Спустя несколько дней после нашей первой встречи с Лордом Нисидой в его павильоне, признаться, мучимый любопытством, я решил заглянуть к прежней Мисс Вентворт. После пары уточняющих вопросов, я, в сопровождении следовавшей за мной по пятам Сесилии, направился в один из больших загонов, в котором держали тягловых тарларионов, тех, что использовались при заготовке леса, и перевозке бревен по узкой просеке, вившейся между деревьями куда-то на юго-восток. Загон представлял собой длинное, большое здание с высокой крышей, способное содержать длинношеих тарларионов. Здесь могло поместиться несколько животных, но я предположил, в это времени суток, большинство, если не все, будут вне лагере, либо занятые на валке леса, либо таща на юго-восток готовые бревна, либо возвращаясь обратно. Ближе к сумеркам, прежде чем животных вернут в их стойла, загон должен быть вычищен, устлан толстым слоем свежей соломы, а корыта заполнены кормом и водой. Я специально для своего визита выбрал конец дня, полагая, что это самое подходящее время суток, чтобы застать прежнюю Мисс Вентворт в одиночестве. Дело в том, что ближе к вечеру многие из «странных людей» наслаждаются приятным отдыхом в теплой ванне. Я рискнул предположить, что и работники стойл могли бы отдать должное этому приятному времяпрепровождению. Несколько ошейниковых девок, вроде тех, что прежде были свободными женщинами Ара, тут и там, кротко, внимательно, молчаливо, омывали мужчин. Я сомневался, что увижу среди них искомую блондинку, поскольку этот вид деятельности расценивался как большая привилегия для рабыни. Далеко не всем разрешали купать господина. В действительности, это — одно из тех прекрасных занятий, в которых должна быть искушена контрактная женщина.
Прежнюю Мисс Вентворт я нашел в дальнем углу загона, по правую сторону от больших двойных ворот, через которые можно было попасть внутрь помещения. Некоторое время я, оставаясь незамеченным, наблюдал за нею. Девушка стояла на коленях спиной к нам и лицом к стене, согбенная, маленькая, жалкая фигурка. Она то и дело сгибалась, и голыми руками, измазанными по самые локти, сгребала в кучу навоз тарларионов. Набрав подходящую кучу, ей предстояло, снова голыми руками, переместить ее на низкую плоскую тачку, стоявшую подле нее. Она была вымазана с ног до головы, и, несомненно, пахло от нее далеко не духами. Блондинка была полностью обнажена, все еще не получив разрешения носить не то что тунику, но даже рабскую полосу.
Обычно, под рабской полосой понимается одиночный, узкий, свисающий спереди лоскут ткани, подсунутый под шнур, дважды обмотанный вокруг талии рабыни. Шнур зачастую затягивается в тугую, чтобы подчеркнуть фигуру девушки, и завязывается на бантик, чтобы его можно было легко, одним рывком, развязать. Шнур не случайно обматывается дважды, его длины должно хватать, чтобы связать рабыню по рукам и ногам, или, если возникнет желание, послужить поводком. В последнем случае рабская полоса обычно сворачивается и вкладывается между зубов рабыни, которые она не осмеливается разжать. Но иногда шнур может быть обмотан более свободно, и располагаться не на талии, а низко на бедрах, открывая пупок. Такой способ ношения, на Горе известен как «рабский животик». Гореанские свободные женщины, насколько я знаю, даже не переодеваются перед своими компаньонами, опасаясь показать ему «рабский животик», из-за постыдности такого акта. А что, если он так возбудится, что сорвет с нее остатки одежд, и начнет использовать с той же смелостью, агрессией, напором и ликованием, с каким он мог бы использовать уязвимое, бессмысленное животное, скажем, девку из пага-таверны или шлюху с цепи?
Какое-то время я наблюдал за прежней Мисс Вентворт, не подозревающей о моем присутствии.
Ей преподавали то, чем должна быть рабыня. И все же я подозревал, что она пока еще была далека даже от того, чтобы начать учиться.
Я разглядывал девушку. Как далеко ее занесло от коммерческой власти, от зданий наполненных сокровищами и богатствами, от обшитых панелями залов заседаний, длинных коридоров, рядов столов и светлых офисов. Это был совсем не тот мир, к которому она привыкла. Здесь не было места для богатства и праздности.
Я видел на ее шее ошейник. Замок был сзади, как это распространено на Горе. Несомненно, это был ошейник Лорда Нисиды. Можно было не сомневаться, что никому не пришло в голову, предоставить ей доступ к ключу. Теперь, как никогда прежде, она знала, что значит быть в рабском ошейнике.
— Сару, — позвал я.
Девушка бросилась на живот в солому головой от меня и, прикрыв голову руками, взмолилась:
— Пожалуйста, пожалуйста, не бейте меня!
Рабыне дали имя Сару.
Сару встречаются в разных местах Гора, но обычно в тропических регионах. Например, их много в джунглях Уа. Кроме того, из рассказов Таджимы следует, что они встречаются и на родине «странных людей». Сару — маленькое, бесхвостое, обычно живущее на деревьях животное. Обычно к ним относятся с насмешкой или презрением. Они фигурируют в детских рассказах как симпатичные, любопытные, озорные маленькие животные. Но у этого слова есть и переносное значение, так называют того, кто глуп, тщеславен и невежественен. Хотя сару, насколько я могу сказать, не является обезьяной биологически, но, конечно, она занимает подобную экологическую нишу и напоминает обезьяну по своему питанию, привычкам, повадкам, образу жизни и многому другому. Думаю, что не будет неправильно думать о сару как о гореанской обезьяне. В любом случае Таджима, когда он в этом самом загоне поставил рабыню перед собой на колени, называя ее, на чистом английском языке, чтобы не возникло каких-либо сомнений в данном вопросе, и она ясно понимала, что с ней делалось, объяснил, что такое Сару, и каковы его коннотации. Фактически, он сообщил бывшей Мисс Вентворт, что собирается назвать ее «Обезьяной».
— Да Господин, — прошептала она.
Рабыню, разумеется, называют владельцы. У нее нет никакой возможности как-то повлиять на то, как ее назовут, не больше, чем у слина или кайилы. Имена, время от времени, могут меняться. Некоторые клички, как например, «Сару», несут на себе оттенок унижения или презрения. Есть имена пригодные для низких рабынь, другие дают дорогим, ценным невольницам и так далее. Имена могут использоваться для того, чтобы наказать или наградить, оскорбить или восхититься. Земные женские имена, которые, в принципе, могут быть наложены на любую рабыню, независимо от мира ее происхождения, обычно используются для низких рабынь. «Сесилия», имя моей рабыни, когда-то было одним из ее имен, в бытность ее свободной женщиной. Теперь, несмотря на то же самое звучание, это было совсем не то же самое имя, поскольку я дал это ей как рабскую кличку. Разумеется, рабыня понимает, что в юридическом смысле у нее нет никакого имени, что то, как ее называют, является именем, даруемым ей рабовладельцем, и точно так же им же может быть изменено. Даже то имя, которое может быть указано в официальных бумагах рабыни, является рабской кличкой.
— Ты больше не Мисс Маргарет Вентворт, — объяснил ей Таджима. — В тот момент, как Ты была внесена в список приобретения, несколько месяцев назад, Ты стала всего лишь безымянной рабыней.
— Да, Господин, — признала его правоту, стоящая перед ним на коленях девушка.
— Я объяснил тебе значение «Сару», — продолжил он. — Ты все поняла?
— Да, Господин, — прошептала блондинка.
— А сейчас я назову тебя, — сообщил молодой человек.
— Да, Господин.
— Ты — Сару, — объявил Таджима. — Радуйся, что Ты больше не безымянная рабыня.
— Да, Господин, — испуганно сказала Сару.
— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул он.
— Спасибо, Господин.
— Как тебя зовут? — спросил Таджима.
— Сару, Господин, — ответила бывшая Мисс Маргарет Вентворт.
— Кто Ты?
— Я — Сару, — повторила она, — Господин.
Таджима отвернулся и ушел, оставив девушку наедине с самой собой. Она без сил рухнула в солому стойла, сотрясаясь от рыданий.
— Пожалуйста, не бейте меня! — повторила дрожащая голая рабыня, распростертая на соломе.
— Это я, Тэрл Кэбот, — сообщил я ей. — Не бойся. Я пришел не для того, чтобы избить тебя.
Сару поднялась на четвереньки и, обернувшись, посмотрела на меня. Подозреваю, что в полумраке загона она не сразу узнала меня.
Сесилия стояла позади и слева от меня.
— Не бойся, — постарался успокоить ее я, а затем щелкнул пальцами, и указал на пол перед собой. Девушка на четвереньках подползала к этому месту и, подняла выбритую наголо голову.
Ее «стрижка» намекала на то, что ее дарение сегуну, что, насколько я понял, входило в намерения Лорд Нисиды, не будет немедленным, скорее до этого еще месяцы.
Пожалуй от такого подарка, в ее текущем состоянии, отказались бы даже тарскопас и непритязательный пастух скачущих хуртов.
Но ее вхождение в неволю началось. И со временем, когда она изучит свой ошейник, ее кожа снова засияет чистотой, волосы станут предметом гордости, в ее глазах будет отражаться не ужас, а скорее рвение покоренной рабыни, надеющейся, что ее владелец будет ею доволен, я был уверен, она станет достойна шелкового покрывала, удаленного перед сегуном или даже Убаром.
— Господин? — позвала она, глядя на меня снизу вверх.
— Что, рабыня? — осведомился я.
— Интересовался ли мною господин Пертинакс? — спросила она.
— Нет, — ответил я. — Почему Ты спрашиваешь об этом?
— Просто так, Господин, — прошептала она, опустив голову.
— Быть может, — уточнил я, — это его плеть, Ты хотела бы почувствовать?
Среди рабынь распространено, когда одна хочет узнать о том, кто является владельцем другом, спросить: «Чья плеть хлещет тебя?»
Безусловно, рабыня может быть никогда не порота плетью. Однако она наверняка знает, что является объектом применения плети рабовладельца, так как она — рабыня. Иногда девушку могут связать и высечь, просто чтобы напомнить ей, что она — рабыня. После этого у нее не остается никаких иллюзий относительно своего статуса. Ей напомнили, кто она, что она — рабыня, и только это.
Рабыня молчала, лишь ее тело заметно подрагивало.
— Как рабыня, конечно, — заметил я, — Ты не достойна интереса любого свободного мужчины.
— Да, Господин, — вынуждена была согласиться она, а затем, посмотрев на Сесилию, сказала: — Она стоит.
— Конечно, — кивнул я. — Ведь Ты — рабыня. Если бы Ты была свободным человеком, то она стояла бы на коленях.
— Я очень сожалею, — призналась бывшая Мисс Вентворт, глядя на Сесилию, — что была жестока с вами.
— Это пустяк, — отмахнулась моя рабыня.
— Могу ли я встать на колени, Господин, — спросила Сару.
— Можешь, — разрешил я.
Про себя я отметил, что она не попросила разрешение встать на ноги. Она уже понимала, что находится в присутствии свободного мужчины.
«Интересно, — подумал я, — ищет ли Трасилик другую рабыню для Лорда Нисида. Вероятно, он смог бы найти кого-нибудь получше ее».
— Спину прямо, голову выше, — скомандовал я ей.
— Да, Господин, — отозвалась девушка.
— Колени, — напомнил я.
— Перед нею? — в ужасе спросила Сару, покосившись на стоявшую левее меня Сесилию.
— Передо мной, — указал я.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
— Шире, — потребовал я.
— Да, Господин.
— Вижу, что на тебе ошейник, — констатировал я.
— Да, Господин.
— Была ли Ты заклеймена? — уточнил я.
— Да, Господин.
— Превосходная отметина, — заметил я, присев подле нее на корточки и оценив выжженный на ее бедре обычный «Кеф».
— Другие сказали мне то же самое, — сообщила Сару. — Я теперь хорошо отмечена. Теперь никто не спутает меня со свободной женщиной.
— И притом, что этого ни в коем случае не должно случиться, — добавил я.
— Да, Господин, — согласилась она.
— Ты хорошо выглядишь, стоя на широко расставленных коленях, — прокомментировал я.
— Спасибо, Господин, — прошептала блондинка.
— Рабыня должна радоваться, если ею довольны, — намекнул я.
— Я рада, что господин мною доволен, — сказала она.
— Не забывай об этом, — посоветовал я.
— Да, Господин, — всхлипнула девушка, и я заметил, что на ее щеке блеснула слеза.
Я был уверен, что недалек тот день, когда она, как рабыня, кроме страха, будет чувствовать большое удовольствие от того, что ею довольны, и даже будет по-настоящему благодарной за это, в противном случае всегда есть упругая кожа плети.
Насколько отчаянными становятся рабыни в том, чтобы добиться расположения хозяина, стоит им только понять свой статус. Конечно, ведь встреча со стрекалом или плетью не несет с собой приятных ощущений. Сару по-прежнему была в новинку ее неволя, однако, спасибо работникам загона, она уже хорошо узнала о том, к каким последствиям приводит любое, вызванное ею, неудовольствие свободных мужчин.
Но желательнее всего, если рабыня, в конечном итоге, сама будет хотеть, чтобы ею были довольны, сама будет стремиться быть такой, чтобы нравиться господину, ради радости от этого, а не из страха перед его ботинком или плетью.
— Кому Ты принадлежишь? — спросил я.
— Лорду Нисиде, — ответила Сару.
Я предполагал, что так и будет. Впрочем, если будет найдена другая рабыня с похожим цветом волос и прочими параметрами, то не исключено, что ее могут отдать кому-то другому.
— Я не могу прочитать ошейник, — сказал я, исследовав гравировку на нем.
Я предположил, что надпись была сделана на гореанском, но вот использованная письменность не имела ничего общего с гореанским алфавитом. Мне уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным, давно, в Тахари, где гореанские слова записывались совершенно иным шрифтом, красивыми, элегантными письменами, распространенными на просторах Тахари.
— Мне показали его, — сказала девушка, — но я тоже не смогла ничего разобрать.
— Вы умеешь читать по-гореански? — поинтересовался я.
— Это не сочли необходимым, когда готовили меня к отправке сюда.
— Многие из землянок, ставших рабынями на Горе, остаются неграмотными в гореанской письменности, — пожал я плечами. — К чему нужно учить рабыню читать?
— Но я не была рабыней! — напомнила она.
— Похоже, что в представлении некоторых Ты ею была, — заметил я. — В любом случае, неграмотность казалась бы подходящим аспектом твоей маскировки.
— Теперь-то я понимаю, — горько вздохнула блондинка, — что они с самого начала приготовили для меня ошейник.
— Конечно, — кивнул я.
— Да, конечно, — заплакала рабыня.
— Подозреваю, что тебя ознакомили с тем, что написано на твоем ошейнике, — предположил я.
— Да, — подтвердила она.
— И что же там сказано? — полюбопытствовал я.
— «Я — собственность Нисиды из Нары», — сообщила Сару.
Это, несомненно, подразумевался Лорд Нисида.
— Что такое Нара? — спросил я.
— Я не знаю, — пожала она плечами.
Обычно на гореанском ошейнике может быть указан город, район или даже башня. Я понятия не имел, что именно имелось в виду в случае ее ошейника, это могло быть некая местность, порт, каста, семья, клан, да все что угодно. В тот момент это оставалось для меня загадкой. Однако позже я узнал, что это была цитадель, высокий укрепленный замок.
— Тебя напоили рабским вином? — осведомился я, вспомнив, что ей уже давали «вино благородной свободной женщины».
Рабыня зажмурилась и, невольно вздрогнула от отвращения. Но потом она справилась с собой, и посмотрев на меня, рассказала:
— Мне связали руки за спиной, постановили колени, схватили за волосы, запрокинули голова и, удерживая в таком положении, разжали мне зубами, зажали ноздри и вылили в меня эту гадость. Я должна была либо проглотить это пойло, либо задохнуться. Это было самое горькое, самое отвратительное, что я пробовала в жизни. Меня оставили со связанными руками, чтобы я не вызвала у себя рвоту и не избавилась от этой микстуры. А позже они обрили мою голову.
— Бритье головы, несомненно, должно было помочь тебе лучше понять свою неволю, — пояснил я, — но, одновременно, возможно, это было даже в чем-то милостиво с их стороны, учитывая, к какой работе тебя приставили. Твои волосы были слишком красивы, они были предметом твоего тщеславия. Тебе было бы жаль пачкать их тарларионовом навозе.
— Я попыталась возражать против такой работы, когда меня впервые привели сюда, и объяснили, что я должна делать, — всхлипнула Сару. — Они ткнули меня лицом в кучу навоза. Больше я не протестовала.
Несмотря на то, что, как было указано ранее, эффект от рабского вина и от «вина благородной свободной женщины» идентичен, как и их общий активный компонент, являющийся вытяжкой из корня сипа, между ними есть значительная разница. Рабское вино изготавливается без попытки скрыть изначальную горечь сырого корня сипа, тогда как «вино благородной свободной женщины» приправлено пряностями и подслащено так, чтобы не оскорблять вкус тонкой, рафинированной, чувствительной свободной женщины. Рабыня, как и любое другое домашнее животное, может быть оплодотворена только, если, когда, с кем и как того пожелает хозяин. Противоядие, что интересно, довольно приемлемое на вкус, выдается рабыне перед ее спариванием. Во время спаривания, которое происходит под контролем рабовладельца, она будет оплодотворена рабом-мужчиной. Оба они, и раб, и рабыня будут в капюшонах, и под запретом говорить, так что ни один из них позже не сможет узнать другого, если им случится встретиться.
— Насколько я помню, — сказал я, — несколько дней назад на пляже Ты сообщала мне, что была девственницей. В тот момент, конечно.
— Да, — вздохнула она, опустив взгляд.
— Почему? — полюбопытствовал я.
— Я ненавидела мужчин, — ответила рабыня. — Я презирала их. Мне была невыносима мысль, что один из них, сделал бы это со мною. Это было бы так вульгарно. Я была бы такой беспомощной! В их руках я была бы ничем не лучше рабыни.
— А теперь, Ты — все еще девственница? — осведомился я.
Сару бросила быстрый, несчастный взгляд на Сесилию, выглядывавшую из-за моей спины.
— Я должна говорить? — спросила она.
— Разумеется, — кивнул я.
— Нет, — ответила рабыня, уставившись вниз в солому. — Я больше не девственница.
— Лорд Нисида вскрыл тебя, — констатировал я.
— Вскрыл? — повторила она, удивленно посмотрев на меня.
— Да, чтобы сделать тебя готовой, для удовольствия мужчин, — пояснил я.
— Нет, — покачала головой Сару. — Это был не он.
— Признаться, удивлен, — хмыкнул я.
— После той встречи в павильоне, — сказала она, — он больше не проявлял интереса ко мне, даже к тому, чтобы сорвать урожай девственности с такой как я, не больше чем к девственности тарскоматки. На меня надели капюшон и отдали работникам этого сарая.
— Отличаешься ли Ты теперь от себя прежней? — спросил я.
— Они используют меня, как им захочется, — всхлипнула Сару.
— Отличаешься ли Ты теперь от себя прежней? — повторил я свой вопрос.
— Но не так как прежде, — прошептала рабыня, словно не слыша меня. — Теперь они часто заставляют меня ждать.
— Несомненно, по приказу Лорда Нисиды, — предположил я.
— Возможно, — растерянно кивнула она. — Я не знаю.
— Да, я вижу, что Ты теперь отличаешься, — заключил я.
— Да, — одними губами прошептала бывшая Мисс Вентвотр, — теперь я отличаюсь.
— Они заставили твой живот дергаться, — прокомментировал я.
— Да, — признала она, опуская глаза. — Они сделали так, что мой живот задергался.
— Понимаю, — кивнул я.
Она вскинула голову, и в глазах ее блеснули слезы отчаяния.
— Как Вы можете понять меня? — крикнула девушка. — Я больше не могу себя контролировать!
— Ты и не должна, — пожал я плечами. — Ты наполняешься жизнью. Ты заряжаешься здоровьем, едва подозреваемым свободной женщиной. Ты освобождаешься как женщина.
— Я загораюсь снова и снова, как тарскоматка во время течки! — выкрикнула она.
— Скорее как рабыня, — поправил ее я.
— Да, — всхлипнула блондинка, — как рабыня!
— Превосходно, — заключил я. — Безусловно, часто это может причинять страдания.
— Впервые в своей жизни, — призналась она, — я теперь хочу прикосновения мужчин! Нет! Я жажду его! Они должны прикоснуться ко мне! Теперь я нуждаюсь, отчаянно, беспомощно нуждаюсь в прикосновении мужчин!
— Конечно, — кивнул я, — Ты ведь женщина.
— Прежде я была женщиной! — прошептала бывшая Мисс Вентвотр.
— Да, — согласился я, — но не рабыней.
— Нет, — всхлипнула она, — не рабыней.
— У тебя есть работа, которую следует доделать, — заметил я. — Тарларионов скоро пригонят обратно.
— Да, — вздохнула рабыня.
— Где тебя разместили? — поинтересовался я.
— Там, в углу, — указала она в дальний конец сарая, правее того места, где мы находились.
— На ночь меня там приковывают за шею к кольцу в полу цепью. Кашу и воду мне оставляют в двух мисках, есть и пить их которых я должна как тарскоматка, на четвереньках, головой вниз, руками мне пользоваться запрещено.
— В этом нет ничего необычного, — сказал я. — С девушкой, которой только начали преподавать ее ошейник, что она в полной власти мужчин, часто так поступают.
— Да, Господин, — всхлипнула Сару.
— Уверен, там у тебя еще есть ведро для твоих нужд, — предположил я.
— Нет, — покачала она головой, — я должна использовать навозную тачку.
— Понятно, — кивнул я.
— Почему Господин Пертинакс не пришел, чтобы повидаться со мной? — спросила она.
— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Ты хотела бы его видеть?
— В таком виде, как я теперь? — отшатнулась прежняя Мисс Вентворт.
— А как еще? — поинтересовался я.
— Я в ошейнике! — заплакала она.
— Вы и раньше была в ошейнике, — напомнил я ей.
— Но теперь я в нем на самом деле, — всхлипнула девушка. — Я рабыня.
— Ты думаешь о Пертинаксе? — угадал я.
— Да, — прошептала рабыня.
— Не сомневаюсь, что Ты в ужасе от того, что он может увидеть тебя такой, как Ты сейчас, но, тем не менее, Ты хотела бы видеть его.
— Да, — шепотом признала она.
— Возможно, Ты думаешь, что он посочувствует тебе, будет взволнован судьбой, которая выпала на твою долю? — спросил я.
— Я не знаю, — пожала плечами Сару.
— Подозреваю, — хмыкнул я, — что он может подумать, что это та самая судьба, которую Ты заработала, которой Ты полностью заслуживаешь.
— Я не знаю, — в отчаянии повторила она.
— А может, Ты вспоминаешь еще и о том, — поинтересовался я, — как стояла перед ним на коленях, и обслуживала его ноги своими губами и языком?
— Да, Господин, — прошептала бывшая Мисс Вентворт.
Исполняя этот простой акт перед мужчиной, женщина, к своему беспокойству и удивлению, может ощутить, что находится на своем месте в природе, и может ощутить в себя неудержимо растущее возбуждение.
— Я могу говорить, Господин? — спросила Сесилия из-за моей спины.
— Да, — разрешил я.
— Я могла бы поговорить с Господином Пертинаксом, — предложила моя рабыня. — Я могу попытаться уговорить его навестить тебя.
— Я больше не свободная женщина, — вздохнула Сару. — Он больше не сможет уважать меня.
— Верно, — согласился я, — но он этого и не должен делать, зато он мог бы найти тебя интересной.
— Интересной! — воскликнула бывшая Мисс Вентворт.
— Да, — кивнул я, — интересной, как рабыня.
— Я мечтаю о том, чтобы оказаться у его ног, — вдруг призналась она. — Я мечтаю почувствовать себя голой в его руках!
— В ошейнике? — уточнил я.
— Да, — подтвердила девушка, — в ошейнике!
— Я мог попросить его, чтобы он пришел к тебе, когда здешние работники будут отсутствовать, — предложила Сесилия.
— Только посоветуй ему прихватить стрекало, — добавил я.
У меня были веские основания быть уверенным, что Сару, независимо от того, каковы могли бы быть ее побуждения, может попытаться снова начать крутить Пертинаксом по своему желанию, возможно даже, по глупости, склонить его к попытке побега.
В конце концов, она ведь еще не узнала, что у гореанской рабской девки нет никаких шансов на побег.
Безусловно, я подозревал, что теперь она думала о Пертинаксе совсем иначе, чем это имело место в недавнем прошлом, на более ранних стадиях их отношений, зная чем найдет себя рабыня перед мужчиной, как и зная то, что он был именно мужчиной.
Мне даже стало любопытно, если он сочтет целесообразным заглянуть к ней, примет ли она, оказавшись в его присутствии, немедленно, первое положение почтения.
Если бы бывшая Мисс Вентворт этого не сделала, я почему-то был уверен, что он основательно воспользовался бы стрекалом.
— Я не знаю, узнаешь ли Ты теперь Пертинакса, — заметил я.
— Господин? — удивилась девушка.
— Он теперь стал другим, — сообщил я. — Он помогает на заготовке леса. Он взял в руки топор, и у него неплохо получается. Он загорел. Его мускулы становятся все крепче. Если он теперь возьмет тебя в свои руки, то Ты почувствуешь себя беспомощной и покоренной.
— И я буду чувствовать себя рабыней? — спросила она.
— Ты не только будешь чувствовать себя рабыней, Ты будешь рабыней, — заверил ее я.
Бывшая Мисс Вентворт испуганно уставилась на меня.
— Так Ты хотела бы, чтобы я попросила Господина Пертинакса посетить тебя? — спросила Сесилия.
— Да, — закивала головой рабыня. — Пожалуйста! Пожалуйста!
— Ты хотела бы повидаться с ним, насколько я понимаю, — заключил я.
— Да! — подтвердила она.
— Вы просишь? — осведомился я.
— Прошу? — не поняла Сару.
— Да, — кивнул я.
— Да! — воскликнула рабыня. — Я прошу этого.
— Как рабыня? — уточнил я.
— Да, — заверила меня блондинка.
— Кто просит? — спросил я.
— Сару просит, — ответила она.
— Покорно? — продолжил я допрос. — Склонив голову? Как рабыня, которой она является?
— Да, — ответила она, склонив голову. — Да, да, да. Пожалуйста, передайте Господину Пертинаксу, что Сару, рабыня, как рабыня, которой она является, склонив голову, просит Господина Пертинакса повидать ее, покорно просит об этом.
— Сесилия, — позвал я, — Ты можешь сообщить Пертинаксу о просьбе стойловой девки.
— Да, Господин, — обрадовалась Сесилия.
В этот момент снаружи послышался рев тарлариона.
— Пожалуй, мы пойдем, — сказал я.
— Я могу поцеловать ваши ноги, Господин? — спросила Сару.
— Нет, — ответил я. — Ты слишком грязна.
— Да, Господин, — прошептала рабыня.
Я, в сопровождении семенившей следом Сесилии, покинул загон.
— Как Вы думаете, Господин, — поинтересовалась моя рабыня, — Господин Пертинакс придет, чтобы повидать ее?
— Не знаю, — пожал я плечами, — но подозреваю, что да. И я полагаю, что он захватит с собой стрекало.
— Да, Господин, — обрадовано сказала Сесилия. — А куда мы теперь?
— Здесь неподалеку в лесу есть теплый пруд, — ответил я. — Им пользуются «странные люди» и другие тоже. Его показал мне Таджима, который часто бывает в тех местах, хотя, по какой причине помимо воды, я не знаю. Ты можешь искупать меня там и освежиться сама, а затем, на мелком месте, мы могли бы немного поплескаться.
— Да, Господин! — рассмеялась она.
— Позже мы вернемся в хижину, и Ты приготовишь для меня ужин.
— Да, Господин.
— И после того, как Ты закончишь с работой, — пообещал я, — мы посвятим вечер нашим общим развлечениям.
— Я полагаю, что Господин будет доволен мною на одеяле, — заявила она.
— Если нет, — усмехнулся я, — мы освежим твое знакомство с моей плетью.
— Да, Господин, — улыбнулась Сесилия.
— Я подумываю о покупке рабыни для Пертинакса, — поделился я с ней своими соображениями. — Была одна брюнетка на цепи человека по имени Торгус, с которым я познакомился на пляже. Мне она показалась готовой к владельцу.
Помнится, в прошлом она была высокопоставленной женщиной Ара, которая с вместе с несколькими другими была выведена из Ара, когда в городе произошло восстание. Все они были порабощены, а их волосы острижены, чтобы не привлекать внимания. Если бы их поймали в городе, несомненно, они были бы посажены на кол, или для них, как изменниц, спекулянток и коллаборационисток придумали бы что-нибудь похуже.
— Я думаю, Господин, — сказала брюнетка, — что Господин Пертинакс может предпочесть другую рабыню.
— А, эта другая рабыня, — усмехнулся я, — может принадлежать другому.
— Верно, — вздохнула девушка.
— Однако все рабыни одинаково хороши, — заметил я.
— Честно говоря, я сомневаюсь в правильности этого утверждения, — заявила плутовка.
— Это верно, — согласился я, — некоторые продаются дороже, чем другие.
— А Вы продали бы меня? — спросила она.
— Смотря сколько мне предложат, — пожал я плечами.
— Я постараюсь быть настолько хорошей на одеяле, — немедленно заявила Сесилия, — чтобы у вас не возникло бы даже мысли о том, чтобы продать меня!
— Да Ты в общем-то и так хорошо подходишь к моим рукам, — заверил ее я, — не говоря уже о соблазнительных формах, и том как, страстно Ты стонешь и извиваешься.
— Я ничего не могу поделать с собой в такие моменты, Господину, — призналась она.
— Но Ты и не должна ничего с этим делать, — напомнил я ей.
— Да, Господин, — согласилась Сесилия и, немного помолчав, окликнула меня: — Господин.
— Да? — отозвался я.
— А можно я завтра разыщу Господина Пертинакса и сообщу ему просьбе стойловой рабыни?
Пертинакс в настоящее время проживал в одном из бараков вместе с лесорубами.
— Подожди три дня, — велел я.
— Господин! — начала было протестовать Сесилия.
— Три дня, — отрезал я.
— Да, Господин, — вздохнула она.
— Давай дадим ей несколько дней поволноваться, — пояснил я. — Пусть она побоится, что Ты забыла, или что тебе запретили встречаться с Пертинаксом, или что он, получив информацию о ее просьбе, предпочел проигнорировать ее. Позволим ей поразмыслить о таких возможностях, да и о многих других тоже.
— Но ведь она же будет мучиться, страдать, изводить себя, — посочувствовала Сесилия.
— Конечно, — кивнул я и, решив сменить тему, поинтересовался: — А не самое ли время сейчас, чтобы нам искупаться?
— Верно, — поддержала она. — Эти стойла были ужасны.
— Обычно, — объяснил я, — рабство в стойлах не столь уж и трудно или ужасно, поскольку у тамошних девок есть надлежащие инструменты для их работы. Безусловно, им обычно выбривают головы, или, как минимум, коротко стригут, по причинам простой гигиены. На Горе есть много рабств и похуже. Бесспорно, это — низкое рабство, и рабыни, готовы пойти на многое, своими женскими способами, чтобы заработать для себя неволю полегче и поприятнее.
— Надеюсь, Вы нас не обвиняете, — проворчала девушка.
— Конечно же, нет, — усмехнулся я.
— А еще я надеюсь, что мой господин будет доволен мною на одеяле, — добавила Сесилия.
— Я уверен, что Ты приложишь все силы к этому, — кивнул я.
— Ну, я же не хочу освежать знакомство с плетью, — сказала она.
— Уверен, что в этом не будет нужды, — улыбнулся я.
— А что будет сделано со мной потом, Господин? — поинтересовалась Сесилия.
— На ночь я прикую тебя цепью в моих ногах, — ответил я.
— Да, Господин, — вздохнула девушка.