Мечники Гора

Глава 9 Соломенная хижина

— Когда нам, наконец, предоставят возможность встретиться с кем-нибудь важным? — спросила мисс Вентворт.

— Сожалею о своей неважности, — ответил ей Таджима.

— Убирайтесь! — прошипела блондинка.

С учтивым поклоном Таджима покинул нас.

Лагерь оказался довольно большим. Признаться, я ожидал, что он будет находиться на северном берегу Александры, но, как выяснилось, ошибся. Это место было по пути к реке, но прилично не доходя до ее русла.

— Кто-то заплатит мне за это! — не унималась мисс Вентворт. — Я не позволю заставлять себя ждать!

— Не будет никакого корабля, — напомнил ей Пертинакс.

— А я прослежу за тем, чтобы он был! — заявила она. — Наш договор был ясен. Все было оговорено. Мы выполнили свою часть работы, и теперь нам должны заплатить и вернуть на Землю с причитающейся оплатой!

— Не будет никакого корабля, — повторил Пертинакс.

— Нас не могут предать! — воскликнула Мисс Вентворт.

— А разве мы, со своей стороны, столь уж невинны? — поинтересовался Пертинакс. — Разве нас самих нельзя обвинить в предательстве? Разве мы не нанялись, с энтузиазмом и без сомнений, на дело от которого на милю воняет предательством? Разве мы не выдавали себя за тех, кем мы не были, с целью привести человека, которого мы даже не знали к неясной судьбе, которая, вполне возможно, могла оказаться фатальной?

Тут мне подумалось, что, в некотором смысле, их предательство было намного глубже, чем они понимали, поскольку они работали, пусть и не подозревая того, на монстров, на кюров, жаждавших захватить не только Гор, но и Землю. Можно сказать, что они предали свой мир и свой вид.

— Думаю, — вздохнул Пертинакс, — мы были преданы не столько другими, сколько своей собственной жадностью.

— Не неси чушь! — бросила блондинка.

— За деньги Ты готова сделать все что угодно, — заметил Пертинакс.

— Так же, как и любой другой! — усмехнулась она.

— Раньше я тоже так думал, — признал Пертинакс. — Теперь я в этом больше не уверен.

— Ты — дурак, — заключила Мисс Вентворт.

— Не будет никакого корабля, — заверил ее мужчина.

— Будет, — процедила блондинка сквозь зубы. — Я потребую этого!

— Возможно, тебе повезет, — пожал он плечами. — Твоя улыбка может быть подобна ножу проворачиваемому в кишках мужчины. Уж я-то знаю.

— Это точно! — рассмеялась женщина.

Не трудно догадаться, что у нее не возникало трудностей в манипулировании мужчинами.

— Завари для меня чай, — приказала блондинка Сесилии, но та первым делом посмотрела на меня и дождалась моего кивка.

— Да, Госпожа, — сказала моя рабыня.

Сесилия знала достаточно, чтобы обращаясь ко всем свободным женщинам употреблять слово «Госпожа», а любого свободного мужчину называть «Господин». С другой стороны, будучи порабощенной в Стальном Мире Агамемнона, позже ставшем Миром Арцесилы, месте в котором вероятность столкнуться со свободными женщинами была исчезающее мала, она не могла похвастать, что знала многих свободных женщин, по крайней мере, гореанского вида. Единственной свободной женщиной, с которой она встречалась в Стальном Мире, была Леди Бина, прежде бывшая домашним животным кюра, и которая была не столько гореанской свободной женщиной, сколько удивительно красивым, честолюбивым, тщеславным маленьким животным. Разумеется, я предупреждал Сесилию о свободных женщинах, но, боюсь, что она слишком легкомысленно отнеслась к моим предостережениям. Вероятно, она сочла проблему надуманной, преувеличенной и непропорциональной реальности. Однако, по моему мнению, мои предостережения о ее возможных проблемах вовсе не были чрезмерными, скорее они были практичными и разумными. Казалось, она полагала что, поскольку, и рабыня, и свободная женщина обе были женщинами, то между ними будет сочувствие, понимание, согласие. Она все еще так мало знала о жизни. Свободная женщина была человеком, в то время как рабыня — собственностью, животным, причем таким животным, которое, если не принимать во внимание вопросы социального лифта, положения, богатства и статуса, зачастую тысячекратно предпочиталась мужчинами по сравнению со свободной женщиной. Впрочем, Сесилия отличалась гибким умом, так что она быстро всему научится, если не на чужом опыте, то под стрекалом свободной женщины. Зона ее безопасности, разумеется, лежала рядом с мужчинами, прежде всего, рядом с хозяином, который будет, в меру своих возможностей, учитывая статус свободной женщины и привилегии, защищать ее.

Нас разместили в небольшой, соломенной хижине. Дверь хижины не запиралась, но при желании ее можно было закрыть и завязать шнурами.

По прибытии в лагерь, с разрешения Таджимы, которого мы считали нашим наставником и гидом в этих вопросах, мы освободили девушек от капюшонов и поводков, а затем развязали их маленькие запястья. Запястья женщин, надо признать, прекрасно выглядят, будучи связаны или закованы в наручники.

— Я — свободная женщина, — заявила Мисс Вентворт Таджиме, массируя запястья. — Теперь принесите мне какую-нибудь приличную одежду и организуйте аудиенцию с вашим начальником. Немедленно. Я не хочу появляться перед ним, в таком виде, так позорно одетой.

— Я уверен, что Вы не появитесь перед ним так одетой, — привычно вежливо сказал Таджима и спокойно ушел.

Однако с того момента минуло уже два дня.

— Сходи, — обратилась блондинка к Пертинаксу, — и потребуй аудиенцию с кем-нибудь. С любым начальником!

— На мой взгляд, нам правильнее будет подождать, — заметил я.

— Я тоже думаю, что так будет лучше, — согласился со мной Пертинакс.

— Тогда пойду я! — закричала она.

— На твоем месте, я бы этого не делал, — усмехнулся я. — Там, между прочим, полно сильных мужчин, гореан.

Мисс Вентворт раздраженно топнула своей маленькой ножкой и снова, уже в который раз, подергала дужки ошейника. Можно напомнить, что ключ от него несколько дней назад утонул в Тассе. С тех пор она не могла снять его. Безусловно, его не сложно было бы удалить, но при наличии подходящих инструментов.

Как бы то ни было, но ошейник оставался на ее шее.

Из более ранних бесед между Пертинаксом и Мисс Вентворт, я заключил, что прежде она была служащей крупной инвестиционной компании и ее таланты использовались, прежде всего, когда требовалось получить инвестиций от клиентов мужчин. В этом деле ей, очевидно, не была равных. Однако ее устремления простирались значительно дальше удачного вложения средств фирмы ее работодателя, и получения от этого зарплаты и комиссионных. Почему бы ей самой не получать те богатства, которое она так успешно направляла в каналы других, призрачные богатства, к потоку которых она стояла так близко, но от которых по-прежнему оставалась так далеко? Она казалась мне немногим больше, чем лишенным воображения существом, характерным для ее времени, созданием амбиций и эгоизма, бездумно преследующим сверкающие, привлекательные пузыри культуры потребления. Безусловно, она была довольно красива, чем, несомненно, привлекла к себе внимание гореанских работорговцев. Однако она оказалась не только той женщиной, которая будет хорошо смотреться в кандалах, но и той, которую можно использовать для целей простирающихся далеко за пределы простого получения прибыли, которую она могла бы принести, будучи проданной с аукциона. Таким образом, к ней пришли с интересным предложением. А Пертинакс был незначительным клерком в той же самой фирме.

Передвижения свободных женщин на Горе имеют тенденцию быть ограниченными и держаться под наблюдением. Любой мужчина всегда знает, когда они есть рядом. Они драгоценны. Каждый обратит на них внимание. С другой стороны, рабыни в целом свободны приходить и уходить, как им нравится, оставаясь практически не замеченными. Понятно, что им придется спросить разрешение у своего хозяина на то, чтобы оставить их место жительства, и им, вероятно, под угрозой наказания, придется вернуться в предписанное время. И, действительно, их можно часто заметить отчаянно спешащими по улицам, надеясь пересечь порог дома их владельца до того как прозвонит пятнадцатый ан. Но горожане привыкли к ним, и не обращают на них особого внимания, встречая на улицах, рынках, площадях, в переулках и парках. Ну разве что поразмышляют о чертах их лиц или прикинут, как они могли бы смотреться у рабского кольца. Соответственно, не редкость, что агентесса кюров на Горе, чтобы увеличить свою мобильность и анонимность, несмотря на свою свободу и важность может быть одета, словно она не больше, чем рабыня. А если это так, то разве ей не потребуется мужчина для завершенности ее маскировки, тот, который изобразит ее хозяина?

И, как уже было отмечено ранее, свободные женщины редко появляются в определенных местах Гора, например в северных лесах. Так что, если планы предусматривают действия в таком регионе, и здесь потребуется иметь под рукой женщину-агента, которая может быть полезна для успеха проекта, почти без исключения она будет замаскирована под рабыню, и, чтобы ее маскировка была безукоризненной, рядом должен быть кто-то, кто будет казаться ее господином.

Мистер Грегори Вайт, младший клерк той же инвестиционной компании, был столь же уязвим перед очарованием Мисс Маргарет Вентворт, сколь ему были подвержены очень многие из других мужчин. В действительности, он давно исподволь любовался ею, но издалека, хорошо осознавая те пропасти, социальные и коммерческие, которые отделяли его от такого необыкновенного и особенного существа. Однако умная и красивая молодая женщина, отлично знала о его несчастной, безумной одержимости, впрочем, как она знала о многих других увлеченных ею, но не представлявших для нее интереса или важности мужчинах, которых она едва удостаивала взгляда. И это доставляло ей огромное удовольствие, быть выше их, недоступной, холодной, деловой, недосягаемой, остающейся вне их уровня, вне их рук. Она была выше их, а они были ниже ее. Именно она была вхожа в двери великих и сильных, двери, к порогу которых они не могли даже приблизиться. Агенты кюров, конечно, часто нанимали на работу пары, предположительно, прежде всего, по причинам изложенным выше. Правда, когда она узнала, что ей, возможно, придется замаскироваться под рабыню, она почти отказалась от предложенной работы. Она, рабыня?! Что за абсурд! Как отвратительно! Безусловно, это означало бы только то, что на ее место будет найдена другая, а она сама окажется в списке приобретения, чтобы позднее, оказаться там же, но уже не как агент, а просто как еще одна рабыня, красотка, ничем не выделяющаяся среди многих других. Клетки и загоны, в конце концов, заполнены именно такими красотками. Однако как только ей стало ясно, что заманчивое предложение вот-вот будет отозвано, и ее мечты о необыкновенном богатстве могут развеяться как дым, она быстро смягчалась, согласившись, что играть роль простой рабыни может быть забавно. Но теперь, разумеется, ей понадобился некий товарищ на роль рабовладельца. Работодатели готовы были найти для нее подходящую кандидатуру, но, что интересно, по неким своим причинам, она предложила Вайта. По-видимому, она сделала это исходя из того соображения, что думала о нем, как о типичном, застенчивом мужчине Земли, легкоуправляемом, легкодоминируемом. Кроме того, она, конечно, прекрасно знала о его безумном увлечении ею, и это могло добавить восхитительный, пригодный для использования нюанс к их отношениям, поместив мужчину полностью в ее власть. Вероятно, ей казалось забавным доминировать над ним, приказывать ему. Она легко могла представить себе его, торопящегося услужить ей, тем или иным образом. Да, это было бы забавно.

Ее именем стало «Константина». Не лучшим выбором, возможно, поскольку это было скорее имя свободной женщины, а не кличка рабыни, но она хотела что-то величественное и внушительное. Более типичной рабской кличкой были бы, скажем, Лана или Лита, или, например, более привычные земные женские имена вроде Джейн, Одри или Сесилия. Дело в том, что земные имена на Горе обычно служат рабскими кличками. Возможно, причина этого кроется в том, что гореане думают о земных девушках, как о рабском мясе, причем, как о превосходном рабском мясе. Фактически, некоторые гореане специально ищут их на рынках и, говорят, редко разочаровываются. В результате, тот, кого звали Грегори Вайт, и кого она легко уговорила принять предложение, стал Пертинаксом.

Мисс Вентворт в раздражении металась туда-сюда по хижине.

Позже, у нее появились сомнения относительно мудрости ее выбора, поскольку Вайт оказался намного крупнее и сильнее ее, чего она как-то раньше не замечала. К тому же он на удивление хорошо выглядел, и раздражающе быстрее ее, если не сказать больше, продвигался в изучении гореанского и определенных традиций и методов Гора. Но ведь этот болван не мог быть умнее ее! Для нее это было просто невыносимо. Соответственно, любые доказательства его интеллектуального превосходства она стремилась тут же обесценить. Конечно, он был мужчиной Земли, так что у нее было немного причин его бояться. Правда, иногда она чувствовала явный дискомфорт, когда находилась рядом с ним как женщина, а не как начальница, особенно когда на ней был надет ее костюм рабыни. А однажды, как я узнал позднее, ей приснился настоящий кошмар. В этом пугающем сне он раздел ее прилюдно, прямо в офисе компании, пока другие наблюдали, кто смущенно, кто беззаботно. Потом он бросил ее к своим ногам, пнул и надел на нее ошейник, а в конце еще и использовал для своего удовольствия, в то время как другие продолжали наблюдать, а позже еще и вежливо похлопали в ладоши. Ей запоминалось, как она подползла к нему на животе, склонила голова и поцеловала его ботинки.

После того сна она стала еще более неприветлива и придирчива к нему.

Если бы она только заподозрила, что он разглядывает ее, возможно, любуясь подъемом ее подбородка, изгибом икры, поворотом лодыжки, то она бы его жестоко отругала.

И она получала большое удовольствие, командуя им.

Пертинакс, или Грегори Вайт, кому как удобно, мало что понимал в этой ситуации, и просто, как и положено мужчине Земли, удваивал усилия, стараясь угодить своей требовательной работодательнице.

К настоящему времени, спустя приблизительно пять дней после того нас встретили на одной из делян Порт-Кара, желтые знаки, за которыми мы поначалу следовали на восток от побережья, полностью исчезли. Тот, кто последовал бы за ними позднее, и не был бы встречен, скорее всего, предположил бы, что наиболее вероятное место назначения нашего похода должно было лежать еще дальше на востоке. Если бы он продолжил двигаться в том направлении, то просто углубился бы в леса, что было бесполезно и даже опасно. Прямой маршрут от хижины Пертинакса до лагеря, насколько я смог определить без карты и координат, лежал где-то между югом и юго-востоком, пожалуй, ближе к юго-востоку.

Окольный путь или извилистость нашего маршрута была вопросом, как я понял, вопросом безопасности. Независимо от того, какие проекты могли бы осуществляться в этих лесах, они были покрыты завесой тайны.

В любом случае, у меня тогда было лишь приблизительное представление того, куда мы могли бы направляться. Вероятно к Александре, на несколько пасангов вверх по реке, но насколько пасангов я понятия не имел, меньше, если бы прямой маршрут от хижины пролегал, скажем, на юго-юго-восток, и больше, если бы это было юго-восточное направление. Это мое предположение, однако, как выяснилось позже, было не совсем верным, по крайней мере, относительно нашего места назначения, являющегося берегом Александры, или, возможно, лучше сказать, оно было не столько неверным, сколько преждевременным.

С каждым днем я все больше убеждался, что Александра все же будет фигурировать в этих вопросах.

— Готов ли мой чай? — осведомилась Мисс Вентворт.

— Почти, Госпожа, — ответила Сесилия, которая корпела над маленьким котелком, стоявшим на стойке, над маленьким костерком, разведенным в небольшом углублении, выкопанном в земляном полу хижины.

— Какая же Ты медлительная, — бросила Мисс Вентворт.

— Простите меня, Госпожа, — пробормотала Сесилия.

— А ну-ка снимай свою одежду, — потребовала блондинка.

— Что? — не поверила своим ушам Сесилия.

— Полностью, — добавила Мисс Вентворт.

— Госпожа, — напомнил я своей рабыне.

— Госпожа? — исправилась она.

— Живо, — рявкнула Мисс Вентворт.

— Тебе обязательно оскорблять ее? — проворчал Пертинакс.

— Конечно, — бросила блондинка. — Она — не больше, чем рабыня. Они существуют, чтобы их унижали и оскорбляли.

Вообще-то, несмотря на то, что рабыня может быть унижена или оскорблена, или даже избита и посажена на цепь по малейшему капризу рабовладельца, делается это крайне редко. В этом нет никакого смысла, особенно в случае девушки, которая изо всех сил пытается доставить удовольствие господину. С рабыней, как с любым другим животным, следует обращаться с умом, пониманием и сочувствием. К тому же, гореанский рабовладелец зачастую питает к своей рабыне весьма теплые чувства, хотя насколько я знаю, очень немногие готовы согласиться или открыто признать это. Впрочем, любят ее или нет, но дисциплина не должна быть поставлена под угрозу. Дисциплина должна быть стойкой, строгой и твердой. В конце концов, мы имеем дело с рабыней. Она должна удерживаться под точной, бескомпромиссной, непоколебимой дисциплиной. Она ожидает этого, и не должна быть разочарована. Она знает, что за минимальное нарушение может быть наказана стрекалом, хлыстом или плетью.

Несомненно, в этом кроется причина того, что нарушений так мало. Рабыня расцветает под дисциплиной. Это утешает ее, регулирует и упорядочивает ее жизнь. Она довольна, над нею доминируют. Она радуется дисциплине, которой она подвергается. Она не желает ничего другого.

Самая большая доброта, которую мужчина может оказать рабыне, это бросить ее к своим ногам.

Сесилия бросала меня взгляд полный отчаяния и жалобной мольбы.

Думаю, что в этот момент она ненавидела Мисс Вентворт, которая, к тому же, не была ее госпожой. Отношение Сесилии к ней, конечно, претерпели радикальные изменения, после неожиданного и нежеланного открытия, что ее белокурая, голубоглазая конкурента по красоте, если можно так выразиться, оказалась не рабыней, а свободной женщиной.

— Сделай это, — ласково сказал я.

Со слезами в глазах, Сесилия выскользнула из своей туники.

— А теперь прислуживай мне, — приказала ей блондинка.

— Да, Госпожа, — всхлипнула Сесилия.

— Нет, — остановил ее я. — Обслуживай меня.

— Да, Господин, — с благодарностью сказала рабыня.

Слово хозяина, разумеется, имеет приоритет перед словом любого другого свободного человека, который не является владельцем или владелицей рабыни.

— А что насчет меня? — недовольно поинтересовалась Мисс Вентворт.

— Сама себя обслужишь, — отмахнулся я.

— Пертинакс! — бросила она, и мужчина тут же поспешил наполнить другую чашку, которую затем протянул блондинке.

Рабская девка, кстати, и я полагаю, что это очевидно, подает напиток свободной женщине совсем не так, как она подала бы его мужчине, и конечно не тем способом, которым она обслужила бы своего владельца. Например, подача паги в таверне осуществляется таким образом, чтобы фактически соблазнить и обольстить мужчину. В такой ситуации девушка пытается заинтересовать и возбудить клиента, по крайней мере, привлечь его внимание к себе и намекнуть на альков. Использование девушки включено в цену напитка, и, следовательно, каждая рабыня, вызванная к столу, или приближающаяся к столу сама, понимает, что подразумевается вероятность, которая не могла бы быть неочевидной для тех, кто знаком с подобными заведениями. Безусловно, многие посетители заходят туда просто, чтобы опрокинуть кубок, другой выпивки. Они заходят, выпивают, беседуют и уходят. Клиент ведь не обязан делать выбор. Но даже если Вы не уведете официантку, если можно так выразиться, в альков, в любом случае, приятно быть обслуженным красоткой а ошейнике, возможно, с колокольчиками на лодыжке, одетой в лоскут прозрачного шелка, если вообще одетой.

Однако, как было отмечено выше, рабыня обслужит свободную женщину совсем не в той манере, в какой она, вероятно, прислуживала бы мужчине, особенно своему хозяину. Она была бы жестоко избита, если не убита, поступи она так по невежеству или глупости. Рабская девка для свободной женщины, в лучшем случае, презираемое удобство. Причем, ненавидимое, вероятно, из-за ее интересности для мужчин. Жестокость свободных женщин к рабыням поистине легендарна. Это кардинально отличается от обычных отношений между рабовладельцем-мужчиной и его рабыней. Гореанская рабыня боится свободных женщин до слабости в животе. Ей остается только пылко надеяться, что ее купит привлекательный мужчина, чтобы, в идеале, быть его единственной рабыней.

Иногда, конечно, в качестве акта жестокости, свободная женщина, своего развлечения ради, перед компанией подобных ей кумушек, может приказать испуганной рабыне предложить напиток так, как она могла бы сделать это мужчине, а затем, когда та исполнит ее требование, устроить обструкцию. «Что Ты творишь, неотесанная шлюха? Как Ты посмела! Ты что, подумала, что я — грубое, похотливое животное! Я — благородная свободная женщина, Ты жалкая, мерзкая, вульгарная девка, Ты презренная тарскоматка в ошейнике! Ты оскорбила меня и теперь заплатишь за это! Неси мне плеть!» «Да, Госпожа», — рыдает рабыня и спешит принести плеть, которая, к развлечению свободной женщины и ее гостей, будет использована на ней.

Это место, выглядело как лагерь лесорубов, собравшихся здесь для заготовки бревен. Время от времени слышались удары топоров и треск падающих деревьев. Позже сваленные стволы избавляли от сучьев, распиливали на более короткие бревна, после чего в них запрягали тягловых тарларионов и волоком утаскивали к местам сбора, где очищали от коры, складывали в штабеля в ожидании, когда за ними прибудет заказчик. Затем готовые бревна с помощью рычагов и шкивов поднимали на телеги, заряженные тарларионами, которые утаскивали их вниз по узкой, грунтовой дороге, исчезавшей среди деревьев. Интересно, что просека, казалось, вела не на запад к побережью, а скорее на юго-восток. Причем некоторые из бревен несли на себе отметки Порт-Кара, что указывало на то, что срублены они были в деляне и, само собой, незаконно.

И я, действительно, временами слышал крики тарнов, прилетавшие откуда-то из глубины леса.

Лагерь не был огорожен частоколом, но его периметр, для тех, кто не был в рабочих бригадах и от кого ожидалось, что они будут оставаться в лагере, был отмечен рядом вешек, примерно таких же как те, которые отмечали деляны, разве что на их лентах не было надписей.

Как-то прогуливаясь по лагерю, я хотел было, из простого любопытства, пересечь границу вешек, разведать округу, но был остановлен и загнан назад высунувшимся из кустов ларлом, который, как я понял, был животным охраны, хотя на нем и не было ошейника. Тогда-то до меня дошло, почему лагерь, несмотря на обилие материала в округе, не был огорожен, в том смысле, что не был обнесен стеной плотно поставленных заостренных кольев. В этом просто не было смысла. Такие животные были самой надежной стеной.

Я держал чашку с чаем, и любовался Сесилией, стоявшей передо мной на коленях в позе рабыни башни, поскольку здесь присутствовали свободная женщина. Сесилия застенчиво смотрела на меня, и ее лицо расплылось в довольной улыбке. Я улыбнулся ей в ответ. Ну что ж, она хорошо знала, что любая обнаженная красотка на коленях и в ошейнике, выглядит превосходно, каким бы способом, она ни стояла.

Поза рабыни башни является почтительной и скромной. Кроме того, девушка обычно одета в достаточно скромную тунику или даже платье. Безусловно, ее ошейник всегда должен быть видим. Ее не должны спутать со свободной женщиной. Положение рабыни удовольствия, конечно, тоже почтительно, но при этом оно еще и является провокацией и приглашением. У того, кто ее видит не должно оставаться сомнений относительно того, что за рабыня перед ним. Ладони ее рук обычно прижимаются к бедрам, а голова поднята, но, если она хочет попросить о ласке, то она прижимает руки к бедрам тыльной стороной. Ладони рук женщины, как известно, необычайно чувствительны. В этом может убедиться каждый, например, прочертить, едва касаясь ее ладони кончиком пальца, букву «Кеф». В этом случае ладони, выставленные на показ, нежные, чувствительные, сложенные в чашечки, как бы предлагаются господину, при этом их тыльные стороны прижаты, словно привязаны к бедрам, словно они не могут оставить их без разрешения. Такой знак нетрудно прочитать. Также, одновременно с этим девушка обычно опускает голову. Этим она ясно дает понять свое смирение и потребности, и то насколько она, находясь во власти господина, жаждет хотя бы малейшего его прикосновения. Разумеется, имеют место и некоторые варианты. Например, иногда, особенно на рынках, девушка может стоять на коленях, заведя руки за спину, как будто ее запястьями связаны, или сжимая руки на затылке или тыльной стороне шеи. Это красиво поднимает грудь.

— Ах Ты, — задохнулась от возмущения Мисс Вентворт, — грязная мелкая девка, омерзительная проститутка, а ну немедленно надень свою одежду!

— Она не проститутка, — заметил я. — Она — рабыня. Это гораздо ниже.

Прежняя мисс Вирджиния Сесилия Джин Пим улыбнулась. Как далека она теперь была от своего прошлого, от Мейфэра и от Оксфорда.

Теперь она была ничем, всего лишь гореанской рабской девкой в мире, в котором мужчины знали, что делать с таким как она.

Я не спешил, кстати, несмотря на требование Мисс Вентворт, дать Сесилии разрешение снова одеться. А без этого разрешения она оставалась голой.

Сесилия была весьма соблазнительной девушкой.

И это не удивительно. Может ли обнаженная женщина в рабском ошейнике не быть самой соблазнительной?

— Ну Ты и шлюха! — проворчала Мисс Вентворт.

— Каждая хорошая рабыня, — пожал я плечами, — должна быть шлюхой у ног своего господина.

— Омерзительно! — заявила блондинка.

— Ничуть, — усмехнулся я.

— Значит, этого хотят мужчины, шлюх? — спросила Мисс Вентворт.

— Намного больше чем это, — поправил ее я, — рабынь. Каждый мужчина хочет рабыню, беспомощную, уязвимую, горячую, полную потребностей рабыню.

— А вот Вайт, — заявила она, — не хочет!

— Я — Пертинакс, — равнодушно сказал мужчина.

— Что? — удивилась Мисс Вентворт.

— Не будет никакого корабля, — тем же безразличным тоном проговорил он.

— Будет корабль! — крикнула блондинка. — Я потребую этого!

— Я — Пертинакс, — меланхолично повторил он.

— Ты с ума сошел! — заключила женщина. — Все закончилось!

— Нет, — спокойно сказал Пертинакс. — Все только начинается.

— Пертинакс, — раздраженно бросила она, — Ты же мужчина Земли. Ты цивилизованный человек!

— Во всех развитых цивилизациях, — хмыкнул я, — неизменно держали рабынь.

— Он — джентльмен! — заявила Мисс Вентворт. — Он не захотел бы рабыню.

— Джентльмены, — усмехнулся я, — тоже часто владели рабынями.

— Подтверди, Пертинакс, — потребовала она. — Скажи ему, что ни один настоящий мужчина не захотел бы рабыню!

«Интересно, — подумал я, — как легко слова могут быть перевраны, и использованы в качестве рычагов, дубин, плетей или чего-то подобного».

— Я в этом не уверен, — отозвался мужчина. — Возможно, все наоборот. Возможно, скорее того мужчину, который не хочет рабыню, нельзя считать настоящим мужчиной.

— Конечно, мужчины хотят рабынь, — сказал я Мисс Вентворт. — Думаю, что это ясно. Кроме того этот спор мне кажется просто оскорбительным. С тем же успехом можно было бы заявлять, что настоящий тарн это тот, который не летает, на истинный ларл это тот, который не охотится и так далее. Только я сомневаюсь, что это окажется полезным для понимания мира. Отложив в сторону культурные и исторические соображения, как неважные, как бы это удивительно кому-то ни показалось, или даже ошибочные, как бы это кого-то ни поразило, и рассмотрев данный вопрос с точки зрения биологии, можно увидеть, например, радикальный половой диморфизм характерный для человеческого рода, предрасположенности, обусловленные генетикой, всепроникающие отношения доминирования и подчинения, и многое другое.

— Я — свободная женщина! — заявила Мисс Вентворт.

Признаться, я не был уверен в уместности ее утверждения, произнесенного почти истерично.

— Есть еще и критерий обстоятельств жизни, — сказал я. — Например, каков будет эффект одной модальности жизни в противоположность другой? Предположи, что один образ жизни снижает качество жизни, порождает несчастье, скуку и даже страдание, аномию и осознание собственной бессмысленности, зато другая модальность повышает качество жизни, приносит счастье, заряжает энергией, наполняет существование смыслом и так далее. И что предпочтительнее?

— Я — свободная женщина! — закричала Мисс Вентворт.

Я не стал спорить, но меня заинтересовала ее вспышка.

Она все еще была одета в свою прежнюю тунику. Может быть, именно это стало причиной ее раздражительности. Возможно, она хотела бы произнести что-то, но ее слова могли бы показаться несовместимыми с ее внешностью, что, несомненно, поставило бы ее неудобное положение, или, так или иначе, смутило бы ее. Конечно, у нас с Пертинаксом не было никаких трудностей в принятии того факта, что она была свободной женщиной. То есть, ей не было никакого смысла убеждать нас в этом. Тогда кого она пыталась убедить? На основе того, что я узнал о нем за прошедшие дни, Пертинакс, в силу своего происхождения, естественно будет думать о ней как о свободной женщине. Впрочем, я тоже думал о ней как о свободной женщине, особенно ввиду ее неловкости, неуклюжести, чопорности и прочих качествах, не говоря уже о ее явных психологических и эмоциональных проблемах. Контраст с Сесилией был очевиден. Моя рабыня, теперь, не только приняла свой пол, но и наслаждалась им. У ног мужчины, принадлежа ему и управляясь им, она нашла себя.

Она покончила со своим смятением и конфликтами, и познала радость и цельность в полной капитуляции перед мужчиной, ее господином.

Она поцеловала его ноги и стала собой.

— Я — свободная женщина, — повторила Мисс Вентворт, — свободная женщина, свободная женщина!

— Конечно, — заверил ее я.

— Интересно, — задумчиво протянул Пертинакс.

Признаться, замечание Пертинакса меня удивило. Я не ожидал этого.

— Что тебе интересно? — воскликнула Мисс Вентворт.

— В офисе, среди столов, — продолжил он, — не я ли часто представлял тебя не в твоем строгом деловом костюме и в туфлях на высоком каблуке, столь шикарную и провоцирующую, такую высокомерно, нагло, расчетливо, сознательно провоцирующую, а скорее босиком на ковре, голой и в ошейнике?

— Ты животное, Вайт! — выкрикнула блондинка.

— Называй меня Пертинаксом, — попросил он.

— Я не понимаю тебя, — развела рукам женщина.

— Не будет никакого корабля, — пояснил Пертинакс. — Многое изменилось.

— Будет корабль! — крикнула она. — И ничего не изменилось!

— Я изменился, — усмехнулся он.

У меня появилась мысль, что теперь Пертинакс мог бы покинуть хижину, чтобы позаботиться о своей связанной собственности, даже если бы поблизости рыскал слин. И конечно, его собственность, беспомощно связанная, лежащая снаружи в темноте, могла бы страстно надеяться, что он мог бы сделать это.

— Уверена, — заявила блондинка, — Ты не рассматриваешь всерьез возможное значение твоей скотской силы, и не соблазняешься признать свои желания.

Во взгляде Пертинакса направленном на нее мелькнуло раздражение.

Как же ей повезло, что он не был гореанином!

— Ты должен игнорировать свою силу и свои желания, — потребовала Мисс Вентворт. — А еще лучше, если Ты сможешь убедить себя, что их не существует. Приложи все силы, чтобы добиться этого. Если не сможешь, Ты должен выбросить их из головы. Нужно предпочесть горе и справедливую печаль возможности и удовлетворению.

«Да, действительно, — усмехнулся я про себя, — ей очень повезло».

— Почему? — поинтересовался Пертинакс.

— Потому, что Ты землянин! — пожала она плечами.

— Боюсь, что Земля, которая слишком долго игнорировала определенные истины, — покачал головой мужчина, — и отчаянно нуждается в преобразовании и возврату к основам.

— Ты — культурное создание, — сказала она. — Ты создан, чтобы соответствовать определенным стандартам, ровно так же, как конверт или двигатель.

— Нет, — хмыкнул он, — Я — мужчина.

— Культурное создание! — настаивала блондинка. — Продукт, разработанный и произведенный, чтобы соответствовать сложным наборам систематически взаимосвязанных ролей.

— Уверен, — заметил я, — критерии культурных ценностей должны иметь некое отношение к счастью и удовольствию людей.

— Нет, — отмахнулась от меня Мисс Вентворт.

— К чему же тогда? — осведомился я.

— К самой культуре, — ответила она, — к ее распространению.

— Понятно, — кивнул я.

У культуры, казалось бы, есть своя собственная динамика, своя жизнь, своя биография, с которой благосостояние или счастье отдельных ее компонентов могли бы быть связаны лишь косвенно, если связаны вообще. Растение — органическое создание, и здоровье растения гарантируется здоровьем своих компонентов. С другой стороны, культура, хотя она тоже может погибнуть, деградировать и устареть, обычно продукт не органический, а механистический. Функционированию машины, требуется не счастье, здоровье или благосостояние его частей, но лишь то, чтобы они правильно функционировали, обеспечивая бессмысленную долговечность самой машины.

— А разве нет такой вещи как природа? — спросил я. — Разве только страдания, тюрьмы, оружие и ненависть имеют право на существование?

— Природы не существует, — заявила блондинка.

— Ты же это не серьезно? — полюбопытствовал я.

— Ее не существует в каком-либо важном смысле, — поправилась она.

— Если это так, — пожал я плечами, — то, почему тогда ее должны так отчаянно оспаривать? Почему с ней приходится бороться с таким напряжением?

— Она недружественна к цивилизации, — объяснила Мисс Вентворт.

— Только к цивилизации, оторванной от природы, — поправил ее я.

— Все цивилизации оторваны от природы, — сказала она.

— Не обязательно, — не согласился я с ней. — Нет никаких причин, для того, чтобы цивилизация не могла быть выражением природы, а не ее врагом. Почему она не может по-своему улучшать природу, праздновать ее?

— Нет таких цивилизаций! — буркнула она.

— Было несколько, — заметил я.

— Но теперь их нет! — воскликнула блондинка.

— Я знаю, по крайней мере, об одной, — усмехнулся я.

— Нет! — крикнула женщина. — Нет, нет и нет!

— Чего Ты боишься? — поинтересовался я.

— Ничего я не боюсь! — выкрикнула она.

Женщина вцепилась обеими руками в подол своей туники и отчаянно попыталась стянуть его ниже. А потом, поймав на себе взгляд Пертинакса, прошипела:

— И не смотри на меня так!

— Не будет никакого корабля, — повторил он.

Я думаю, что в Пертинаксе начало появляться ощущение того, что женщину можно было рассматривать именно так, особенно ту, которая носит такую вот тунику.

Женщины ведь не мужчины. Они совершенно другие.

— Не смотри на меня так! — повторила Мисс Вентворт. — Ты что, какой-нибудь хам или животное? Ты забыл о своем образовании?

— Не было у меня никакого образования, — хмыкнул Пертинакс. — В лучшем случае дрессировка и внушение доктрин. Возможно, только теперь я начал свое образование.

— Животное! — выплюнула блондинка.

— Так что там насчет критериев обстоятельств жизни? — напомнил я.

— Я не понимаю! — всхлипнула Мисс Вентворт.

— Разве доминирование не наполняет мужчину властью, — уточнил я, — интересом, энергией, пониманием реальности и своей идентичности, пониманием приемлемости и, наконец, того, что он является частью природы, а не потерянным, заблудшим ее фрагментом, который от нее оторвали?

— Почему нас до сих пор не представили Лорду Нисиде! — крикнула она.

— Доминирование завершает мужчину, — добавил я. — Какой мужчина может быть полон, пока у его ног нет рабыни?

— Рабыня! О да, рабыня! — презрительно рассмеялась Мисс Вентворт, а потом повернулась к Сесилии, и окликнула ее: — Рабыня!

— Госпожа? — отозвалась та.

— Ты ведь рабыня, не правда ли? — спросила блондинка.

— Да, Госпожа, — подтвердила Сесилия, явно напуганная происходящим.

Конечно, Мисс Вентворт не могла не видеть, что ее прекрасное горло было окружено кольцом неволи.

— Никчемная, деградировавшая, бессмысленная, голая рабыня! — обругала ее Мисс Вентворт.

— Да, Госпожа, — прошептала Сесилия, губы которой задрожали.

— Ты, рабыня, — презрительно выплюнула блондинка, — счастлива ли Ты, как рабыня, хочешь ли Ты быть рабыней, довольна ли Ты быть рабыней?

— Это не имеет значения, Госпожа, — ответила Сесилия, — счастлива ли я быть рабыней, хочу ли этого, довольна ли я. Я — рабыня.

— Отвечай мне, шлюха, — прошипела Мисс Вентворт. — Правду говори!

— Я должна говорить правду, Госпожа, — пояснила Сесилия. — Я — рабыня.

— Это верно, — подтвердил я. — Рабыня должна говорить только правду. Она же не свободная женщина.

— Да, Госпожа, — ответила Сесилия. — Я счастлива быть рабыней. Я хочу быть рабыней. Я довольна тем, что я рабыня! Это то, кем я всегда была, знала, что я ей была, и теперь ошейник находится на мне! Я — рабыня, и должна быть рабыней. Это то, что я есть, чем я хочу быть, чем я должна быть!

— Отвратительно, омерзительно, мерзко, — возмутилась женщина.

Честно говоря, мне было непонятно ее беспокойство. Если некоторые женщины были рабынями, и хотели быть рабынями, и им нравилось принадлежать, и они жаждали оказаться у ног рабовладельца, почему она должна возражать? Какое ей до этого дело?

— Я пришел в неподходящее время? — осведомился Таджима.

— Конечно, нет, — поспешил заверить его я.

Он вошел как обычно, незаметно, своим неслышным, учтивым способом.

— Лорд Нисида, — сообщил Таджима, — сожалеет о задержке, но он ждал посланника, одну от высоких персон.

У меня сразу мелькнула мысль, что имеется в виду некий гореанин. Это, кстати, вполне мог бы быть Сулла Максим, снова притворившийся агентом Царствующих Жрецов. Я нисколько не сомневался, что от настоящего агента избавились, причем давно, вероятно выбросив его за борт, на корм девятижаберным акулам Тассы. Они часто следуют за судами, подбирая мусор.

— Вот! — воскликнула Мисс Вентворт. — Наконец-то! Теперь мы получим наши деньги, вернемся на побережье, сядем на корабль, который отвезет нас на соответствующую базу, и вскоре снова окажемся на Земле.

— Ваша рабыня очень симпатична, — сказал Таджима, глядя на Сесилию.

Он смотрел на нее как на ту, кем она была, как на прекрасное животное, возможно даже на призовое животное.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Рабовладельцев радует, когда их животных хвалят. Такая благодарность, знаете ли, подтверждает его репутацию. Таким способом отмечается его вкус в женщинах и в рабынях.

— Ты можешь допить мой чай, — разрешил я рабыне, передавая ей чашку, с остатком чая, — а затем Ты можешь одеться.

— Да, Господин, — ответила она. — Спасибо, Господин.

Девушка склонила голову и, удерживая чашку двумя руками, гореанскую чашку обычно держат именно так, сделала первый глоток.

— Из белых женщин получаются хорошие рабыни? — поинтересовался Таджима.

— Отличные, — заверил его я.

— Это хорошо, — кивнул он.

— Я не могу предстать перед Лордом Нисидой в таком виде, — заявила Мисс Вентворт, указывая на свою короткую тунику, теперь, после нашего похода по лесу, больше напоминавшую тряпку. — Принесите мне что-нибудь подходящее!

— Уже принес, — сообщил Таджима, с левого предплечья которого свисало что-то, выглядевшее сложенным несколько раз отрезом реповой ткани.

— Дайте это мне, — тут же протянула руку Мисс Вентворт.

— Снаружи, — сказал Таджима, не спеша выполнять ее требование, — есть три ванны, наполненные горячей водой, в которых Вы можете отмокнуть и насладиться. Это будет очень приятно. Там же найдутся гладкие скребки сандалового дерева, ароматы, масла и полотенца.

— Снаружи? — удивленно переспросила Мисс Вентворт.

— Она не привыкла к общественному купанию, — пояснил я.

— Интересно, — в свою очередь удивился Таджима. — В таком случае, одну из ванн мы перенесем в хижину.

— Нет, — остановила его блондинка.

— Нет? — окончательно запутался Таджима.

— Я настаиваю, чтобы нас немедленно отвели к Лорду Нисиде, — заявила она.

— Вы не хотите принять ванну? — еще больше удивился Таджима.

— Нет, — подтвердила женщина. — Отведите нас к Лорду Нисиде немедленно.

— Ну тогда мы пройдем туда немедленно, — пожал плечами Таджима.

— Нет, нет, — внезапно сказала Мисс Вентворт. — Я должна переодеться!

— Возможно, нам могли бы оказать честь приветствовать Лорда Нисида первыми, — предложил я, — а Мисс Вентворт могла бы последовать за нами сразу, как только закончит с переодеванием.

— Самое подходящее решение, — поддержал меня Таджима. — А рыжеволосая может, если она так хочет переодеться в приватной обстановке.

— Конечно, я так хочу, — заявила блондинка, и тут же вцепилась в отрез реповой ткани, который ей протянул Таджима.

— Я пришлю двух мужчин, чтобы они провели вас на аудиенцию, — пообещал он при этом.

— Пожалуй, я подожду снаружи и сопровожу ее, — решил Пертинакс.

— Как пожелаете, — пожал плечами Таджима. — Кроме того, если мне не изменяет память, именно Вы должнны представить Мисс Вентворт Лорду Нисиде.

— Уверяю вас, я могу представиться сама, — сказала блондинка.

— Это не принято, — пояснил Таджима и, повернувшись, покинул хижину.

Мы с Пертинаксом вышли следом, после чего я последовали за Таджимой, а мое спутник остался ждать у двери, пока Мисс Вентворт не будет готова к аудиенции.

Сесилия, уже накинувшая на себя тунику, семенила за мной по пятам, как и полагается рабыне.

Отходя от хижины, я с грустью окинул взглядом три ванны. Я был бы рад помыться. Безусловно, при этом я держал бы свое оружие под рукой, на борту ванны. Если бы кто-нибудь подошел бы слишком близко, то меч немедленно оказался бы в моей руке. Немало воинов рассталось с жизнью, принимая ванну.

Кстати, около трех упомянутых ванны стояли две хорошенькие молодые женщины. Они могли быть из Ара, Венны или Тельнуса, да почти откуда угодно.

— Они должны были купать вас, — сообщил Таджима.

— Я догадался, — проворчал я.

Обе женщины были обнажены, не поднимали глаз и выглядели напуганными. Возможно, они пока были плохо знакомы со своими ошейниками.

— Вы можете смотреть на них, как вам хочется, — сказал Таджима. — Они не контрактные женщины, обученные, рафинированные и все такое. Это простые, сырые рабыни, ничем не отличающиеся от тех, с которыми Вы знакомы. Как видите, их шеи окружены ошейниками, и можете быть уверены, что ошейники заперты. Также, если Вы захотите, то можете исследовать их левые бедра. Вы легко найдете клеймо прямо под ягодицей.

Я действительно осмотрел их клейма. Обе девушки носили курсивный «кеф», наиболее распространенное гореанское клеймо для рабынь.

— Прежде обе они были свободными женщинами Ара, и даже высокопоставленными, — пояснил Таджима. — Несколько таких недавно попали в наши руки.

— В Аре, в последнее время, неспокойно, — заметил я.

— Я слышал об этом, — кивнул Таджима.

— Честно говоря, удивлен, — признался я. — Я думал, что такие женщины не могут быть культурными для вас.

У меня имелось некоторое понимание культурной среды, из которой, возможно, происходили «странные люди». Я не сомневался, что их предки сотни, а возможно и тысячи лет назад были принесены на Гор Царствующими Жрецами во время их Путешествий Приобретения, наряду с представителями, или, возможно лучше сказать, с экземплярами вырванными из многих других фонов и культур. Сад Гора, если можно так выразиться, как ботанически, так и зоологически, по-видимому, был засажен с заботой и знанием дела, по крайней мере, когда-то, очевидно ради научного или эстетического интереса.

С другой стороны, и я был в этом уверен, большинство гореан было абсолютно незнакомо со «странными людьми».

Впрочем, большая часть Гора все еще остается terra incognita.

По-прежнему меня мучил вопрос, что сулил, или на что указывал тот факт, что некоторые из этих «странных людей» появились именно здесь и именно в этот время. Что они делали в северных лесах? Какой проект реализовывали? Почему он был настолько секретным?

Я был высажен на открытом месте, на северном побережье, в координатах, предположительно, определенных Царствующими Жрецами, хотя кюры, очевидно, тоже были проинформированы об этих координатах.

В чем мог бы состоять, спрашивал я себя, интерес Царствующих Жрецов, а может быть и кюров, в этом месте и в это время?

— Мы люди строгих правил и традиций, — пожал плечами Таджима. — Старые пути важны для нас. Но также мы умные, адаптивные люди, и всегда готовы, и стремимся принять полезные устройства, приятные обычаи и все такое.

— Я понимаю, — кивнул я.

— Кроме того, нет ничего необычного в том, что женщины попадают в наши руки в результате продажи, набега, войны и так далее.

— Однако меня удивляет другое, — пояснил я. — Я думал, что такие идентификационные атрибуты, как клейма и ошейники, не могли бы быть культурными для вас.

— У нас они были на протяжении многих столетий, — сказал Таджима. — Я затрудняюсь сказать, были ли они привнесенными извне или оригинальными для нас, но с другой стороны, разве человеку не свойственно метить своих животных?

— Конечно, — согласился я.

— Так что, мы запросто могли придумать это все сами, независимо от остального мира, но, одновременно, были бы не против перенять это от других. Жители высоких городов оказались настолько элегантны и эффективны в этих вопросах, что для нас было бы большой честью признать, если бы мы достигли такого же совершенства, которое они развили в обработке женщин.

— Рабынь, — поправил я его.

— Конечно, — согласился он.

Это было верно. За столетия гореане довели обработку рабынь до состояния тонкого искусства.

Это то, о чем Земная женщина должна помнить, если ее угораздит оказаться рабыней на Горе.

— Там три ванны, — заметил я, — а рабынь только две.

— Одна рабыня, чтобы купать вас, — пожал плечами Таджима, — другая для Пертинакса.

— Мы могли помыться и сами, — сказал я.

— Конечно, — кивнул Таджима, — но разве не приятно, когда тебя купает голая рабыня?

— Да, — не мог не признать я.

— Маленькие удовольствия жизни, — заметил Таджима, — нет нужды презирать.

— Верно, — согласился я.

— Кроме того, — добавил Таджима, — это также полезно и для женщин. Это помогает им понять, что они — женщины, и что, как женщины, они могут иметь некоторую ценность, пусть и скромную.

— А что насчет Мисс Вентворт? — поинтересовался я.

— Мисс Вентворт, поскольку она — женщина, может помыться сама.

— А почему было только три ванны? — спросил я.

— Ваша рабыня, — ответил Таджима, — воспользовалась бы вашей ванной, после вас.

— Мне кажется, что Вы говорите по-английски, — заметил я, вспомнив его слова во время нашей первой встречи.

— Я изучал его далеко отсюда, — сказал он.

— На Земле? — предположил я.

— Да, — не стал отрицать мой собеседник.

— Вы недавно прибыли с Земли?

— Да, — ответил он.

В этот момент я услышал рев ларла.

— Не тревожьтесь, — поспешил успокоить меня Таджима, — это из павильона Лорда Нисиды.

— Похоже, это где-то близко, — констатировал я.

— Так и есть, — подтвердил Таджима. — Вон он павильон.