Лейтенант империи. Часть вторая

Глава 14

Возможно, он хотел меня напугать. Заставить сомневаться в себе и друзьях. Подорвать веру в их возможности. Положиться на себя и только на себя.

Что ж, он, хоть и отчасти, но достиг своих целей.

Хлопок о стол, как выстрел на старте, оборвал во мне что-то хорошее. Спугнул ту часть меня, которая рассчитывала на друзей и командную работу. Надеялась на других.

Она, эта часть, забилась куда-то в угол моего разума. Пискнула что-то возмущённо, про «своих не бросают» и заткнулась.

Да, своих не бросают. И я не брошу. Никогда. Но здесь и сейчас я один на один с противником. И пусть надежда теплится где-то в глубине сознания, но здесь и сейчас я обязан быть во всеоружии. Не лежать кверху лапками и ждать помощи, а теснить врага, защищаться и нападать. Чтобы товарищам, когда они придут на помощь, оказалось нечего делать, либо, если я паду, оставалось всё закончить лёгким движением руки.

Хлопок и на Герасимовых смотрел не я. Не Ростислав Туров кадет академии. На них смотрел Ростислав Туров с Гусь-Налимска.

Тот самый Туров, который оказался один в городе полном врагов. Который прошёл напролом всё здание жандармерии. Которого взяли в плен и пытали. Который схлестнулся с китайскими бандами и победил. Один!

Да я змей с крысами жрал чтобы выжить! Некоторые из них даже не прожарились. Так что….

— Не смогут, так не смогут, — произнёс я ровно и, толкнув ногой стул, выдвинул его из-под стола. — Ты присаживайся, капитан, рассказывай, многие ли хлопочут?

— Здесь я задаю вопросы! — резко бросил Герасимов старший.

Он задвинул стул обратно. Резко подался вперёд. Опёрся руками о стол и приблизил лицо ко мне:

— Ты что думаешь, крутой? — губы его приподнимались, обнажая даже задние клыки. Он цедил слова, щедро сдабривая их злостью. — Герой, да? Личное дело засекречено. Орден Андрея Первозванного получил. Думаешь, теперь тебе всё с рук сойдёт?

Хорошо, что он слюной не брызжет, когда говорит. И дыхание стоит освежить. Вот о чём я думал, но сказал другое:

— Хорошо, значит, ты задаёшь вопросы, на какой отвечать?

— Что в тебе такого, что каждый встречный настаивал отпустить? — капитан отодвинул стул и, усевшись напротив, уставился на меня, — кого ты подмазал? Сверчкова? Лыскова? Писарева? Вельминова? Ильина? Груздева? Кранцева?

Он называл фамилии офицеров СБФ от унтеров до штабных. При этом чётко отслеживал мою реакцию. Вдруг заволнуюсь и выдам «пособников». Знать бы ещё в чём?

— Кто ещё в доле? — в конце тирады Герасимов успокоился и говорил спокойно.

Выдержал его напор. Дождался, когда он закончит и посмотрел на Герасимова младшего. Тот по-прежнему стоял у стены. Только на этот раз несколько расслабленно, с интересом наблюдая за работой дяди.

Наши взгляды встретились, и я обратился к нему:

— Видишь, Герасим, к чему привело твоё нежелание сотрудничать? — у него глаза на лоб полезли, а рот приоткрылся от удивления, а я перевёл взгляд на капитана и продолжил: — в какой доле? Чем подмазал? Хоть кто-нибудь скажет, в чём дело?

Герасимов старший ощерился в ответ и раскрыл папку.

— Вот в чём, — он развернул бумаги и подвинул ко мне по столу. — Ты летал в столицу после Гусь-Налимска?

— Угу, — кивнул я, вчитываясь в материалы дела.

— И контракт с тайной канцелярией подписывал для найма отряда спецназа? — голос капитана стал спокойным-спокойным, даже равнодушным. Такое ощущение, что он устал и уже ничего не хочет.

Я оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на него. Нет, ему не всё равно. Сидит, напрягся, как гепард перед броском. Готовится прыгнуть и сожрать меня…. А, понял, это он так играет с интонациями, и сейчас, якобы, ловит меня на ответах. Что ж, не буду его разочаровывать.

— Ага, — снова кивнул я, и вернул внимание на бумаги, перелистнул их.

— И в оплату получил фургон полный оружия и современного снаряжения?

Он потянулся рукой к папке, перебрал пальцами несколько листов и вытащил один, со списком оборудования.

— Вот, — он положил лист передо мной, — игрушек на пятьдесят тысяч золотом.

Я взял список. Пробежал по нему глазами и посмотрел на капитана.

— Ну? — протянул он с нетерпением, аж вперёд подался и облокотился о стол.

— Не нукай, не запрягал, — хмыкнул я, — да, получал.

— Вот, Герасим! — капитан победно вскинул руку, — учись, племяш, дело раскрыто и закрыто.

Что я, что Герасим посмотрели на него с удивлением. Но это не смутило капитана и не помешало его торжеству. Он принял довольный вид. Притянул к себе папку и, закрыв её, откинулся на спинку стула и протянул:

— Вот ты и попался, кабанчик.

— Бычок тогда уж, — я вернул папку обратно и достал материалы, — что не так-то? Морской пехотинец, по закону, может во время отпуска работать по найму, как частник.

— Во время отпуска, — оскалился капитан, — но ты был в командировке, то есть на действительной службе.

— Так, — я посмотрел на Герасимова, — весь вопрос в двадцати пяти тысячах рублей?

— Золотом, — кивнул капитан, да с таким довольствием, словно он медведь добравшийся до пасеки, с которой улетели пчёлы.

— Но не только в них, так? — задумчиво протянул я, перебирая листы дела и вытягивая нужный. — Как отягчающее обстоятельство идёт то, что я не зарегистрировал контракт, получается, использовал средства флота, то бишь свой отряд, в личных целях.

— Ага, — Герасимов скрестил руки на груди и, улыбнувшись, кивнул.

— Кроме того, — продолжил я раскручивать логику его обвинения и своих проступков, — я не отчитался о полученной награде сразу, после выполнения контракта, и не уплатил долю флота за положенный срок. Значит я действовал с корыстным умыслом и спланировал все заранее.

— О да, — улыбка Герасимова старшего доходила до ушей.

— И сейчас оплатить не смогу, потому что срок вышел пять дней назад, когда я летел сюда.

— Твои трудности закон не волнуют, Туров, — аж пропел Герасимов.

— Действительно, — пожал я плечами, — тем более, мог бы и сам с повинной вчера прийти, и все сделать.

— Ага, но штрафом всё равно бы не отделался.

— Да это понятно, — протянул я, — хорошо ещё, что сюда корабль не приписали.

— Какой корабль? — капитан не напрягся, но его улыбка померкла из-за удивления.

— Грузовая шхуна, которую мне подарили, — пояснил я, выстраивая в голове полную картину происходящего. — Император мне её вручил вместе с орденом, — я покрутил ладонью в воздухе и, осознав все нюансы дела, посмотрел на Герасимова старшего и подытожил: — ну, мне всё понятно. Веди в камеру временного содержания.

— Что, — удивление с лица Герасимова не сходило. Его поза изменилась, сейчас он снова облокотился о стол, и пытливо смотрел на меня, — даже не будешь упрашивать переквалифицировать дело? Обойтись штрафом?

— А есть смысл? — я закрыл папку, подвинул её к нему и улыбнулся с иронией, — мы оба знаем, что мне светит крупный штраф и срок до пяти лет, который заменят условкой с лишением всех наград, и запретом на военную, и государственную службу. За заслуги, так сказать, пойдут на встречу.

Герасимов старший молчал. Смотрел на меня и молчал. Кажется, на него напал ступор. На его племянника, кстати, тоже. Я думал, что они будут играть в доброго и злого полицейского. Или один из них будет давить на жалость, а другой злить и запугивать. Но нет.

Они реально приезжие. Обычные безопасники, которые хотят делать свою работу. Возможно, их потрепала служба. Может, конфликт какой с прошлым начальством. Бывает.

Даже, предположу, что Герасимов старший схлестнулся с кем-то из-за взятки и кумовства. Тоже бывает. Главное, что они точно не орденские. Более того, интуиция крепила чувство, что капитан, на самом деле, нормальный мужик. Умный. Просто так вышло, не с той ноги встал, и куча проблем. Поэтому я продолжил, чтобы скорее закончить:

— Ваши, господин капитан, попытки разговорить меня, основаны на подозрениях, что кто-то в доле, — я хмыкнул, — уверяю, я один, и не планировал ни с кем делиться. Так что, не будем терять время, идём. А то у меня завтра дуэли, а потом тренировка на полигоне.

Герасимов старший молчал целую минуту. Смотрел мимо меня и барабанил пальцами по столу. Потом протянул:

— Интересно, — его глаза прикрылись. — Интересно, лейтенант, девки пляшут.

— А то ж, — улыбнулся я.

— Ничего, — он вновь обрёл хищное выражение лица и уставился на меня, — рассказать мне не хочешь?

Ну вот, как я и говорил — умный. Понял, что всё не так просто. Интуиция уже не крепила, а вопила, что этот случайный офицер может стать союзником. Надо только обойтись с ним по-человечески. Не так, как те, из-за кого он оказался на Владивостоке. Хм, надо будет разузнать о них.

— Всё здесь, — я постучал пальцем по закрытой папке, — Вы всё читали.

— Ну да, ну да, — закивал он и неожиданно качнул головой в сторону племянника.

Герасимов младший вообще ничего не понимал и стоял у стены. Его счастье, что мы в допросной, а не на улице. Иначе ворона точно залетела бы ему в рот.

— Я за него в ответе, Туров, — произнёс капитан спокойно, — пообещай, что не утащу его на дно.

— Просто отведи меня в камеру, капитан, — сказал я ровно и посмотрел ему в глаза, — только в одиночную, и вас это не коснётся.

— Угу, — Герасимов старший помедлил немного и посмотрел на племянника, — Герасим, отведи его в камеру.

— А?

— И ни с кем не говори, — продолжил капитан.

— О чём не говорить? — пискнул племянник, он оторвался от стены, подошёл к столу и, закусив губу, глядел на капитана. Весь его вид выражал недоумение.

Герасимов старший посмотрел на него, покачал головой и, глубоко вздохнув, изменил своё решение:

— Хотя, сам с тобой схожу, — я уловил смену раздражения во взгляде капитана на жалость и… заботу? — И до завтра от меня ни на шаг, Гера.

Стул проскрипел по бетонному полу. Капитан встал, передал папку племяннику и….

— Одну минуту, — остановил я его. Взял инфопланшет, набрал сообщение Ерастову, Лире и, заблокировав гаджет, протянул капитану: — в камеру с ним нельзя. И ещё, я голоден.

Блок временного содержания находился в подвале. В полном молчании, никого не встретив, минут за пять мы прошли первый этаж. Спустились по лестнице и застряли у нужного нам поворота на целых полчаса.

— Герасимов, — раздался из соседнего коридора знакомый, властный голос, — ты так и не одумался?

— Господин секунд-майор, я выполняю свою работу, — обернулся капитан.

Он жёстко зафиксировал меня, чтобы я не поворачивался, потому видеть собеседника я не мог. Хотя, что там видеть? Пусть и не сразу, но я узнал по голосу Льва Юрьевича Лыскова. Да и сам Герасимов, обратившись к нему по званию, только подтвердил мою догадку.

— Твоя работа негодяев ловить, а не героев притеснять, — голос Лыскова приблизился и он встал перед нами так, что я его увидел.

Грива светлых, пышных волос ниспадала на его плечи. Серые, стальные глаза на его волевом, честном лице, сверкали гневом.

Он ни капли не изменился с момента нашей прошлой встречи на Тау Метам. С той встречи, когда я докладывал ему и Писареву о гибели капитан-лейтенанта Гусева.

— Ростислав Драгомирович, — его взгляд потеплел, когда он посмотрел на меня, — ни о чём не переживай, я разберусь с этой жуткой, вопиющей ошибкой, и накажу, — он зло сверкнул глазами на Герасимова, — виновного в ней.

— Благодарю, Лев Юрьевич, — улыбнулся я и развёл в стороны руками, — но не переживайте, господин капитан относится ко мне с пониманием, даже в наручники не заковал.

— Да? — Взгляд секунд-майора снова метнулся с Герасимова старшего на меня, а потом обратно, — Но он ведёт тебя в камеру, а это не допустимо. Капитан, мальчик герой Тау Метам, профессионал высшей пробы, он самостоятельно расследовал смерть нашего коллеги.

— Поэтому я обхожусь с ним достойно, — бросил Герасимов зло, — и сидеть он будет в одиночке, а вы мне мешаете.

— Капитан….

— Двадцать лет уже капитан, — Герасимов подтолкнул меня вперёд, и мы шагнули за поворот к блоку временного содержания, — не нравится мой тон, подавайте жалобу, только не мешайте работать. Задрали уже одно и то же вещать. Герой, профессионал, — ворчал он на ходу.

Что ответил Лысков, я не расслышал. Секунд-майор остался перед лестницей, уверен, в крайнем удивлении от такого ответа. Герасимов же шёл следом за мной и негодовал над ухом.

— И вот так всё утро, — бурчал он, — кто ко мне только не подходил с вопросом о тебе.

— А кто не подходил? — поинтересовался я.

— Да, — запнулся капитан на мгновение, а потом растерянно добавил: — только подполковник Растеряшев и не подходил, но это и понятно.

Конечно, понятно. Растеряшев думает, как мне помочь, а не как надавить на капитана. Хотя, уверен, он уже давно придумал способ, как это сделать. Ведь я же догадался, значит, и он тоже.

Но это не суть, там вообще, многое на поверхности оказалось. В деле имею в виду. Это Герасимов, простой исполнитель, не зная подробностей (они же засекречены), принимает всё за чистую монету. Я же, непосредственный участник, всё понял почти сразу.

Ну, ладно, не сразу, а за два часа в допросной. Точно понял, гарантирую.

Там выходит, что некто Вягель, должностное лицо из столицы точно связан с орденом. Именно он инициировал наперёд дело о неуплате. Единственное, в чём он прокололся — спешка. Поспешил он отправить дело сюда. Получилось, оно меня опередило.

Вот это и есть главная зацепка. Уверен, Меньшов и Разумовский устроят этому Вягелю весёлую жизнь. Но они там, а я здесь, и тут своя история разворачивается.

Некто в штабе спустил дело Герасимову и удалил все свои следы. Оно реально, словно из воздуха появилось. Но так не бывает же. Обязательно должны остаться следы. Протоколы принятия, фиксация в журналах базы данных и прочие электронные маркеры. Но они исчезли.

Значит, мы имеем дело ещё с одним агентом ордена, но уже на Владивостоке. Понять бы с кем?

Сначала я грешил на тех, кто обо мне справлялся, но это оказались все. Абсолютно все, кто не разъехался с базы. И теперь приходится гадать, кто из них. Ведь не могут они все служить ордену. Да же?

Вот и я о том же. Так что, пока лидирует секунд-майор Лысков. Не думаю, что он случайно попался нам на пути. Не просто так. Да и доступ к информационной системе у него имеется….

— Что значит, свободных камер нет? — Вырвал меня из размышлений голос Герасимова. — Мне нужна одиночка.

— Негде мне её взять, только построить, — раздражённо отвечал дежурный надзиратель.

Я стоял лицом к стене, и не мог его видеть. Но, насколько помню, по внутренним правилам это кто-то не ниже мичмана, причём морской пехоты.

— Утром только свободные были, — Герасимов начинал заводиться.

— А потом, час назад, случилась массовая драка, — бросил надзиратель, — две роты подрались на полигоне, на губе кончились места и всех к нам. Что думаете, господин капитан, мне самому это нравится?

— А чего они подрались? — Герасимов как-то притих, я же услышал шаги в коридоре и скосил глаза: к нам спешил Герасимов младший с бумажным пакетом. Дядька его за едой посылал в столовую. Нос тут же учуял запах сдобы, а в животе заурчало.

— Кто их знает, — расслышал я сквозь голодную пелену, затопившую разум. — Но мест нет, даже Белоусова прислали сюда проспаться.

— Кого? — удивился капитан.

— Геннадия Валерьевича, — выдал я, сглотнув слюну, — механик в местном гараже у Цветкова. Да дай сюда, чего ты встал.

Последнее я адресовал племяннику капитана. Вырвал у него из рук пакет. Достал, пачкая руки в масле, пирожок и откусил. Мм….

— Он самый, — подтвердил надзиратель и поморщился, — видели бы вы, как его сюда тащили, под заунывное пение и рвотные позывы. Вобщем, место есть только у него в камере

— Почему? — удивление, для голоса капитана, стало уже нормой.

— Сами увидите, если ещё не поняли, вернее, унюхаете, но могу подселить к морпехам. Коек нет….

— Не, — с набитым ртом промычал я, быстро прожевал и добавил: — к Белоусову давайте.

Наверное, для надзирателя картина казалась странной. Арестованный стоял лицом к стене, жрал пирожки и сам выбирал, куда ему идти. Но служивый ни слова не сказал. Выдал капитану ключ и мы оказались около камеры.

Щёлкнул замок. Пискнуло табло. Стальная дверь с шипением отъехала в сторону. В нос шибанул запаха немытого тела и перегара, и я шагнул в моё временно пристанище.

Серая краска облупилась, и стены пестрели проплешинами голого пенобетона. Местами, даже, проступала зелёная плесень. Тусклый свет от одинокой лампы под потолком еле разгонял темноту.

Стальные койки оказались продавленными: пружины давно растянулись, не спасал даже матрас. Тонкий, надо сказать, тощий. Как будто в него напихали ваты, как монет в копилку, а потом каждый день доставали, в надежде, что никто не заметит.

Из современного здесь оказалась только мощная, стальная дверь, если не считать системы наблюдения. Снаружи, конечно же.

А запах! Запах Белоусова царил в камере.

Сам старший матрос свернулся калачиком и, похрапывая, дрых на дальней койке. Но амбре распространял на всю округу. Герасимовы даже в коридоре поморщились, а младший, так нос зажал ладонью.

Подошёл к Белоусову. Вгляделся в его лицо, пока не закрыли дверь и позволял свет из коридора.

Кажется он.

Геннадия Валерьевича я знал по курсам у Цветка. Он любил закинуть за воротник и часто попадал на губу. Но мастером был отличным, поэтому его не списывали.

Я всмотрелся внимательнее. Преодолел брезгливость и толкнул его в плечо.

Белоусов что-то пробормотал и сильнее сжался в комок. Но я заметил, как блеснули на свету седые усы.

Да, у него говорящая фамилия. Я повернулся к Герасимову старшему, который застыл в дверях, и кивнул ему:

— До встречи, капитан.

— До встречи, Туров, — кивнул он и, хмыкнув, закрыл дверь.

Что ж, вот я и в камере. Как и просил Ерастов. Чем заняться? Ждать, придётся долго.

Отложил пакет с остатками пирожков на тумбочку. Прошёл к свободной койке. Укутался в одеяло и, уткнувшись носом в подушку, улёгся спать.

А что? Я обо всём догадался. Я сейчас приманка, и охотники, а я уверен, что в камерах, среди морпехов, сидит группа реагирования, ловят на меня злодея. Наверное, тормознут его в коридоре, у камеры.

Всё, думать больше не о чем (о дуэлях не хочу). Остаётся только мечтать о свадьбе с любимой, да спать.

Эх, вот бы всё это закончилось поскорей. Так и вижу Лиру в белом платье…

Щелчок и писк замка заставили глаза открыться. Мысли о времени улетели вместе с шипением двери. В камеру хлынул поток света, а потом в дверном проёме появилась фигура человека.

Проморгался. Потёр глаза. Различил длинные волосы до плеч.

— Лев Юрьевич? — спросил я глухим со сна голосом и, подтянув под одеялом ноги, напрягся.

Фигура ничего не ответила. На миг повернула голову в сторону Белоусова. Затем ко мне. Шагнула вперёд, обнажила тесак и прошипела:

— Привет от Двуликого, Туров, — клинок засветился красным. — Время подыхать.