Меч Севера

ЕЩЕ БОЛЬШЕ ПЕРЕМЕН

Пристань была переполнена народом, огромная дурно пахнущая людская масса изнемогала от зноя под полуденным солнцем. Большинство людей выглядели отчаявшимися бедняками, однако Эремул–Полумаг подумал: нет ли среди столпившихся на причале «добровольцев» скучающих купеческих сынков, которые жаждут волнующих приключений.

Остающиеся на берегу горожане угрюмо наблюдали за тем, как дорогие им люди шли, шаркая, по сходням на огромные корабли, которые вяло болтались в гавани. Вскоре они поплывут на запад, по Бурному морю, к Небесным островам. Большинство эта перспектива явно устрашала. Один–два казались, как ни странно, воодушевленными. Тонкие губы Эремула презрительно изогнулись.

«Думают, что вернутся с Небесных островов богачами. Надо быть совершенным болваном, чтобы сунуть голову в петлю и ожидать, что палач сделает тебя принцем».

Прошел месяц с тех пор, как был убит Салазар. За это время Эремулу стало ясно, что новая правительница Сонливии — никакой не спаситель, не освободитель, ведомый альтруистическими желаниями. Насколько он видел, город просто обменял одного тирана на другого. Белая Госпожа Телассы — такой же жестокий правитель, как и Салазар. Только гораздо коварнее в своих методах.

— Ты — Полумаг? — протянул кто–то позади него. Повернув голову, он нахмурился в ответ на льстивую усмешку круглолицего парня — купца, судя по нелепому лиловому камзолу, обтягивающему его тучную фигуру. Одни золотые пуговицы, должно быть, обошлись ему в целое состояние, которого хватило бы, чтобы накормить дюжины умирающих от голода в Уоррэнсе.

Эремул развернул кресло и указал тонким пальцем на одеяние, свисающее над культями ног.

— Знаешь еще кого–нибудь из ужасающе изувеченных чародеев?

Водянистые глазки купца слегка сощурились.

— Нет.

— В таком случае ты предположил верно: я и в самом деле Полумаг. — Он неловко поерзал в кресле. Ткань его одеяния на этой жуткой жаре стала влажной и прилипла к заднице. Перед визитом в Обелиск снова придется мыться.

— Ты — герой, — сказал купец, отказываясь понять намек и отвалить. — Я слышал, что после того, как ты с разделался с тираном, его пришлось отскребать с земли.

Эремул вздохнул. Он начинал уставать от своего нового положения в обществе, и больше всего — потому, что оно было основано на чудовищной лжи.

— Взгляни на всех этих смелых первооткрывателей, которые готовятся к плаванию, — продолжил купец. — Свидетельство неукротимого духа великого города.

Они посмотрели на очередь из мужчин и женщин, которые медленно спускались по сходням на каракку, пришвартованную у пирса. Все эти корабли, щеголяющие названиями вроде «Дева–мореплаватель» и «Владычица морей», — из Телассы. Их флаги не развевались на ветру, скукожившись и поникнув под палящими лучами послеполуденного солнца.

— Хотелось бы мне отправиться с ними, — заявил купец. — Говорят, Небесные острова полны богатств.

— Богатств, из которых этот город не увидит ни медяка. — Эремул не смог сдержать гнева. — Белая Госпожа уже отхватила изрядный кусок богатства Сонливии, и заговор, который яростно плетут мятежники, лишенная собственности знать, — тому подтверждение.

— Ты не доволен, что эти привилегированные паразиты лишились своего добра? — Купец явно удивлен.

Эремул нахмурился.

— Напротив, мне чертовски нравится эта мысль. Но я вижу, что ни гроша из конфискованных богатств не дошло до пресловутого человека с улицы. Беднякам теперь еще хуже, чем при Салазаре.

Купец пожал плечами и пренебрежительно махнул рукой в сторону рассеивающейся толпы.

— Тогда им остается только винить самих себя. Некоторые из нас живут вполне сносно при нашем новом лорде–маге. Я всегда верил в честную плату за честно выполненную работу.

— А если нет «честно выполненной работы»? — тихо спросил Эремул. — Как думаешь, что стало с теми, кто обслуживал эту знать? С горничными, поварами и садовниками? Белая Госпожа вводит высокие налоги, в то время как продовольствия не хватает все больше. Можно заподозрить ее в том, что она намеренно морит город голодом, дабы заставить людей подписать Контракт Первопроходца.

Самодовольство купца сменила явная обеспокоенность тем, какое направление принял их разговор.

— Тебе не следовало бы так говорить, — заметил он, нервно озираясь по сторонам.

Лицо Эремула отобразило деланое смятение.

— Отчего ж нет? Полагаешь, что у нас по–прежнему есть причина бояться говорить правду?

Купец отер пот с лица и поправил воротник.

— Кому, как не тебе, радоваться, что теперь здесь правит Белая Госпожа. Добро восторжествовало над злом.

Эремул невесело усмехнулся.

— Это — Век Разрушения. Нет ни добра, ни зла.

К северу от гавани внезапно возникла какая–то непонятная суматоха. К причалам тащилась пара десятков людей в цепях, и такой пестрой и зловещей компании Эремул еще не встречал. Их сопровождала горстка призрачных служительниц Белой Госпожи.

Эремул с интересом наблюдал за этой группой. Его взгляд приковал к себе один из заключенных: высокая фигура в черном плаще, должно быть, некогда — щегольском, но сейчас — оборванном и слишком просторном для его тощего тела. Он резко отличался от остальных: те горбились, он же ступал горделиво. Это зрелище отчего–то напомнило Эремулу величественную птицу, которой обрезали крылья.

Кандальник повернул голову в сторону Эремула. Тот вздрогнул и вжался в кресло. Глаза заключенного скрывала красная повязка, а челюсти были яростно стиснуты: казалось, он прокусил себе язык. Несмотря на то что он никак не мог видеть сквозь повязку, у Полумага возникло тревожное ощущение, что этот человек каким–то образом пристально глядит прямо на него.

Странного узника препроводили в трюм корабля, стоявшего поодаль от остальных, и Эремул перевел дух. Он внезапно растерялся: это же надо — так перепугаться при виде слепого старого арестанта. Вот как потрясло его предательство Айзека, даже воспоминание о нем столь болезненно.

— Ты выглядишь, словно увидел призрака, — сказал стоявший рядом купец.

Эремул и думал забыть об этом хвастливом придурке.

— Да нет, ничего, — ответил он раздраженно. — Ты видел заключенного в черном плаще? В этом человеке есть нечто странное.

— Ха. — Купец почесал голову. — Да просто очередной преступник, который заслужил то, что получает.

— Разумеется. — Эремул двинулся в своем кресле мимо дородного типа. — Будем надеяться, что все мы получим то, чего заслуживаем, — пробормотал он.

Полумаг катился по лабиринту узких улочек, которые, прихотливо извиваясь, уходили от гавани, и намеренно избегал улиц пошире. Благодаря вновь обретенной славе он больше не подвергался случайным насмешкам. Вместо этого, вопреки всем свидетельствам обратного, жители Сонливии обращались с ним как с чародеем, дружественным к местному населению.

«Зачем же очевидной истине портить хорошую историю?»

Поток людей, приходящих в книгохранилище за неким магическим благодеянием, чуть не свел его с ума, и он пригрозил наслать хреноотгнивательное проклятье на очередного придурка, который постучит в его дверь. Мелковато для человека, которого славят ныне за победу над лордом–магом в поединке чародеев, — это он вынужден был признать, однако цель была достигнута.

Полная абсурдность этой ситуации в целом до сих пор его забавляла. Тиран Салазар — возможно, самый могущественный чародей из всех, кто когда–либо жил на свете, — побежден им, Полумагом?!.

Он хихикнул и тут же пожалел об этом, ощутив зловоние застарелого дерьма. В результате короткой войны с Телассой городское хозяйство Сонливии пришло в жалкое состояние. Груды гниющего мусора заполонили дренажную канаву на этой улице. Образовавшаяся гора отбросов покрылась огромными черными мухами и кишела личинками. Полумаг задержал дыхание и безмолвно выругался, прохлюпав ненароком по груде дерьма.

Он обливался потом, добравшись до книгохранилища — непривлекательного здания, где помещалось крупнейшее в городе собрание книг, не считая грандиозной библиотеки Обелиска, которая, к счастью, осталась невредимой после недавнего разрушения башни. Мало что доставляло удовольствие Эремулу. Книги оставались в числе немногого, чему находилось место в его черством сердце, наряду с неряшливым маленьким существом, что встретило его, виляя хвостом, когда он распахнул дверь.

— Ты ждал меня, — воскликнул Эремул, поднимая и сажая на колени каштановую дворняжку. Тайро принялся радостно облизывать его лицо. Песик едва не утонул в ту ночь, когда Салазар уничтожил Призрачный Порт, но удивительно быстро оправился и привязался к новому хозяину.

«Теперь мы с ним — не разлей вода. Хотя это, возможно, неудачная аналогия с учетом обстоятельств».

Он улыбнулся, ему нравилось дружелюбие собачки. Как иногда приятно улыбнуться — это короткая передышка от непрерывной череды злоключений, которые преследовали его год за годом.

«Страшно искалеченный прежним лордом–магом; вынужденный стать осведомителем, доносящим Алой Страже… Как быстро может все измениться».

Его взгляд упал на метлу, стоящую в углу комнаты, за стопкой книг, и улыбка тут же сменилась хмурым взглядом.

«Преданный собственным слугой… Кем же ты был, Айзек? Чем ты был?»

Эти вопросы в последнее время преследовали его постоянно. Ему необходимо чем–то заполнить пустоту, оставшуюся в нем после смерти Салазара. Желание отомстить поддерживало его в самые трудные минуты, заставляло не сдаваться, не падать духом. И без него он ощущал в душе только вот эту странную опустошенность.

«Великие поэты насочиняли много различной чуши. Ненависть гораздо более сильное чувство, чем любовь. С ее помощью человек куда быстрее достигает заветной цели».

Ему предложили нового слугу — в качестве привилегии, соответствовавшей его положению члена нового Большого Совета. Поразмыслив над этим предложением, Эремул отклонил его. Он лишился того, что его поддерживало: своей ненависти и существа, которое было Айзеком. Тем не менее он обнаружил, к своему удивлению, что неплохо справляется. Полумаг сомневался, что сохранит оптимизм, но решил, что будет опираться на собственные ноги. Метафорически по крайней мере.

Эремул нежно опустил Тайро на пол. Пару раз тявкнув, песик отправился под стол. Полумаг покатился было по хранилищу к умывальной, страстно желая избавиться от зловония города, но остановился, заметив, что с книгой на его столе что- то не так. Это был древний текст, в котором описывались главные расы северных земель во времена Века Легенд. Когда он ушел из дома сегодня утром, он читал про старшую расу, известную как Исчезнувшие. Сейчас книга каким–то образом оказалась открытой на странице, описывающей грубого зеленошкурого гуманоида.

Он воспользовался своей магией и проверил невидимые охранные заклятья, которые оберегали дом от вторжения. Они должны были сработать, если бы кто–нибудь попытался проникнуть в книгохранилище. Но заклятья остались непотревоженными.

Осмотрев комнату, Эремул не нашел никаких признаков проникновения. Тайро вытянул голову из своего убежища и зевнул. Полумаг приподнял бровь.

— Кажется, у тебя развился вкус к древней истории. Благодарю за то, что не обслюнявил книгу.

Тайро осовело наблюдал за ним. Затем выскочил из–под стола и попытался снова заползти на колени к Эремулу, возбужденно сверкая глазами и покачивая головой, желая, чтобы ему почесали за ухом.

— Надеюсь, ты не нагадишь на что–нибудь ценное, пока я буду в Обелиске, — сказал Полумаг. Он старался, чтобы это прозвучало осуждающе, но, говоря это, улыбался.

В зале Большого Совета было чрезмерно тепло, несмотря на поздний час. Из–за удушающей жары, словоблудия магистратов по обе стороны от него и беспрестанного стука молотков, долетающего издали, у Эремула разболелась голова. Его раздражение только возросло оттого, что Великий Регент города решил заставить их всех томиться в ожидании.

Нахмурившись, он окинул взглядом людей в мантиях, сидящих вокруг огромного стола темного дерева, который занимал большую часть зала. Канцлер Ардлинг был одним из немногих магистратов, переживших предыдущий режим. Встретив его взгляд, седой управляющий городскими финансами отвел глаза. Слева от него Реми спорил с магистратом, чью сферу ответственности Эремулу никак не удавалось вспомнить. Какое бы темное дело ни сотворил новый магистр информации, чтобы заслужить свое место в Совете, оно явно терзало его и не давало ему покоя. В дыхании Реми Полумаг почуял алкоголь. Уже не впервые этот мерзкий главарь соглядатаев являлся на заседание Совета, изрядно набравшись.

«Из всех качеств, которыми должен обладать городской магистрат, совесть — возможно, наименее желаемое. Она погубит человека быстрее, чем любая подлая интрига соперника».

Эремул прекрасно осознавал всю нелепость того, что он возвысился до уровня члена Совета. Кому–то надо было приписать заслугу уничтожения Салазара после таинственного исчезновения его подлинного убийцы. Бремя роли героя легло на плечи Эремула — роли, которую, как подразумевалось, он должен сыграть, если не хочет так же внезапно и бесследно исчезнуть, или быть найденным плавающим в гавани лицом вниз. Как магистр магии, он не мог реально влиять на управление городом. Но, по правде говоря, этого не мог никто из присутствовавших.

«Все мы — актеры в шутовском фарсе. Марионетки, пляшущие благодаря нитям, за которые дергает Белая Госпожа Телассы».

Возле больших железных дверей возникла какая–то суматоха, и новый Великий Регент Сонливии наконец проследовал в зал. Рядом с ним шла одна из служительниц Белой Госпожи, которые были глазами и ушами лорда–мага в городе. Как и остальные, она бледнокожа, в центре бесцветных глаз — зрачки темного оникса. Служительница перемещалась по залу в своем белоснежном платье, не отбрасывая тени в свете зловещих оранжевых огней, освещавших комнату.

Тень Великого Регента, с другой стороны, была столь же заметной, как и выражение нестерпимой заносчивости на его тощей физиономии. Этот человек, который до недавнего времени служил правой рукой Салазара, сменил свое черное одеяние на мантию вульгарного золотистого оттенка. К вящему отвращению Эремула, он надел также серебряный венец в стиле принцев его родной земли Ишар, лежавшей на востоке. Водруженный на его лысеющую голову, венец выглядел нелепо.

Великий Регент Тимерус на мгновение задержался перед обсидиановым троном во главе стола, одарив собравшихся царственной улыбкой. Затем он медленно опустился на трон с уверенностью человека, костлявому заду которого было с рождения суждено покоиться на этом «державном» сиденье, покрытом подушкой. Эремул почувствовал раздражение: одно дело — выносить прихоти лорда–мага, способного запросто утопить целый город, и совершенно другое — терпеть глубочайшее презрение со стороны этой вероломной ящерицы.

— Полагаю, всем вам удобно, — начал Тимерус, прекрасно понимая, что магистраты, которых он протомил здесь в ожидании, мокры от пота, как мыши, в своих толстых церемониальных мантиях. Он сложил вместе пальцы рук перед лицом — эта его манера просто бесила Эремула. — Как я понимаю, корабли из Телассы покинули гавань без происшествий.

— Почти без происшествий, — поправил его маршал Брака. Недавно назначенный командующий Алой Стражей, точнее, уцелевшей ее частью, бросил нервный взгляд на служительницу Белой Госпожи. Наблюдатель со стороны мог счесть смехотворной саму мысль о том, что здоровенного маршала устрашает женщина вдвое меньше его ростом, но все присутствующие слышали о бойне у западных ворот во время осады города. Служительницы взбирались по отвесным стенам и ломали шеи защитникам города, как сухие прутики. Сам Брака после той встречи с ними все еще долечивал сломанную руку.

— Продолжай, — протянул Тимерус.

Он улыбнулся, несомненно, получая удовольствие оттого, что маршал явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Мятежники подожгли склад на улице Кракена. Они воспевали предводителя бунтовщиков женщину, зовущую себя Мелиссан. Я приказал страже нескольких из них казнить и арестовать остальных.

Тимерус изогнул бровь.

— Полагаю, ты вскоре выяснишь местонахождение этой Мелиссан.

Брака нахмурился и поскреб густую рыжую бороду.

— Это нелегко в таком городе. Особенно с учетом всех этих новоприбывших.

Канцлер Ардлинг откашлялся. Эремул находил его наименее противным из всех присутствующих, отчасти потому, что он, по крайней мере, соответствовал своей роли магистрата финансов, а еще потому, что ему просто не хватало воображения для проявления настоящей жестокости.

Не успел Ардлинг заговорить, как сверху донесся громкий треск, а за ним — пронзительный вопль, который сначала нарастал, а затем резко оборвался.

— Один из строительных рабочих, — сообщил Реми, слегка икнув. — Возможно, заставлять их работать всю ночь было не самой умной мыслью.

Тимерус криво усмехнулся.

— Это — не тирания, джентльмены. Они согласились на эти условия. Сейчас — трудные времена для всех нас.

Эремул нахмурился. «Ах ты самодовольный ублюдок, — хотелось сказать ему. — Да пока тебя не вздрючат и не воткнут в задницу ржавое копье, ты и знать не будешь, что такое неприятности. И сколько же богатств города ты уже нахапал?»

Ардлинг откашлялся еще раз, чтобы привлечь их внимание.

— Кстати о трудных временах, я с прискорбием вынужден сообщить, что наши финансы — в опасном состоянии. Ущерб, нанесенный осадными орудиями, оказался весьма значительным.

Вокруг стола дружно закивали. Эремул провел большую часть своей взрослой жизни возле гавани и потому был привычен к отнюдь не блиставшим чистотой улицам. Для других магистратов созерцание мерзких нечистот и разрушенной каменной кладки возле их домов в более богатых частях города было опытом новым и совершенно нежелательным.

Руку подняла Лорганна. После того как половина членов Совета несколько месяцев назад были отравлены смертельным ядом, Тимерус сделал ее министром по связям с общественностью. Тимерус сам был одним из участников того заговора, о котором стало известно только после убийства Салазара. Возвышение этой женщины до уровня члена Совета некоторые его члены восприняли с раздраженным недовольством. С точки зрения Эремула, весьма маловероятно, что она окажется хуже мужчин, и в любом случае, считая себя мизантропом, он придерживался в своем отношении к людям принципа равноправия полов.

— Освобождение города стоило жизни многим рекрутам из сельских поселений, — сказала Лорганна. Новый верховный судья подавил зевок, а Брака возвел глаза к небу, слушая продолжение ее речи. — Поселениям прибрежной зоны грозит голодная смерть. Сюда стекаются сельские жители, к тому же в условиях усиливающейся нехватки продовольствия и наша городская беднота уже не в состоянии обеспечивать себе пропитание.

Тимерус пожал узкими плечами.

— Им предложили Контракт Первопроходца, не так ли? Добровольцев, тех, кто вызвались исследовать острова, будут кормить и обеспечат одеждой и всем необходимым для нормальной жизни. В их отсутствие оставшимся здесь супругам будут платить по серебряному скипетру еженедельно.

— Этого серебра едва хватит на буханку хлеба, мой лорд. Цены растут день ото дня.

Великий Регент вздохнул.

— Бедным придется потерпеть. Белая Госпожа и так уже много вложила в Сонливию.

Возмущение, которое неделями копилось в душе Эремула, наконец вырвалось наружу.

— К чертям ее вложения! Как насчет жертв, которые мы уже принесли? Тысячи мертвецов. Еще сотни спроважены на Небесные острова. Скоро этот Совет будет управлять умирающим городом. И голод — это еще не самое худшее, — добавил он, тут же пожалев о последних словах.

Тимерус откинулся назад на своем троне. Глаза его зло блеснули, но в нем пробудился интерес.

— О чем ты говоришь?

Эремул сделал глубокий вдох. Он дожидался подходящей минуты, чтобы поднять эту тему. Сейчас явно неподходящий момент. Тем не менее он ничего не выиграет, если будет тянуть время.

— Я полагаю, что мы в большой опасности, — сказал он, тщательно подбирая слова. — В ночь убийства Салазара я вернулся домой и обнаружил, что меня ожидает мой слуга. По крайней мере, я считал его своим слугой. Он говорил о каре. О возвращении на родину для подготовки крестового похода. Я заверяю вас, этот человек, Айзек, — не был человеком. — Он окинул взглядом огромный стол. На лицах магистратов читался вежливый интерес и недоверие. — Я провел последний месяц, изучая все имеющиеся в этом городе тексты, где хотя бы мимолетно упоминается раса, которую сейчас мы называем Исчезнувшими. Я полагаю, что они вскоре вернутся на эти земли, плывя на восток через Бескрайний океан.

Тимерус снова приподнял бровь.

— С какой целью?

Подавшись вперед, Эремул впился в Великого Регента пророческим взглядом.

— Они намереваются уничтожить всех нас.

Его заявление было встречено гробовым молчанием. Он ожидал услышать смех или по крайней мере один–два смешка.

Тимерус покачал головой.

— Я не верю тебе, глупец, — медленно сказал он.

Это поразило Эремула:

— Я высоко ценю вашу щедрую оценку моего интеллекта.

— Нет… ты не глупец. Ты сломленный человек, к тому же страдающий галлюцинациями.

— Да подождите одну богами проклятую минуту!

— Все это понятно, — мягко вставил Тимерус. — Ты так долго жил в страхе, что просто не способен принять внезапную перемену судьбы. Ты цепляешься за свою паранойю, как дитя за материнские соски.

Слова Тимеруса задели какую–то чувствительную струну в его душе. Пробудило нечто болезненное и жуткое.

— Не смей относиться ко мне свысока, ты, сукин сын!

Служительница Белой Госпожи вздрогнула:

— Следи за своим языком, — сказала она совершенно бесстрастно. — Или умолкнешь навеки.

Он знал, что без осторожности нет и доблести, но в это мгновение не смог удержаться.

— Я уже слышал подобное и прежде, — усмехнулся он. — Тебе следует поостеречься, угрожая чародею. Даже такому безумному придурку, как я.

— Довольно, — велел Тимерус. Некоторая настороженность, прозвучавшая в этом надменном голосе, принесла Эремулу странное удовлетворение.

«Итак, он опасается, что я не блефую. Если я ничего больше не выиграю этим кошмарным вечером, то по крайней мере навсегда сохраню память об этом».

— Таким образом, ты лишаешься своего места в Совете, — провозгласил Великий Регент. Он указал тонким пальцем на двойные двери: — Убирайся!

Эремул огляделся. Собравшиеся магистраты отказывались встречаться с ним взглядами, за исключением Лорганны, которая слегка кивнула ему.

— Доброго вечера, моя госпожа, — сказал он и выкатился из зала.