Меридиан

Глава 5. Тревожные дни

Пять дней до спуска воды.

Турдагиных в Поселке знали хорошо, и на похороны Фотинии пришли почти все. Максим связался с отцом Ильей, и тот изменил маршрут своей миссионерской поездки. Он отслужил литургию, и все было сделано, как подобает.

Обстоятельно пообщаться со свояком Максиму не довелось. После похорон они обменялись лишь несколькими фразами, и отец Илья отправился в домик доктора Затеева, где останавливался уже не в первый раз. Он был бледен и, кажется, чувствовал себя неважно.

***

Было уже совсем поздно, когда Максим заглянул в домик Администрации. Он почти уже дошел до конца коридора, когда его внимание привлекли странные, нехарактерные для офисных помещений звуки: грохот, скрежет ломающегося пластика и тяжелое, злобное сопение. Без стука приоткрыв дверь офиса Фёдора Неряхина, Максим проскользнул внутрь.

Фёдор стоял над обломками кофе-машины с неподвижным, будто примороженным лицом. По полу растекалась вода и кофейная гуща, обломки разлетелись чуть ли не по всему маленькому кабинету.

— Они уже завезли драги и ртуть, — ответил Фёдор на невысказанный вопрос. — Утром сам видел. Моя должность пока позволяет мне проверять все грузы.

— Расколотив это бедное устройство, ты никому не поможешь, — примирительно заметил Максим.

— Знаешь, как это будет? Я примерно представляю, в книжках читал и тебе сейчас расскажу, — неподдельная злоба разгоралась в глазах Фёдора. — Они вскроют драгами донья рек, угробят водопады. Вместо чистых потоков растекутся мутные хвостохранилища[1], и вся округа будет отравлена ртутью. Здешние люди начнут все чаще болеть и умирать, а по берегам будут лежать трупы отравившихся оленей. Дурной сон? Дурная явь! А кто-то (кто, нам знать не положено) загребет бабло и отправит своих выпердышей в Европу. Белые люди, ети их мать! Туземцы для них вроде как расходный материал… Что ты так смотришь? Я еще хуже. Я, Фёдор Неряхин, для них обслуга. Формально я государственный служащий и имею права, но, фактически, поставлен сюда блюсти их интересы. Я понял это со стыдом. Кстати, и ты не лучше. Все, может, и сошло бы как-нибудь, если бы не твоя блядская машинка. Твои люди принесли сюда беду. Это что же получается? Раньше мы были сырьевой колонией Москвы, скрипели, роптали… Молодые, кто мог, уезжали из Сибири. И едва сами очухались, как к другим стали относиться по системе Г-3. Я думал, после деколонизации Сибири этого больше не будет никогда.

— Это что еще за система?

— Грабить, гнобить, гробить. Раньше мы думали: вот прогоним прежнюю власть, начнем жить по-другому, и страна наша станет другой — чистой, обустроенной…

— Но все оказалось сложнее, чем мы ожидали. Так, брат?

Последнее слово Максима тренькнуло, как лопнувшая тетива. Окончательно рассвирепев, Фёдор бросился на него как бык. Он вложил в удар всю свою силу, но противник успел уклониться, и кулак шерифа оставил вмятину на легкой гипсокартонной перегородке. Немного опомнившись, Максим перехватил оппонента поперек корпуса.

— Ты что, охренел? Федя… Тише… Сейчас понабегут, будешь потом объясняться…

Фёдор замахнулся еще пару раз, но не попал. В конце концов, Максим усадил его в кресло. Фёдор обмяк, но дышал тяжело, его все еще душила бессильная злоба. Возможно, это были рыдания, но особенные: без слез, без соплей и без вскриков, только его большие руки подрагивали на рабочем столе. Видеть это было жутко.

Убедившись, что Фёдор перестал буянить, Максим опустил светонепроницаемую штору и включил лампу.

— Водка есть?

— По закону об «Особо управляемых территориях…» — пустился в объяснения Фёдор, но Максим перебил его:

— Законы я знаю. Водка есть?

— Погоди, я сейчас.

Пошатываясь, Фёдор направился к боковому столику, на котором громоздились кипы бумаг, и стоял старенький принтер. Он до сих пор не мог прийти в себя, документы валились у него из рук и разлетались по кабинету. Видя плачевное состояние товарища, Максим взял дело в свои руки. Отметив про себя, что офисный хлам является превосходной маскировкой, ибо мало найдется желающих перебирать пыльные бумажки, он аккуратно освободил стол и, следуя инструкциям хозяина кабинета, перевернул его набок. Внутри тревожно звякнуло, и Фёдор скривился, как от зубной боли.

— Полегче давай! Тебе-то что, завтра-послезавтра уедешь на материк, а кто мне запасы пополнит?

Но ничего плохого не произошло: Максим осторожно открутил несколько винтов, демонтировал трубчатую полую ножку и медленно вытащил оттуда закупоренную длинную, узкую колбу, изготовленную не иначе как по специальному заказу.

— Беленькая… — ласково, почти любовно произнес Максим.

— Спирт! Нужно будет развести…

Вскоре на столе появилось все необходимое: чашки, графин с водой и пачка фруктового сока. Максим уже собирался смешать коктейль, но удовольствие пришлось отложить.

— Так не пойдет, — рассудительно заметил Фёдор. — Надо замести следы, пока мы еще в состоянии.

И ведь не поспоришь! Немного расстроенный, как малыш, которому не дали съесть конфету до ужина, Максим проделал весь ритуал в обратном порядке. «Игла в яйце, яйцо в утке, утка в селезне…» — бормотал он, закручивая винты и возвращая предметы на прежние места. Тем временем, оклемавшийся Фёдор организовал закуску.

— Давай первую, не чокаясь, — предложил Максим.

— Я думал, вот буду в Кемерово, игрушек ей куплю. Я ведь крестный. Эх, кто же знал…

— Не береди, Федя.

— Скажи, ты удерживаешь меня от исполнения служебного долга не потому, что это твой знакомый?

— Конечно, нет!

— Тогда объясни.

— Потому что в бетонной стене появилась трещина.

— Поклянись сыном.

— Клянусь.

— Скажи так, чтобы я поверил, — упорствовал Фёдор.

— Клянусь жизнью, честью и счастьем Георгия, что не буду препятствовать правосудию.

Так они и просидели до самого утра.

***

Утро выдалось неласковое.

Спозаранку, когда Фёдор с Максимом еще сидели за завтраком, в столовую ураганом ворвался доктор Затеев.

— Мужики, хорош жрать. Беда.

— Кто на этот раз? — нахмурился Фёдор.

— Это не то, о чем вы подумали. Отцу Илье ночью стало плохо. До утра с ним промучился, он недавно только заснул…

— Что с ним?

— Почечные колики. Ну, подозрение на колики… В общем, его нужно на материк.

Впервые за последние месяцы Максим порадовался, что имеет связи в руководстве стройки. Спустя полчаса он уже договаривался об эвакуации больного.

— Отца Илью нужно срочно в Красноярск. Это не я решил, это указание врача. Подозрение на колики. Доктор сказал, больной сможет перенести полет, он стабилен.

— Я проставил спазмалитик и анестетик, — подсказывал Затеев.

— Я знаю, что сегодня будет вертолет. Нет, не в Туруханск. Нужно в краевую больницу!

— Я выпишу направление, — заверил доктор.

— Доктор Затеев уже оформил направление, так что говорить больше не о чем!

Закончив разговор, Максим побежал проведать свояка, а Михаил Затеев расположился за свободным столиком.

— И знаете, что в этой истории самое неприятное? — произнес он куда-то в пространство. — На замену отцу Илье опять пришлют прошлогоднего баламута. Отца Сергия.

Два дня до спуска воды.

Последняя неделя уходящего лета пришла в Поселок. За ночь вся трава в округе покрылась инеем, вода в лужах замерзла. И весь мир, куда мог достать глаз, разом поседел и лежал, застывший, под желто-розовыми лучами низкого предосеннего солнца.

Совсем скоро жители Плато проводят детей в интернат и вернутся на свои стоянки. А вот Турдагины засобирались в дорогу прямо сегодня. Фёдор Неряхин был в курсе их планов. Ему было жаль расставаться с хорошими знакомыми, но он прекрасно понимал, что ими движет. Уехать, не видеть больше Поселка, где буквально все напоминает им о понесенной утрате. Найти новое место, новый горизонт и попытаться начать жизнь с чистого листа. Лука дал честное слово — не чинить самосуд, но Фёдору было сложно представить, каково это, ходить по одной земле с виновником гибели дочери, с преступником, оставшимся безнаказанным.

В это морозное утро Лука запряг оленей. Он вытащил свою рыбацкую лодку и привязал позади балка, сгрузив в нее снасти и прочий скарб. Балок тронулся, и лодка легко заскользила по мерзлой траве. Маламуты неспешно засеменили следом. Чуть позже, убедившись, что хозяин на них не смотрит, псы забрались в лодку и дальше поехали с полным комфортом.

Фёдор работал в своем кабинете, но на душе у него кошки скребли. Помаявшись немного, он собрался, запер кабинет и торопливо завел вездеход. Оснований отговаривать Турдагиных у него не было, да и по большому счету, Фёдор и сам не знал, на что рассчитывал.

Шериф двинулся в направлении, в котором пару часов назад уехал балок и, к своему удивлению, очень скоро обнаружил его неподвижно стоящим посреди равнины. Еще больше Фёдор насторожился, когда Лука, услышав шум винтов вездехода, спрыгнул на землю и быстро зашагал навстречу шерифу.

— Случилось что?

— Здесь Сергий. Встретился нам по дороге, и мы пригласили его в балок. Сидит.

Фёдор не мог сообразить, что странного и тревожного может быть в визите священника. Должно быть, недоумение отразилось на его лице.

— Уже час сидит и молчит. Наташа чай поставила. Чай он пьет. Что делать-то?

Заинтригованный Фёдор заглянул в балок. На деревянном топчане сидела Наталья и сжимающий в руках кружку отец Сергий. На приветствие шерифа он не ответил, только кивнул и обвел всех мутным взглядом. Фёдор счел за лучшее ретироваться.

— Вообще-то я к тебе, Лука. Значит, все-таки уезжаете?

Турдагин молча кивнул.

— Конечно, вы люди вольные. Но знай, мне будет вас не хватать. У кого мне теперь покупать вкусняшки? Скоро зима, многие разъедутся, Поселок будет стоять полупустой. Если нужно будет подсобить что, к кому я пойду?

— А с Сергием-то что делать?

— Я зачем приехал-то… Хочу, чтобы вы с Наташей знали, того типа мы не будем отмазывать.

Лука в ответ кивнул, но как-то без особой уверенности, и это вывело Фёдора из равновесия:

— Зло обязательно будет наказано, нужно только немного подождать! Буквально несколько дней.

Шериф сразу же сообразил, с каким ненужным пафосом прозвучали его слова, и почувствовал, что краснеет.

— Ладно… — продолжил он. — Давай грузить нашего духовного пастыря. А уж в Поселке разберемся, что на него нашло.

Очень осторожно они вывели Сергия из балка и посадили в вездеход. Наталья Турдагина все время сидела в углу, стараясь не встречаться с Фёдором глазами.

Шериф повел вездеход обратно в Поселок. Сергий потихоньку оттаивал, и постепенно его щеки залил яркий румянец досады. Наконец Фёдор остановился у медчасти.

— Ну, теперь рассказывай, что там произошло.

— Я узнал, что родители Фотинии уезжают, и подумал, что должен встретиться с ними… сказать слова утешения.

— Так что же не сказал ничего, сидел как пень?

— Ком.

Фёдор осторожно, не поворачивая головы, взглянул на Сергия и заметил, как на его ресницах блеснули слезы.

Ближе к вечеру, когда тени удлинились, и морозец начал крепчать, шериф снова прокатился по окрестностям Поселка и с удовлетворением обнаружил стоящим на прежнем месте балок Турдагиных.

Двадцать четыре часа до спуска воды.

Ранним вечером, когда дневной свет только начинал угасать, к жилищу Луки подъехал вездеход шерифа. На этот раз Фёдор Неряхин приехал один.

Рядом с балком из оленьих шкур на перевернутом ведре сидела Наталья. Фёдор был поражен видом женщины… Окаменевшая, иначе не скажешь. Завидев гостя, она, не поднимая глаз, торопливо скрылась внутри.

— Дельце одно обстряпать надо. Поможешь? — обратился гость к Луке.

— А то.

— Но чтобы никто не знал. Ни одна живая душа.

— И это можно.

Быстро собравшись, Лука опасливо забрался в вездеход, и они двинулись к Мертвячьему. В багажном отделении лежало небольшое диковинное устройство в черном пластиковом корпусе, но Лука не стал расспрашивать, что это такое. Он вовсе не боялся Фёдора и считал его белым, но добрым человеком. Просто из опыта Лука знал, что стоит того о чем-нибудь спросить, и Фёдор ответит неизвестным заумным словом. А если еще догадается, что Лука его так и не понял, непременно разразится потоком не менее непонятных объяснений.

Тем временем достигли огромного бочага, образованного запруженной Копеечкой. Слегка покачиваясь, вездеход завис над кромкой воды.

— Здесь, что ли, фанфурики всплыли? — поинтересовался Фёдор.

— В той стороне, — Лука махнул рукой в сторону покрытого галькой мыса. — Наташа показывала.

Фёдор не пожалел времени и сошел на берег. Он без труда нашел место, где все и произошло. Он легко представил себе примятую траву, следы волочения на влажной земле, и простая и ясная история, пересказанная Олей, встала перед глазами.

***

В тот день Наталья пришла к бочагу и встретила там человека, которого часто видела в Поселке, хоть и не была с ним близко знакома. Она бы не стала лезть к нему с разговорами, но почему-то почувствовала, что случилось что-то неприятное, и подошла поближе. Да, авария действительно имела место, и Наталья увидела странный расколовшийся контейнер и рассыпавшиеся по берегу бутылки, многие из которых разбились. Человек повел себя очень странно: он не попросил ее о помощи, не был ни вежлив, ни груб. Он был смертельно испуган. Женщина, почуяв неладное, хотела поскорее уйти, но он окликнул ее… «Вот, возьми гостинцы, — предложил он, протягивая несколько маленьких бутылочек. — Только никому не говори, что видела меня здесь. Договорились?»

***

Наклонившись над кромкой воды, Фёдор поднял маленький блестящий осколок. Тот, другой, постарался уничтожить все улики, но проглядел кусочек стекла от разбитой бутылки.

Неряхин тяжело вздохнул. На войне, наверное, проще. Увидел врага — убей! Хоть ножом, хоть пулей… Несколько дней назад Максим удержал его от расправы, и сегодня Фёдор не мог не признать, что товарищ был совершенно прав.

Вездеход двигался над водой так же легко, как и над сушей. Луке вдруг стало не по себе. Над землей разливались сумерки, вода в бочаге стала непроницаемой, лишь на поверхности играли лиловые блики.

Фёдор заглушил двигатель, и вездеход мягко приводнился. Фёдор и Лука перебрались на открытую грузовую палубу и, ради конспирации, закинули удочку. Сейчас все зависело от Госпожи удачи. Не раз и не два они осторожно погружали черную штуковину в воду и плавно вытравливали трос. Ждали, но ничего не происходило, и им приходилось поднимать груз обратно на борт.

Во время очередной (уж неизвестно, какой по счету) попытки трос внезапно напрягся и дернулся. Непреодолимая сила вырвала его из рук сидящих в вездеходе мужчин, обожгла им ладони, и прибор канул в пучину, словно его проглотило живущее в глубине чудовище.

— Там шайтан? — спросил Лука осипшим голосом, уставившись на лениво перекатывающиеся вокруг вездехода волны. Жуткие события последнего времени воскресили в нем страхи и верования предков.

— Да черт его знает! — в сердцах бросил Фёдор. — Давай… Чем быстрее закончим, тем быстрее вернемся. Не дрейфь… — отвечал он Луке, на самом же деле успокаивая себя самого. — Разгоним всех шайтанов! Завтра все решится.

Шум приближающейся моторки заставил мужчин вздрогнуть. Через минуту к ним приблизился патруль, один из чоповцев держал наизготовке автомат.

— Что вы здесь забыли? Охраняемая территория!

Фёдор встал так, чтобы его шерифский значок был хорошо виден.

— Рыбки решили наловить, не видите что ли?

— С вездехода?

— Почему нет? Что в этом такого невероятного?

Спуск воды.

Полярный день давно закончился и, как это всегда бывает на Севере, в межсезонье световой день убывал стремительно. Уже в девять вечера становилось совсем темно, а сейчас солнце постепенно клонилось к западу.

Чоповцы в полном составе были мобилизованы и несли вахту вокруг перемычки, запрудившей Копеечку. Все, кто только мог, пришли посмотреть на спуск воды, но были вынуждены оставаться за оцеплением.

Фёдор был так взвинчен, что не заметил, как к нему подошли Оля и незнакомый мужчина в причудливом одеянии, явно из местных. Человек вел на веревке упитанного оленя.

— Тут такое дело… — замялась девушка.

Фёдор с удовольствием послал бы ее сейчас куда подальше, но сдержался.

— Что у вас? Только быстро!

— Все наши люди против стройки, только нас никто не спрашивает, — начала Оля. — И все шаманы тоже не одобряют, но этот… Он единственный, кто хочет провести для вас обряд на удачу.

— Он шаман-диссидент?

— Как?

— Он инакомыслящий? — резче, чем хотелось бы, бросил Фёдор.

— Я не знаю, как перевести, — замялась девушка.

Предназначенный для заклания олень обвел всех мутным взглядом. Только теперь Фёдор понял, что стоящий рядом человек не понимает ни слова по-русски. Возникла неудобная пауза.

Внезапно показался прорвавшийся за оцепление Сергий. Подбежав к Фёдору, он с гордостью извлек из сумки литровую банку с водой.

— Вот — с самого Крещения Господня! Сохранил для особого случая. Федя, подскажи, что мне окропить, чтобы самое важное. А этого прочь гони! — И Сергий, без тени христианского смирения, покосился на шамана.

— Ой, смотрите, какой наш Серега до работы злой! — послышался насмешливый голос из-за оцепления. — Чуть что увидит, тут же и окропит!

Обернувшись на голос, шериф заметил среди зевак ухмыляющееся лицо доктора Затеева. И почему-то это стало последней каплей в чаше его терпения.

— А ну вон! — гаркнул выведенный из равновесия Фёдор. Схватив матюгальник, он проревел: — Внимание! Немедленно! Всех служителей культа, детей и оленей убрать за оцепление!

И указанные лица поплелись восвояси. Олень вяло пожевывал траву — на сегодня его помиловали.

В отличие от взвинченного Фёдора, Максим Шишков сохранял спокойствие. Слишком полное и слишком ледяное, чтобы быть естественным. Он всматривался в лица стоящих за оцеплением людей. Тусклые, понурые. Многие отводили глаза.

Сегодняшний день был совсем не похож на тот прохладный денек в Городе-на-Протоке, в который и началась вся эта история. Лица. Да, в Городе они были совсем другие. Открывая новую причальную стенку, люди светились гордостью, интересом и жаждой жизни. Некоторые тогда улыбались и шутили, исхитрившись хлебнуть контрабандного спирта.

Максим вновь окинул взглядом людей за оцеплением. Все всё понимают.

Все. Всё. Понимают. И всем не по себе.

«Вот и славно», — решил про себя Максим.

— Макс, объясни хоть ты, — спросил его подошедший Фёдор, — почему это дело затеяли на ночь глядя. Через три часа станет совсем темно.

— Тут расчет простой. После запруживания Копеечки озеро сильно обмелело, и пройдет много часов, прежде чем уровень воды достигнет прежней, природной отметки. Не страшно, что это случится ночью, пока особых сюрпризов не ожидается. И только потом начнется вторая, самая опасная стадия — вода, удерживаемая новой плотиной, продолжит подниматься. По расчетам специалистов, это произойдет завтра в течение дня.

Началось. Один из экскаваторов забрался на гребень перемычки. Люди отошли на безопасное расстояние.

— Эй, Сашка! — орал прораб. — Дверцу открытой оставь. Начинай!

Вытянув стрелу на максимальное расстояние, экскаваторщик приступил к выемке грунта, начав с низового откоса. Он работал осторожно, неторопливо. Зеваки смотрели как завороженные. Постепенно перемычка начала истончаться, но слежавшийся грунт пока был в состоянии удерживать воду. Зарычав, экскаватор сдал немного назад. Работа продолжилась, и стало понятно, что вскоре проем достигнет пяти-шести метров.

— Эй, не перестарайся! Хватит в ширину копать! — продолжал командовать прораб. — Давай, заканчивай!

Экскаваторщик воткнул ковш в истонченную перемычку, и в пробоину хлынула вода. Ковш скрылся под водой, но еще долго работал, расширяя и углубляя проем.

— Сашка, возвращайся. Хорош!

Экскаваторщик поднял стрелу, и машина начала осторожно пятиться назад. Вода, подмывая края проема, неслась вниз бурным, мутным потоком. Больше на сегодня ничего интересного не предвиделось, и люди начали расходиться. Поток постепенно успокаивался.

«Завтра никто не узнает это место, — думал Максим, шагая в направлении Поселка. — Непролазную грязь да раскисшую почву — вот что мы увидим утром на месте бочага».

За последние дни Максим сильно устал морально, но даже запредельное утомление не могло вытеснить из сознания тревогу за завтрашний день. Ему не на кого жаловаться, не на кого пенять, он сам сделал так, чтобы все связующие нити, судьбы и усилия многих людей сплелись в один клубок. Завтра этот гордиев узел должен быть разрублен.

А что будет? В случае успеха самая сокровенная, самая оберегаемая его мечта может стать реальностью. В случае неудачи… Максим не хотел думать об этом. Не в силах расслабиться, он еще раз повторил план действий на завтра, в который раз убеждая себя, что принял правильное решение.

[1] Хвостохранилище — сооружение для хранения отходов обогащения полезных ископаемых.