Линии судьбы

Глава 58: Изобретение мастера

Воздух в круглом зале храма густел, превращаясь в осязаемую субстанцию. Михаил поднял металлически блестящие руки в плавном движении, напоминающем течение ртути. Пространство между его ладонями наполнилось золотистым свечением, в котором мелькали крошечные шестерёнки. Свет растекался по воздуху, формируя трёхмерные проекции — окна в прошлое.

— Это началось почти пять лет назад, — голос Михаила звучал размеренно, сопровождаемый мелодичным перезвоном механизмов внутри его полупрозрачного тела. — Когда мастер Ю привёл ко мне своего самого одарённого ученика…

Ты мог почувствовать запах древности, едва войдя в зал — смесь пыли веков, минералов и странного металлического аромата, напоминавшего нагретые на солнце часовые механизмы. Под высоким куполом концентрические круги на полу испускали слабое голубоватое сияние. Комната дышала, пульсировала, жила своей скрытой жизнью.

— Мастер Ли Цзянь, это Чжан Вэй, о котором я рассказывал, — голос мастера Ю звучал с нескрываемой гордостью.

Преображённый Михаил склонил серебристую голову в приветствии. Его глаза с вращающимися шестерёнками в радужках на мгновение застыли, впиваясь в лицо юноши, словно проникая глубже физической оболочки. Что-то промелькнуло в этом нечеловеческом взгляде — настороженность? узнавание?

— Рад встрече, Чжан Вэй, — произнёс Михаил, и его голос рассыпался по залу металлическим эхом. — Я многое слышал о твоих способностях.

Молодой человек замер, потрясённый видом трансформированного мастера, но быстро совладал с собой. Чжан Вэй склонился в поклоне, идеально выверенном — ни миллиметра глубже почтительного, ни секундой дольше необходимого. В этой точности чувствовался холодный расчёт.

— Для меня величайшая честь находиться в вашем присутствии, — ответил он, и голос звучал мягко, но с ощутимой внутренней силой. — Ваша мудрость простирается далеко за пределы этих гор.

В его глазах мелькнуло нечто, заставившее Феликса вздрогнуть — хищное любопытство, скрытое за маской уважения. Тот же голод, что он наблюдал в детских воспоминаниях Мо.

— Мудрость… — Михаил плавно обтёк юношу полукругом, его металлические пальцы оставляли в воздухе едва заметный голубоватый след. — Знаешь ли ты, что такое мудрость, молодой человек?

— Это способность видеть суть вещей за их внешней оболочкой, уважаемый мастер, — ответил Чжан Вэй без малейшей паузы, словно ответ был заготовлен заранее.

Михаил остановился, крошечные шестерёнки в его глазах сменили направление вращения:

— Неплохой ответ. Но мудрость также включает понимание пределов собственной силы и принятие ответственности за неё.

На лице Чжан Вэя промелькнула тень — мимолётная, как рябь на воде, но Феликс уловил её. Нетерпение, скрытое за маской смирения. Так же быстро она исчезла, сменившись выражением глубокой заинтересованности.

— Разумеется, достопочтенный мастер. Я пришёл учиться, — Чжан Вэй склонил голову, но его взгляд продолжал движение, жадно скользя по механизмам храма, по странным инструментам на стенах, по пульсирующим узорам на полу. Так изголодавшийся человек смотрит на пир, к которому его вот-вот пригласят.

Изображение задрожало, как отражение в потревоженной воде, и растворилось. Новое видение возникло из переливающегося света: Чжан Вэй, склонившийся над огромным столом в библиотеке храма. Прошло уже почти три года с момента первой встречи.

Воздух здесь пах пергаментом, чернилами и тонким ароматом редких минералов. В алхимических лампах горело холодное пламя, отбрасывая зеленоватые тени на стены, заставленные свитками и странными механическими устройствами.

Перед Чжан Вэем древние манускрипты, механические схемы и кристаллы, мерцающие изнутри, как застывшие звёзды. Его пальцы скользили по страницам с выверенной точностью хирурга, но в движениях читалась жадность коллекционера редкостей.

— Он был невероятно талантлив, — металлический голос Михаила из настоящего нарушил тишину наблюдения. — Схватывал суть самых сложных энергетических структур с первого взгляда. Ему потребовались недели, чтобы понять то, к чему я шёл столетиями.

Серебристая фигура Михаила появилась в дверях библиотеки. Шестерёнки в его глазах вращались медленно, в задумчивом ритме. Чжан Вэй мгновенно выпрямился и отступил от стола, но не успел скрыть свиток, который изучал.

— Теория трансформации энергии скверны, — произнёс Михаил, кивая на манускрипт. Тонкая металлическая пластина на его виске вспыхнула голубым. — Сложная тема для начинающего.

— Прошу прощения, уважаемый мастер, — Чжан Вэй опустил глаза в точно выверенном выражении почтительного смущения. Казалось, каждый жест, каждая эмоция вычислена и отрепетирована до совершенства. — Я хотел глубже понять механизм работы защитного барьера.

— И что ты понял? — вращение шестерёнок в глазах Михаила ускорилось.

— Если позволите высказать мои скромные наблюдения, — начал Чжан Вэй, склоняя голову ровно настолько, чтобы это выглядело уважительно, но не подобострастно, — скверна — это не просто порча, а энергия, движущаяся против естественного порядка. И вы нашли поистине гениальный способ перенаправить её, создав контур очищения.

Его пальцы непроизвольно сжались, выдавая волнение, которое так тщательно скрывалось в голосе. Он тут же расслабил руку, но Феликс заметил это мгновение искренней реакции за идеальной маской.

Михаил бесшумно приблизился, оставляя за собой едва заметную рябь в воздухе:

— Ты ведь понимаешь, что эти знания не для обычных практиков?

— Осмелюсь заметить, уважаемый мастер, — в голосе Чжан Вэя промелькнула нота гордости, которую он тут же замаскировал смиренным тоном, — что ваша мудрость привела вас к выбору не совсем обычного ученика. Прошу простить мою дерзость.

Феликс почувствовал, как холодок пробежал по позвоночнику. Эта фраза, произнесённая с идеальной скромностью, содержала скрытое высокомерие, от которого веяло опасностью.

— Дело не в дерзости, — ответил Михаил, фиксируя юношу неподвижным взглядом. — А в намерениях. Зачем ты хочешь знать об этих механизмах?

Секундное колебание — как сбой в отлаженном механизме. Затем ответ, прозвучавший слишком гладко, словно выученная наизусть формула:

— Чтобы служить высшей цели защиты нашего мира, достопочтенный мастер. Разве не для этого создан этот механизм в храме?

Феликс заметил, как шестерёнки в глазах Михаила замерли на мгновение, а затем резко изменили направление вращения.

Сцена растворилась, сменившись новым видением. Звёздное небо простиралось над террасой храма, где Чжан Вэй и мастер Ю стояли у каменных перил. Холодный горный ветер шевелил их одежды и приносил запах далёких сосновых лесов.

— Он странно смотрит на меня, учитель, — говорил Чжан Вэй обеспокоенным тоном. В лунном свете его лицо казалось вырезанным из слоновой кости — бледным и безупречным. — Словно ищет что-то. Или опасается.

Мастер Ю положил морщинистую руку на плечо ученика. В этом жесте читалась искренняя привязанность — тот вид любви, которую наставник испытывает к особенно одарённому подопечному.

— Мастер Ли Цзянь видит глубже большинства из нас. Часть его сущности слилась с самой тканью времени, проникнув за завесу возможностей. Возможно, он видит в тебе потенциал, который сам он не способен реализовать.

— Вы считаете, я продвигаюсь слишком быстро, уважаемый учитель? — В голосе Чжан Вэя звучала идеально выверенная неуверенность, но его пальцы обхватили каменные перила с такой силой, что побелели костяшки. В этом жесте читалось нетерпение хищника, вынужденного ждать, когда добыча сама подойдёт ближе.

— Я считаю, что ты способен на величие, — ответил мастер Ю с необыкновенной теплотой. — Как и мастер Ли Цзянь. Именно поэтому он согласился на этот беспрецедентный эксперимент.

— Эксперимент? — быстро переспросил Чжан Вэй, не сумев скрыть жадный блеск в глазах.

— Печать равновесия. Вчера мы обсуждали её с мастером. Он считает, что ты можешь стать её носителем. Практики всех школ столетиями мечтали об этой печати, но она требует исключительного сочетания качеств.

Лицо Чжан Вэя озарилось таким восторгом, что на мгновение идеально выстроенная маска соскользнула, и Феликс увидел истинного Мо — жадного до власти, пылающего амбициями.

— Я не подведу вас, учитель, — произнёс он, склонив голову, чтобы скрыть хищный блеск в глазах.

Видение растаяло, уступив место другому. Феликс увидел огромную куполообразную комнату, посреди которой возвышалась кристаллическая платформа. Стены покрывали тысячи странных символов, выгравированных в металле и камне, каждый из которых испускал тонкое свечение разных оттенков.

Над платформой парили не голограммы, а настоящие потоки энергии, формирующие сложные структуры, переплетающиеся и пульсирующие в гипнотизирующем ритме. В воздухе висел запах озона и тонкий звон, словно миллионы крошечных хрустальных колокольчиков звучали на пределе слышимости.

Трансформированный Михаил стоял перед платформой, его серебристые руки танцевали в воздухе, управляя течением света. Крошечные частицы, похожие на светлячков, вылетали из его тела и присоединялись к энергетическому узору. Рядом, затаив дыхание, наблюдал Чжан Вэй.

— Это печать равновесия, — объяснял Михаил, и энергетические линии переплетались, образуя сложный узор, который выглядел точно как тот, что носил сейчас Феликс на груди – не единый символ, а комбинация знаков, наложенных друг на друга с математической точностью. — Создание этой печати — работа пяти столетий. Она совмещает два противоположных принципа — вечное изменение и неизменную структуру. Как танец между хаосом и порядком, между жёсткой формой и текучей сущностью.

— И она… будет интегрирована в моё тело, уважаемый мастер? — в голосе Чжан Вэя слышалось благоговение, но Феликс теперь видел истинный мотив — жажду силы, почти физическое желание обладать, контролировать, подчинять.

— Если ты согласишься, — ответил Михаил, и шестерёнки в его глазах замедлились, как будто он тщательно подбирал слова. — Но ты должен понимать её назначение. Эта печать — не личная сила. Это ключевой элемент системы, защищающей наш мир от скверны. Ты станешь проводником силы, а не её владельцем.

Проекция задрожала, покрылась рябью, словно отражение в потревоженной воде. Цвета исказились, звуки стали приглушёнными, контуры размылись.

— Что происходит? — спросил Феликс, чувствуя странную пульсацию в висках, словно что-то внутри его сознания сопротивлялось увиденному.

— Воспоминания были изменены, — объяснил Михаил из настоящего. Его голос звучал отчётливо сквозь искажение проекции. — Чжан Вэй… или Мо, если быть точным, обладал особым талантом работы с собственным сознанием. Он мог блокировать, менять, перестраивать свою память. Сейчас мы видим зону искажения — то, что он пытался скрыть даже от самого себя.

Феликс ощутил странное давление в основании черепа, словно что-то внутри его тела противилось этому знанию.

— Ты можешь восстановить истину? — спросил он, преодолевая сопротивление чужих мыслей внутри себя.

— Могу попытаться, — голос Михаила стал глубже, металлические нотки усилились. От его тела отделились тонкие нити голубоватого света. — Но тебе будет больно. Эти воспоминания защищены частью сознания, которая всё ещё существует в твоём теле.

Феликс стиснул зубы:

— Делай что нужно. Я должен знать.

Михаил кивнул и поднёс светящуюся руку к виску Феликса, не касаясь, но создавая голубоватое свечение, проникающее под кожу. Боль была мгновенной и ослепляющей — словно кто-то раскалённой иглой вскрывал запечатанную рану в сознании. Феликс застонал, но не отстранился. Печать на его груди вспыхнула, реагируя на вторжение, но вместо обычного золотого света она испустила странное двойное сияние — золотое с проблесками червонного, словно кровь просвечивала сквозь золотую фольгу.

Туман в видении рассеялся, и изображение стало кристально ясным, обретя новую глубину и резкость.

— Вы желаете, чтобы я стал частью защитной системы, уважаемый мастер? — голос Чжан Вэя звучал почтительно, но с заметным напряжением. — Подобно вам?

Михаил опустил руки, энергетические потоки застыли, образуя сложную трёхмерную диаграмму печати.

— Не совсем. Моя трансформация была… непредвиденной. Вынужденной мерой в критической ситуации, когда скверна прорвалась через защитный контур. Я слился с системой полностью, чтобы стабилизировать её. Твоя роль будет иной — ты станешь проводником, способным перенаправлять и очищать потоки скверны, оставаясь при этом в человеческой форме.

— Насколько я осмелюсь спросить, каковы будут пределы моей свободы после подключения к системе? — осторожно спросил Чжан Вэй, в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх, мгновенно сменившийся выражением благоговения.

— Это серьёзный выбор, — уклончиво ответил Михаил. — Ты будешь связан с системой, но сохранишь свою физическую форму и большую часть свободы действий. Однако твоя жизнь перестанет быть только твоей — ты станешь частью чего-то гораздо большего.

Чжан Вэй медленно обошёл платформу, изучая энергетическую схему со всех сторон. Его шаги были мягкими, кошачьими, глаза жадно впитывали каждую деталь, а пальцы подрагивали, словно уже ощущали власть над этой энергией.

— Пять столетий работы, — произнёс он с нескрываемым восхищением. — И всё ради того, чтобы залатать трещину между мирами, возникшую после ритуала, во время которого погибла Тан Сяо.

Михаил вздрогнул при упоминании этого имени. Шестерёнки в его глазах замерли, а потом стремительно закрутились в противоположном направлении:

— Ты знаешь о ней?

— Прошу простить моё любопытство, уважаемый мастер, — Чжан Вэй пожал плечами с наигранной скромностью. — Я изучал все доступные записи. История создания защитной системы полна… интересных деталей. Тан Сяо была мастером школы Теневого Шёпота, записи её брата легли в основу первого защитного контура. А потом она пожертвовала собой, чтобы остановить прорыв скверны пятьсот лет назад.

— Тан Сяо была больше, чем просто помощницей, — тихо произнёс Михаил, и металлический перезвон в его голосе сменился почти человеческой горечью. По его серебристому телу пробежала волна голубоватого света, словно внутренняя дрожь.

— Конечно, достопочтенный мастер, — быстро согласился Чжан Вэй. — Прошу прощения за мою бестактность.

Он снова повернулся к схеме, его глаза жадно впитывали каждую деталь. Губы беззвучно двигались, словно он проговаривал формулы или заклинания, запоминая структуру.

— Эта печать… поистине гениальна, — проговорил он с искренним восхищением, которое звучало тем более опасно, что было подлинным. — Объединяет принципы циклического времени и многовариантности вероятностей. Но осмелюсь спросить… — его палец коснулся одного из узлов энергетической структуры, — что если изменить полярность здесь? И добавить резонансный контур… вот сюда?

Михаил нахмурился. По его серебристой коже пробежала рябь, словно поверхность ртути от брошенного камня:

— Это нарушит симметрию системы. Зачем?

— Чтобы усилить контроль, уважаемый мастер, — ответил Чжан Вэй с безупречной почтительностью, скрывавшей истинные мотивы. Но теперь, когда иллюзия была снята, Феликс видел тёмный, жадный огонь в его глазах. — Разве не в этом суть? Контролировать скверну, а не просто сдерживать её?

Воздух словно уплотнился, наполнился электрическим напряжением. Тихое гудение энергетических потоков повысилось на тон, став почти болезненным для слуха.

— Контроль не всегда означает доминирование, — осторожно произнёс Михаил. Шестерёнки в его глазах вращались с бешеной скоростью. — Иногда это означает гармонию. Равновесие. Твоя идея создаст дисбаланс в системе.

— Или сделает её более эффективной, уважаемый мастер, — Чжан Вэй выпрямился, глядя прямо в глаза Михаилу. На мгновение с его лица спала маска идеального ученика, и проступили черты истинного Мо — острые, хищные, с глазами, в которых читалась необузданная амбиция.

— Мы не будем экспериментировать с такой фундаментальной структурой, — твёрдо сказал Михаил. — Печать создаётся в том виде, как она задумана.

Чжан Вэй склонил голову в покорном жесте:

— Разумеется, мастер. Я лишь высказывал свои недостойные мысли.

Но его пальцы сжались в кулаки с такой силой, что Феликс услышал хруст суставов.

Видение снова сместилось, и Феликс обнаружил себя в другой части храма — тёмной комнате, освещённой лишь свечами и странным голубоватым светом, исходящим от кристалла в центре. Воздух был густым от ароматических масел и тяжёлым от концентрированной энергии.

Чжан Вэй стоял на коленях перед кристаллом, его лицо, освещённое снизу, выглядело как восковая маска с глубокими тенями в глазницах. Он выглядел изнурённым — тёмные круги под глазами, запавшие щёки, но взгляд пылал фанатичным блеском. Губы беззвучно двигались в ритме заклинания.

— Что он делает? — спросил Феликс, ощущая нарастающую тревогу.

— Предает нас, предает мир, — тихо ответил Михаил, и в металлическом голосе прозвучала неожиданная горечь. — Он провёл почти пять лет, изучая мои работы, находясь рядом с источником знаний. И нашёл способ изменить схему печати. Вместо того, чтобы стать проводником защитного контура, он стремился подчинить его себе.

Феликс внутренне содрогнулся, представив масштаб этой измены — пять лет притворства, пять лет игры в идеального ученика, всё ради власти.

В видении Чжан Вэй извлёк из-за пазухи свиток и расстелил его на полу. Тонкая бумага светилась изнутри, будто напитанная жидким золотом. На ней была изображена сложная схема, в точности повторявшая ту, что показывал Михаил, но с тонкими модификациями. В центре узор оставался прежним – та же сложная комбинация знаков, наложенных друг на друга, но с одним ключевым отличием – небольшим символом в форме замкнутой спирали внизу.

— Пять столетий работы, — шептал Чжан Вэй, проводя пальцами над схемой, оставляя в воздухе светящиеся следы, — и никто не понял истинный потенциал этой системы. Они видят только щит, но не меч.

Его руки двигались в точных, выверенных жестах, повторяя узор печати. С каждым движением кристалл в центре комнаты пульсировал ярче, словно сердце, бьющееся всё быстрее от волнения.

— Они считают меня просто инструментом, — продолжал Чжан Вэй, и его голос становился глубже, жёстче, теряя все интонации идеального ученика. — Винтиком в их машине защиты. Но я буду больше. Я буду сердцем новой системы.

Он засмеялся, и этот смех заставил Феликса вздрогнуть — в нём был оттенок безумия. С каждым словом черты лица Чжан Вэя менялись — становились острее, хищнее. Маска совершенного ученика растворялась, обнажая истинную сущность Мо.

— Он использовал мои знания против меня, — объяснял Михаил из настоящего, и шестерёнки в его глазах вращались медленно, словно от тяжести воспоминаний. — Модифицировал печать так, чтобы она концентрировала энергию в его теле, а не распределяла её по защитному контуру. Та самая печать, которую ты сейчас носишь, но с этим замкнутым спиральным элементом, искажающим её работу.

Феликс невольно коснулся своей груди, чувствуя болезненную пульсацию печати под пальцами.

— Он разработал свою версию печати за пять лет, — продолжил Михаил. — Мне потребовались столетия, чтобы создать систему равновесия, а ему всего несколько лет, чтобы найти способ её исказить. Такой врождённый талант к энергетическим структурам встречается раз в тысячелетие. Если бы только эта одарённость служила благу…