- Ну ничего себе! - воскликнул я, когда приятели закончили рассказ. - Задержание века...
- А то! - гордо воскликнул Толик. - Отличный план плюс идеальное исполнение. Все гениальное - просто. Твой Кондратьевич позвонил куда надо, и вуаля - прислали Миху. Сашку с Катюшкой проинструктировали: что говорить, как себя вести и т.д. Все вышло так, как и планировалось. Пока Катюшка Вику отвлекала, Сашка с Михой все внимательно рассмотрели в комнате и сумочку нашли. Вика, конечно же, сбежать захотела, да куда там. Миха эту красапету - под белы рученьки и на выход, в отделение.
- И что, она сразу раскололась?
- Не сразу. Поначалу плела что-то про богатую тетушку. Никакой тетушки у нее отродясь не бывало. Потом стала придумывать, что нашла. Ага, с десяток сумок нашла и двадцать пар недешевых туфель, а еще сережки, колечки, кофточки... Но потом раскололась. Хорошо, что Катюшка паспорт в потайном кармашке сумки носила - его так сразу не найдешь. Поэтому было железобетонное доказательство, что сумочка - ее. Обычно первым делом документы выкидывают, чтобы никаких доказательств не было.
- А Рыжий?
- А Рыжего прямо дома приняли, - деловито вставил Мэл. - и привезли. Вика сказала, где он жилье снимал. Я потом его в отделении видел, когда мы с Толиком показания давали. Промариновали нас там до позднего вечера. На задержании Рыжего уже не Миха орудовал, а целый наряд. Он, кстати, сбежать пытался, даже ранить одного милиционера успел... Злой был, как загнанный зверь. В глаза ему смотреть страшно. Он же и подумать не мог, что его ненаглядная его же и сдаст.
- А дома у него нашли что-то?
- Пока не сказали ничего. Может, скажут нам, если найдут, - деловито пожал плечами Мэл. - Но мне думается, что там много чего найдут. У них же как было заведено: то, что у заводских стырили, хранили у него на хате. А то, что в городе Рыжий награбил - сбывали, наоборот, на "распродажах" у Вики дома, и заводским, в том числе, чтобы подозрений не вызвать. Конечно, многое мы узнаем только завтра, но, я готов поспорить, что и сумочка тети Люси дома у него найдется... Жаль, уже без денег.
- Ну хоть паспорт назад получит...
- Да паспорт она, скорее всего, и так давно уже восстановила, много времени прошло... Разве что еще одна улика против этого хмыря рыжего будет, - махнул рукой Толик, раздеваясь и залезая под одеяло. - Ладно, пацаны, похавали, потрещали и будет. Давайте на боковую. Эдик, не суетись, посуду я сам завтра вымою. Ух, как же я устал... А еще...
Но что "еще", Толик не успел рассказать, потому что уснул, едва коснувшись головой подушки, и раскатисто захрапел. Немного повозившись, устроился на своей кровати и Мэл. Я заметил, что перед тем, как уснуть, он уже по традиции кинул взгляд на фотографию, стоящую на тумбочке. Я же, лежа на подушке и закинув руки за голову, впервые за долгое время провожал ушедший день с чувством выполненного долга.
Все получилось. Наш план сработал. Моя экстраординарная способность помогла мне раскрыть преступление. Преступники были пойманы. Но оставалось еще кое-что...
***
Мэл был прав, говоря, что на следующий день мы многое узнаем. Мы действительно узнали многое и, к сожалению, далеко не все новости были приятными. Началось все с того, что мы, впечатленные вчерашними событиями, спали, как убитые. Мне не мешал даже богатырский храп Толика, который обычно был слышен даже из коридора. Мы чуть не проспали на работу и очнулись только тогда, когда сосед Сашка начал сильно колотить в дверь.
- Толик, Мэл! Вставай, поднимайся, рабочий народ! Пацаны, хорош дрыхнуть! Поднимайтесь! Смена через час начинается! Тоже, что ли, заболели?
Ребята сонно зашевелились, поднялись и принялись натягивать на себя штаны и рубашки. Поднялся и я. Хватит, поболел. Сегодня я тоже решил пойти на завод вместе с ребятами. Сидеть в общаге, как сыч, мне не нравилось. Ничего у меня не болело, раны заживали хорошо. Поэтому я уговорил доктора закрыть мне больничный пораньше, клятвенно пообещав, что обязательно буду ходить через день на перевязки после работы. Когда мы, не успев даже умыться и позавтракать вчерашними макаронами, спешно одевались и уже были готовы бежать на остановку, меня окликнул Ленька, Сашкин сосед по комнате:
- Эдик! Погодь, сюда иди!
- Чего тебе?
- Да вот, держи... Записку вахтерша просила передать. Говорит, тетка какая-то на вахту тебе в пять утра позвонила, сообщение оставила... - и паренек сочувственно поглядел на меня: - Ты это... держись!
Я взял протянутый мне Ленькой клочок бумаги. На нем карандашом были написаны всего два слова. Слова, которые я, в общем-то, ожидал услышать, и от которых мне стало не по себе. И я знал, что эти слова, скорее всего, перечеркнут всю жизнь Мэла. А еще я знал, что больше не имею права ничего от него скрывать. Я совершенно не был уверен, что он, только недавно пришедший в себя, сможет "держаться".
Впервые в жизни мне, мажору, выросшему в тепле, комфорте и уюте, приходилось сообщать кому-то подобную новость. Длинноногий Мэл уже убежал вперед и стоял у самого выхода, вопросительно глядя на меня:
- Идешь?
Я прошел до конца коридора несколько десятков метров, которые показались мне огромным расстоянием, и, сделав собой нечеловеческое усилие, протянул ему записку, в которой говорилось: "Нашли. Погибла".
Мэл, бледный, как полотно, беззвучно шевелил губами, снова и снова вчитываясь в эти короткие слова. Подошедший Толик встал на цыпочки, заглянул ему через плечо, прочитал записку и тоже все понял.
- Поедешь? - как об уже давно решеном деле, спросил он.
- Угу, - кивнул Мэл, на удивление спокойно и деловито. Я, признаться, снова ожидал какого-нибудь выпада. А Мэл будто заранее что-то знал. - Я сейчас сумку быстренько соберу и на вокзал. Вы Михалычу скажите, куда я поехал. Думаю, поймет.
- Не вопрос. Возьмешь несколько дней отпуска за свой счет. Проводить? - предложил я помощь.
- Нет, - так же отрывисто и спокойно сказал Мэл. - Я сам. Пацаны, вы езжайте, а то вам прогул поставят. Спасибо за помощь, Эдик! - и он неожиданно крепко обнял меня. - Знаю, что ты, как и я, надеялся до последнего.
- Дай хоть телеграмму, как доедешь, - попросил Толик.
- Я вернусь, - просто сказал Мэл и, широко шагая, скрылся в комнате. Я хотел было ринуться за ним. Ну и что? Пусть ставят прогул. Позже отработаю. Но Толик, ухватив меня за рукав пальто, потянул на остановку.
- Пойдем, старик, - сказал он, хлопнув меня по плечу. - Работа не ждет. Ему надо побыть одному.
***
Моя первая смена на заводе после выхода с больничного прошла спокойно. О наших приключениях мы, конечно же, никому не рассказывали. Согласно легенде, я несколько дней валялся в общежитии с простудой. Однако информация о задержании Жени Рыжего все таки откуда-то просочилась. Узнали все и про то, кем на самом деле была Вика. Местные кумушки, столпившись в столовой во время обеда, вовсю обсуждали произошедшее.
- Надо же! - возмущалась одна. - А я этой Вике еще колготки теплые подарила! Думаю, одна живет девчонка, без матери, позаботиться о ней некому.
- Вот и пригодятся ей твои колготки - в Сибири-то, почитай, холодно на нарах... - зло сказала вторая.
- А мне жаль ее, - возражала третья. - Девчонка еще совсем, взяла и поломала себе жизнь. Вот ведь какую злую штуку с ней сыграла любовь... Эх, правду говорят: "Любовь зла, полюбишь и козла!". Вот, помню, я в молодости...
- Двигаемся, двигаемся, товарищи! - поторопил работниц внезапно появившийся в столовой Михалыч. - Все пообедать хотят. - И он подошел ко мне. - Как дела, Эдик, оклемался уже? Нашел пальто?
- Что? - изумился я.
И правда: сегодня, придя утром на работу, я снова нашел в шкафчике, стоящем в раздевалке, свое пальто, без всяких защитных вкладок. Снова и снова я вертел его в руках, сравнивая с тем, в котором пришел и не веря своим глазам. Это каким таким образом у меня внезапно оказалось целых два пальто, одно из которых спасло мне жизнь?
- Скажи спасибо своим приятелям, Эдик, - хитро подмигнул мне Михалыч и шепнул: - Это ж я пальто подменил.
- Вы? - удивился я. - А Вы-то тут с какого боку... То есть... я хотел сказать...
- Слушай, Эдик, - отведя меня в сторонку, почти шепотом сказал Михалыч. - Я Эдика Стрельцова пацаном еще совсем помню. Он просто так балаболить не будет. Если попросил - значит надо было.
- О чем попросил-то? - я ровным счетом ничего не понимал.
- Да дружки его, Кузьма с Юриком, заявились. Попросили подменить. По правде я, когда узнал, то подумал, что они меня разыгрывают. "Вот, - говорят, - мы пальто принесли. Можете его вместо того, которое сейчас Эдик носит, в раздевалку повесить?". Я взял, ощупал, говорю: "А зачем?". Они говорят: "Эдик так сказал. Говорит, почувствовал, что его тезке грозит опасность. Рискует он, ходит по краю. Так пусть хоть в защите ходит. Я ему жизнью обязан. Вот и выпала возможность добром на добро ответить". Прицепились ко мне, будто клещи, и не отстали, пока я не согласился.
Вечером, переодеваясь после смены, я вновь и вновь ощупывал то, второе пальто, размышляя. Оказывается, тезка мой не забыл про меня... И это пальто с защитными вкладками спасло мне жизнь, так же, как когда-то Эдику спас жизнь тот самый ватник, когда его начали бить урки...
- Знаешь, Эдик, - расстроенно сказала мне Тося, которая поджидала меня на выходе из раздевалки. - А я ведь Вику подозревала. Все думала: ну откуда у нее английские "лодочки"? Это ж дефицит...
- Не переживай, - сказал я ей. - Все хорошо, что хорошо кончается. Ты только подруг себе получше теперь выбирай. А эта теперь не скоро в "лодочках" походит. Ну все, давай, я к Насте.
Настя и правда ждала меня сегодня, дома, с родителями. Сегодня вечером должно было состояться наше знакомство с Михаилом Кондратьевичем, Настиным папой.
- Пока, - ответила красавица. Краем глаза я заметил, что она разочарованно посмотрела мне вслед. Насвистывая, я двинулся к выходу.
***
- Ну что? - хлопнул меня по плечу Толик, когда мы втиснулись в переполненный трамвай. - Идешь с будущим тестем знакомиться? Давно пора. Кстати, ты знаешь новость? Катюшка то Юлькина, кажись, теперь тоже при кавалере. Они с Сашкой вчера в отделении, пока показания давали, так мило общались. Зуб даю, он на нее глаз положил. И она в него украдкой глазками стреляла. Так что зря девчуля переживала, что никому не нравится. А с таким парнем, как Сашка, не пропадешь. Этот из воздуха деньги делать умеет...
- Да охолонись ты, - осадил я его. - Не беги впереди паровоза. Пусть все идет, как идет. Я еще даже предложение не делал...
- Тормоз потому что, - весело сказал Толик. - Я своей Юльке через три месяца сделал. А чего тянуть помидор за пестик? Все и так было понятно. И у тебя все на мази. Родителям Насти ты теперь нравишься. Причешись только, чучело, и цветов купи. В приличное место все-таки идешь.
Послушавшись приятеля, по дороге к дому, где жила Настя, я купил два букета свежих цветов и, подумав, взял еще бутылочку шампанского. Не знаю, как тут принято ходить в гости к состоятельным москвичам, но, кажется, я сделал все верно.
Настя открыла мне дверь после первого звонка - будто ждала у двери, и тут же повисла у меня на шее.
- Ну наконец-то!
Подскочил ее пудель и с радостным лаем начал прыгать на меня.
- Привет, привет! - почесал я его за ухом.
А следом появились и родители Насти. Я, смущаясь, вручил свои скромные презенты.
- Надо же! - заулыбалась Настина мама, когда я подарил букеты ей и Насте. - Какой джентльмен! Ты посмотри, Миша!
Внешне Михаил Кондратьевич совершенно не смотрелся рядом с высокой, эффектной Настиной мамой - низенький, полный, с большим животом и почти абсолютно лысый. Я, признаться, и представить не мог вместе таких абсолютно разных внешне людей. Однако, приглядевшись, я понял, что они искренне любят друг друга.
Вечер пролетел незаметно. Я, уплетая домашний пирог с курицей, с упоением рассказывал Насте и ее родным о наших с друзьями приключениях. Девушка, сидя рядом, держала меня за руку и нежно смотрела на меня. Настина мама периодически охала и прижимала руки ко рту. Она и подумать не могла, в какой заварушке я окажусь. Михаил Кондратьевич слушал молча, глядя на меня серьезно и внимательно.
- Что ж, Эдик, - сказал мне, прощаясь поздно вечером, Настин папа. - Надеюсь, все недоразумения разрешились? В этом доме ты - желанный гость. Будем считать, что все в порядке. А ты чего смурной такой? А, понимаю...
- Я все-таки думал, что эта девушка жива останется, - мрачно сказал я, натягивая пальто.
Вернувшись в общежитие вечером, я нашел на своей кровати записку, написанную аккуратным каллиграфическим почерком.
"Эдик, - писал Мэл. - Спасибо тебе за все. Я видел, старик, как ты за меня переживал. И я давно уже понял, что, скорее всего, ее найдут погибшей. Я видел ее во сне - замерзшую, но не стал вам говорить. Знаешь, я раньше жил будто сам в себе, без какой-то опоры. А вы с Толиком меня растормошили. Я теперь знаю, что надо жить - несмотря ни на что, и никогда не сдаваться. Мы еще обязательно встретимся. Мэл".
Снова и снова вчитывался я в эти простые и мудрые строчки, пытаясь представить себе всю бурю переживаний, которую перенес за последнее время мой приятель... А потом... потом буквы будто расплылись у меня перед глазами.
***
- Антон! Антон! Вставать пора! Опоздаешь в университет! Десять часов! Тебе сегодня ко второй паре! Поторопись, а то не успеешь! - раздался голос.
- М-м-м... - протянул я, потягиваясь и переворачиваясь с боку на бок. Десять часов? Вот это я разоспался! Ну все, точно прогул на заводе поставят!
- Толик! - громко позвал я. - Поднимайся! Мы опять проспали! И Сашка нас не разбудил...
Вчера мы с приятелями, заболтавшись до двух часов ночи, попросту отрубились и проснулись, когда уже сосед Сашка начал барабанить дверь. Тогда мы с Толиком, не успев позавтракать, ломанулись на остановку, чтобы успеть к началу смены. А Мэл, ошарашенный известием, принялся собирать вещи, чтобы поехать на Урал и проводить свою любимую в последний путь. Его одноклассницу Люду, которая тоже была в том походе, так пока и не нашли.
Неужто сегодня придется оправдываться перед Михалычем?
Стоп! Какой университет?
Я огляделся вокруг. Сквозь плотные шторы пробивался свет. Кровать, на которой я лежал, была широкой, двуспальной и очень удобной. Вместо казенной мебели с инвентарными номерами меня окружала уютная, домашняя обстановка.
А рядом с подушкой... лежал мой смартфон!
Я вернулся. Вернулся в ту самую минуту, с которой началось мое путешествие. Вернулся к себе самому. К тому, кем, наверное, всегда подспудно хотел быть. Живым. Настоящим.