Мажор : На завод бы шел работать!

Глава 16. Успеть вовремя

Летя вниз через две ступеньки к телефонному автомату, я и сам не заметил, как налетел на пожилую полненькую тетю Клаву. Она степенно спускалась вниз, держась за поручень.

- Драсти! Прошу прощения! - выпалил я, однако женщину, кажется, совершенно не волновало, что секунду назад она чуть было не покатилась кубарем вниз по лестнице. Она равнодушно кивнула мне и отвернулась, что-то бормоча себе под нос. Сквозь невнятное бормотание тети Клавы я расслышал только упоминание про какую-то банду, из-за которой по улицам Москвы теперь нельзя спокойно ходить.

Понять безутешную женщину было можно. Тетя Клава с тетей Люсей и впрямь были подружки - не разлей вода, еще с детства. Как рассказал мне Толик, жили они по соседству. Подруги всего пару месяцев назад получили квартиры в Черемушках - новом районе, активно застраиваемом многоэтажками. Кое-что о них я знал от других, а кое-что мне поведали и сами словоохотливые женщины. Родились Клава с Люсей еще в дореволюционной Москве. Родителей у обеих умерли - Клавиных родителей еще в двадцатых забрала эпидемия сыпного тифа. От этой же болезни скончалась и мама Люси. А отца ее убили в какой-то драке, случившейся в кабаке на Хитровке - одном из самых криминальных районов дореволюционной Москвы.

Так юные Клавочка и Люся оказались в детском доме. Держались они всегда дружно и шли по жизни рука об руку. Это их и спасало. Поддерживали дружбу они и в послевоенные годы, когда у обеих уже были семьи. Мужья их погибли на войне. И у Клавы, и у Люси остались дети, которые росли практически вместе считали друг друга кем-то вроде братьев и сестер. Много-много лет женщины прожили в больших коммунальных квартирах по соседству - на улице Кирова, постоянно перезваниваясь и встречаясь. И теперь, получив долгожданные двухкомнатные квартиры, они продолжали ходить друг к другу в гости. Двум женщинам-ровесницам с похожей судьбой всегда было о чем поговорить.

Каждое утро Люся и Клава приходили на работу вместе и уходили тоже вдвоем. Их мужья погибли на войне, никого из родни, кроме детей, у них не осталось, а посему были женщины были друг другу как родные сестры. Поэтому вполне понятно, что тетя Клава не находит себе места от горя, зная, что ее дражайшая товарка лежит в больнице с ножевым ранением.

Вот только, мне кажется, тетя Клава несколько преувеличивает и сгущает краски, рассказывая про какую-то банду преступников. Не зря говорят: "У страха глаза велики". Парень, напавший на тетю Люсю у подъезда дома, скорее всего, был обычным отморозком. Вряд ли он входит в состав какой-то преступной группировки. Странно было одно - нападение произошло именно в день, когда Люся получив зарплату, шла домой.

- Гарнитур она себе хотела прикупить к Новому Году, - шмыгая носом, говорила в столовой собравшимся вокруг нее работницам Клава. - Как раз ее очередь подошла. Мы с ней еще выбирать ходили вдвоем, потом заказывали. А старую, довоенную, она забирать не хотела из коммуналки. Говорит, новая квартира - новая жизнь. Не хотела в Новый Год со старым барахлом входить... А теперь вот в Новый Год с ножевым войдет... И откуда эта зараза рыжая знала, что у нее деньги при себе имеются. Она их только-только с книжки сняла...

- Ничего, Клава, ничего, - успокаивали товарку работницы. - На-ка лучше, выпей еще чайку, полегчает...

- Нет, не полегчает, - отрицательно качала головой безутешная подруга и снова с упрямством повторяла: - банда это. Чует мое сердце - заляжет сейчас этот мерзавец на дно, а потом снова объявится.

***

- Денька! Денька! - окликнул я товарища, уже набиравшего номер. - Будь другом, дай позвонить, а? Ну дай! Позарез нужно?

- Что, вопрос жизни и смерти? - удивленно спросил приятель. - Подождать пару минут не можешь? Уйдет куда-нибудь твоя ненаглядная?

- Потом вместе погогочем, лады? - оборвал я его. - Да, вопрос жизни и смерти. В прямом смысле. Позарез позвонить надо, ну уступи, а?

- Ладно, ладно! - торопливо отдал мне трубку Денька. - Не блажи только, я ж все понимаю, надо, так надо...

Я быстро набрал номер, который за пару месяцев уже успел выучить наизусть, и стал слушать длинные гудки, нетерпеливо барабаня пальцами по аппарату. Хоть бы не ушла никуда, хоть бы не ушла...

- Алло! - раздался в трубке девичий голос. - Слушаю!

- Привет! - облегченно выпалил я. - Это я, Эдик!

- Привет! - грустно сказала Настя.

- Не рада мне, что ли? - удивился я.

- Да не, почему? Рада... просто...

- Настя! - раздался откуда-то издалека другой голос. - Мы с тобой договаривались: пока не пересдашь экзамен, никаких прогулок!

- Мама, это по делу! - раздраженно ответила Настя. - Я, в конце концов, не в тюрьме. Мне общаться с окружающим миром можно.

- Все ясно, - догадался я. - Экзамен завалила?

- Не совсем, - мрачно сказала девушка. - Не завалила, а проспала. Представляешь, проспала! Первый раз в жизни! До часу ночи учила анатомию. У меня уже скелетики в глазах поплыли. А потом сама не заметила, как уснула. Просыпаюсь - а на часах одиннадцать... Теперь вот к пересдаче готовлюсь.

Сзади меня уже начала собираться очередь из рабочих, желающих позвонить. Уже стали раздаваться покашливания. Так мне намекали, что пора сворачиваться. Денька, который, скорее всего, спешил на свидание, аккуратно подтолкнул меня в спину: "Заканчивай, мол!".

- Слушай, - поторопился я. - Жаль это все конечно, но не последний день живем! Обязательно пересдашь! Мне узнать кое-что надо. Это очень срочно. Если потороплюсь, то может быть, удастся спасти человека.

- Что надо? - девушка перешла на деловой тон.

- Как мне разыскать твоего Юрика?

- Юрку? - удивилась Настя. - Проходки на стадион хочешь достать? А зачем через него-то? Хочешь на футбол пойти? Сказал бы мне...

- Нет, нет, - я сильно торопился, так как очередь уже всерьез начала роптать. - Не до игры мне сейчас. Дело важное! Поговорить надо, с глазу на глаз! Где мне его найти? Прямо сегодня, прямо сейчас. Дай мне номер его!

- Номера у меня нет. Телефон ему дома не провели еще, так что звонить некуда, - удивленно сказала Настя. - Он сам нам с автомата звонит или с базы. Кстати, сейчас на базе он вместе с другими футболистами, в Тарасовке. Электрички идут с Ярославского вокзала. Если прямо сейчас поедешь, то успеешь. Они до вечера там сегодня, - и она продиктовала мне адрес.

- Сейчас же зима, - удивился я. - Где же они тренируются?

- Ну и что? Физуху никто не отменял. Упражнения всякие в зале делают.

- Спасибо! - обрадованно сказал я. - До встречи! Я тебя целую!

- Ну наконец-то, - проворчал Денька, когда я повесил трубку, и мигом бросился набирать номер. Уже уходя, я услышал его звонкий голос:

- Алло! Алло! Кать, это я! Давай в шесть на нашем месте, ладно?

***

В кассе Ярославского вокзала мне пришлось постоять в очереди, чтобы взять билет. В электричке было едва ли теплее, чем на улице, поэтому я порадовался, что оделся тепло. От станции до базы я дошагал довольно быстро.

- Привет! - сказал Юрик, когда его по моей просьбе позвали. На нем была футбольная форма, и в руках он держал мяч. - А я и думаю, кто тут нарисовался и желает меня видеть?

- О, Эдик! Здорово! - сказал неожиданно подошедший Валя по прозвищу "Кузьма", он же Валентин Иванов, звезда сборной СССР. - Как дела?

- Слушайте, - медленно начал я... - мне вам кое-что сказать нужно....

- Ну ? - заинтересованно спросил Кузьма. - Валяй, слушаем. Надо, так говори. Если ты из Москвы сюда рванул, значит, не просто же так. Только если ты в сборную хочешь, то извини, старик, уже поздновато... С малых лет тренироваться надо было.

Тут я запнулся. Я вдруг понял, что совершенно не подумал, какой чушью и небылицей, скорее всего, покажутся известным футболистам мои слова. А выглядит эта история именно так. Странноватый паренек внезапно сваливается на них, как снег на голову, появляясь на футбольной тренировочной базе в Тарасовке, и начинает рассказывать про какой-то сон, в котором он был их другом Эдиком... Какой-то ватник с резиной, какой-то голос. Думаю, ребята только-только чуток успокоились после майских событий, одним махом перечеркнувших жизнь их товарища. А я, весь такой из себя, заявился на порог без приглашения с ненужными напоминаниями... Как бы меня за дурачка не приняли! А Юрка еще и Насте моей расскажет, что она встречается с придурочным фантазером... И даст мне моя ненаглядная от ворот поворот. Вон и маменька ее уже, кажется, начала ей мозг выносить на тему того, что она с деревенщиной встречается.

Я даже испугался. А ну как Кузьма с Юркой меня возьмут, да и выставят за порог, а то, чего доброго, подумают, что я над ними издеваюсь, и бока намнут? Эти ребята - сильные и хорошо тренированные. Мне, бывшему мажору, с ними не тягаться.

- Это касается Эдика Стрельцова. И это важно, - набрался я наконец смелости. - Но я не знаю, как об этом рассказать.

- Скажи, как есть, - просто ответил Кузьма и жестом указал мне на скамеечку в холле. - Я пойму. Да не стой ты, в ногах правды нет. Садись, потрещим.

Мы уселись на скамейку. Юрик отнес куда-то мяч присел рядом с нами.

- Кто такой Караханов? - спросил я сразу прямо в лоб.

Кузьма нахмурился.

- А ты откуда знаешь? Мы тебе ничего про него не говорили. Пронюхал сам что-то ? Эдик, мы же тебе говорили: не трепись. Спокойней спать будешь.

- А я и не трепался! - возразил я. Мне даже стало обидно. - Мне снился сон. Я... в общем будто был им... Стрельцовым.

И, отбросив все сомнения, я в подробностях пересказал ребятам свой сон. Упомянул я и про незнакомого мне Караханова, и про ватник, и про то, что грядущей ночью Эдику почему-то ни за что нельзя спать. А для пущей убедительности я поведал о том, как предчувствовал обрушение потолка в комнате девушки Толика.

- То есть ты ни с того ни с сего вдруг почувствовал, что твоему Толику не нужно сегодня бежать к своей подружке? - недоверчиво спросил Юрик. - И потом в ее комнате обвалился потолок? У тебя видение, что ли, какое-то было?

- Да нет, - пожал я плечами, - не было никаких видений. Просто чувствовал, что именно в это время не надо туда идти, и все. Мы еще поругались тогда здорово. Он все-таки ушел, но часа на полтора-два позже. А потом приходит в общежитие, а любезная его в холле сидит и рыдает - у нее в комнате потолок обвалился. Если бы раньше пришел - то, возможно, засыпало бы их обоих... А потом этот сон про Эдика мне приснился, и то же самое предчувствие. Ну хотите, смейтесь...

Вопреки моим ожиданиям, ни Юрик, ни Кузьма не стали смеяться. Они молча, с интересом глядели на меня.

- Чудеса какие-то, - сказал Юрик. - А вдруг и правда?

- Караханов, говоришь? - протянул Кузьма. - Ладно, расскажу тебе все. Видать, и впрямь ты какой-то особенный. Ну, слушай, дело было так. Караханов - это летчик, друг детства Бори Татушина. У него дача в Правде есть. У нас примерка была накануне, а в тот день выходной дали. Боря с Мишей позвали Эдика на дачу. Он сначала отказывался долго, а потом поехал. Встретились на Горького, каждый на машине, девчонки с ними были. Потом одна из них, Инна, еще подружек позвала - Тамару и Марину. Посидели они чуток на даче, а потом купаться поехали. Я там не был, но те, кто был, говорили, что у Эдика с Мариной какая-то симпатия возникла: любезничать начали, за ручки держаться, обнимались... В общем, понятно, к чему дело шло.

- А потом? - хрипло спросил я.

- А наутро Эдик на тренировку приходил, а у него морда расцарапанная и ноготь содран. Яшин его спрашивает...

- Лев Яшин? - изумился я. Хоть я и не разбирался особо в футболе, но эта легендарная фамилия мне была знакома. Просто мне по-прежнему казалось невероятным, что по одним со мной улицам ходят легенды советского футбола, и сейчас они молоды и полны сил.

- Ну да, а какой еще Яшин? Не перебивай. В общем, Яшин его и спрашивает: "Кто тебя покоцал, Эдик, с кем ты подрался?" А Эдик отмахнулся: "Ни с кем, кошка дворовая оцарапала". Поддатый немножко был, пахло от него. В общем, Качалин его спать отправил, а остальные тренироваться пошли. А потом милиция приехала, и все.

- Что все?

- Заявления об изнасиловании на столах лежали, - пояснил Юрик. - Маринка с Тамарой написали. Марина на Эдика, а Тамара на Мишу. Забрали троих - еще и Мишу Огонькова. Марина говорила, что якобы Эдик приставать к ней начал, а она отбивалась. Отсюда и царапины.

- А потом? - жадно расспрашивал я.

- Потом Борю отпустили - он же еще ночью с дачи уехал. Как только вышел, прыгнул в "Москвич" и поехал к Софье Фроловне, маме Эдика. А потом - к Караханову. Его тоже, кстати, Эдиком зовут. Двинули они, в общем, дружной компанией извиняться. А потом Тамара новое заявление подала: "Прошу прежнее заявление считать недействительным, подала его, не подумав" и бла-бла-бла. А потом Софья Фроловна как-то с Маринкиной мамой сумела договориться. Маринка тоже заявление написала, что-то в духе: "Прошу не наказывать Эдуарда Стрельцова, так как я ему прощаю". Но следователь только посмеялся. "Вы, - говорит, - прощаете, а закон ему не простит, отсидит, сколько нужно. Такое не прощается".

- Софья Фроловна с Маринкой побеседовала, - хмуро вступил в разговор Кузьма. - Говорит: "Ты, дочка, заявление-то забери, забери. Вижу же, по сердцу он тебе. Я поговорю с ним. Уладим дело. Он на тебе женится".

- Что за бред? - удивился я. - Вы же мне сами говорили, что он Аллу свою любит и женился даже, зимой еще. Вроде выговор какой-то ему сделали...

- Да, - кивнул Кузьма. - Наплевал на правила. Свадьбу сыграл прямо накануне товарищеского матча с Румынией. Вот Федерация футбола СССР и сделала выговор - и Эдику, и всему клубу. Ну да Софья Фроловна - женщина властная, думала, видимо, что скажет слово - и Эдик тут же разводиться с Аллой побежит и на Марине женится. А не тут-то было...

- Так а делать-то что будем, Кузьма? - спохватился Юрик. - А время идет, вечер уже, а мы тут сидим, лясы точим.

- Эдику нельзя спать сегодня ночью, - сказал я твердо, уверенный в своей правоте. - И ватник с резиной пусть наденет. Обязательно. Если хочет жить. Нужно с ним связаться и предупредить его.

- Как? - спросил Юрик. - Ты думаешь, это так просто? Набрать номер, попросить пригласить к телефону заключенного Стрельцова и сказать: "Эдик, ты ночью-то сегодня не спи!". Были бы какие-нибудь крошечные телефоны, которые можно с собой носить - было бы гораздо проще. Спрятал бы он его где-нибудь под половицей - и звонил, когда нужно.

"Все будет, - подумал я. - В девяностых появятся несуразные коробочки под названием "пейджер", на которые можно писать сообщения. И крошечные телефоны подоспеют - дайте только время". Но вслух я сказал совершенно другое:

- Кузьма, Юрик, поверьте, я не сумасшедший! Надо его предупредить! Ну пожалуйста! Ну есть же какой-то способ! Вы же известные люди, вы все можете!

Приятели молча смотрели, уставившись себе под ноги. Наконец Кузьма встал.

- Да не блажи ты, не похож ты на сумасшедшего. Верю я тебе. И парень ты вроде неплохой. Ватник с резиной, говоришь... В общем, есть один вариант, - сказал он, нахмурившись. - Уж не знаю, выгорит или нет, но попробовать можно. Садитесь, поехали. Если окажется, что ты прав - мы, Эдик, твои должники. - и он кивнул товарищу: - Юрка, пошли. Хорош отсиживаться.

Вместе мы сели в новенький сверкающий "Москвич" салатового цвета. Выглядел он, как ни странно, ничуть не менее презентабельно, чем новехонькая иномарка, подаренная мне родителями по случаю окончания школы. Да, немного несуразный, без всяких навороченных примочек вроде гидроусилителя руля, стеклоподъемников, крутой магнитолы и подстаканника, но все равно - очень красивый.

- Недавно купил, - пояснил Кузьма, садясь за руль. - Эдик, давай рядом, по дороге еще кое-что расскажешь. Юрик, а ты назад.

До Москвы мы доехали быстро. Кузьма, осторожно руля по шоссе, размышлял вслух:

- Эдик - парень душевный, добрый, только вот постоянно какая-то ерунда с ним случается. Я сколько раз ему говорил: "Не надо пить со всеми, кто предлагает!". А он мне: "Да обидятся же!". Говорю: "Ну и пусть, а тебе-то что? Они тебе никто, из звать их никак. Обидятся - сами виноваты. На обиженных воду возят!". А еще ему недавно режим поменяли - на строгий перевели. А там свои законы - паханы, блатные, вот это все. На "перо" посадить - как за здрасте. Погоди минутку, сейчас выйду позвонить. Мне Софья Фроловна один номерок дала, на крайний случай. Вот, кажется, этот случай и наступил...

Кузьма остановился, вышел из машины у метро и пошел по направлению к телефонному автомату. Мы с Юркой тоже вышли.

- Как думаешь, обойдется? - спросил я у Юрика, который тем временем закуривал сигарету.

- Не знаю, - пожал он плечами, - хотелось бы верить. Я не бывал, конечно, на зоне и ни за что не хотел бы там побывать, но порядки там, говорят, жесткие.

- И что, нельзя никому пожаловаться?

Юрик горько ухмыльнулся.

- Кому ты будешь жаловаться, Эдик? Ты прямо как Стрельцов, будто ребенок. - Пожалуешься - еще сильнее бока намнут. Кузьма вот только через Софью Фроловну какой-то секретный канал связи нарыл. Будем надеяться, что нам подфартит.

Через несколько минут Кузьма вернулся и кивнул:

- Порядок, все передал. До Эдика точно доведут. Ну а там - его дело, прислушается или нет. Поехали! Эдик, раз такое дело, довезу тебя прямо до твоей общаги! Юрка, ты едешь?

- Не, езжайте без меня! - махнул рукой Юрик. - Я в метро, к Маринке спешу, так быстрее будет!

Кузьма довез меня до дома и тепло попрощался, пожав руку. В его глазах, как и в моих, был один и тот же вопрос: "Успеем ли?"