— Итак, вас зовут, Фавен Аурберг, всё верно? — спросила Дайлин.
— Да, собственной персоной, — кивнул он.
— Вы глава деревни, верно?
— Да. Уже как пятнадцать лет.
— Когда вы видели в последний раз Ингрид Юнгрел?
— Да тем же вечером перед смертью. Она продаёт гончарные изделия в лавке. Знаете же, кто-то что-то разобьёт, кому-то потребуется дополнительная посуда. Спрос всегда был, да и продавали мы не только в этой деревне. Её отец был мастером на все руки, с других деревень приезжали, чтобы купить у нас посуду, в город отсылали то, что было.
— В тот день кто-нибудь приезжал? — спросила она.
— Нет, тогда нет, — покачал он головой. — Последний раз из другой деревни приезжали за день до случившегося.
— Получается, вы видели её накануне её смерти, верно?
— Да, получается так, — согласился он.
— Она выглядела взволнованной? Может она была чем-то обеспокоена или на что-то жаловалась? — предположила Дайлин.
— М-м-м… нет, не помню такого. Я лично с ней не разговаривал, но она выглядела как и всегда, жизнерадостно и приветливо.
— У неё были недоброжелатели?
— У Ингрид-то? Конечно, нет. Её все любили, она была открытой и доброй девушкой, могла помочь с чем-нибудь, если попросить. Нет, врагов у неё не было.
— Хорошо, — кивнула Дайлин. — Кто её нашёл?
— Барбетта и Никсина. Они пошли стирать бельё, и увидели тело, которое прибило к заводи в том месте. Они сначала бросились к ней, чтобы помочь, а потом… увидели её голову и кинулись звать на помощь. Там уже мужики наши пришли, вытащили тело, бросились звать стражей правопорядка, — вздохнул он.
— У кого есть оружие в деревне?
— Я могу… — он обернулся и к жене. — Лист с пером, — и опять к сыщикам. — Одну секунду, я напишу всех, у кого оно есть.
— Хорошо… — Дайлин задумалась. — Вы слышали выстрелы ночью? Может какой-то шум или видели посторонних?
— Ну… мы спали уже, но, думаю, выстрели кто-нибудь в деревне, мы бы обязательно услышали это.
— Вы можете предположить, с почему её кто-нибудь захотел убить?
— Без единой догадки, госпожа, даже не представляю, кому хватило на это бессердечья, — покачал он головой.
— Может у неё был парень? Или поклонник, который был от неё без ума? — пыталась она нащупать хоть что-то.
— Боюсь, я не знаю, госпожа. Может и был, как знать, всё же молодость, время такое, да и молодёжь сейчас у нас совсем безнравственная, как сами знаете, — вздохнул он. И тут же опомнился, поняв, что то же самое можно было адресовать и ей самой. — То есть я хотел сказать, что некоторые из молодёжи могут быть безнравственными, госпожа!
Она не удержалась от того, чтобы не взглянуть на него пристально, загнав главу деревни в ещё большую краску. Он был готов буквально заползти под стол.
Вскоре Кондрат с Дайлин получили лист с именами, фамилиями и адресами всех, кто имел в деревне оружие. И перекинувшись парой слов ещё и с женой главы деревни, они покинули их дом, остановившись у калитки.
Место было действительно приятным. Припекало мягко солнце, а с реки несло прохладой, отчего получался баланс. Ни холодно, ни жарко, одним словом — идеально. Они на мгновение остановились, и если Кондрат просто наслаждался приятным моментом, то Дайлин была погружена в мысли.
— Что скажешь? — спросила она.
— Скажу, что надо побеседовать с её отцом и обыскать её комнату, — ответил Кондрат, жмурясь на солнышке.
— Ни врагов, ни любовников, ни мотивов убивать девушку, — пробормотала Дайлин. — Может у неё был ревнивый мужчина, о котором никто не знал?
— И он её застрелил и сбросил в реку? Сомневаюсь.
— Почему нет? Думал, что унесёт куда-нибудь там ниже по течению, и никто её не найдёт.
— Во-первых, выстрел в затылок. Большинство убийств на почве ревности выглядит иначе: побои, ножевые раны, тупые травмы головы, сломанные кости, следы борьбы. Но не выстрел в затылок, словно казнь.
— Может казнь?
— За что можно казнить деревенскую девушку?
— Ну… я не знаю, может она была замешана с преступными делами? — предположила Дайлин.
— Как вариант, — кивнул Кондрат. — Во-вторых, что меня смущает в версии ревность — тело. Его бы закопали, сожгли в печи по частям, утащили в лес. Но притащить и сбросить в реку…
— Убили где-нибудь на природе.
— Почему тогда там же и не закопали, чтобы скрыть преступление? — задал он встречный вопрос. — Даже будь это казнь за что-то, тело бы спрятали, а не бросили в реку. Хотя бы груз привязали к ногам, чтобы оно не всплыло, раз уж решили так от него избавиться.
— Дело темень, — вздохнула она. — Ладно, идём к отцу, опросим его. Может он чего расскажет о дочери, чего мы не знаем.
Дом отца Ингрид Юнгрел было найти несложно — гончарная лавка была пристройкой к их дому, однако сегодня по понятным причинам она была закрыта. Когда они постучались в дом, дверь очень долго никто не открывал, и Кондрат даже заглянул в окно, чтобы узнать, есть ли кто внутри. Внутри кое-кто был, её отец, и, судя по виду вусмерть пьяный. Он и открыл им через пару минут, с трудом доковыляв до двери.
— Чё вам? — буркнул он грубо.
Кондрат внимательно осмотрел его. Тощий, Кондрат даже бы сказал, хрупкий мужчина, но с большими ладонями. Весь лоб был покрыт морщинами, короткие волосы на голове уже тронула седина, а подбородок обрамляла редкая борода, которая старила его ещё больше.
От него буквально разило вселенской скорбью и болью. Настолько сильно, что это даже можно было почувствовать, стоя рядом. Он смотрел на них пустым и затуманенным взглядом, будто не мог понять кто перед ним стоит.
— Дайлин Найлинская и Кондрат Брилль, Специальная Служба Расследований Империи Ангария, — представилась Дайлин.
— И чё? — буркнул он.
— Мы хотим поговорить о вашей дочери, — произнесла он твёрдым голосом.
— Я уже говорил со стражами, — бросил он в ответ и попытался закрыть дверь, но Дайлин помешала этому. Будучи настолько пьяным, он бы вряд ли справился даже с ребёнком.
— И поговорите с нами, — с холодом произнесла она.
И в ответ получила порцию холодного взгляда и явное нежелание отвечать на какие-либо вопросы. Здесь уже вмешался Кондрат, понимая, что такими темпами они добьются от отца погибшей лишь молчания.
— Мистер Юнгрел, в первую очередь примите наши соболезнования. Я не буду лгать, мы не сможем прочувствовать всю ту боль, которую вы сейчас испытываете, как бы мы не хотели. И единственное, чего вы сейчас хотите, это просто никого не видеть и забыться. Однако, ради вашей дочери и возмездия тем подонком, которые это сделали с ней, я попрошу вас ответить на несколько наших вопросов, — тихо попросил он.
Дайлин даже удивилась, насколько мягко может иногда говорить Кондрат.
— Думаете, я не знаю, что всем не насрать на моё горе? — посмотрел он Кондрату в глаза.
— Нет, мистер Юнгрел, не насрать, — твёрдо ответил он. — Именно поэтому стражи правопорядка запросили помощь у специальной службы расследования, чтобы она лично взяла под контроль это дело. Поэтому мы здесь. Потому что такое бесчеловечное жестокое убийство молодой девушки не должно остаться без наказано.
— И что вы сделаете? — негромко спросил он.
— Всё, что в наших силах, чтобы убийцы отправились на плаху, а вы лично смогли за этим наблюдать с первых рядов.
— Он должны сдохнуть в муках! — прорычал он.
— И они сдохнут в муках, собственных соплях и слезах, мистер Юнгрел. И для этого мы должны поговорить с вами.
Тот стоял неподвижно несколько секунд, после чего посторонился в сторону, пропуская их внутрь. Они расположились на кухне за столом, среди бутылок, едкого запаха алкоголя и горя, которые пропитали эти стены.
За допрос вновь взялась Дайлин, и первые вопросы были стандартны, кто он и когда видел в последний раз свою дочь.
— Вечером. Когда ложились спать… — пробормотал он.
— То есть, вы видели её в доме? — уточнила Дайлин.
— Да, она пошла к себе, как только мы пожелали друг другу доброй ночи, — кивнул он.
— И она не выходила из комнаты?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да, я уверен! — рявкнул он зло. — Половицы скрипят! Я бы сразу услышал, как она выходит! И она прекрасно знает, что гулять ночью нельзя!
Дайлин так и подмывало как-то жёстко ответить ему, но поймав предостерегающий взгляд Кондрата, сдержалась.
— Почему она тогда оказалась на улице?
— Да я откуда знаю⁉ Вы мне скажите! Пришли такие расфуфыренные, как на праздник, и чё-то тут ещё мелите! Лучше бы шла сопли подтирать, а не пытаться строить из себя сыщика!
Дайлин явно не хватало терпения. Слишком молодая ещё, чтобы оставаться хладнокровной в таких ситуациях. Ну, все они были новичками и все были нетерпеливыми, так что ничего страшного. Главное, чтобы была способна к обучению. А пока пусть смотрит и запоминает.
— Прощу простить нас за глупые вопросы, мистер Юнгрел. Но нас здесь не было, и потому нам важна каждая мелочь, которая кажется очевидной. Позвольте лишь спросить, она хоть раз убегала из дома ночью?
— Нет, никогда… — покачал он головой, будто выдохся после того, как сорвался на Дайлин.
— А у вашей дочери был молодой человек?
— Нет, не было. Она не какая-то там шлюха, — взгляд остановился красноречиво на Дайлин. — Она была примерной дочерью. Я вложил всё в её воспитание, когда её мать умерла. Она бы не стала шляться по ночам или зажиматься с каким-нибудь мужиком.
— И врагов у неё не было?
— Нет, не было, — рыкнул он. — Она была примерной девочкой. Работала только в моей лавке и ходила с подругами под моим или чьим-то надзором.
— Понимаю, — кивнул Кондрат. — Мы можем осмотреть её комнату?
— Зачем? — обернулся мистер Юнгрел к нему.
— Так положено. Это можем сделать мы, аккуратно, ничего не трогая без вашего разрешения. Или это сделают потом стражи правопорядка, а они всё верх дном перевернут. Если, конечно, мы не осмотрим комнату при вашем присутствии и не скажем, что в этом нет необходимости.
После смерти детей их комнаты становились для родителей едва ли не священным алтарём, и сама мысль о том, что комнату перевернут сверху донизу, привела бы любого в ужас. Для них это было как осквернение могилы. Поэтому Кондрат знал, на что давить, и получил положительный ответ.
Убитый горем отец провёл их через дом к комнате Ингрид и вошёл внутрь. Когда Дайлин вошла внутрь, Кондрат задержался около двери. Он потрогал задвижку с внешней стороны, пощёлкал ей, будто играл и лишь после этого вошёл следом.
Огляделся.
Комната была типичной и довольно уютной. Тут даже ковёр на полу был, что было редкостью. Явно неплохо зарабатывали. Кровать, шкаф, стул, даже небольшое зеркало у стены. Отец явно баловал дочь, так как подобная мебель стоила денег.
— Мы можем заглянуть в шкаф и ящики под ваши присмотром? Ничего переставлять не будем, — пообещал Кондрат.
— Это необходимо? — глухо спросил мистер Юнгрел.
— Да.
— Ладно…
Вместе с Дайлин они заглянули в шкаф, заглянули в шкафчики туалета, посмотрели под кроватью. Кондрат посмотрел на окно, обратив внимание на то, что оно было заколочено. Пока Дайлин разглядывала вещи девушки, Кондрат разглядывал с интересом заколоченное окно, после чего переключился на остальную часть комнаты.
— Во сколько вы ложитесь, мистер Юнгрел? Вы и ваша дочь?
— В десять вечера.
— Всегда?
— Да, каждый день, — вздохнул он. — Ложились…
Когда всё было осмотрено, он кивнул ей на выход.
— Спасибо, мистер Юнгрел, за то, что вы приняли нас. Мы сейчас же уходим, но надеемся, что в случае необходимости вы ответите на ещё несколько вопросов, если они возникнут, — произнёс он.
— Уходите… — только и ответил мужчина.
Они вышли на улицу и лишь отойдя от дома на почтительнее расстояние, Кондрат спросил:
— Ну что скажешь?
— Что скажу? Что он тот ещё мудак, вот что я скажу, — резко ответила она, гордо тряхнув головой. — Когда он сказал про шлюх, то явно имел ввиду меня.
— Убитые горем родители зачастую бывают неадекватны, — ответил он. — Это надо просто принять и относиться к ним как к душевнобольным.
— Это уже точно… — она явно не понимала, каково это, и оставалось надеяться, что не поймёт на своём опыте. — А девушка… Ну обычная девушка. Я ничего примечательного не заметила, однако отец её явно баловал. Буквально окружил заботой. Косметика, причём не дешёвая для смердов, книги, одежда — он не экономил на дочери, когда весь остальной дом выглядит очень скромно. Она по меркам местных жила в роскоши. А ещё он не знал, что она сбегала из дому. У меня лишь вопрос, зачем и как?
— Потому что его дочь уже давно повзрослела и не хотела жить под слишком навязчивой опекой отца.
Дайлин на мгновение смолкла, после чего произнесла:
— Что-то мне не нравится, куда это идёт.
— Тут вряд ли есть что-то криминальное, — успокоил её Кондрат. — Просто отец слишком сильно заботился о дочери. Я бы сказал, гиперконтролировал.
— Зачем?
— Подозреваю, из-за смерти жены. Такое случается. Всё внимание переключается на ребёнка, и родитель начинает его не только очень баловать, как не балуют других, но и опекать так, что буквально лишает какой-либо свободы. Ты заметила? — взглянул Кондрат на Дайлин. — На двери была задвижка.
— Да, снаружи, мне это показалось странным, — кивнула Дайлин. — И окна были заколочены.
— Да. А ещё он знал, что половицы скрипят, что лишний раз предупредило бы его, что ночью дочь выходит. Это гиперконтроль над ребёнком. Он запирал её на ночь, чтобы она не смогла убежать из дома.
— Это ужасно…
— С его точки зрения — нет. Просто он слишком сильно беспокоился о дочери, что она натворит глупостей или с ней что-то случится. Поэтому старался таким образом защитить её как от остальных, так и от неё самой. Ходила гулять она только под присмотром, а остальную часть времени проводила за прилавком или дома под замком. По факту она была всегда под присмотром.
— Кроме ночи.
— Верно. А дети, и особенно уже взрослые юноши и девушки после такой жёсткой гиперопеки имеют склонность всячески нарушать законы родителей. Кто-то, вырвавшись из-под опеки, ударяется во все тяжкие, а такие, как она начинают вести тайную жизнь, сбегая незаметно из дома.
Они дошли до центра деревни, где была небольшая площадь перед ратушей и остановились.
— Я обратил внимания, что гвозди согнуты. Девушка отогнула их, чтобы можно было открыть окно и незаметно выскочить на улицу, а после вернуться обратно, и со стороны это почти незаметно. И всё, скорее всего, было так: отец контролировал каждый шаг дочери, слишком сильно заботясь о ней, а она уже не ребёнок, ей хочется свободы. И она начала сбегать незаметно из дома.
— Другими словами, Ингрид иногда сбегала, и в этот вечер она так же убежала из дома. Куда и зачем?
— А это очень хорошие вопросы…— пробормотал он. — Стоит взглянуть на тело, там станет более понятно, прежде чем делать какие-либо выводы.
Получалась интересная картина. Со стороны приличная девушка, которая для всех ночует у себя дома, иногда с наступлением темноты незаметно сбегала. Это так бы и осталось тайной для всех, если бы в одну ночь её ночная прогулка не стала бы роковой.
Куда она сбегала, зачем?
Взяв в расчёт её возраст и поведение подобных детей, можно было предположить, что она могла сбегать ради романтической встречи с кем-либо, погулять ночью в какой-нибудь компании друзей или просто насладиться свободой. Вопрос лишь, куда именно в эту ночь?
Если её тело нашли в реке, то логично предположить, что это место должно было располагаться где-то рядом с рекой. Возможно, после выстрела она туда и упала, почему от её тела и не избавились более надёжным способом. И это произошло где-то за границами деревни, из-за чего никто не услышал выстрела.
У Кондрата были предположения, однако их было рано озвучивать, так как это могло сбить с верного пути. Они вряд ли найдут какие-либо улики, который скажут, что произошло и кто убийца. Сейчас единственный шанс — отследить путь самой Ингрид Юнгрел, чтобы понять, кому она так не угодила, что её решили застрелить.