Лейтенант империи. Часть вторая

Глава 7

Ветер гнал серые тучи. Шумел в кронах деревьев. Играл опавшей листвой на зелёном газоне. А мы стояли напротив Могуты и молчали.

Сняты головные уборы. Уложены цветы к подножию креста. Мы молчали и смотрели на мраморную табличку с именем и датами жизни Гидеона Святогоровича. Это всё, что от него осталось. Всё, что осталось от нашего Могуты.

Как же так, а?

Как же так⁈

— Месяц назад похоронили, — нарушил тишину Виктор Маркович Растеряшев, полковник местной Службы Безопасности Флота и один из моих командиров.

— Угу, — промычал я, говорить не хотелось, да и не моглось. Челюсть свело от злости, а тело застыло, как парализованное. Только кулаки раз за разом сжимались, да так сильно, что кожа парадных перчаток скрипела.

— В закрытом гробу хоронили, — голос Виктора Марковича звучал тихо. Еле слышно. — Даже последний раз увидеть не дали… — он прервался, глубоко вздохнул и, срывающимся голосом, вопросил в никуда: — как же так, друже, как же так?

Виктор Маркович умолк. Слегка заторможено отвернулся в сторону и коснулся рукой своего лица.

— Сказали, что там одни угли остались, — проронил дядя Саша. Он тоже стоял вместе с нами. Собственно, это он нас сюда и привёз, забрав из космопорта. И за Растеряшевым он заехал….

— Ростислав, ты последний видел его живым, — Виктор Маркович снова повернулся к надгробию и шептал прямо перед собой. — Какой он был после боя? Мог справиться….

Голос его сорвался и он замолчал.

— Последним был Миша, оказал ему помощь, — покачал я головой, а перед глазами встала картина того дня.

— Я вколол пару стимуляторов, и обезбол, — пробубнил Миша, — скинул ему аптечку, но состояние было….

— Он не считал, что вышел из боя, — прервал я Гусара, чтобы все возможные упрёки достались мне, — но я думал по-другому, слишком уж плохо он выглядел.

— Тогда почему ты его оставил? — Виктор Маркович смотрел всё так же прямо, не отрываясь от таблички с именем Могуты.

— Вить, не надо… — начал было дядя Саша.

— Потому что он так приказал, — я не собирался юлить. Знал, что такие вопросы прозвучат. Потому решил говорить только правду. — Я далёк от его уровня силы, не мог знать реальную картину, и не мог нарушить приказ.

— Да, — кивнул Растеряшев, — узнаю Гидеона.

Он постоял ещё с минуту. Вздохнул и тихо протянул:

— Ты прости, Ростислав, просто… — он снова вздохнул, — просто тяжело здесь бывать. Не свыкся ещё.

— Понимаю, — прошептал я, пытаясь прогнать из головы воспоминания того боя.

— Пойду я, — Виктор Маркович развернулся и пошёл на дорожку, — встретимся на службе, Ростислав.

Он быстро скрылся среди других могил. Мелькнул пару раз меж надгробий, и исчез совсем.

— Ты, правда, прости его, — шепнул дядя Саша, когда в небе мелькнул автограв Растеряшева, — Витя не хотел, совсем голову потерял, они с детства дружны были. Могута ещё и крёстный его сына.

— Никаких обид, — кивнул я и посмотрел на Ерастова, — и про голову понимаю, не он один её потерял.

— Это ты к чему? — нахмурился дядя Саша.

— Да так, — до меня, вдруг, дошло, что и у него был приказ. Не мог он рассказать про Раксу, просто не мог. Потому я с удовольствием сменил тему: — поздравляю с повышением, дядь Саш. Тебе идут звёзды подполковника.

— Благодарю, — кисло улыбнулся он и вернул взгляд на Могуту, — но я бы предпочёл не получать их.

— Понимаю, — вздохнул я.

Мы постояли ещё несколько минут. Молча. Все думали о своём, но, уверен, каждый помянул Могуту добрым словом.

— Как Жичкин? — спросил я, разворачиваясь, чтобы вернуться к автограву. — Как Абаимов? Как ребята?

— Нормально, — улыбнувшись, пожал плечами дядя Саша, — из рейда завтра придут.

Он резко замолчал. Загулял взглядом среди надгробий. Вздохнул и добавил:

— Мы хотели за тобой на Гусь-Налимск рвануть, но Могута нас не взял.

— Многие хотели, — хлопнул я его по плечу, — не расстраивайся так, дядь Саш.

— Угу, — он пошёл рядом со мной, — ты сам как? Я читал отчёт, ты крепко попал. Восстановился?

— Что мне будет? — произнёс я сдержанно и пожал плечами, — в столице крепче попал, и, вроде, жив до сих пор.

— А ты возмужал, крестник, — дядя Саша окинул меня каким-то другим взглядом. Прошёлся глазами с головы до ног и обратно. — Рад за тебя, Ростислав, и с орденом поздравляю.

— Спасибо, дядь Саш, — улыбнулся я, правда, грустно, — не поверишь, но я б его сменял обратно, как и ты звание.

— Понимаю, — пригорюнился Ерастов, — ты меня тоже прости. За Раксу. Не мог я рассказать.

— Да я уж понял. Приказ.

— Да, приказ, — вздохнул дядя Саша, — всегда есть приказ. Где б мы без него были?

— Ну, — я посмотрел на крёстного отца, — лично я, точно в могиле.

Доехать на дяде Саше до самого дома не вышло. Только взлетели, как Ерастову на инфопланшет пришёл вызов. Потому он довёз нас до здания штаба, попрощался, и мы потопали до жилой зоны военного городка пешком. До самого КПП.

Год с небольшим прошёл, как я впервые оказался здесь. Как мыкался по территории в поисках нужных зданий. Казалось бы, не так давно. Не должно возникать никаких чувств. Да и вокруг всё, как обычно.

Первокурсники носятся, как угорелые. Взлетают и приземляются автогравы. Спешат по делам офицеры. Всё движется и шумит. Всё, как всегда.

Но нет.

Пенобетон дороги, резво ложась под ноги, завёл на дорогу воспоминаний, и меня накрыло ностальгией.

Вон там я вставал на довольствие. В том здании, на первом этаже, получил документы матроса. А здесь, на складе, мне выдали обмундирование.

Картины прошлого вставали перед глазами, словно живые. Вспомнилось, как тянулся перед унтерами. Как, робея, проверял после мичмана вещи на складе.

Кстати, а вон, кажется, и он идёт. Тот самый мичман. Ну и шикарные же у него усы. Может, тоже отпустить?

Кивнул ему, когда он выполнил воинское приветствие, и пошёл дальше, а воспоминания всё догоняли и догоняли. Догоняли и догоняли.

Вон, уже КПП видно, а они никак не отстанут. Приклеились, как взгляды первокурсников к нашим спинам.

Всё же, здорово здесь. Ничего не меняется. Посмотришь со стороны — день сурка. Бесконечное повторение, будто кто-то забыл прописать прерывание цикла. Эх, хорошо! Стабильность!

— Клопик! — женский крик прервал мои мысли, заставил наш отряд остановиться и оглянуться по сторонам.

— Клопик! — Развивались жёлтые, словно колосья пшеницы, волосы. Колыхались… полы белого, сестринского халата. От госпиталя в нашу сторону бежала симпатичная пышечка.

— Клопик! — прокричала она тише, и постаралась ускориться.

— Сельда! — завопил Феймахер, так, что мы от него шарахнулись, раскинул руки в стороны и побежал навстречу девушке. — Сельда!

— Колпик!

— Сельда!

Они встретились посреди дороги. Подпрыгнули друг другу навстречу. Обнялись в воздухе и приземлились на пенобетон.

Сразу стало видно, что Хирш ниже ростом. Он повис на своей девушке и, не доставая до земли, болтал ногами.

— Клопик, я так скучала! — донеслось до нас.

— А как я скучал!

— Расскажи, как у тебя дела? Где ты был? Я все дома обошла, пока тебя искала! И не нашла!

— Нет, я всё могу понять, но это слишком, — протянул Гусар, когда мы зашагали к влюблённой парочке.

— Да что ты к нему пристал, — пихнул его в бок Анджей.

— Ты не понимаешь, — бросил Миша, — Если она такая же, как он, то это двойной удар по психике.

— Как будто ты с ней в одном отряде будешь, — поддержал Гвоздя Бобёр, — реально, заканчивай из Хирша чудака делать, он и сам с этим справляется.

— А это мои друзья, — Фея спрыгнул с Сельды и показал на нас, когда мы подошли к ним. — Мои братья, а это командир, Ростислав Туров.

— Привет друзьям Клопика, — широко улыбнулась девушка, — я очень рада с ними познакомиться.

— И тебе привет, Сельда, — улыбнулся я в ответ.

— Привет, — махнул рукой Чуватов, и спросил: — а почему Клопик? У нас он Фея.

— Фея? — удивилась девушка, и посмотрела на Хирша, — Клопик, почему ты мне об этом не писал?

— Не успел, — смутился Хирш, — ты только не обижайся.

— Конечно же, нет, — Сельда стиснула его в объятиях, как плюшевого мишку и ноги Феймахера снова оторвались от земли.

— Так откуда Клопик? — повторился Рифкат.

— А он вам не рассказывал? Это из-за того, как он спит, — девушка посмотрела на нас, потом отпустила Фею, и, погладив его по волосам на голове, добавила: — совсем скрытный стал, ну ничего, я приехала, всё станет, как раньше.

— Не… ага, — Хирш густо покраснел и уставился в пол.

Мы же посмотрели на Пруху. Именно Прохор всегда ночевал с Феймахером в одной комнате.

— Не смотрите на меня так, — развёл руками Пруха, — обычно он спит.

— Ну как же обычно, — покачала головой Сельда, — у него животик часто болит, и он пукает, потому и Клопик.

— Я хранил тайну, дружище, клянусь.

Пруха провёл пальцами по своим губам, а Гусар прыснул от смеха, но тут же замолк.

— А что я? Я ничего, — просипел Миша еле сдерживаясь, чтобы не заржать, — это он сам.

— Ой, мальчишки! — Сельда взмахнула руками и отшагнула от нас, — мне на занятия пора, Клопик, я заканчиваю в семь, встреть меня здесь.

— Ага, — сообщил Хирш асфальту, и девушка умчалась в сторону госпиталя. Только волосы развевались.

— Ну что К… Фея, — вовремя исправился Гусар, — пойдём и мы.

— Ага, — Хирш зашагал за нами, не поднимая головы.

— Слушай, это поэтому у тебя любовь к взрывам? — Всё же не сдержался Миша, и тут же шагнул к Феймахеру, приобнимая его за плечи, — братуха, да ты чего нос повесил? Подумаешь, пуки ночные, я тебе лечение пропишу, и всё пройдёт.

— Правда? — Хирш, впервые, как ушла Сельда, поднял голову.

— А то, — хмыкнул Гусар, — только сначала анализы сдай, и вообще, пойдём сейчас. Командир? — он посмотрел на меня.

— Идите, — разрешил я, — и вообще, вон КПП, так что расходимся по домам.

До дома осталась пара поворотов, когда на инфопланшет пришло сообщение о доставке особого груза. Смахнул СМСку с экрана, и открыл присланные документы.

Так, склад под охраной. Право доступа Лириным слугам дано. Отлично. Сообщу им, пусть завтра заберут.

Что за груз? Награда от великого князя. Да-да, мы сами не ожидали. Думали, всё ограничится нашей просьбой не наказывать братьев Беловых. Ан нет. Михаил Владимирович решил по-своему.

Уже перед самым отбытием он прислал на Гальванику военный фургон, доверху набитый вооружением. Посмотрели с ребятами накладные — там всё, что мы вынесли из арсенала. Только в разы больше.

На человека по комплекту, если говорить точнее. Короче, каждому по роботу, и по куче стволов с гранатами. Царский подарок. Как в буквальном, так и в переносном смысле.

Мы о нём только в нырке узнали, когда стали разбираться, почему Лизу выгрузили. Как оказалось, для фургона место и освободили….

Блин, Лиза! Нехорошо получилось. Воображение тут же нарисовало жуткую картину.

Вот, Лиза проснулась. Умылась. Выбрала из чемодана платье и, напевая песенку, открыла дверь кофортмодуля. А там! Уходят вдаль бесконечные ряды контейнеров…

И крик такой разносится: «Турооов»!

Брр. Не представляю, как она вести себя будет, когда приедет. А она приедет, это точно.

Уже в нырке я нашёл в своём коммутаторе голосовое сообщение от Клима Разумовского. Не знаю, почему сразу его не увидел, да это и не важно. Главное, что в тот момент Лиза уже выбралась из ангара и вышла с ним на связь.

— Дружище, она злая, как Сцилла и Харибда вместе взятые. У неё взгляд промораживает и парализует, как у медузы Горгоны, — Клим говорил шёпотом. Старался, чтобы его не услышали. — Забрал её со склада и привезу на своём корабле. Постараюсь сгладить углы по пути, как-то задобрить её и выгородить тебя, но ничего не обещаю.

Сообщение обнадёживало. Зная Клима, думаю, что он приукрасил. Причём сильно. Но от этого не легче. Интуиция подсказывала, что о дружбе с Лизой пока не стоит и думать. Эх, как же мне теперь с ней о любви говорить? О том, что я не могу стать её избранником. Как подступиться?

Хотя, может, это и к лучшему? Может, разочаруется она во мне… и станет ненавидеть. Блин….

— Иллирика Данактовна, Вы сегодня особенно прекрасны, — раздался мужской голос прямо за ветками кустарника. — Видеть Вас для меня радость.

Не понял! Я аж замер от неожиданности, а по спине пробежал неприятный холодок. Да ну… на… Залесский? То хамло?

— Благодарю, на добром слове, Филипп Игоревич, — послышался голосок Лиры, — Вы, как всегда, галантны.

— Да, это так, — Залесский явно смутился, судя по голосу, а я ускорился, чтобы обойти кусты, — только для Вас, Иллирика Данактовна.

— Филипп Игоревич, с чем Вы сегодня посетили моё скромное жилище? — пропела Лира.

— Хм, ха, Иллирика Данактовна, хм, — замялся Залесский, — я узнать насчёт моего предложения, мой род выкупает Ваши земли и предприятия, а Вы выходите за меня замуж.

Да кто здесь насадил эту ограду из кустов? Где вход⁈ Где мой тесак⁈ Поррву…!

— Но я уже ответила, Филипп Игоревич, не далее, чем неделю назад, — в голосе Лиры послышалось удивление, — мне, конечно, приятно Ваше внимание, «но я другому отдана; я буду век ему верна»*.

— Бросьте, Иллирика Данактовна, — в голосе Залесского послышалось давление, — что может дать Вам этот босяк Туров, кроме позора? вы новости видели? А я и дочку вашу удочерю официально. Если же Вы выбираете среди аристократов, то и здесь мой род один из сильнейших в округе Владивостока. Сильнейших, и богатейших, каким был Ваш род.

Так! Кажется, нашёл вход! Ну, всё, понеслась!

— Вы слишком самоуверенны, граф, — хмуро произнесла Лира и тут же увидела меня. Её губки озарились улыбкой, а в глазах поселились радостные искорки. На мгновение она прикрыла веки и, посмотрев на меня лучистым взглядом, произнесла: — Любимый, помоги мне, пожалуйста, ты военный и можешь объяснить графу, как он ошибается.

— С радостью, душа моя, — улыбнулся я ей в ответ, ощущая, как от её взгляда стихает злость, как меня заполняют счастье и нежность.

— Вернулся-таки? — прошипел Залесский, не оборачиваясь ко мне, — это ты зря.

— Почему же? — я обошёл его по дуге и встал рядом с Лирой, опустив ладонь ей на плечо. Любимая тут же прижалась к ней щекой и накрыла своей ладошкой.

— Потому что теперь не только позора оберёшься, но и сдохнешь тут, — выплюнул Залесский.

— Да? — спросил я ровно и слегка сжал плечо Лиры, чтобы она не волновалась, — и кто же это сделает, не ты ли?

— Какая разница, — фыркнул Филька, — ты слишком многим мешаешь, слишком лакомый кусок оттяпал, — он указал глазами на Иллирику.

— Да ты что? — я состроил задумчивое лицо и покачал головой, — что ж, Филь, раз так, то вызывай меня на дуэль и убивай, или ты снова горазд только за чужие спины прятаться?

— Ты что несёшь, Туров? — удивился Залесский, — Какой я тебе Филя, обращайся ко мне Ваше благородие, понял, мичм…?

— Рот закрой унтер, и глазки протри, — оборвал я его, и он аж поперхнулся словами. — А теперь повторяй за мной, господин лейтенант, Ваше благородие, Ростислав Драгомирович Туров, разрешите обратиться. Ну? Долго ждать?

Вид Залесского выражал только одно — удивление. Причём сильнейшее. Он только сейчас обратил внимание на мою форму, знаки различия и ордена. Его глаза, казалось, кричали: «КАК»⁈ А рот в пустую хлопал губами.

— Унтер-лейтенант, я жду, — произнёс я ровно, но твёрдо.

Нет ответа. Только дождик закапал.

— Так, Филь, даже погода против тебя, — поморщился я, — видишь, даже небу ты не нравишься. Так что, кончай дурить, и, либо вызывай меня на дуэль, как младший по званию, либо вали отсюда. Последнее — это приказ.

Залесский как стоял молча, также молча развернулся и, деревянной походкой, потопал с территории нашего пансиона.

— Клоун, — покачал я головой, — и что он тут забыл?

— Замуж звал, — промурлыкала Лира, — но я отказалась.

— Слышал.

— Ты подслушивал? — вскинула головку Лира.

— Нет, — я встал рядом с ней на одно колено, взял её ладошку и нежно прижался к ней губами. — Я скучал, душа моя.

— Я тоже, — любимая прижала мою голову к груди. Зарылась в волосы рукой и, поцеловав макушку, прижалась к ней щекой.

Побежали по коже приятные мурашки. В груди разливалось блаженное тепло. Я слушал её дыхание и сердце билось ему в такт.

— Я молилась за тебя, — её шёпот играл в моих волосах.

— Знаю, — мои губы касались её кожи.

— Переживала за тебя, ждала, — на лицо упала слеза.

— Я жив, благодаря тебе, — прижался сильней, услышал её сердечко.

— Люба мой, Ростик мой.

— Душа моя.

…

— Ты плачешь? Не плачь, я здесь.

— Плачу, и небо плачет.

Я слегка отстранился и глянул на небо. Набежали тучи. Дождь набирал силу.

— Вот же Залесский, — просипел я, — погоду испортил.

— И не говори, колдун какой-то, — хихикнула Лира, — пойдём в дом? Там Варюша спит.

— Пойдём, потихоньку, — я поднялся на ноги, взял любимую за руку, но дождь изменил наши планы. Обрушился на нас ливнем.

Лирин вскрик придал мне сил. Подхватил её на руки, и, под шум дождя и её смех, я залетел на крыльцо. Рванул на себя дверь и поставил любимую на лестницу в гостиной.

Вода стекала по спине. Капала на пол. Хлюпала под ногами. Но мне было всё равно.

Мокрое платье обрисовало желанную фигуру. Подчеркнуло грудь. Прекратило скрывать то, что должно прятать от любопытных глаз.

Я не мог отвести взгляд от своей девушки. От своей женщины. Чувствовал, как сердце наращивает темп. Как пульсирует всё моё и её тело. И, главное, я видел, что она думает и хочет того же, чего и я.

— Душа моя, — прохрипел я, проводя рукой по изгибам её талии, — я….

— Туров, ты гнусный тип! — раздался голос Лизы, и я, вздрогнув, оглянулся.

Хлопнула входная дверь и Лиза продолжила:

— Какой же ты мерзавец, Туров! — в гостиную вплыли по воздуху чемоданы, — мало того, что бросил меня одну в столице, так, — в комнату вошла Лиза. Мокрая, в прозрачном платье в облипочку… — Так и здесь не встретил! Сама на такси к тебе приехала.

Лиза вышла в центр гостиной. Эффектно изогнула бедро, чтобы платье натянулось, и замерла.

— Здрасти, — она заметила Лиру.

— Здравствуйте, — кивнула Иллирика.

Любимая спустилась на несколько ступенек, встала рядом со мной. Взяла меня за руку. Сжала её и спросила:

— Милый, а это кто?

*А. С. Пушкин — Евгений Онегин.