляешь ее показания по всей форме. Мише с утра позвоним, он человек грамотный, сможет составить объяснение собственноручно. Кстати, мне тоже нужно на Юг, накопились неотложные дела. Нам может повезти. Федя, ты только сделай все оперативно! Из Города-на-Протоке в Новокузнецк завтра вылетает транспортный самолет Центра. Я уже договорился — нас возьмут. Под любым предлогом организуй нам вертолет до Города. Хорошо?
— Ты можешь взять и так запросто уехать? И тебя не хватятся?
— Завтра всем будет уж точно не до меня. Людям Минприреса, в отличие от тебя, не нужно объяснять очевидные вещи. Уж они-то наперегонки метнутся в Новосибирск: спасать свои задницы, оправдываться и перекладывать ответственность друг на друга. Да… Чуть не забыл: перед вылетом позвони руководству и договорись о личном докладе. Мол, дело особой важности, ясно?
— Ясно. Макс…
— Ну, что еще?
— Как думаешь, нам удастся все восстановить… В общем, чтобы жили как раньше?
— Нет. Извини, но прошлого не вернуть. В этой бесовской игре ставки можно только повышать.
Максим долго лежал на своей раскладушке и невольно прислушивался, как тяжело вздыхает и ворочается Фёдор. Он даже прикинул, не следует ли ему сбегать к доктору за терапевтической дозой, и с этой мыслью заснул.
***
Проснулся Максим рано, но Фёдора в комнате уже не было. Наспех позавтракав, он пешком направился к озеру. За ночь потеплело, снег растаял, обнажив устрашающие последствия вчерашней стихии. То, что казалось невыполнимым, было осуществлено — диверсионная группа сделала свою работу.
Удивительно, но после вчерашней катастрофы Мертвячье сохранилось! К счастью, вода из него не ушла, и зеркало его стабилизировалось чуть выше изначальной природной отметки. Правда, вода в озере больше напоминала жидко разведенную грязь, но Максим утешил себя: «Отстоится». На месте водосброса зияла впечатляющая брешь с оплывшими краями, но остальная часть плотины устояла, не получив заметных повреждений. После разгула стихии озеро затихло, словно затаилось. Стояло безветрие, и мутная вода была недвижима и выглядела чуждой, враждебной стихией. «Мертвые воды мертвого озера», — подумал Максим и тяжело, медленно моргнул, словно с усилием отрывая мысленный взор от прошлого. Нужно смотреть вперед.
Вокруг Мертвячьего бродили зеваки, а чоповцы даже не пытались их разгонять. То тут, то там слышались разговоры:
— Кто же мог предположить, что в запруде окажется столько воды.
— Бестолочи! Нужно было все предусмотреть, а не оправдываться, что воды скопилось вдвое больше, чем ожидалось!
Максим пошел дальше. Для себя он сделал вывод, что внешне все выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле. Но когда он спустился вниз, в долину, оптимизма у него поубавилось.
Поток, вытекающий из промоины, спокойно струился по изуродованной земле. Там, где, подчиняясь силе гравитации, промчались тысячи тонн воды, не осталось ни деревьев, ни кустов, ни самой плодородной почвы. Только грязь. Если бы дело было на Юге, беспокоиться, в принципе, было бы не о чем: год или два, и все пространство заросло бы дикими травами, а там бы и кустарник попер… Но здесь… Сколько потребуется времени, чтобы залечить такие раны, Максим не знал.
Внезапно его внимание привлекли странные звуки. Максим обернулся — на вершине одного из ближайших холмов металась фигура шамана, а ветер разносил по округе тревожные звуки камлания.
Пора было возвращаться. Еще издали заметив суетливое движение на улице Поселка, Максим удивился. Там явно что-то происходило.
Как только он достал телефон, сигнал тут же был перехвачен срочным сообщением местной власти. Говорил Фёдор Неряхин: «Внимание! Всем жителям Поселка! В соседнем районе сложилась чрезвычайная ситуация — массовое отравление метанолом. У местного врача не хватает антидота. В связи с этим мы обращаемся ко всем, кто может помочь. Если вы располагаете пищевым этанолом или жидкостями на его основе, обращайтесь в медчасть, а после семи часов утра — непосредственно на вертолетную площадку. Никакие протоколы о хранении контрабанды оформляться не будут».
Максим посмотрел на часы — была ровно половина восьмого. Водки у него не было, но он все равно зашагал по направлению к вертолетке.
Жители Поселка собрали два ящика разномастного спиртного, от мутного деревенского первача до фирменного Henessy. С видимым усилием пилот оторвал взгляд от этих сокровищ и занял место за штурвалом. Михаил Затеев и Сергий, снова сменивший рясу на штормовой костюм, подняли ящики на борт. Доктор на прощание одарил провожающих ехидной улыбкой:
— Я буду в отъезде два-три дня. Вы уж тут без меня не болейте!
Через несколько минут вертолет поднялся в воздух, подняв вокруг себя небольшое торнадо. Люди схватились за шапки, заплескалась на ветру трава. Максим отыскал в толпе Фёдора Неряхина.
— Ну и где шарахнуло?
— Поселок 02–11 и его окрестности. Когда мы их предупредили, там уже были первые пострадавшие. Мишка полетел помочь коллеге.
Максим положил товарищу руку на плечо:
— Шериф, ты все сделал правильно.
***
Максим и Фёдор вылетели следующим бортом. С высоты птичьего полета картина разрушений выглядела еще более жуткой. Расширившийся окоем вмещал в себя все безобразия сразу. Можно было проследить путь селя на многие километры, а полуразмытая плотина выглядела как оборонительный вал, в котором пробили брешь солдаты вражеской армии. «А ведь здесь действительно произошла схватка!» — подумал Максим.
Летели молча — под стрекот двигателя не поговоришь. Максим отдался течению собственных мыслей: «Даже не верится… Плотина казалась такой прочной, основательной. Как же я устал. Сколько книг пришлось прочитать и даже изучить один свод строительных правил. Кажется, я теперь сам смогу что-нибудь построить. Впрочем, надо быть скромнее, а то все считают себя знатоками в медицине, строительстве и воспитании детей. Жаль, что у меня не было возможности консультироваться со специалистами, ведь я не инженер. Вдруг просчетов, допущенных при строительстве, было недостаточно для возникновения аварии, и нам просто повезло? Одно я теперь знаю точно, это парадоксально, но факт: сделать что-нибудь на совесть, так чтобы сооружение было прочным и долговечным, не так уж и трудно. Гораздо сложнее устроить все так, чтобы дело гарантированно закончилось обрушением!»
А уже через несколько часов Фёдор и Максим заняли места на боковой скамейке в брюхе транспортного самолета.
— Федь, ты столько для всех сделал…
— Да что я такого сделал?!
— Могу я что-нибудь сделать для тебя? Есть что-то, что тебе нужно или просто хочется?
— Да, есть одно дело… И хочется, и колется. И вряд ли ты сможешь помочь.
— Расскажи!
— Надоело нам быть Поселком 02–07. И не мне одному, многие это отмечают. Звучит как название зоны. Теща до чего дошла — мою Светлану декабристкой обзывает, да еще при ребенке. А Лёшка, естественно, все запомнил и одноклассникам пересказал. Мы его долго потом разубеждали.
— А название еще не придумали?
— Нет. Да любое будет лучше, чем это 02–07. Хоть Озерное, хоть Широкое…
— А что колется-то?
— Думаю, не время еще. Вдруг не срастется, не заладятся дела, Поселок признают бесперспективным и законсервируют. Одно дело 02–07 из реестра вычеркнуть, а если у него было бы имя… Это как часть страны бы умерла. Нет, еще не время.
— Как скажешь. Хотя с названием в самом деле лучше. Вот в Новокузнецке… В Кемерове…
— Погоди, ты что сейчас сказал?
— А что?
— В Кемерове? В каком КемеровЕ? Макс, ну ты же не говоришь: в ОслЕ, в ТоронтЕ?
— Так ведь велят склонять… — растерялся Максим Шишков.
— Кто?
— Филологи.
— Я бы этих филологов!.. Сам бы их склонил и…
— Чччч… Не надо насилия. Пусть будет «в КемеровО»…
— Я бы им их правила прямо на табло набил!
— Тогда уж на таблЕ!
Фёдор с Максимом от души рассмеялись. После нескольких суток напряжения, тревог и сомнений они были рады даже самым незамысловатым шуткам.
— Макс, а у тебя теща есть?
— Наверное, есть, и она где-нибудь живет. Мама Полины успела сбежать из Сибири во время Обратного отсчета.
Фёдор печально вздохнул, быть может, это означало: «Везет же некоторым!»
— Федь, что ты тушуешься? Тебя в округе уважают, поговори с шаманами…
— Максим, ты что несешь?!
— Да я в хорошем смысле! — Максим в шутку пихнул Неряхина в бок. — Может, у них обряд есть на этот случай, приворот на тещу. Чтобы зятя любила, уважала, всегда блинами встречала, ну и все такое.
***
Притихшим и обезлюдевшим встретил Поселок 02–07 вечер этого дня. Небо заволокло тучами, и на равнину излился холодный, безысходный дождь поздней осени.
А в Южной Сибири начиналось самое лучшее время года — мягкое тепло уходящего лета готовилось уступить место осенней прохладе. Предзакатный час заполнил улицы Новокузнецка золотистым светом. Максим Шишков вернулся в родной город.
***
В отличие от Лиды Метёлкиной, Максим прожил в Новокузнецке почти всю свою жизнь. Да, он учился в Томске, неоднократно надолго уезжал по службе, но всегда возвращался в город, в котором родился. Как он сам иногда шутил, вся их семья отличалась редкой усидчивостью — уже третье поколение Шишковых проживало в старинном доме на проспекте Металлургов, когда-то считавшимся самым шикарным зданием в городе.
Кто бы что не говорил, Максим любил свой город. Если вдуматься, Новокузнецк — город достаточно странный. Посмотришь на центр — все как у всех на постсоветском пространстве: дома, школы, магазины. Повсеместно приметы глобализации вроде KFS, Макдоналдса, Zara и прочей дешевки. Но Максим знал, что стоит миновать южный выезд и отмахать по шоссе километров сто, и попадешь в совершенно иной мир, где шумят горные реки, а люди живут в практически полностью изолированных от цивилизации селениях.
И это мир иногда врывался в размеренную жизнь Новокузнецка. Он звучал над Привокзальной площадью названиями дальних электричек, входил в картинные галереи полотнами художников, пишущих искристые ручьи, коней на дальних пастбищах или скальные ущелья, в которых обитают горные духи.
Но этот второй мир открывался не всем. Многие люди были так измучены извечными житейскими проблемами и тяжким трудом, что не видели ничего, кроме собственных забот. Иные, помоложе и поглупее, отгораживались от всего экранами телефонов и наушниками. Этих людей Максим жалел.
Но частенько встречались люди совсем иного сорта, активные и очень хищные, которые смотрели на окружающий мир как на добычу. Их Максим ненавидел. Когда-то давно он считал себя человеком добрым и неспособным на разрушительные эмоции, но жизнь это постепенно исправила.
***
Максим Шишков ненадолго замешкался перед солидной дверью с табличкой
«Звонцов
Владимир Николаевич».
Но потом, словно отбросив сомнения, постучал. Хозяин кабинета встретил Максима радушной, чуть снисходительной улыбкой.
— Я уже слышал, Макс. Скверные дела творятся на Плато. Конечно, все это очень неприятно.
— Неприятно? Ну, пожалуй, можно сказать и так. Нам-то что, а для Фёдора Неряхина наступили сложные времена. Конечно, никто не может связать его с этой ужасной аварией, но история с фанфуриками «прославила» Поселок на всю страну.
— Давай поговорим как нормальные, цивилизованные люди, ладно? — Владимир Звонцов располагающе улыбнулся. — Ты считаешь, что это дело нужно и дальше раскручивать?
— Я здесь мало что решаю. Это юрисдикция Неряхина.
— Не знаком с ним, к сожалению. А он сам-то как? Нормальный мужик? Понимающий?
— В смысле? Известно как минимум об одном смертельном случае. Общее число пострадавших от отравы сейчас выясняют.
— Макс, выключи детский сад, пожалуйста. Да, мы здесь все заложники официальной идеологии. Все люди равны, нет высших и низших народностей. В общем, все такое… Но ведь мы, нормальные мужики, прекрасно понимаем, что вся эта толерантность не выдерживает проверки жизнью. Ну не странно ли из-за смерти девочки-туземки…
— Погибла гражданка нашей страны, — очень сухо поправил его Максим. — Малолетняя.
— Ты забываешь о причинно-следственной связи. За жизнь ребенка в первую очередь отвечают родители. Если мать девочки оказалась безответственной алкашкой, пусть пеняет на себя. Тут никого привлечь не получится.
— Да, тут ничего не сделаешь, — бесцветным голосом подтвердил Максим. — Но мы можем сделать кое-что другое. Привлечь к ответственности членов этой ОПГ по законам Особо управляемой территории. Мы еще не всех знаем, но… Все ниточки ведут в этот кабинет.
— Так ты…
— Да, знаю о твоих гешефтах. Уже некоторое время. А хочешь, я расскажу тебе все по порядку?
— Валяй, — утомленно махнул рукой Звонцов.
— Признаюсь, после того, как проект у нас фактически отняли, ситуация представлялась мне безнадежной. Министерство природных ресурсов вцепилось в него мертвой хваткой. Хотелось плюнуть на все и сдаться, но что-то подсказало мне удержаться от радикальных шагов и довольствоваться унизительным, подчиненным положением. И все это время мне не давал покоя вопрос: как стервятники из Минприреса прознали об озере? Участники конференции давали подписки исключительной секретности, а в своих ребятах я уверен как в себе.
— Да у тебя почти половина людей какие-то бабы! Нельзя доверять бабам! Но вместо них ты подозреваешь меня, твоего старого товарища.
— Смерть Фотинии стала переломной точкой в этой истории…
— Я не знал, что она крестница Неряхина.
— Видишь, ты уже не отрицаешь. Это хорошо, — горько улыбнулся Максим Евгеньевич. — Расследование смерти Фотинии и вывело нас на схрон контрабандистов. Поначалу я думал, что здесь работают ординарные уголовники, но я ошибался. Они не использовали традиционные методы: ящики с двойным дном, потайные полости в контейнерах, бутылки, пересыпанные картошкой и свеклой. Нет, все было сделано технологично. Люди из Минприреса держали под колпаком всю округу, постоянно патрулировали территорию, так как же торговцам фанфуриками столько времени удавалось оставаться незамеченными? Ответ пришел сам собой: они наладили свой паскудный бизнес при неофициальном покровительстве новых хозяев Поселка. Тут все и срослось!
— Ну, ну… Интересно тебя слушать, Макс, — снисходительно улыбнулся Владимир. — Продолжай.
— Это был ты? Ведь правда? Ты продал Минприресу секрет стратегической важности в обмен на возможность делать свой собственный бизнес? Они планировали сорвать большой куш, а вам позволяли мародерствовать по-маленькому. Это и стало вашей главной ошибкой. Нам оставалось только проверить всех посвященных в секретную информацию и найти, от кого потянется ниточка к контрабандистам. Этой ниточкой оказался Аркадий. Ты меня, конечно, извини, но было очень неосмотрительно привлекать к делу своего родного племянника. Что ж, алчность оглупляет.
Максим оторвал взгляд от своих рук, в которых вертел карандаш, и посмотрел на Владимира Звонцова. Тот перестал, наконец, снисходительно улыбаться, теперь его лицо не выражало никаких эмоций.
— Вот как-то так. Ты, вероятно, думал, что это взаимовыгодное сотрудничество, а на самом деле вы с Минприресом просто уничтожили друг друга. Мне только оставалось немного вам подсобить.
— Да… — с тяжелым вздохом протянул Звонцов. — А ведь когда-то ты был нормальным мужиком, Макс. Даже не знаю, сможешь ли ты меня понять. Все так живут.
— Не все.
— Все! По крайней мере те, кто думает о будущем. Я старался только ради близких. Роман… Помнишь?
— Твоего сына? Конечно.
— Ромка вместе со своей девушкой давно мечтают переехать в Европу. Появилась возможность поработать в Швейцарии, но если вдуматься, то кому он там нужен с голой жопой? Да, представь себе, я хочу, чтобы мои внуки жили в нормальной стране.
При упоминании о сыне на лице Звонцова появилась довольная улыбка. Он приободрился и, казалось, вернул себе утраченную уверенность.
— На словах у тебя все складно выходит, но что вы сможете доказать?
— Мы докажем, — жестко произнес Максим Евгеньевич. — База контрабандистов на озере Пропадалово раскрыта и уничтожена, улики собраны, твой племянник Аркадий взят с поличным. А тебя я достану в любом случае. Для этого даже не обязательно доказывать все твои преступления, достаточно одного разглашения сведений, полученных под особую подписку. Подрасстрельную. Кстати, Аркадий признался, что получал информацию от тебя и действовал под твоим руководством.
— Это ничего, мы законы знаем. Сегодня признался, а завтра всегда можно сказать, что на него оказывалось давление. Неряхин лицо заинтересованное, месть за девчонку… Наверняка, Аркашу просто запугали.
— Аркадий уже ничего не заявит и от показаний не откажется.
Максим наблюдал, как при этих словах его vis-à-vis начал багроветь.
— Что? Вы убили его?
— Аркадий казнен вчера утром.
— То есть как казнен? Без суда, без адвоката?!
— В случае высокой общественной опасности закон об Особо управляемых территориях позволяет это.
— Но ведь этот особый порядок никто никогда не применял!
— А Неряхин взял и применил. Все когда-нибудь случается впервые.
— Да какая такая опасность?! Бред какой-то! Что такого особенного произошло? Эти недолюди упивались вусмерть всегда, при всех режимах. И при царе-батюшке, и при большевиках, и при Ельцине-Путине… Так было и так будет! Бедный мальчик, ему не исполнилось еще и тридцати лет… Он, наверное, не знал…
— Ты стал сукой, Володя. А Аркадий все знал. Каждый, кто идет за 67-ю параллель, проходит инструктаж и подписывает информированное согласие.
— А твоя угроза…
— Совершенно реальна, — отчеканил Максим.
— Чего хочешь? Ведь зачем-то ты пришел.
— Мне нужны контакты всех поставщиков фанфуриков. Никто из твоих подельников не должен избежать наказания.
— И что ты за это предлагаешь? Наверняка ты пришел сюда не ради того, чтобы помочь мне.
— Извини, Володя, но теперь тебе никто помочь не сможет. Раньше твоя задница была надежно прикрыта, но со вчерашнего дня высоким покровителям стало немножко не до тебя. Само нарушение условий особой подписки грозит тебе высшей мерой… Да и все остальное — создание организованной преступной группы с использованием служебного положения и доступа к государственной тайне — тоже. Вопрос лишь в том, как вся эта история отразится на твоем сыне.
— Ну ты и сволочь, Шишков!
— Да, не без этого, — спокойно откликнулся Максим Евгеньевич. — А когда о твоих подвигах станет известно, когда ты будешь осужден, ни одна приличная страна не даст твоему сыну даже туристической визы, какой уж там переезд. Сейчас все начали щепетильничать, у всех своего дерьма хватает. Но я могу дать тебе возможность избежать трибунала. Сына казненного преступника в Европе не примут, а у молодого человека, потерявшего отца при трагических обстоятельствах, есть все шансы.
— Мой сын ни в чем не виноват!
— Фотиния тоже ни в чем не была виновата.
***
Максим был готов к длительному сопротивлению, но уже через час перед ним лежал листок с интересующими его фамилиями. Он демонстративно сфотографировал его и разослал снимки по нескольким адресам. Вот и все.
— У тебя двенадцать часов, — предупредил он Звонцова на прощание. И смущенно добавил: — Если со мной что случится… Ну, до дома не дойду, например, наше соглашение утрачивает силу. Я не один. Отработают по полной.
— Раньше ты таким не был, Макс. И к чему весь этот ненужный фанатизм?
— Хочу, чтобы мои внуки жили в нормальной стране. Сначала я не понимал, кто мой враг, ты был для меня расплывчатой фигурой без лица, но вскоре я — грех великий! — начал представлять, как я буду тебя убивать! Когда Аркадий спалился на фанфуриках, все ниточки вели к тебе, но я еще пытался убеждать себя, что этого просто не может быть. Потом надеялся, что все выяснится, и совпадение будет хоть как-то объяснено.
— Макс, а ты не хочешь спросить меня про деньги? — сделал последнюю попытку Звонцов.
— Ах… деньги…
— Выручка за летний сезон торговли.
— Помнишь, какими эпитетами наградили разработчиков «Меридиана»? Торгаши, барыги. На самом деле барыги — это вы, вся ваша шайка! Самого худшего свойства, из тех, кто никогда не нажрется. За каждым заработанным тобой рублем стоит изуверство, Володя. Я слышал, похороны нынче дороги. Купите Аркаше хороший гроб.