Два месяца невероятного напряжения остались позади. Конечно, работа была у всех разная. Лидии Метёлкиной, например, пришлось вспомнить свою прежнюю, полученную в Метрополии профессию. Фактически, все это время она выполняла обязанности главного бухгалтера проекта.
Она так и не научилась думать об этом без улыбки: налицо неизведанный природный феномен — чудо, можно сказать. Но и у чуда должен быть главный бухгалтер. Путевые листы, платежки, акты приемки-сдачи — все прошло через Лидины руки.
Группа расположилась лагерем на южном, более ровном, удобном берегу Пропадалова, ближнем к шоссе. Тесной группой стояли трейлеры, чуть в стороне, под навесом, была организована летняя кухня. И вот настал день, когда экспериментальная телепортационная установка должна была показать себя в деле. Воплощение фантастической идеи, осуществленное трудом инженеров и рабочих, возвышалось над плавучей платформой, а вокруг копошились люди.
Лиды и Тани среди них не было, они расположились на самой верхней из поднимающихся над берегом террас, с которой озеро было как на ладони. И если Лида была сейчас лишь праздным наблюдателем, то на Татьяну Коробкову была возложена обязанность координатора Южной группы. Она застыла в напряженной позе, словно полководец, готовый бросить в бой свою армию. Чуть выставленная вперед правая нога, рука, нервно теребящая пуговицу, а главное, невысокий рост и решительность — качество, которым природа щедро наградила Таню, придавали ей сходство с Наполеоном. «Мадемуазель Бонапарте», — с улыбкой подумала про подругу Лида.
Спутниковый телефон в Таниной руке тихо запищал.
— Да, мы готовы, — отрапортовала она. — Поняла. Начинаем.
— Начинаем! — со всей мочи крикнула Таня в матюгальник.
Техники забегали, и механизм, похожий на старинную нефтяную качалку, пришел в движение. Стрела с закрепленным на ней грузом клюнула вниз, увлекая за собой установленную на монорельсе капсулу из тонкой стали и прочного пластика. Словно вагонетка на американских горках, телепортационная капсула набрала скорость, с шумом и плеском вошла в воду и канула в пучину. Теперь оставалось только ждать.
Через десять минут, показавшихся всем невероятно долгими, Таня набрала номер Гошки Шишкова, но он не ответил. Таня забеспокоилась:
— Может, мы промахнулись мимо аномальной зоны? Лида! Что молчишь?
— Не знаю. Если так, капсула сразу бы всплыла… Может, они нас просто дразнят? Из вредности…
Но закончить она не успела. Словно пущенная с подводной лодки ракета, капсула вынырнула… нет — вылетела на поверхность и, описав небольшую параболу, плюхнулась на поверхность воды.
— Вот черти! — вырвалось у побледневшей Татьяны, и девушки бегом устремились вниз.
Установленная на платформе стрела выдвинулась по направлению к капсуле, а закрепленный на ее конце магнитный захват подманил добычу поближе, зафиксировал и вытащил на помост. К тому времени, как девушки добрались по шатким мосткам до платформы, капсулу как раз успели открыть. Техники встретили Лиду и Татьяну какими-то двусмысленными улыбками.
— Лидии Метёлкиной. Татьяне Коробковой, — прочел один из них извлеченные из капсулы карточки из плотной бумаги. — Ну, подходите уже!
Все расступились, пропустив девушек поближе.
— Метёлкина, — Лида шутливо подтвердила то, что было здесь всем прекрасно известно.
— Тогда это вам, — техник вытащил со дна капсулы и вручил Лиде букет скромных белых цветов с полупрозрачными лепестками.
— А это, значит, вам, — и в руках у Татьяны оказались нежные фиолетовые цветы, собранные в изящную бутоньерку.
На секунду опешив, она глубоко вздохнула и выпалила:
— Получилось! У нас все получилось!
Радостные крики подхватило множество голосов. Таня закрепила бутоньерку в петлице и проходила с ней весь вечер. Лида свой букет отнесла в трейлер, отыскав для него место в тени. Ей стало немного грустно, цветы Севера недолго проживут под жгучим южным солнцем.
Все закончилось резко и быстро. Первый пуск прошел успешно, и сразу всем вдруг стало нечем заняться. Конечно, говоря по совести, работу найти можно всегда. Например, не откладывая в долгий ящик, начать составлять необходимые отчеты, подводить итоги, приводить в порядок оборудование. Но не такова человеческая природа, и в едином порыве все скучные рутинные дела были перенесены на завтра. У них все получилось! Разве же они не заслужили отдых и законную награду?
Кажется, одна лишь Лида не тяготилась праздностью. Она вернулась на исходную позицию да так и осталась сидеть на верхней террасе, флегматично пожевывая стебель горьковатой степной травы. Ей было легко на душе. От удовлетворения хорошо сделанной работой или от осознания, что теперь, на этом берегу, она наконец-то смогла забыть про изнурительную жару и просто наслаждаться мягким теплом уходящего лета. Она готова была провести так весь вечер и всю ночь, но у ее товарищей были иные планы.
Уже и не вспомнить, кто первый вбросил слово «Шашлыки!» И понеслось… На берегу развели костры, из старых, отслуживших свое ведер соорудили импровизированные мангалы. Причем, как выяснилось, эта импровизация была отлично подготовлена — ребята из технической бригады еще со вчерашнего дня замариновали мясо.
Был ранний вечер, и тени еще не успели удлиниться, а на берегу уже разливали вино и водку (все подготовили, блин!) и с пылу с жару разбирали шашлычки. Сидеть в одиночестве стало неприлично. Меланхолично вздохнув, Лида спустилась к товарищам.
Она даже не успела откусить свежеприготовленное мясо, только понюхала… Запах шашлыка был связан для нее с каким-то воспоминанием, вот только оно предательски ускользало, отказываясь всплывать на поверхность. Волнение Лиды усилилось, хотя никаких видимых причин для этого не было. Неуловимое воспоминание терзало все сильнее, вдруг Лиде стало трудно дышать — ее мучал холодный, осклизлый ком, внезапно поселившийся в районе солнечного сплетения. Она оказалась на грани, отделяющей ясное сознание от беспамятства. Все вокруг поплыло, стало почти нереальным; как через пелену Лида видела измятую множеством ног траву лесной поляны, ощущала дым костра, запах шашлыка… Что это за сгустки ярко-оранжевого цвета? Из последних сил Лида сфокусировала взгляд — ну, конечно же, это жарки, в изобилии распустившиеся по периметру поляны… Но яркие бутоны расплывались на глазах, превращаясь в капли медно-золотого расплава…
***
Голоса в ее зыбком сознании звучали еле слышно, словно доходили издалека:
— Может, все-таки что-то не так с мясом?
— Да бросьте вы! Посмотрите, она даже попробовать не успела. Я видел: Лида присела на валун, да вдруг как завалится на бок!
— Теряем время! Заводи микроавтобус, надо ее скорее в больницу.
— Легко сказать! Здесь не осталось ни одного трезвого, кто бы мог вести машину!
Пришедшая в себя Лида поднялась и осторожно села. Она чувствовала себя вполне сносно, только от запаха жареного мяса, которым пропиталась вся округа, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Она почла за лучшее остановить разгорающийся спор:
— Спасибо, но мне уже лучше. С больничкой, думаю, можно пока повременить. Кстати, я так и не успела выпить, так что в случае чего сама и сяду за руль.
Товарищи, хоть и были обрадованы Лидиным исцелением, смотрели на нее подозрительно. Но она этого словно не замечала, только напряженно озиралась по сторонам. Вокруг не было ни поляны, ни притоптанной травы, ни жарков. Позади высились крутые каменистые террасы, впереди — галечный берег да бирюзовая гладь Пропадалова.
***
В этот вечер никто не сокрушался о строгости «Закона 67» — ощущение победы, невероятной удачи пьянило не хуже крепкого алкоголя. В четырех стенах сидеть не хотелось, и, несмотря на поздний час, Максим Евгеньевич с мальчишками, Андрей, Фёдор Неряхин и доктор Затеев взяли легкие вездеходы и поехали кататься. Покружив вокруг Поселка, сгоняли к Мертвячьему и обратно и, в конце концов, поднялись на вершину пологого холма, откуда открывалась панорама окрестностей.
— Мужики, вы хоть понимаете, к каким последствиям приведет сегодняшнее событие? — с блаженной улыбкой спросил Максим Евгеньевич.
— Ну… Это хорошо, наверное… — почему-то стушевался Фёдор.
— Вы историю учили? Помните, где в старину возникали города? История, шестой класс.
— У мостов, у переправ, в бухтах, где можно построить удобную гавань.
— В точку! В местах концентрации транспортных потоков. А ваше озеро — это и есть такой мост, место соприкосновения Севера и Юга.
— И ты намекаешь… — не посмел закончить мысль доктор Затеев.
— Конечно! Рано или поздно мы начнем строить на Плато города. Возможно, на базе ныне существующих поселков. Но столица Плато, я уверен, будет именно здесь.
— Ни фига себе, круто, — Фёдор заморгал, словно пытаясь отогнать виды скромных малоэтажных домиков и представить на их месте панораму будущей столицы региона. — Действительно, круто. Выше по течению реки расположен каскад из живописных водопадов. Все получится как в фантастическом фильме.
— Это будет круче, чем в кино, а главное — по-настоящему, — размечтался Гошка. — Любоваться водопадами можно будет прямо со смотровых площадок на крышах зданий. Только чтобы архитектура непременно футуристическая, для контраста со здешней первозданной природой, тогда точно получится не как у всех! А когда начнем строить мосты, проекты нужно выбирать самые красивые, полетные, чтобы не по-босяцки…
— Эх, складно говорите… — вздохнул Михаил. — Однако через сорок пять минут закроется столовая. Поехали обратно, а?
***
Столовая в Поселке работала по часам, но вот обеденный зал не запирался никогда, и многие этим пользовались. Здесь можно было спокойно посидеть, отдохнуть от дневных забот или от надоевших соседей по комнате, поболтать с товарищами, забить козла или сообразить партию в бридж. Андрей Станкевичюс, Георгий и Николай вскоре откланялись, спеша вернуться к установке. За столиком остались Максим, Фёдор и Михаил Затеев.
Максиму Евгеньевичу впервые довелось пообщаться с доктором Затеевым в неформальной обстановке. Это был человек неопределенного возраста с обветренным, покрытым сеточкой морщин лицом. Ему могло оказаться и тридцать девять, и пятьдесят семь лет. В Поселке он имел репутацию циника и острослова, его седоватые усы задиристо топорщились, в глазах плясали озорные искорки, которые доктор тщетно пытался спрятать за напускной суровостью.
Все уже думали разойтись по комнатам, когда Фёдор увидел Луку и Сергия, нервно переминающихся у входа. Поняв, что их заметили, они подошли к столику.
— Что стоите — садитесь, — пригласил Фёдор. — Что у вас?
— Мы не совсем по делу, — начал Сергий, — поэтому решили, что лучше не в офис. То есть, мы по делу…
— Так по делу или нет?
— По очень важному! Я на следующей неделе улетаю в другой поселок…
— В гастрольный тур! — поддел Сергия Миша Затеев.
— И сюда уже в этом сезоне не вернусь. А Турдагины хотели бы окрестить дочку.
— Охмурил-таки, значит! — сардонически улыбнулся доктор.
— Отлично. А в чем вопрос-то? — поинтересовался Фёдор.
— Федя… — замялся Лука. — Будешь крестным?
— Крестным? Буду… — протянул никак не ожидавший такого поворота Неряхин.
— Стоп, стоп, стоп! — вмешался Михаил. — Девочке нет и недели от роду! Не слишком ли рано?
— Но я ведь уеду…
— Застудишь младенца, я тебе голову откручу! — пообещал Михаил.
— Я только чуть-чуть окроплю. А пока нужно решить два вопроса. Во-первых, требуется выбрать имя…
— А мы-то здесь причем? У ребенка есть мать, пусть она и думает.
— Мы хотим посоветоваться с тобой, Федя.
— Странно это, — Фёдор пожал плечами. — Ну, пусть будет Светлана.
— Не положено! — заартачился Сергий. — Нет такого имени у православных.
— Слышите, батюшка отказывается. Приходите на следующий год.
— Миша! Отец Сергий, может, как-нибудь…
— Не положено. Но можно окрестить Фотинией[1], что, во-первых, почти то же самое. И, во-вторых, это просто красиво.
— Фотиния… Фотиния… — повторил Лука, словно пробуя имя на вкус. — Действительно, красиво. Поговорю с Натальей, что она скажет…
— И второй вопрос — где можно провести обряд? В балке условий нет. Миша, можно у тебя в процедурной?
— Еще чего! — вскинулся доктор Затеев. — У меня медицинский кабинет, а не капище!
— Миша! — урезонил товарища Фёдор.
— Вы же сами говорили, если малышка заболеет…
— Ладно, — нехотя согласился доктор. — Можно завтра вечером. Мракобесие… — прошептал он еле слышно, сердито звякнув чайной ложкой. Но сердился он не по-настоящему, понимая, что и для Сергия это своего рода боевое крещение.
Отец Сергий остался доволен. Он и сам точно не знал, было ли на то указание высокого духовного начальства, или имела место инициатива снизу, но факт оставался фактом: на Севере миссионеры возвращали в обиход красивые, но вышедшие из моды христианские имена. Их стараниями в округе появлялись Нафанаилы, Игнаты, Аграфены, а теперь будет еще и Фотиния.
***
Спустя полчаса Максим остался за столиком один. Преодолевая усталость, он строчил в мессенджере пространное сообщение Тане Коробковой:
«…Конечно, здорово, что первый запуск прошел успешно, но работы еще много, и расслабляться рано. Нужно выполнить как можно больше испытаний, чтобы получить данные в количестве, достаточном для статистической обработки. Здесь в Поселке жизнь бьет ключом, — Максим усмехнулся, вспомнив трения доктора Затеева и отца Сергия. — Осень на Плато обещает быть ранней и холодной. По ночам уже подмерзает вода в прибрежной зоне, а ведь сентябрь еще даже не начался. Похоже, в нашем распоряжении остаются считанные дни, ведь, как ты знаешь, экспериментальные установки могут работать только при плюсовых температурах. Но мы успели, и это хорошо. Я составлю график запусков и перешлю тебе к утру. Лиде привет».
***
Этой ночью Сергий так и не смог заснуть. Он был счастлив, но в это радостное возбуждение закралось нечто мучительное. Когда рассвело, он оделся и вышел на крыльцо, закутавшись в теплую куртку. Поселок еще не проснулся, равнина вокруг лежала притихшая, сонная. Небо над дальними горами переливалось яркими перьями рассвета.
— Какое место! — бормотал он себе под нос. — Здесь бы храм Божий поставить. Придет день, и храм будет! Красиво-то как…
В сладостных мечтах Сергий уже видел себя стоящим на амвоне, причем некоего себя будущего — возмужавшего и серьезного настоятеля нового храма. Он представлял, как прихожане съезжаются к службе на снегоходах и оленьих упряжках, как матушка, строгая и красивая, не отрывает от него просветленного взгляда.
— Эх! Едрит твою… во все дыры с пируэтом! — вырвал Сергия из задумчивости голос доктора Затеева. — Красотища! Что, Серега, и тебе не спится? Хочешь сигаретку?
— Не курю.
[1] Фотиния — светлая, от древнегреческого φωτός «свет».