Девушка с рассыпающейся гривой медовых волос мягко соскользнула с постели своего возлюбленного. От нее пахло экзотическими специями и чужеземными землями, потому что мыло, масла и духи приходили к ней из далекого Тарсиса. Купеческим караваном эти туалетные принадлежности прибыли, путешествуя по царству зеленого дракона, и принесли в королевскую резиденцию подарок короля для его возлюбленной. Именно тогда душистые волосы Кериансерай были ее единственным прикрытием, падая на бедра, густые и волнистые, как волны, струящиеся по спине. На ватных ногах она пересекла комнату, ее шаги не издавали ни звука на мягких толстых коврах, разбросанных по всему высокому залу. Сотканные в Сильванести, давным-давно, в годы, предшествовавшие даже первому катаклизму, эти ковры представляли собой богатство в масштабах, которые прокормили бы деревню фермеров в течение многих поколений.
Кериан подняла с пола свою одежду: розово-лиловую блузку, льняные брюки. Легкий шелк белого камзола легко скользнул через ее голову. Она вошла в шелковые сапоги из тех, что доходили только до колен, и свободно стянула талию шнурком из золотистого шелкового шнурка. В постели король пошевелился. Кериан оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, не проснулся ли он. Но он не стал этого делать. Какой-то сон тронул его. Она сделала шаг вперед, снова к кровати, потом еще один.
Солнце еще не светило в окно, звезды только начали меркнуть. Под пологом теней спал король эльфов, и тот свет, что проникал в комнату через окно, освещал его лицо. Его волосы лежали на подушке, как золото, рука прижималась к щеке. Сын Таниса-полуэльфа, Гилтас никогда не будет иметь такой бороды, как у его отца, потому что в нем не было столько человеческой крови. И все же в некоторых отсветах он показывал пухлую щеку, намек на бороду.
Король снова зашевелился. Кериан гадала, шевелится ли он в приятном сне или в кошмаре. С последним она была немного знакома. Он был призраком, ее любовником. Снаружи, в коридорах, раздавались голоса, шепчущие о пробуждении дня. Кериан отвернулся от короля, чтобы продолжить одеваться, пересекла комнату и подошла к зеркалу-длинному листу стекла в серебряной рамке. Приподняв волосы, она услышала, что король проснулся.
- Доброе утро” - сказала она, улыбаясь Гилтасу в зеркале, когда он сел. Он был немного выше большинства эльфов, потому что у него был дед-человек, как говорили шепотом, человек, чье имя никто не знал. Говорили, что Танис полуэльф, отец короля, был ребенком, мать которого изнасиловали.
Гилтас махнул рукой, и Кериан повернулась, держа свои волосы наготове, чтобы заплести их в косу.
- Позволь мне это сделать, - сказал король эльфов Квалинести.
“Гил, нет. Я должна идти. Если меня хватятся в доме-”
- Он сделал почти повелительный жест рукой. Однако его голос был голосом влюбленного, а потому не повелевал. “Не беспокойся о Рашасе. Сегодня он будет часами переодеваться для шествия. Он не пропустит ни одного слуги среди всех тех, кто находится в его зале.”
Так много было правдой. Королю потребовалось меньше времени, чтобы подготовиться к процессии, которая традиционно приветствовала сезон осеннего Сбора Урожая, чем этому гордому сенатору. Скорее всего, Рашас не станет скучать по Кериан, слуге самого скромного положения.
Кериан подошла к королю и, откинув назад волосы, села на край кровати. Он взял у нее блестящую прядь волос и расчесал ее пальцами, разделив на три толстые пряди, чтобы заплести в косу. Он работал осторожно, молча, и перевязал свою работу лентой из розового гросгрейна. Закончив, он легонько, игриво дернул ее за косу. Она повернулась, смеясь, и он положил обе руки ей на плечи, нежно проводя большими пальцами по линии ключицы. Его указательный палец очерчивал татуировку на ее шее, вьющиеся виноградные лозы, извивающиеся вокруг и вниз. Это прикосновение, теплый свет в его глазах-она знала, что они означают.
- Нет, Джил.- Она подняла его руки. “Мне нужно идти.”
Он знал, что она пойдет туда тайно, пробираясь по немногочисленным проходам, о которых знал только сам король. Он спроектировал свою резиденцию, свой лесной дворец, построенный не в роще высоких дубов, а как часть этой рощи, многоквартирный особняк, который не требовал вырубки древних дубов, но требовал, чтобы комнаты и лестницы, атрии и внезапные тайные сады были построены таким образом, чтобы роща деревьев руководила формированием формы. Поскольку эта королевская резиденция была отвергнута как капризное развлечение мальчика-короля, мало кто обратил внимание на планировку или здание. Мало кто знал, что здесь и там за внешне невинными стенами скрываются потайные ходы, узкие проходы, по которым путешественник поспешно выходит из определенных покоев в невинный сад. Один из таких коридоров находился за восточной стеной королевской спальни.
Гилт неохотно согласился. “Ты должна уйти, потому что Рашас никогда не должен узнать о нас.- Как человек, читающий урок, он говорил с ноткой угрюмой горечи в голосе.
Ни Рашасу, ни другой персоне больше, чем тем, кто уже знал это. Их тайну разделяли только Королева-Мать, доверенный слуга Гила Планше и самая близкая подруга Кериан в доме ее хозяина Зоя Гринбрайер. Эта тайна хранилась в течение тридцати лет по политическим соображениям, и именно по политическим причинам сегодня, чуть позже, король должен был присутствовать на скучном заседании Сената.
Гилтас должен был присутствовать на собрании Талас-Энтии, якобы потому, что на этом настаивал сенатор Рашас. Для Рашаса, да и почти для всех остальных, Гилтас казался слабым, колеблющимся юношей, который не мог определить, какого цвета чулки хорошо сочетаются с той или иной туникой, и поэтому можно было рассчитывать, что он не помешает какой-либо серьезной работе, которую предстояло проделать Сенату.
-Этот юноша ... ах, король ... король-юноша, и он учится, - настаивал Рашас своим коллегам-сенаторам, дамам и лордам Талас-Энтии. - Настаивал он, но с кажущейся мягкостью. “Ты видишь, что наш юный лорд уже проявляет мудрость в это ужасное время, когда половина Кринна живет под когтями драконов. Он проявляет мудрость, чтобы ждать, учиться и наблюдать, пока правят более старые, мудрые головы.- Сенатор старательно сдерживал улыбку и сохранял серьезность. - Мы благословлены нашим королем.”
Благословен наш король. Кериан знала сенатора, в чьем доме она служила уже много лет. Она знала образ мыслей хитрого старого эльфа. Благословен наш король, наш податливый марионеточный король. Рашад вполне мог так думать, потому что в начале своего правления Гилтас не пользовался репутацией волевого лидера. В детстве он страдал от плохого здоровья, а в юности его преследовала холодная неуверенность, что он никогда не сможет стать сыном, достойным родителей, которые так храбро сражались во время войны копья. Кто мог бы жить в соответствии с наследием принцессы Лораны, Золотого Генерала? Какой сын может быть свободен от легенды о легендарном герое копья, Танисе Полуэльфе? В самом начале своего правления Гилтас действительно был марионеточным королем.
Наступило время, когда он перестал быть тем молодым человеком, который размышляет над неопределенностью и заполняет страницы пергамента мрачными стихами. По правде говоря, он все еще сочинял свои мрачно-мрачные стихи. Кериане они не слишком нравились. Для всех, кроме нее и королевы-матери, он был олицетворением молодого человека, который колебался между чем-то вроде депрессии и безвкусицей избалованного королевского сына. Но для двух женщин, которые любили его и знали лучше всех, Гилтас был гораздо больше. Неуверенность все еще преследовала его, и кошмар преследовал его во сне, темные сны, которые иногда казались юному королю ужасными пророчествами, но они больше не ослабляли его, над которыми он боролся, чтобы подняться выше.
Есть мужество меча и мужество сердца и души. Гилтас открыл последнее, и за это Кериан любила его.
Многое из того, что Рашас думал, что он знает о своем короле, было ложью, а многое о своем короле Рашас вообще не знал. Он не знал, что молодая женщина из Кагонести, служившая ему, была любимицей короля. Он не знал, что многое из того, что слышала его слуга, попадало к Гилтасу, в шлак для просеивания зерна. Рашас не знал—а если Гилтас и Кериан будут осторожны, он никогда не узнает—- что время от времени, в критический момент, Гилтас получал лишь крупицу информации, необходимой для того, чтобы занять более выгодное положение в переговорах со своим Сенатом, чем мог бы ожидать этот августейший орган.
За последние несколько лет он поставил у власти двух губернаторов в восточных провинциях, и эти губернаторы ждали своего шанса доказать свою лояльность. Он оказывал милости некоторым Лордам и Леди, зная, что милости будут возвращены в случае необходимости. Он надеялся, что сегодня у него будет другой выбор. Он намеревался поставить молодого лорда Файермана на место покойной матери Лорда в качестве губернатора одной из северных провинций. Рашас если и не надеялся на смерть старухи, то готов был назначить наместника, не имеющего никаких родственных и сентиментальных связей с королевской семьей. Такие должности не передавались по наследству эльфам, но Гилтас был готов указать-и правильно,-что ни один другой мужчина или женщина не обладали богатством или личным уважением среди людей этой далекой провинции, чтобы хорошо править. У него не было другого выбора, кроме молодого Файермана, если только Сенат не был готов финансировать назначение чужака. В эти драконьи дни, когда Берилу платили так много дани, мало кто из сенаторов охотно поддержал бы сомнительного кандидата.
Хитрый как Рашас, Гилтас затеял опасную игру. Он притворился, что танцует по воле своего Сената, Сената, управляемого Рашасом, в то же время работая в тени, чтобы помочь своей матери в ее борьбе за освобождение Родины эльфов от темных рыцарей и владычества драконов.
За дверью спальни послышался голос Планше - это был слуга короля, призывающий всех к порядку. Королева-мать, сказал он им, не будет завтракать вместе с королем.
“Садитесь на место, - сказал Планше, следуя его команде и быстро хлопнув в ладоши.
Замолчав теперь ради тех, кто был снаружи, Кериан взглянула на своего возлюбленного.
- Мама получила депеши вчера поздно вечером.”
Кериан подняла бровь, и Гилтас криво усмехнулся. - Записка, доставленная поздно, пока ты спала, любовь моя. Она извинится и не пойдет ни на шествие, ни на заседание Сената.”
- А договор?”
Гилтас кивнул. Возможно, депеши были пачкой писем из Абанасинии, возможно, от одного из вождей равнинного народа; возможно, какое-то известие от гномов Торбардина, знак того, что Верховный Король и его Таны наконец-то оттаяли от мысли заключить договор с эльфами.
Кто когда-нибудь знал о гномах, этих долгих мыслителях, вековых совещателях? В прошлые века эльфы были близкими друзьями гномов, Пакс Таркас был тому свидетелем. В те времена гномы с большим уважением относились к женщине, сыгравшей столь важную роль в войне копья, но не проявляли особого интереса к тому, чтобы выйти из своей горной твердыни и присоединиться к договорам. В годы войны хаоса в горах шла война, гражданская война между кланами дварфов, которая, как говорили, оставила королевство в руинах. От воли этих раненых, бывших союзников зависела судьба договора, который мог бы дать шанс освободить эльфов из их плена.
Снаружи слуги что-то шептали друг другу. Одежда уже была разложена, а поднос с завтраком стоял на резной подставке из слоновой кости в ожидании королевского удовольствия.
- Пора уходить” - прошептала Кериан.
В начале дня любимый народ Квалинести эльфы праздновали смену сезона и делали вид, что не замечают скрывающихся Темных Рыцарей.Такова была жизнь в оккупированном Квалиносте, но гораздо лучше, чем в других драконьих Королевствах. Там, где правили синие Келлендросы, люди голодали; в восточных частях Кринна, где правил Малистрикс Красный, люди плакали кровью. Здесь, в обмен на дань, у эльфов были лохмотья свободы и полные кладовые. Это была весьма сомнительная сделка.
Кериан коснулась губ своего возлюбленного поцелуем.
Она почувствовала под своими губами его печальную улыбку, когда Гилтас провел пальцем по ее щеке. - Тогда иди. Приходи сегодня вечером.”
Это она пообещала, как всегда, охотно. Она снова поцеловала его, и король задержал ее еще на мгновение, прежде чем отпустить.
В легендарном городе эльфов, с сияющими башнями и сверкающими серебристыми мостами, люди ходили в цветах Осенней Жатвы. Мужчины, молодые и старые, одетые в Орехово-коричневые штаны, их рубахи были красновато-коричневыми от созревших яблок, рыжевато-коричневого ячменя,клены становились золотыми, а кизилы меняли цвет на винный. Женщины, старые и молодые, и даже маленькие девочки, кружились по улицам и переулкам. Они были одеты в те же цвета, что и их мужчины: синий-для астр на полях, пурпурный-для ягод на полянах, золотой, коричневый и розовый. В волосы они вплетали ленты из шелка, атласа и гросгрейна. Вокруг талии они затянули соответствующие пояса, и бахрома свисала ниже колена.
Мужчины, женщины и дети, Лорды и Леди, слуги и торговцы-все жители Квалиноста толпились на улицах. Они смеялись, переходя из пекарни в винную лавку, от Ткача к ювелиру; они собирались вокруг высоких колесных повозок продавцов яблок, орехов и фермеров, возвращавшихся с полей с лучшим урожаем. На конной ярмарке, где традиционно собирались эльфы, чтобы купить и продать прекрасных животных, которыми славилось королевство, народ наблюдал за аукционами широкогрудых ломовых лошадей и хорошеньких Палфри для вечерней прогулки пожилой леди. Они наблюдали за продажей крепких лошадей для долгой верховой езды и маленьких пони, которые могли бы порадовать ребенка богатого эльфа.
В этот единственный день собаки бегали вприпрыжку по саду, а дети бегали и кричали, их запястья и лодыжки были украшены браслетами из сверкающих серебряных колокольчиков. На каждом углу играли дудочники, барды декламировали свои стихи, а юные девушки благоухали глициниями и розами, слушая, как менестрели поют им песни, заказанные их поклонниками. Песни нежнейшей любви, глубочайшей страсти, песни утраты, обретения, надежды-эти песни вызывали слезы на глазах у девушек и лукавые улыбки на устах тех, кто проходил мимо.
Город звенел от радости жатвы, и через Квалиност, по дороге, которая могла показаться извилистой незнакомцу, король эльфов совершал свой королевский путь. Он ехал в прекрасных носилках под балдахином из зеленого шелка с кисточками, которые несли четыре сильных молодых эльфа. Эти носильщики носилок были прекрасными сыновьями и прелестными дочерьми младших ветвей королевского дома. Привилегии и место давали им право на эту честь.
Весь его Сенат шел с Гилтасом, вся окружавшая Талас-Энтия. Сверкая шелками и атласом, сверкая драгоценными камнями, Лорды и Леди Квалиноста ехали по обе стороны от короля.По своим цветам они были известны-вымпелы несли, как копья, их держали рядом с седлами, как будто они и в самом деле были оружием. В душистом воздухе плыли атласы, а в гривах их высоких коней развевались ленты подходящего цвета, шелковые ленты вплетались в волосы, расчесанные мягко, как у женщины.
Только один из них скакал перед королем, и это был Рашас, сверкающий как и его сияющая пурпурная мантия с розовым кушаком. Сенатор сверкал рубинами и аметистами, а на посеребренной голове у него был венок, листья которого были из чеканного золота, каждый такой тонкий и изящный, что при ближайшем рассмотрении не было видно никаких следов удара молота.
Гилтас полузакрыл глаза, чтобы защитить их от солнечного света, отражавшегося от каждого тонкого листка. Он вздохнул, не слишком сдержанно, и пожалел, что в прошлом году не подарил сенатору что-нибудь менее яркое в качестве подарка зимней ночью. Этот вздох привлек внимание Леди Эванты из дома священника.
“В этом году путь неблизкий,-сказал Гилтас, притворяясь, что прячет зевок, сверкая перстнем. Ему не было скучно, он не был утомлен. По правде говоря, он был взвинчен и нетерпелив, и ему очень хотелось покинуть качающиеся носилки и вскочить на коня, такого же высокого и прекрасного, как сияющий гнедой Рашаса.
Вокруг них сиял город, люди смеялись, и кто-то кричал из сада таверны “Сук и Цветок": "Смотрите! Вот там! Это же король!”
Гилтас узнал деревенский акцент, какой-то фермер из провинции с его урожаем, решивший отпраздновать праздник в великолепном стиле. Возможно, он отправился на ярмарку лошадей, возможно, он продал там хороший дрэй или купил его. Вероятно, он купил жене новое платье на улице портных, а дочери-игрушки в переулке чудес. Несомненно, семья будет говорить об этой неделе в течение всей грядущей зимы, возвращаясь к золотому Квалиносту в памяти перед потеплением костров.
Гилтас выглянул из своей кабины, слегка раздвинув занавески, чтобы лучше видеть. Молодой эльф стоял, положив руку на плечо очень маленькой девочки, которая выглядела его дочерью. Увидев руку короля на шелковых занавесях, он указал на нее. Девушка подалась вперед, чтобы лучше видеть, и вдруг отец высоко поднял ее на плечо.
- Король!- воскликнула она, махнув рукой. Браслеты с колокольчиками на ее запястьях зазвенели в воздухе серебристым смехом. - Король! Здравствуй, король! Счастливого урожая!”
Люди оборачивались, чтобы улыбнуться девочке и ее радостному, невинному приветствию. Отец поднял ее высоко над головой, и малышка завизжала от смеха. Рядом с Гилтасом фыркнула Леди Эвантия и презрительно заметила, насколько вульгарным стал народ в провинции.
“Да они такие же неотесанные, как и наши собственные слуги из Кагонести. Нет” - сказала она, покачивая головой в мимике тщательного обдумывания. “Нет, я неправильно выразилась. Я думаю, что эти провинциалы еще хуже. Я думаю, что они живут слишком близко к лесу и забывают, как вести себя в городах. Тогда как... - теперь она кивнула, одобряя свое заключение, прежде чем произнести его вслух. Солнечный свет сверкнул на ее золотых серьгах; теплое дуновение воздуха мягко приподняло тонкий рукав ее красновато-коричневого платья. - В то время как я полагаю, Ваше Величество, что наши слуги действительно приобретают некоторую заметную ... о, Можно ли сказать?- определенная степень, ну если не изящества,то уж точно утонченности.”
Гилтас кивнул и сделал вид, что обдумывает ее слова, наблюдая, как фермер и его дочь уходят, возвращаясь к своей семье, к своим праздникам. Каким же чудесным должен казаться им этот город! Как сладко было удивление ребенка и ее импульсивное, сердечное приветствие.
Счастливого урожая!
Приветствие сидело в его сердце, как искрящееся вино, пока процессия петляла по улицам. Почтенные вожди лучших домов Квалинести ехали в сопровождении своего юного короля через весь город, мимо легендарной башни Солнца и Звезд, мимо домов скромных и высоких, домов старого стиля, построенных среди деревьев, великолепных домов новой моды, обнимающих каменные утесы. Король и его придворные величественно шагали по извилистым улицам, забитым горожанами и эльфами, прибывшими из провинций. Куда бы они ни пошли, люди отступали, чтобы посмотреть на короля и его могущественный Сенат, выкрикивая приветствия или благословения.
У Дома Лун Гилтас приказал процессии остановиться, ибо здесь был самый тихий из всех городских садов. Здесь никто не праздновал, никто не танцевал, не пел и не смеялся. Особняк,по правде говоря, представлявший собой высокую башню из сверкающего белого мрамора, стоял в полной тишине.Все знали, что внутри служители исчезнувших богов жили так, как будто они были изгнанниками, наполняя дни молитвой и видом надежды, которую только изгнанники долго спускались к самому тонкому краю, никогда не уступая. Было время—в его собственной живой памяти-когда три луны плыли по небу Кринна: белая Солинари, Красная Лунитари и черная Нуитари. Было время, когда боги шли по лицу мира, когда существовала богодухновенная магия, мало похожая на ненадежные чары, найденные в древних реликвиях и талисманах. В эти дни ни одно божество из всех Домов Богов не разговаривало с любым смертным, и маги были вынуждены передвигаться в потертой одежде с потрепанными надеждами.
По приказу короля процессия двинулась дальше. Теперь Гилтас ехал молча. Он больше не смотрел на город, пока не услышал презрительное фырканье Леди Эланты. Гилтас раздвинул шелковые занавеси, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание. Они пришли в библиотечный район, в то место садов и рощ, где доминирующими зданиями была библиотека Квалиноста, широко известная и уважаемая даже в те дни, когда Рыцари Берила держали большинство ученых вне пределов королевства.
Король слегка наклонился вперед и увидел группу осенних танцоров. Музыканты, дудочники и барабанщики образовали в саду широкий круг, а внутри него кружились танцоры, словно осенние листья. Его лицо смягчилось, потому что среди них он увидел Кериан. Они исполняли танец года, сложный ряд шагов, которые вели их по спирали, которые плотно смыкались, а затем снова расширялись, пересекаясь так, что те, кто стоял на высоких балконах домов, окружающих библиотечный сад, видели танцующих, как будто они были узорами в калейдоскопе. Вариации этого танца шли в садах по всему городу, в парках и даже в частных садах. Это был танец сбора урожая, и эльфы, которые хотели участвовать, начали практиковать сложные шаги весной, чтобы быть готовыми к выступлению осенью. Кериан была танцовщицей-любительницей, возможно, не обязательно одаренной, но то, что ей не хватало точности или врожденного таланта, она с лихвой компенсировала искрой и духом.
Музыка взмыла ввысь, звуки труб были похожи на полет птиц. Она снова вернулась на землю, пойманная и удерживаемая тонким барабанным боем, который направлял шаги танцующих. Среди них плыла Кериан, прелестная в своем праздничном наряде. Она отказалась от цветов службы Рашаса в пользу цветов урожая. Она распустила волосы и свободно завязала их сзади в мерцающий шарф цвета кукурузного шелка. Ее широкая юбка развевалась, золотистая, как осенние дубы. На запястьях и лодыжках ее смуглых голых ног звенели серебристые колокольчики. Солнечный свет согревл день; на ней была тонкая шелковая блузка, выкрашенная в точь-в-точь как голубые астры на полях, а зубчатые рукава были так коротки, что едва прикрывали ее щедро татуированные плечи.
Извилистые татуировки Кериан были подобны теням на ее обожженной солнцем коже. Джил знал, где каждая из них начинается и где заканчивается. Он знал, как они пересекаются и где именно. Некоторые из Кагонести скрывали свои татуировки, то ли потому, что мастер приказал им быть непокорными, то ли потому, что они сами научились стыдиться этого безошибочного знака наследия диких эльфов. Другие покрывали знаки, потому что чувствовали, что татуировки не предназначены для случайного наблюдения. Кериан никогда не закрывал ее вьющиеся лозы. Ей было все равно, кто заметил эти татуировки и как они к ним относятся.
“Ну что ж, - пробормотала Леди Эланта, глядя, как Кериан танцует. - Я полагаю, что не все слуги научились изяществу.”
“Действительно, - сказал король, улыбаясь, потому что он должен был быть замечен, чтобы согласиться. - Он сделал целенаправленное колебание. - И все же она движется по земле, как тень. Смотри, ее ноги едва касаются земли. Это своего рода благодать, не правда ли, Миледи?”
Леди Эланта фыркнула. “К тому же она вульгарна и полуодета.”
Не совсем так, подумал Гилтас, который знал эту танцовщицу, одетую и раздетую, но шелк ее блузки был настолько тонким, что она носила камзол для скромности, и это было не более существенно, чем астрово-голубая блузка. Король видел тень от груди своей возлюбленной, когда она танцевала, а Леди Эланта видела, как двигается его рука, и это было легкое беспокойство, с которым он ничего не мог поделать. Затем Гилтас небрежно сложил руки на груди, но не отвел взгляда от танцующих.
Сияя, раскачиваясь из стороны в сторону такими сложными шагами, что они походили на безумие, Кериан откинула назад голову, медовые волосы рассыпались волнами от ее платка. Шелковый шарф подхватил легкий ветерок и поплыл к молодому человеку, который стоял и наблюдал за танцем. Он протянул руку и поймал платок, протягивая его Кериану и дразня его обратно. Гилтас не слышал, что было сказано, но понял жесты этого человека. Он вернет шарф за плату в виде поцелуя. Смех Кериан звенел, как колокольчики. Никогда не сбиваясь с шага, она взяла назад свой платок и легонько заплатила за него, проходя по кругу в танце.
- Двигайтесь дальше” - отрывисто приказал король. Он больше не раздвигал занавеси, чтобы выглянуть наружу, пока не понял по удаляющимся звукам музыки и голосов, что они пришли в более утилитарную часть города. Теперь они находились в квартале рыцарей. Гилтас знал, что неподалеку отсюда Лорд Эамутт Тагол сидит в своем уродливом казарменном здании, а Рыцарь Черепа отдает приказы своим приспешникам. В этот день по просьбе Рашаса, который был связующим звеном Сената между Королевством и рыцарями, Тагол согласился держать свои патрули в темных доспехах незаметно на заднем плане празднества.
Гилтас мрачно поджал губы, когда они приблизились к восточному мосту, ведущему из города. Король снова раздвинул занавески носилок, глядя на восток, чувствуя боль и пустоту. Серебристый пролет моста поднимался высоко над королем и лордами, высоко над самим городом. Соединенный с тремя другими мостами серией башен, не более чем сторожевыми домиками для дозорных, этот мост в свое время ничем не отличался от трех других.
В последнее время все изменилось.
Желудок Джила скрутило, горькая желчь подступила к горлу. Восточный мост ощетинился копьями, похожими на пики. На окровавленных остриях этих копий были свежие головы эльфов. Наверху, высоко в ярко-синем небе урожая, плыла тьма воронов. В ушах короля шум празднества звучал как шум далекого моря, едва слышный, едва узнаваемый.
Из сторожевой башни вышла коренастая фигура-Рыцарь в черном, в высоких сапогах, с коротко остриженными волосами, как это было принято у всех рыцарей. Он нес с собой мешок,и из леса над его головой поднялась целая стая ворон. Рыцарь вытянул голову из мешка с длинными волосами. Это были рыжие волосы, а теперь они были спутаны темной кровью. Мертвой была женщиной; Джил поняла это по нежности ее лица, когда Рыцарь взял голову за уши и с силой опустил ее на стальной наконечник копья. У мертвой женщины отвисла челюсть, словно она собиралась закричать.
Рядом с королем Леди Элантра, казалось, ничего не заметила. Некоторые сенаторы зашептались между собой. Один из них, стоявший позади королевских носилок, издал сдавленный звук тошноты. Лошади, которые никогда не видели сражений и не чувствовали запаха крови, кроме крови дичи, фыркали и танцевали, когда ветер из леса доносил до них зловоние эльфийской крови.
Только Рашад спокойно сидел на своем коне, молча глядя на рыцаря на стене, пока тот шел обратно к караульному помещению.
“Милорд Король” - сказал он, не оборачиваясь к Гилтасу, - вы видите там ожидаемый выпуск новых приказов Лорда Тагола. Он боится, что люди в лесу становятся слишком ... шумными. Сенатор обернулся, его длинные глаза холодно блестели, а лицо напоминало восковую маску. “Он не хочет, чтобы разбойники на шоссе стали предметом внимания дракона. Конечно, вам не стоит расстраиваться, Ваше Величество. Теперь грабежи наверняка прекратятся, драконья дань пройдет беспрепятственно, ибо даже сегодня отсюда пойдут слухи об этом зрелище. Таголу нужен только мир, Мой господин король. Он хочет только порядка и подчинения.
“Как и все мы, Ваше Величество. Дракон, наш повелитель, твоя самая преданная Талас-Энтия. Мир, порядок и... - Рашас изобразил на губах подобие улыбки. “Соблюдение.”
Сенатор молча сказал королю: "я буду вести переговоры с этим рыцарем, с нашими врагами. Только не ты, мальчик, и пусть больше не будет разговоров о губернаторстве Лорда Файермана на дальнейших собраниях Талас-Энтии. Отныне пусть будет только ваше согласие с моими желаниями.
Резкий и холодный приказ Рашаса заставил процессию двинуться дальше. Лошади фыркали, стук копыт ускорился.
Гилтас позволил шелковым занавесям упасть. По прошествии некоторого времени он попросил леди Эланту передать Рашасу, что король чувствует усталость и желает, чтобы процессия незаметно завершилась около королевской резиденции. Вернувшись, он отправился в свои покои. Он хотел тишины и места, чтобы успокоить гнев, который не доставил Рашасу удовольствия видеть, гнев, о котором он не доставит ему удовольствия слышать в сплетнях.
В очаге потрескивал только что сложенный огонь, свидетельствуя об усердии слуги и о том, что хотя снаружи тепло светит первый день осени, ночь будет прохладной. На мраморном буфете в маленькой столовой, примыкавшей одновременно к его библиотеке и спальне, стоял серебряный поднос с двумя золотыми чашами и высоким хрустальным графином, наполненным рубиновым вином.
В тот день Гилтас носил много колец, и теперь он снял все, кроме одного, сверкающего топаза, чье огненное сердце напоминало ему о давно умершем человеке, его отце-полуэльфе Танисе, с которым он так часто сравнивал себя. Что бы сделал его отец, увидев головы эльфов, украшающие Серебряный мост? Гил не знал и не мог спросить. Этот человек был давно мертв. Он небрежно бросил кольца на поднос и увидел прислоненную к одной из чашек половину листа кремового пергамента. Гилтас узнал твердый почерк, буквы, которые выглядели так, словно были написаны полевым генералом. Даже после стольких лет его мать писала депеши, а не письма.
Король налил себе чашку, попробовал сладость и посмотрел в сторону своей библиотеки. На сердце у него лежал груз поэзии, зловещее, мрачное настроение складывалось в стихи, которые выглядели бы как крылья ворона на бумаге и звучали бы как голоса убитых людей, когда их читают. Все это у него было-слова и воля, чтобы их написать.
Оказавшись в своей библиотеке, когда дверь за ним закрывалась, а вокруг стоял запах книг, чернил и нарастающей печали, Гилтас терялся в словах. Он глубоко вздохнул, страстно желая этого. Он переоденется в праздничную одежду и проведет эти несколько часов, прежде чем присоединится к заседанию своего Сената.
Поставив бокал с вином, он взял записку своей матери.
Ваше Величество,
Я думала, что за обедом у нас будет еще один гость, однако, поскольку его здоровье в данный момент кажется неопределенным, я посоветовала стюарду не ждать его.
Л.
Сердце Гила упало, когда он понял зашифрованное сообщение. Гостем, конечно же, был договор, его здоровье в данный момент было под вопросом. Он перечитал записку еще раз и после третьего сканирования уловил между строк какую-то надежду. Неуверенное здоровье не было смертным приговором, во всяком случае, так можно было надеяться. Он устало бросил записку в огонь и прошел в свою спальню.
Там он нашел Кериан, и ему трудно было поверить, что женщина, столь потрясенная горем, может плакать так же тихо, как она.