«Вскоре, — думал я, — на носу большого корабля должны будут нарисовать глаза, и он выйдет в свое первое плаванье, сначала по Александре. Если он достигнет Тассы, то по выходе в море, должны будут принести жертву, подарив морю вино, соль и масло, чтобы тем самым испросить у него спокойных путей. Такова традиция».
Шесть дней назад на берегу был разложен большой костер. Я стоял около него вместе с Атием, и десятками других, плотников, лесорубов, ремесленников, тех кто, заготавливал лес, строил корабль, выстругивал весла, шил паруса.
Мы отступали все дальше, по мере того, как пламя взвивалось все выше. Была ночь, и мы едва могли смотреть на огонь. Лица собравшихся вокруг костра мужчин, освещенные его красноватыми отблесками, были у кого бесстрастны, у кого опечалены. Из глаз многих текли слезы. Это были крепкие мужчины, и все же они плакали. Пани тоже стояли вместе с нами, среди множества моряков и наемников. Завернутая в холст, а точнее в парус, фигура исчезала в пламени.
«Странно, — подумал я, — что погребальный костер зажгли ночью».
Такие ритуалы обычно проводятся днем.
— Ему понравилось бы видеть нарисованные глаза, — вздохнул кто-то из мужчин.
Мне подумалось, что он был прав. Хотя Терсит, насколько я знал, был странным человеком.
— Этого не должно было произойти, — сказал другой.
— Мне хотелось бы повидаться с ним, — сказал я Атию.
— Он был нездоров, — буркнул тот, не глядя на меня.
— Что стало причиной его смерти? — полюбопытствовал я.
— Его здоровье было подорвано многолетними лишениями, — ответил Атий.
Мне вспомнилось, как он несколько лет назад выступал в Совете Капитанов. Было трудно думать о том, что это маленькое, жилистое, гибкое, энергичное тело, оказавшееся вместилищем для столь могучего и необычного ума, оказалось столь ослаблено, что уступило разрушительному действию болезни. Я разыскал в лагере врачей, членов зеленой касты. Ни одного из них не пригласили к нему. А четверым и вовсе было отказано в доступе в его апартаменты.
— Никогда не будет другого, такого как он, — вздохнул Атий.
— Несомненно, — согласился я.
Атий пристально посмотрел на меня, а затем отвел взгляд.
Мы дождались, пока пламя не опало, а затем разошлись по своим жилищам.
Утром следующего дня, едва рассвело, я вернулся к остаткам погребального костра, превратившегося в груду почерневших углей, вперемешку с пеплом. Я не удивился обнаружив там Атия, сделавшегося то же самое.
— Что вам здесь надо? — неприветливо спросил он.
— Иногда, — сказал я, разгребая пепел носком сандалии, — остаются кости.
— Уходите, — потребовал Атий.
— Я вижу, что Вы уже нашли некоторые из них, — заметил я, бросая взгляд на маленький мешок, зажатый в его левой руке.
— Не подходите ближе, — потребовал Атий.
Но я взял его левую руку за запястье, и отобрал у него мешок.
— Убирайтесь! — крикнул Атий. — Нет!
Я опрокинул мешок и, вытряхнув кости в пепел, склонился над ними, не обращая внимания на стоящего рядом, беспомощно поникшего Атия. Я рассмотрел кости, а потом поднял пару из них и продемонстрировал Атию.
— Теперь Вы знаете, — вздохнул он.
— Да, — кивнул я.
— Вы подозревали, — догадался мужчина.
— Конечно, — подтвердил я, выпрямляясь.
Корабел быстро наклонился, к мешку и сердитыми движениями, торопливо покидал кости обратно. Можно было не сомневаться, что от них вскоре избавятся, вероятно, закопав в лесу.
— Я сохраню вашу тайну, — пообещал я.
— Было решено, что так будет лучше, — объяснил он, не глядя на меня.
— Почему? — полюбопытствовал я. — И кем?
— Я не знаю, — ответил Атий.
— Где теперь Терсит? — спросил я.
— Я не знаю, — вздохнул он. — Я делаю то, что мне говорят.
— Но ясно, что он жив, — констатировал я.
— Думаю да, — кивнул мужчина.
Я заподозрил, что отсутствие Терсита, его недоступность для представителей зеленой касты, погребальный костер, зажженный после наступления темноты были обманом или уловкой.
Возможно, он боялся за свою жизнь. Несомненно, теперь он был в безопасности, по крайней мере, на какое-то время.
Я отвернулся и покинул место костра. Кости были костями тарска.