Линии судьбы

Глава 67: Когда рассеивается месть

Михаил застыл, наблюдая за невероятным зрелищем, разворачивающимся вокруг. Шестерёнки в его глазах вращались с бешеной скоростью, фиксируя каждую деталь, словно это могло помочь осмыслить происходящее.

Верховный Жрец — существо, воспоминание о котором преследовало его пять столетий — корчился в агонии. Чёрные линии его сущности отслаивались, втягиваясь в трансформированное тело Лина. Шипящий вопль вырывался из рта, слишком широкого для человеческого лица, багровые глазницы вспыхивали при каждом новом импульсе силы.

— Невозможно, — прошептал Михаил, металлические пальцы рефлекторно сжались в кулаки, шестеренки в суставах звякнули, готовые к атаке.

Сколько раз за пять веков он представлял этот момент? Тысячи. Миллионы. Как собственноручно уничтожит убийцу Тан Сяо, как вырвет из него сердце, как заставит захлебнуться собственной чёрной кровью. Но сейчас враг умирал не от его руки.

Верховный Жрец захрипел, его сущность распадалась. Последний взгляд — такой же алый, как пятьсот лет назад, когда он вонзал костяной отросток между рёбер Тан Сяо — метнулся к Михаилу, наполненный чем-то похожим на страх и удивление.

— Ты… всё равно… проиграл, — прохрипел он, прежде чем исчезнуть. — Она… уже… не здесь…

Последние слова растворились вместе с его сущностью. Аватар скверны рассыпался тёмным пеплом, частицы которого втягивались в трансформированное тело Лина, где смешивались с его собственной энергией.

Пусто. Михаил ощутил не торжество, а странную, звенящую пустоту. Пятьсот лет он жил этим моментом, представлял его тысячи раз — как отомстит за Тан Сяо. И вот сейчас, когда враг исчез, не осталось ничего, кроме холодного осознания бессмысленности.

Чего ты ожидал? — спросил он себя. Что тьма отступит? Что боль угаснет? Что месть, осуществленная даже не тобой, принесет покой?

Вокруг продолжалась битва. Мастер Ю двигался сквозь атакующие тени, его тело изгибалось подобно реке, огибающей препятствия. Клинок в его руке оставлял след голубоватого света, разрезающий мрак. Но Михаил улавливал то, что не было заметно другим – микроскопические задержки между выпадами, едва уловимую неравномерность дыхания, чрезмерное напряжение в левом плече. Тело Цзи, несмотря на столетия тренировок, уже не было телом юноши, которого он когда-то обучал.

Тень скользнула к мастеру Ю сбоку, почти неуловимая для человеческого глаза. Старый мастер крутанулся, избегая прямого удара, но тёмный коготь всё же зацепил его рукав, оставив рваную полосу ткани. Он отступил на шаг, прижимаясь спиной к колонне, зажатый между тремя атакующими тенями.

Мастер Теней рассмеялся – сухой звук, напоминающий шорох осенних листьев: – Твои техники устарели, Ю. Школа Текущей Воды мертва – она просто ещё не осознала этого.

Мастер Ю не ответил. Вместо этого он опустил клинок и свободной рукой потянулся за пояс, извлекая предмет, который носил с собой пятьсот лет – маленький свиток цвета слоновой кости, запечатанный тёмно-фиолетовой печатью. Символ школы Теневого Шёпота, выгравированный на воске, тускло поблескивал в полумраке.

Пальцы Цзи, покрытые сетью морщин и шрамов от десятилетий практики, сорвали печать. Свиток развернулся сам по себе, словно живое существо. Из него хлынул поток энергии – не света и не тьмы, а чего-то промежуточного, мерцающего серебристо-чёрным светом, похожим на лунные блики на поверхности ночного озера.

Мастер Теней застыл. Его высокая фигура вздрогнула, руки, скрытые длинными рукавами, опустились.

– “Слияние теней”, – прошептал он, и в его голосе прозвучало нечто неожиданное – благоговейный трепет, смешанный с удивлением. – Эта техника утеряна уже четыре столетия. Откуда она у тебя?

Поток энергии из свитка окутал мастера Ю коконом переливающегося света. Тени, атаковавшие его, отступили, словно обожжённые. Их удлинённые конечности съёжились, бесформенные тела заколебались в нерешительности.

– Дар Хуа Лянь, – ответил Цзи, и Михаил уловил в его голосе почти неразличимую дрожь, когда он произносил её имя. Имя, которое не звучало вслух уже много веков. – На случай, если школа Теневого Шёпота забудет о своём истинном предназначении. На случай, если равновесие будет нарушено.

Михаилу не требовались человеческие слёзы – его тело утратило эту способность давным-давно. Но что-то внутри его механической груди дрогнуло, когда он увидел, как энергия из свитка Хуа Лянь преображает Цзи. Седая коса мастера Ю развязалась, волосы поднялись в воздух, окружённые мерцающей аурой. Морщины на его лице словно разгладились, глаза загорелись внутренним огнём. На мгновение Михаилу показалось, что он видит юношу, которого учил пятьсот лет назад – чистого, сильного, бесконечно верного.

Тени вокруг мастера Ю заколебались сильнее, сжимаясь в бесформенные сгустки. А он поднял руки в позиции, которую Михаил не видел уже пять столетий – древней стойке школы Теневого Шёпота, забытой в официальных учениях, но бережно хранимой в тайных техниках посвящённых.

Мастер Теней отступал перед натиском мастера Ю, но в его глазах Михаил видел не страх, а что-то иное — холодный расчёт, выжидание. Словно он был марионеткой, а истинный кукловод ждал своего момента.

Что-то не так. Он должен быть сильнее. Должен сопротивляться иначе.

Шестерёнки в глазах Михаила замедлились, фокусируясь на ауре мастера Теней. Металлические пальцы слегка подрагивали, настраиваясь на тонкие колебания энергии. И там, в глубине, он увидел… нечто. Не скверну. Не порядок. Нечто иное — древнее, холодное, терпеливое. Присутствие, которое не принадлежало этому миру.

Кто ты? — мысленно обратился Михаил к этому присутствию. Ты ведь не скверна. Ты нечто иное.

Тем временем, в центре зала Феликс и Елена продолжали работать с механизмом. Их энергии — золотая и серебристая — переплетались, проникая в древнюю структуру. Стрелки часового механизма медленно поворачивались, отыскивая положение тринадцати узлов защитной системы. Двенадцать уже активированы, оставался последний — самый сложный.

— Почти… — шептал Феликс, пот стекал по его вискам, дыхание стало тяжелым от напряжения. — Ещё немного…

Мать всех возможностей чувствовала опасность. Её колоссальная фигура сотрясалась от беззвучного гнева, тысячи глаз отчаянно метались, ища способ остановить происходящее. Щупальца скверны хлестали по барьеру, который удерживал Лин, оставляя на нем паутину трещин.

— Не выдержу долго, — процедил Лин сквозь стиснутые зубы, черные линии на его лице пульсировали от напряжения. — Спешите!

В этот момент пространство вокруг замерцало. Воздух сгустился, время замедлилось, а затем остановилось. Капли пота на лбу мастера Ю застыли. Энергетические потоки вокруг Феликса и Елены превратились в неподвижные ленты света. Даже щупальца Матери всех возможностей застыли в воздухе, не достигнув цели.

Всё замерло, кроме Михаила и мастера Теней.

— Наконец-то, — произнёс мастер Теней, но голос был не его — глубже, древнее, словно говорили одновременно тысячи существ. — Наконец-то мы можем поговорить без лишних ушей, Хранитель.

Михаил выпрямился. Его металлическое тело мерцало голубоватым светом, механизмы внутри работали с удвоенной скоростью, реагируя на опасность.

— Кто ты? — спросил он, хотя уже догадывался об ответе.

Фигура в чёрном одеянии улыбнулась, но это была не человеческая улыбка.

— У меня много имён, — ответило существо. — Иногда меня называют Наблюдателем. Иногда — Архитектором. Но эти имена ничего не значат. Важно лишь то, что я был здесь задолго до вас всех.

— Ты стоишь за всем этим, — произнес Михаил, чувствуя, как механизмы внутри его тела начинают перегреваться от внезапно нахлынувшего осознания. — Не скверна. Ты.

Существо рассмеялось, и этот смех эхом разносился в застывшем времени, отражаясь от стен храма искаженными волнами: — Скверна — лишь отражение, — сказало оно, делая шаг вперед. — Реальность и её зеркало. Ты запечатал его своей системой, скрыл от этого мира его собственное отражение. Неудивительно, что оно стремится вернуться.

Михаил оставался неподвижным, хотя каждый мускул в его теле был готов к немедленному действию: — Зачем? Зачем все эти жертвы? Все эти разрушения?

Существо склонило голову набок, изучая Михаила с любопытством энтомолога, рассматривающего особенно интересный образец: — Представь мир без отражений, Хранитель. Мир, где ты никогда не видишь своего лица. Разве не станешь ты чужим самому себе? Разве не потеряешь представление о том, кто ты есть? — существо сделало плавный жест рукой. — Миры нуждаются в своих отражениях. Даже искаженных. Особенно искаженных.

Михаил чувствовал, как гнев нарастает внутри него — горячая волна, несвойственная его обычно холодному рассудку: — Ты говоришь о жизнях миллионов существ как о философской концепции.

— Я говорю о равновесии, которое ты нарушил, — резко ответило существо, все притворство доброжелательности исчезло. — О балансе, который ты исказил своей системой защиты. Ты не защищал этот мир, Хранитель. Ты заточил его в клетку, отрезал от его собственной природы.

Существо сделало шаг вперёд, его очертания размывались: — Но я могу предложить тебе утешение, — голос стал мягче, проникновеннее. — Я могу дать тебе то, о чём ты мечтал пятьсот лет. Вернуть её. Воскресить Тан Сяо. Моей силы достаточно для этого.

Сердце Михаила — металлическое, механическое — словно пропустило удар. За пятьсот лет его существования ничто не могло пробить его защиту, но эти слова…

Тан Сяо. Живая. Настоящая.

Образ возник перед внутренним взором — её лицо, её улыбка, её голос, зовущий его по имени. Воспоминание было таким ярким, что на мгновение он почти ощутил запах её волос, прикосновение её пальцев к своей — тогда ещё человеческой — коже.

— Всё, что тебе нужно сделать, — продолжило существо, — это остановить их, — оно указало на застывших Феликса и Елену. — Их план разорвет зеркало окончательно. Уничтожит сам шанс на равновесие между мирами. И навсегда закроет для тебя путь к Тан Сяо.

Михаил смотрел на застывших людей. На Феликса и Елену — двух чемпионов из разных миров, объединённых общей целью. На мастера Ю — своего ученика, хранителя его наследия. На Лина — существо, нашедшее свой баланс между порядком и хаосом.

Затем он посмотрел снова на Мать всех возможностей — колоссальную фигуру, застывшую в момент атаки. И внезапно понял то, что ускользало от него столетиями.

— Ты боишься их плана, — тихо сказал он. — Боишься того, что они могут создать мир, неподвластный твоему контролю. Ты не хранитель равновесия. Ты паразит, питающийся противостоянием.

Улыбка существа исчезла. Черты лица мастера Теней исказились, словно восковая маска, начавшая плавиться: — Глупый механизм. Ты видишь так мало, несмотря на свои улучшенные глаза. Я не паразит, я создатель. Я даю мирам цель, смысл, движение. Без меня они погрузятся в стагнацию. Затухнут, как свеча без кислорода.

Михаил покачал головой: — Нет. Ты используешь скверну и порядок как инструменты контроля. Поддерживаешь их противостояние, чтобы миры никогда не достигли гармонии. Потому что в гармонии тебе нет места.

Существо зашипело, и его человеческий облик начал трескаться, как древняя фарфоровая маска. Трещины пробежали по лицу, расширяясь и углубляясь. Куски того, что казалось плотью, отваливались, обнажая нечто совершенно иное под личиной мастера Теней.

Михаил отшатнулся. Перед ним предстало существо, сотканное из плотного черного тумана, пронизанного багровыми сосудами, пульсирующими в неестественном ритме. Его форма напоминала человеческий силуэт, но вытянутый, искаженный, с конечностями, слишком длинными и гибкими для человека. Там, где должно быть лицо, клубилась чернота, из которой выступали три пары глаз, расположенных асимметрично – ярко-красные, с вертикальными зрачками, похожими на кошачьи, но лишенные век.

— Ты отказываешься от неё? От шанса вернуть Тан Сяо? — прошипело оно голосом, в котором больше не осталось ничего человеческого. — Подумай еще раз, Хранитель. Пятьсот лет ожидания. Пятьсот лет тоски. Я могу вернуть её тебе такой, какой она была. Во плоти, не призраком.

На мгновение время, казалось, замерло еще глубже. Воздух в древнем храме задрожал иначе. Не от скверны, не от сражения — от чего-то более тонкого, почти неуловимого. Серебристая дымка заклубилась у алтаря — там, где пять веков назад упала Тан Сяо, пронзённая Верховным Жрецом.

— Сяо? — прошептал он одними губами, и механическое лицо исказилось в выражении, пугающе близком к человеческой надежде.

Возможно, это была лишь игра света на древних стенах. Возможно, лишь отражение его вечной тоски в искажённой реальности храма. Но серебристое свечение сгустилось, обретая очертания женской фигуры.

Тонкие черты лица, длинные волосы, собранные на затылке в свободный узел, спокойный, внимательный взгляд. Она была именно такой, какой он помнил ее в тот последний день. Не моложе, не идеализированнее — просто она. Тан Сяо. Его подруга, его любовь, его потеря.

Наблюдатель отступил, его форма колебалась: — Ты видишь иллюзию, — прошипело существо. — Призрак. Я могу дать тебе реальность.

— Нет, — ответил Михаил, не отводя взгляда от фигуры Тан Сяо. — Она никогда бы не приняла такого возвращения. И она никогда бы не простила мне, если бы я предал все, что мы строили вместе, ради своих желаний.

Образ Тан Сяо улыбнулся — тихой, немного грустной улыбкой, которая была так ему знакома. Она не говорила — просто смотрела на него с выражением, в котором читалось одновременно одобрение и печаль, решимость и прощание.

И в этот момент Михаил понял. Пятьсот лет он хранил систему, считая, что выполняет её последнюю волю. Но последний урок Тан Сяо он так и не усвоил. Она не стремилась к абсолютному порядку — она искала гармонию. Не отрицание скверны, а принятие её как части мироздания, уравновешенной порядком.

Не скверна и порядок. Мир и его отражение. Они должны видеть друг друга, даже если искажают, даже если противоречат. Потому что только так возможно познание, только так возможно развитие.

— Ты был прав в одном, — сказал Михаил существу. — Я действительно исказил равновесие. Своей системой защиты, созданной из любви и страха. Я виноват не меньше тебя.

Существо замерло, его мерцающие глаза уставились на Михаила с настороженностью: — Ты признаешь свою ошибку?

— Да, — просто ответил Михаил. — И я исправлю её. Но не твоим путем.

Его металлическое тело вспыхнуло, словно звезда. Шестерёнки и механизмы внутри начали работать с невероятной скоростью, пробуждая силу, которую он сдерживал пятьсот лет.

— Я Хранитель, — произнёс Михаил голосом, в котором звучала мощь веков. — И я больше не буду просто наблюдать.

Существо бросилось вперёд, но было уже поздно. Волна чистой энергии хлынула от Михаила, разрывая заклинание существа. Время, замороженное Наблюдателем, дрогнуло и потекло снова.

Воздух расцвел тысячами сверкающих осколков, когда тело существа разорвалось на фрагменты чистой энергии. Мастер Теней рухнул на колени, освобождённый от контроля, его лицо исказилось в гримасе боли и изумления.

— Вы! — закричал он, и это был уже его голос, человеческий, хриплый от долгих лет подчинения чужой воле. — Вы не знаете, что делаете! Он сильнее, чем вы думаете!

Но сила Михаила уже разворачивалась, окутывая зал защитным куполом голубоватой энергии. Мать всех возможностей завершила свою атаку, но теперь её щупальца наткнулись на новый барьер — сияющую стену чистой энергии.

Лин, воспользовавшись моментом, присоединился к Феликсу и Елене:

— Я знаю этот узел, — сказал он, указывая на тринадцатую стрелку циферблата. — Я был там. Изучал его структуру. Позволь мне.

Феликс кивнул, и золотая нить потянулась от его печати к Лину, соединяясь с фиолетовым сиянием его трансформированного тела. По этому каналу потекла информация — образы, ощущения, знания о структуре Северного храма, скрытые символы в его основании, тайные контуры магических печатей.

Михаил наблюдал, как последняя стрелка циферблата наконец сдвинулась, указывая точно на Северный храм. Механизм загудел, его вращение ускорилось, переходя в вибрацию, которая распространялась по всему залу, по всему храму, по всему миру.

Концентрические круги засветились всеми цветами спектра, а в центре циферблата образовался вихрь чистой энергии — ни скверны, ни порядка, но их первоосновы, из которой произошли оба.

Мастер Теней рванулся вперед с нечеловеческой скоростью, в его ладонях формировались сгустки густой тьмы: — Вы уничтожите всё! — кричал он. — Наблюдатель был прав! Без противостояния наш мир погрузится в стагнацию!

Мастер Ю преградил ему путь, сияющий энергией из древнего свитка школы Теневого Шёпота: — Цин Фэй, — произнес он имя, которое мастер Теней не слышал уже столетия, — всегда ищущий крайности, никогда не видящий середины.

— Середины не существует! — выкрикнул мастер Теней, выбрасывая вперед руки с полыхающими сгустками тьмы. — Есть только противостояние!

Их энергии столкнулись посреди зала, создавая вихрь серебристо-черного света, бьющийся в конвульсиях между двумя мастерами. Оба старика, несмотря на временную молодость, дарованную древними техниками, знали, что это их последнее противостояние. Вихрь энергии разрастался, угрожая поглотить их обоих.

Мать всех возможностей издала беззвучный крик, её колоссальная фигура задрожала, многочисленные глаза закрылись один за другим.

Это не конец. Миры всегда стремятся к слиянию. Всегда.

— Не к слиянию, — ответил Феликс, и его голос звучал странно — словно говорил не один человек, а несколько одновременно. — К равновесию. Не скверна против порядка, а их взаимное отражение. Истинная гармония.

Он повернулся к Елене, их энергии переплетались, образуя спираль, уходящую в вихрь. Их глаза встретились, и в этот момент не нужно было слов — их сознания были соединены, как никогда прежде.

Пальцы Елены переплелись с пальцами Феликса, серебристое сияние её дара сливалось с золотом его печати, создавая новый цвет — чистый, ослепительный, не существовавший прежде.

— Сейчас, — прошептала она, и в её голосе звучала решимость их совместных битв, выигранных и проигранных, забытых и запомненных навечно.

Вихрь энергии разрастался, окутывая весь зал, захватывая сражающихся мастеров, учеников, целителей. Михаил чувствовал, как его металлическое тело начинает трансформироваться, словно сама суть его существования перестраивается на более глубоком уровне.

Застывший вдали мастер Ю повернулся к нему, их взгляды встретились через весь зал. В глазах ученика Михаил прочел послание, не требующее слов: «Прости меня, учитель. Я не смогу отступить». Вихрь серебристо-черной энергии между двумя мастерами разрастался, словно живое существо, пожирающее их силы.

Михаил закрыл глаза, принимая изменения. Пятьсот лет он защищал порядок от хаоса, отвергая все, что могло нарушить равновесие. Но теперь он понимал, что истинное равновесие не в разделении, а в интеграции противоположностей.

Тан Сяо. Ты всегда это знала, не так ли? Видела дальше, чем я.

Он открыл глаза и увидел, как серебристая фигура Тан Сяо стоит рядом с ним, точно как пятьсот лет назад, перед той роковой битвой. Её глаза смотрели не с укором, а с пониманием и состраданием.

— Я любил тебя, — произнес он беззвучно, одними механическими губами. — Но я строил не тот мир, которого ты хотела.

Призрак не ответил, но его очертания стали отчетливее, как будто кто-то усилил яркость лампы. Её рука — полупрозрачная, серебристая — коснулась его металлической щеки. Прикосновение, которого не могло быть физически, но которое ощущалось реальнее всего, что произошло за пятьсот лет после её смерти.

Вокруг мир начал растворяться. Стены храма исчезли, открывая вид на звездное небо, расколотое тысячами трещин. Сквозь них просвечивали другие миры, другие реальности — бесконечный калейдоскоп возможностей.

Мать всех возможностей продолжала растворяться в потоке энергии, её колоссальная фигура дрожала, как мираж в полуденный зной. Сотни глаз закрывались один за другим, многочисленные руки втягивались в основное тело, которое истончалось, обнажая контуры иного мира за ним.

Механизм циферблата достиг пика своего вращения, стрелки двигались с такой скоростью, что сливались в светящиеся диски. Воздух наполнился почти невыносимым гулом, в котором угадывались отголоски древних слов, никогда не произносившихся человеческими голосами.

Мастер Ю и мастер Теней исчезли во вспышке света, поглотившей их противостояние. На месте, где они стояли, остался лишь мерцающий символ — инь и ян, но не разделенные четкой линией, а плавно перетекающие друг в друга, без четких границ.

Лин, стоявший рядом с Феликсом и Еленой, погружал руки прямо в центр вихря, его трансформированное тело светилось всеми оттенками фиолетового, от глубокого аметистового до светлой лаванды. Черные линии на его коже двигались осмысленно, образуя узоры, соответствующие узорам на поверхности циферблата.

— Чувствуете? — прошептал он, глядя на Феликса и Елену глазами, один из которых был золотым, другой — черным с красными прожилками. — Это не конец мира. Это его новое начало.

Феликс кивнул, его тело почти полностью светилось золотым, линии печати растеклись по всей коже, образуя подобие доспеха из чистой энергии. Елена стояла рядом, окутанная серебристым сиянием, её волосы парили в воздухе, словно в невесомости, глаза наполнились светом, слишком ярким для человеческого взгляда.

Вместе они были точкой опоры, центром трансформации, которая начала расходиться волнами от механизма, от древнего храма, охватывая весь мир.

Михаил ощутил, как его металлическое тело начинает расплавляться, не причиняя боли, не вызывая страха. Трансформация, которую он так долго отрицал, наконец настигла его. Но это не было уничтожением — скорее, освобождением. Пятьсот лет заточения в механической форме подходили к концу.

— Смотри, — прошептала Тан Сяо, и её голос, который он не слышал пять веков, звучал удивительно ясно. — Смотри, что они создают.

Он посмотрел. И увидел.

Реальность складывалась перед ним, как свиток, перелистывающий страницы времени в обратном порядке. Вместо простого преображения мира Михаил ощутил нечто гораздо более фундаментальное — временной поток разворачивался, устремляясь к истоку, к той точке, где всё пошло не так.

Пятьсот лет, века, тысячалетия мелькали перед его внутренним взором, словно падающие листья на ветру. И в центре этого водоворота времени стояли Феликс и Елена, их соединённые руки сияли ослепительным светом, формируя мост не просто между мирами, но между эпохами.

— Они… возвращаются к началу, — прошептала Тан Сяо рядом, её голос дрожал от благоговейного трепета. — К моменту, когда скверна была создана.

Михаил замер, осознавая масштаб происходящего. Не просто битва за настоящее — борьба за перекройку самой ткани прошлого.

— Они хотят предотвратить её появление, — медленно проговорил он. — Не бороться со скверной, а… исключить саму потребность в борьбе.

В вихре времени показались образы — первые дни существования реальностей, когда миры были не противниками, а отражениями, дополняющими друг друга. Зеркальный мир — не обитель скверны, а просто иная грань бытия, необходимый противовес для равновесия.

Теперь Михаил видел момент разрыва — тот самый катаклизм, который породил скверну. Алчные существа, искавшие власти, провели ритуал нарушения барьера, исказивший зеркальный мир, превративший его в источник разрушения.

Феликс и Елена направляли поток времени прямо к этому моменту, их соединённые ауры формировали сияющую спираль, прорезающую века.

— Если они смогут… — голос Тан Сяо дрогнул, — изменится всё. Не будет войны. Не будет скверны. Не будет…

— Нас, — закончил Михаил, понимая, что их существование, их встреча, их любовь — всё могло стать иным. Или не случиться вовсе.

Металл его тела превращался в чистую энергию, освобождая сознание, державшееся за эту форму пять веков. Но вместо страха Михаил ощущал странное освобождение. Тонкие нити прошлого распутывались, узор истории перекраивался у него на глазах.

Он видел, как Лин — якорь между мирами — протянул руки к Феликсу и Елене, наполняя их ещё большей силой. Чёрные линии на его коже светились фиолетовым пламенем, тело вибрировало в резонанс с волной времени. Не человек и не чудовище, но идеальный проводник между реальностями.

Вихрь времени достиг своего пика. Феликс и Елена замерли в его центре — не растворяясь, но трансформируясь. Их лица выражали не страдание, но решимость и осознанный выбор. Золотые нити вероятностей и серебристые нити жизни переплетались вокруг них, создавая кокон энергии, который сжимался, концентрировался, готовясь к последнему броску сквозь время.

— Они знают, что делают, — прошептал Михаил, чувствуя гордость за этих людей, пришедших из разных миров и объединившихся ради высшей цели. — Если они доберутся до истока, если предотвратят создание скверны…

— Всё начнётся заново, — кивнула Тан Сяо. — Миры будут развиваться в гармонии, как взаимные отражения. Не враги, но необходимые друг другу противоположности.

За спинами Феликса и Елены проявились тени — силуэты их первоначальных тел, их истинных сущностей из родных миров. Эхо прошлых жизней растворялось в потоке времени, готовясь либо исчезнуть навсегда, либо возродиться в новой реальности.

Не уничтожение миров, — понял Михаил. Их возрождение. Не стирание истории, но её исцеление.

В последний миг прозрения он увидел возможное будущее — мир, где скверна никогда не возникала, где миры сосуществовали как необходимые противовесы, где даже у тьмы была своя роль в общем балансе. Мир, где молодая Тан Сяо никогда не встретила бы его на поле боя, но, возможно, нашла бы его в иных обстоятельствах, при иных условиях.

Всё вокруг затопил свет — чистый, всепоглощающий, не золотой и не серебряный, но воплощающий всё многообразие спектра. Волна времени достигла критической точки, спираль замкнулась.

Последнее, что увидел Михаил перед тем, как его сознание растворилось, — как Феликс и Елена, держась за руки, шагнули к самому центру временной воронки. Их лица светились не страхом, а надеждой.

Это конец нашего мира, — понял Михаил. Но не конец всех возможностей. Не уничтожение, а… новый шанс.

Лицо Тан Сяо улыбнулось ему из центра сияния — не прощание, а обещание. Не конец, а новое начало — в той форме, которую он ещё не мог осознать.

Вспышка ослепительно-белого света поглотила всё.