Лжепринцесса для Драконов

Глава 33. Тьюдо

Диргар ушел, а я погрузилась в отчаяние. Пыталась переварить все, что мне сейчас открылось.

Сколько раз, я мечтала, что однажды найду свою семью. Что окажусь не брошенным ненужным ребенком, а случайно утерянным. Все мы мечтали об этом. Каждый сирота в приюте Катуши.

Что ж, свое прошлое я нашла. Да такое, о каком и подумать не могла.

Голова шла кругом. Я все еще пыталась зачем-то отрицать, но в какой-то момент, просто сдалась. Поскольку ректор вынудил аншефа снять лишние путы, угрожая чуть ли не личной местью после пункта о превышении полномочий и тирады за кем в Академии стоит власть, я теперь могла передвигаться.

Светящиеся полупрозрачные веревки уже не привязывали меня к кровати, но ими были опутаны руки и ноги. Первое, чтобы не могла пользоваться магией, второе — чтобы не вздумала бежать.

Я мелкими шажочками прошлась по пустому лазарету, поглядывая на наглухо запертую дверь, за которой стояли выдворенные из помещения стражи, и вздохнула.

Уже темнеет, а ранним утром велено вести преступницу, то есть меня, во дворец, где начнуться допросы.

Страшно ли мне? Конечно, страшно. Я боюсь даже представить, какие ужасы могут там меня ждать, что бы не говорил ректор касательно ценности моей… чешуи (это даже звучит бредово!) и того, что Диргары своих не бросают. Что уж говорить о Тьюдо, у которого нет даже соломинки, за которую можно схватиться.

Нет. О нем сейчас думать нельзя иначе зареву так, что потопа не миновать.

О чем тогда думать?

Об Эмбере. Он знает правду обо мне? Не ту, что я оказалась чешуйчатой, а ту, где я вовсе не София, а Зеркало?

Наверняка, да. Злится ли? Чувствует себя обманутым и преданным? Понимает ли, почему я все усложняла?

Любит ли, зная, что я не та, кем он меня считал?

Нет. И об этом думать нельзя. Не то тоже зареву.

Я подошла к окну, за которым уж ползла ночь. Из-за яркого света, который я никак не могла убавить из-за пут, блокирующих магию, стекло превратилось в подобие зеркала.

Я не видела сквозь него двор, зато узнавала златовласую девчонку, очень похожую на Софию, как родная сестра. Что ж, не родная, но, выходит, сводная. Вот так издевка судьбы.

Свое истинное лицо я видела лишь раз за последние годы, когда сбежала от Эмбера, но потом Тьюдо быстро скрыл его иллюзией. Слишком быстро. Потому сейчас рассматривала вновь и вновь, как в первый раз, касаясь кончиками пальцев острого аккуратного носа, непривычно припухлых причудливо изогнутых губ, острых скул и подбородка, густых темных бровей.

Да, они были темными, несмотря на то, что волосы струились золотом. Именно золотом, а не просто цветом пшеницы. А ореховые глаза теперь светились, как у драконов.

Я не знала доподлинных историй о том, что полукровка становился драконом, но слышала всякие басни об этом. Потому мне хотелось понять, почему же драконья суть во мне перевесила.

Так уж гены сплелись? У отца была предрасположенность? А мама и вовсе дракон? Но почему эта искра так долго спала?

Потому что я мало пользовалась магией, потому что меня не учили или потому, что я не была среди своих — среди драконов?

Если вспомнить, именно после первых касаний сородичей (выходит, драконы сородичи) во мне что-то пробуждалось, выплевывая искры и бахая мощными импульсами. Эта земля напитывала меня и призывала.

Возможно, если бы осталась в Инзании, то никогда бы не узнала, кто я. Не узнала, кто мои родители.

Я коснулась снимка, учтиво оставленного ректором, и глянула на девушку. Очень юную, как я сейчас, Лею Диргар. Маму. Почему-то было так просто называть ее этим словом из четырех букв.

Может потому, что в глубине души я почувствовала с ней связь еще тогда в библиотеке, когда впервые увидела ее лицо на фамильной фотографии. Тогда я даже не поняла почему сжалось сердце и хотелось плакать. Нашла в другом оправдание собственной слабости. Выходит, чувствовала?

Но как же это обидно, что едва я ее нашла, и тут же потеряла. Ведь Тьюдо сказал, что она умерла, когда мне было около трех. Может быть, ей удалось обмануть судьбу дважды, ведь ее посчитали мертвой еще до моего рождения. Но тогда она бы не оставила меня, ведь так? Эти мысли сводят с ума….

Рассвет медленно карабкался по небу, когда двери лазарета распахнулись. Злой, как и прежде, аншеф скомандовал вести меня конвоем к повозкам.

Академия еще спала. Точнее адепты. А вот профессора выстоялись в ряд вдали от черных экипажей и безмолвно провожали меня взглядами.

Чуть дальше стоял ректор, положа тяжелую руку на плечо… Эмбера.

Сердце сжалось до боли, к глазам хлынули слезы, но я не посмела отвернуться. Может быть, это последний раз, когда я его вижу.

Я не позволю стыду отобрать у меня этот шанс. Пусть будет больно, пусть будет невыносимо, я буду смотреть.

Нет. Ни претензии, ни выговора за обман я не встретила в кричащем взгляде драконопринца. Напротив, он смотрел на меня так, как и всегда, с нежностью, но теперь еще и с тревогой за меня.

Он словно обещал мне безмолвно: «Я тебя не оставлю». И это после всего?

Может быть, теперь он понимал, почему я не могла сказать «да» те тысячи раз, когда хотела броситься ему на шею.

Еще бы миг… еще секунда, но нет. Грубый страж склонил мою голову, пропихивая в повозку, и любимое лицо сменила темнота.

Дверь закрылась, и я чувствовала, как слабею, как стены самоходной кареты пропитываются сильной магией, делая ее настоящей непреступной темницей. Стало тяжело дышать, глаза не хотели привыкать ко мраку, и я откинула черный занавес с решетчатого окна.

Тусклый туманный свет заполз внутрь, выделяя на противоположном сидении знакомый силуэт.

— Тьюдо! — охнула я и едва не расплакалась. Надзиратель устало улыбнулся, приветствуя меня. Он был изнеможден внутренне, но цел и невредим физически. По крайней мере, я не нашли признаков пыток или ссадин, и потому на душе стало немного спокойнее. Пока. Пока что пыток не было. Но они будут?

— Ничего не бойся, Бэлс. Дирарг дал мне слово, — заверил он. Вы гляньте! Печется обо мне, когда сам…!

— А что на счет тебя, Тьюдо?! — разозлилась я. — Как ты позволил им себя поймать! Ведь мог бежать!

Он вновь улыбнулся, игнорируя мою злость, мою боль, мои тревоги. Но в этот раз вовсе не весело, а так, словно пытался утешить, заверить, что все будет хорошо.

— Свой суд я заслужил, — шепнул он.

Нет! Он еще и провоцирует! Откуда это смирение?! Зачем оно сейчас?!

— Не говори ерунды! — вспыхнула я и хотела было его отчитать, но повозка покачнулась, начиная путь. Пришлось потрудиться, чтобы не упасть, и покрепче вжаться в сидение. Это, наверное, смешно, беречь себя от синячков в последние минуты жизни. Но такова уж наша суть.

— Мне жаль, что сам не могу тебя защитить, — выдал Тьюдо, выводя меня из себя еще больше.

— Тьюдо! — зарычала я, а ему хоть бы что. Так и смотрит на меня, как на глупую девчонку. Девчонку, которая, на минуточку, оказалась драконом. И у нее теперь светятся ореховые глаза. И он это видит, но вовсе не пугается. Восхищается что ли?

В нем нет больше того наставника, нет того взрослого пугающего мужчины, он такой же, как и я, немногим старше, несчастный страж, сумевший по глупости дать клятву покойному королю. Сколько раз ты пожалел о ней, Тьюдо? Мог ведь жить нормально, не тоскаться со мной.

— Не надо мокрых глаз, — попросил он тихим шёпотом.

— А то в первый раз видишь!

— И всякий раз чувствую за это вину, — объяснился Тьюдо. — Прости, что не смог дать тебе лучшей жизни. Я бы хотел, но Када….

— Плевать на нее, — отвернулась я. — Она не только мою жизнь испортила, но и твою, заставив нянькаться со мной.

— Да, я считал это проклятием, — усмехнулся Тьюдо. — Смотреть, как ты растешь безмолвным Зеркалом было непросто. Особенно если знать, что твориться в твоей голове.

— И что там творилось?

— То, что даже Жако не смог исправить. А ты хорошо его провела. Вся в своего отца, — усмехнулся Тьюдо. Он сейчас себя так странно непринуждённо вел.

Должно быть, это приближение скорой смерти выветрило из него всю напускную строгость и деловитость, оставив простого мага. Думаю, если бы мы встретились где-то на улице вот так, то смогли бы стать друзьями, даже несмотря на то, что Тьюдо лет на семь, а то и больше, старше меня.

— Если бы я мог все исправить, то предпочел бы стать тебе другом, а не надзирателем, — вдруг признался он, будто опять мои мысли прочел.

— Ты и так им стал, — заверила я, прекрасно помня, как этот каменный страж ломался по кускам, отрекаясь от правил, и вставая на мою сторону. Это много стоит, нужно признать. — Я и не знала, что в твоей груди живет настоящее сердце.

— И много ты так и не узнаешь, — заверил он, и этот взгляд, точно прощальный, сорвал последние замки, сдерживающие мои слезы. Я зарыдала. Да так, что не могла даже дышать. Боль трепала душу, выворачивая ее наизнанку.

— Не плачь, — шептал Тьюдо, и мне хотелось его за это стукнуть. Как тут не плакать? Но стукнуть я так и не смогла, припала к нему, как к старшему брату и заревела на груди, цеплялась дрожащими пальцами в сырую мятую рубашку. Слышала грохот сердца и изнемогала от мысли, что совсем скоро оно остановится. Навсегда.

— Плачь, — шепнул он, приложив щетинистую щеку к моей голове, и погладил отягощенной путами крепкой рукой по волосам, как маленькую девочку. — Плачь, пока не станет легче.