Линии судьбы

Глава 59: Битва мастера и ученика

Воздух в центральном зале храма вибрировал, напитанный концентрированной энергией. Металлический привкус оседал на языке. Концентрические круги на полу вращались всё быстрее, волны голубоватого света расходились от них, словно круги по воде. В центре возвышался механизм — циферблат с тринадцатью стрелками, каждая указывала на защитный узел мира. Михаил назвал его «сердцем защитного контура». Металл, дерево и камень срослись с кристаллическими образованиями, превратившись в единый организм — живой и пульсирующий.

Чжан Вэй стоял у механизма, вскинув руки, словно дирижёр перед невидимым оркестром. Грудь обнажена, на ней уже виднелась та самая печать, что сейчас Феликс носил на своей груди. Сложное переплетение знаков с замкнутым спиральным элементом внизу. Линии пульсировали золотистым светом, но в их структуре ощущалось что-то неправильное — энергия не растекалась наружу, а концентрировалась внутрь, искажая естественный поток.

С другой стороны зала возник трансформированный Михаил. Его серебристое тело искрилось яростью, голубые молнии срывались с кончиков пальцев. Шестерёнки в глазах вращались с бешеной скоростью, слившись в светящиеся диски.

— Что ты наделал?! — прогремел его голос, отразившись от стен металлическим эхом.

Чжан Вэй обернулся, не опуская рук. Вежливость идеального ученика исчезла, испарилось притворство. Черты лица заострились, словно маска наконец упала, обнажив истинное лицо — лицо Мо, в глазах которого полыхало пламя освобождённой амбиции.

— То, что ты боялся сделать сам, Хранитель, — ответил он, впервые не скрывая высокомерия. — Взять контроль над системой, а не просто обслуживать её.

— Ты не понимаешь, с чем играешь! — Михаил шагнул вперёд, но наткнулся на невидимый барьер. Голубые разряды пробежали по его металлической коже, заставив поморщиться от боли. — Эта система создавалась не для контроля, а для баланса. Без баланса всё рухнет! Уже сейчас скверна проникает глубже из-за твоего вмешательства.

Чжан Вэй усмехнулся, и в этой усмешке читалась вся накопленная за годы горечь и презрение.

— Баланс — удел слабых, — золотая печать на его груди пульсировала в такт сердцебиению. — Сильные не уравновешивают — они подчиняют. Разве не этому учит нас скверна? Она не хочет равновесия – она хочет победы. И я дам ей достойного противника.

Руки Чжан Вэя прочертили сложную фигуру в воздухе, оставляя огненные следы. Печать вспыхнула, отзываясь на движение, и волны золотистой энергии разошлись по залу, заставляя дрожать древние стены.

— Тан Сяо отдала жизнь, чтобы защитить этот мир, — голос Михаила дрожал от едва сдерживаемой ярости, смешанной с давней болью. Голубые линии на его теле запульсировали быстрее, создавая впечатление внутреннего шторма. — А ты используешь её жертву для удовлетворения своих амбиций?

На лице Чжан Вэя что-то дрогнуло — тень сомнения? Проблеск человечности? Что-то настоящее промелькнуло под маской самоуверенности. Но эта слабость исчезла мгновенно, как отблеск свечи, задутой сквозняком.

— Она действительно верила в это, не так ли? — тихо произнёс он, и в голосе звучала странная задумчивость. — В защиту, в жертву, в долг перед миром. А ты… ты любил её за это?

Он засмеялся — смех отразился от стен странным эхом, словно смеялось не одно существо, а множество голосов внутри одного тела.

— Ты мог бы спасти её. С твоим контролем над временем, с твоим даром. Но ты позволил ей умереть, потому что так было “правильно”. Потому что так требовал “баланс”.

Тысячи крошечных голубых искр сорвались с тела Михаила, как слёзы света. Феликс видел, как эти слова ранили его, задевая что-то невыразимо глубокое и личное — рану, не зажившую за столетия.

— Её смерть не была напрасной, — тихо сказал Михаил, и звон в его голосе сменился глухим рокотом. — И я не позволю тебе извратить её наследие.

Резким жестом он замедлил время в зале — всё застыло, кроме него самого. Пылинки зависли в воздухе, световые лучи растянулись в спектры, энергия в механизмах загустела, как мёд. Михаил двигался сквозь замедленный мир, обходя барьер. Но к его видимому изумлению, Чжан Вэй тоже оставался подвижным, хотя и явно с усилием.

— Думал, я не подготовлюсь к твоим трюкам с временем? — усмехнулся Чжан Вэй, отступая к центральному механизму. Его движения были скованными, но всё же свободными среди застывшего мира. — Последний год я модифицировал печать, защищая себя от временных манипуляций. Слишком долго я изучал тебя, Хранитель.

Он прикоснулся к циферблату часов, и одна из стрелок дёрнулась. По залу прокатилась волна энергии цвета запёкшейся крови. Стены задрожали, покрываясь сетью тончайших трещин, из которых сочился чёрный туман.

— Безумец! — выкрикнул Михаил. Контуры на его теле пульсировали всё чаще, сигнализируя о критической опасности. — Ты дестабилизируешь всю систему! Раскол в защитном барьере растёт с каждым мгновением!

Воздух вокруг Михаила загустел, сформировав четыре человеческие фигуры — создания из очищенной энергии скверны. Их полупрозрачные тела с пульсирующими венами голубоватого света. Глаза — неестественно расширенные, горящие тем же сапфировым огнём, что и механизмы в глазницах Михаила. Кожа — испещрённая тонкими трещинами, сияющая изнутри.

— Остановите его, — приказал Михаил, и существа заскользили к Чжан Вэю с нечеловеческой грацией ледяных статуй, внезапно обретших подвижность.

Чжан Вэй отреагировал мгновенно. Печать на груди вспыхнула ослепительным светом, и волна силы отбросила первое существо. Оно врезалось в стену, рассыпавшись на потоки энергии, которые тут же начали собираться заново, как ртуть, стекающаяся в единую лужицу. Трое других разделились, окружая его.

— Ты создаёшь рабов из энергии скверны? — в голосе Чжан Вэя звучало искреннее потрясение, смешанное с восторгом. — И после этого читаешь мне лекции о морали? Какая… великолепная двойственность, уважаемый учитель!

— Они не рабы, — ответил Михаил, приближаясь. Его голос стал многоголосым, словно говорили одновременно десятки людей. — Это очищенные сущности, согласившиеся помогать в защите барьера. Они были людьми, жертвами скверны, которым я дал новый смысл существования.

— Ты всегда найдёшь оправдание, не так ли? — Чжан Вэй рассмеялся, и в этом смехе сквозило что-то болезненное, сломанное. — Называешь меня безумцем, но сам создаёшь армию нежити из жертв скверны!

Он начертил в воздухе золотой иероглиф, и печать выбросила луч раскалённого света, рассекая одно из существ надвое. Но вместо того, чтобы упасть, оно рассыпалось на сотни светящихся фрагментов, которые тут же потекли друг к другу, восстанавливая форму.

— Ты не можешь их уничтожить, — сказал Михаил, продолжая сближение. — Они часть самой системы.

Два существа одновременно атаковали Чжан Вэя — одно метнуло сгусток голубоватой энергии, другое бросилось на него. Он увернулся от энергетического сгустка, и тот врезался в механизм часов, вызвав фонтан искр. Второе существо вцепилось в его плечо костлявыми пальцами, оставляя глубокие раны.

Феликс инстинктивно прижал руку к собственному плечу — месту, где на теле до сих пор оставался отчётливый шрам в форме руки. Боль пронзила так остро, словно он сам был там, в том моменте. Граница между ним и воспоминаниями Чжан Вэя истончилась, размылась.

Чжан Вэй взревел от боли и ярости. Черты исказились, стали почти неузнаваемыми — маска расчётливого гения окончательно растворилась, обнажив сущность человека, одержимого жаждой власти и мучимого внутренними демонами. Печать пульсировала всё быстрее, линии начали расползаться под кожей, как золотая паутина, заражающая тело.

— Я не стану твоей марионеткой! — выкрикнул он, отступая к выходу из зала. Кровь текла из носа, глаза налились красным. — Ни твоей, ни кого-либо ещё!

Из его тела вырвалась мощная волна энергии, ударившая по центральному механизму. Воздух наполнился оглушительным звоном, словно тысячи стеклянных колоколов разбились одновременно. Пол задрожал, покрываясь сетью трещин, распространяющихся от центра, как щупальца исполинского спрута. Стрелки на циферблате закрутились в хаотичном танце.

— Нет! — Михаил бросился к механизму, погружая руки в его сердцевину. Металлическая кожа начала плавиться от напряжения, с пальцев капали серебристые капли, словно расплавленная ртуть. — Ты разрушаешь саму структуру защиты!

Но Чжан Вэй уже исчез в дверном проёме, оставляя за собой золотистый след. Четыре светящиеся фигуры метнулись за ним, двигаясь со сверхъестественной скоростью.

Видение сместилось. Узкая каменистая тропа, ведущая к Школе Текущей Воды. Вечерние сумерки окрашивали горы в пурпур, тяжёлые облака собирались над перевалами. Воздух пропитался запахом сосновой смолы, влажной земли и надвигающейся грозы.

Чжан Вэй — окровавленный, с печатью, пульсирующей на груди болезненным светом. Он тяжело опирался на обломок ветки, прижимая руку к раненному плечу. Дыхание вырывалось облачками пара в прохладном воздухе.

Шорох осыпающихся камней за спиной. Чжан Вэй развернулся — слишком быстро для раненого человека. Четыре светящиеся фигуры скользили по склону, оставляя голубоватый след, как призраки приливной волны.

— Не подходите, — голос сорвался в хрип. Он выбросил ладонь вперёд, и печать вспыхнула, но луч золотистого света рассыпался на искры, не достигнув цели.

Существа приближались неотвратимо. Их лица сохраняли человеческие черты, но лишились всех эмоций, кроме механической решимости. Голубой свет, пульсирующий в трещинах их кожи, напоминал ртуть, текущую под прозрачным стеклом.

Чжан Вэй прижался спиной к скале, загнанный в угол. Взгляд метался в поисках выхода, но скалы обрывались в пропасть, а тропа была перекрыта. И тогда его лицо изменилось — отчаяние сменилось спокойствием, почти умиротворением.

— Значит, так тому и быть, — произнёс он с неожиданной мягкостью. — Но я не уйду один.

Он опустился на колени и вонзил пальцы в каменистую почву. Печать вспыхнула с новой силой, золотые линии потекли по рукам, впитываясь в землю. Его пальцы чертили сложную фигуру — концентрические круги и спирали, вплетённые друг в друга.

Создания Михаила замерли, словно натолкнувшись на невидимую стену. Глаза замигали тревожным голубым светом. Высокий, с глубокими трещинами, пересекающими всё тело, протянул руку, но что-то не пустило его дальше.

Чжан Вэй продолжал свой странный ритуал. Его губы двигались беззвучно, проговаривая древние формулы. Кровь сочилась отовсюду — из носа, ушей, даже из уголков глаз, но он не останавливался, завершая печать на земле — совсем не похожую на ту, что носил на груди, но каким-то образом связанную с ней невидимыми нитями.

— Вы думали, что я просто учился у него, — пробормотал он, обращаясь к светящимся фигурам. — Нет… я впитывал. Каждую крупицу знаний, каждый фрагмент силы. Я видел то, что он скрывал веками. И теперь…

Он с трудом поднялся, шатаясь от истощения. Печать на земле засветилась, поглощая последние крупицы энергии из его тела. Он выпрямился, не отрывая взгляда от глаз преследователей:

— Скажите своему создателю: я вернусь. Печать не может быть уничтожена. И теперь она связана со мной… навсегда.

Свет от печати стал нестерпимо ярким. Белое пламя охватило Чжан Вэя и существ. Когда оно рассеялось, остался лишь обугленный символ на земле и неподвижное тело в его центре. Светящиеся фигуры разорвало на тысячи сияющих фрагментов, но они уже начинали медленно собираться, частица за частицей стекаясь обратно, ища целостности.

Михаил стоял у огромного циферблата в сердце храма, руки погружены в механизм часов до локтей. Голубое сияние пульсировало между ними, словно они обменивались жизненной силой. Стрелки, ранее бешено вращавшиеся, замедлились, но не остановились полностью. Трещины на стенах застыли, но не исчезли.

— Я стабилизировал систему, — проговорил он, обращаясь к пустому пространству. — Но полностью восстановить невозможно. Барьер держится, но истончается. Скверна будет просачиваться медленнее, но не остановится.

Он замолчал, прислушиваясь к чему-то, хотя в зале царила тишина. Только шорох механизмов и тонкий звон кристаллов нарушали безмолвие.

— Я знаю, Сяо, — продолжил он, словно отвечая невидимому собеседнику. — Я сделал всё, что мог.

Шестерёнки в глазах замедлились, серебристая кожа потускнела. Он протянул руку к пустоте, словно пытаясь поймать невидимую ладонь:

— Прошло пятьсот лет, а я всё ещё слышу твой голос. Вижу твоё лицо. Это… алогично. И всё же продолжаю говорить с тобой, словно ты рядом.

Он прикрыл глаза:

— Он исказил печать. Изменил её суть. Вместо соединения и гармонизации, она теперь концентрирует и поглощает. Это… противоположность всему, ради чего мы работали. Ради чего ты пожертвовала собой.

Он опустил руку и снова сосредоточился на механизме. Одна из стрелок часов замерла, указывая на извилистую тропу, ведущую к Школе Текущей Воды.

Окровавленное тело Чжан Вэя лежало на каменистой тропе. Четыре светящиеся фигуры окружили его, восстановившись после взрыва.

— Где этот ублюдок прячет печать? — прорычал один из них, нанося удар по рёбрам распростёртого тела.

Феликс наблюдал за собственным пробуждением в чужом теле со странным отстранением. Видел растерянность на своём лице, инстинктивный страх и постепенное осознание необычных способностей.

Теперь ему открылось то, что оставалось скрытым раньше — тонкая сеть голубоватого свечения, пронизывавшая пространство вокруг. Каждое движение его мучителей, каждый удар и вопрос вызывали колебания в этой сети, достигавшие своей цели — храма в горах, где находился Михаил.

Сцена раздвоилась — избиение Феликса и Михаил у механизма часов, чутко реагирующий на колебания энергетической сети. Он застыл, и шестерёнки в его глазах ускорили вращение.

— Что-то изменилось, — пробормотал он, всматриваясь в энергетический узор. — Вижу тебя… но это не ты.

Его пальцы скользнули по светящейся нити, и он вздрогнул, словно от электрического разряда.

— Невозможно… иная душа? — голос упал до шёпота. — Золотой узор вместо червонного…

В тот момент, когда избитый Феликс произнёс имя мастера Ю, Михаил выпрямился. Его лицо, обычно неподвижное, отразило глубокое потрясение.

— Он назвал его имя, — в голосе дрожало недоверие, смешанное с проблеском надежды. — Но откуда он знает? Доступ к воспоминаниям?

Михаил провёл рукой над поверхностью часов, и одна из стрелок сдвинулась к месту события. Сапфировое сияние пробежало по его телу, как электрический импульс по проводнику.

— Золотая вероятность внутри искажённой печати… — задумчиво произнёс он. — Это меняет всё.

Он сделал сложный жест, и голубоватое свечение усилилось, формируя канал связи со слугами. Главарь нападавших замер, словно прислушиваясь к неслышимому голосу. На лице появилось странное выражение — как у спящего, которому что-то говорят во сне.

— Оставьте его, — произнёс главарь голосом, в котором отчётливо звучали металлические нотки Михаила.

— Но мы не нашли печать, — возразил один из подручных.

— Она внутри него, — ответил главарь словами Михаила. — Но изменилась… стала чем-то иным. Нужно понаблюдать.

Его губы двигались, но слова исходили не от него — Михаил использовал его как проводник своей воли.

— Судьба привела нового игрока, — продолжил он. — Он может стать либо спасением, либо окончательной гибелью для этого мира. Мы должны дать ему шанс. Мастер Ю поймёт… будет наблюдать и направлять.

Слуги подняли тело Феликса, странно бережно для тех, кто минуту назад избивал его. Тёмные прожилки на их коже пульсировали синхронно, проводя волю создателя.

— Новая душа в теле предателя… — задумчиво произнёс Михаил, наблюдая через энергетическую сеть. — Чемпион Фортуны? Храбрый, но отчаянный ход…

Он прикоснулся к механизму часов, и одна из стрелок дрогнула, показывая новое направление. На его металлическом лице промелькнуло что-то, похожее на надежду.

— Возможно, не всё потеряно, — прошептал он. — Возможно, эта золотая душа сможет исправить искажённое.