Лейтенант империи. Часть вторая

Глава 17

Сознание вернулось резко. Глаза открылись, и в них ударил свет. В носу возникло жжение. Кожа сообщила о чём-то липком и густом. Пришло ощущение замкнутого пространства.

Прищурился. Дёрнул рукой, чтобы почесаться и крышка медкапсулы, обдав меня шипением, отошла в сторону.

— Полотенце на стуле, — послышался голос Елизаветы, — вытирайся и присаживайся.

Привстал. Зацепился рукой за борт капсулы и перевалился через него. На пол, с противным звуком, тут же шлёпнулись крупные куски геля. Они отвалились от меня словно штукатурка при штраблении и застыли на кафеле, подрагивая, как десертное желе. Первый раз я в таком наполнителе плавал. Обычно он жиже. Что-то изменилось?

— Долго я провалялся? — спросил я, подхватывая полотенце.

Удивительно, горло не пересохло, голос нормальный. Это из-за нового геля?

— А почему гель другой? — добавил я, пока Елизавета не успела ответить.

— Тридцать минут, — руки девушки порхали над клавиатурой, а взгляд не отвлекался от монитора.

— А гель? — повторил я, когда она прервалась на целую минуту.

— Что гель? — Лиза повернула ко мне свою головку, но тут же вспыхнула красным и отвернулась.

— Он другой, — я закончил вытираться и потянулся к тумбочке за трусами. — Счищается плохо, липкий.

— Теперь тебе только такой, — Лиза старалась не смотреть на меня, но моё движение заставило её повернуться, — Туров, я сказала присаживаться, а не одеваться. Положи трусы и садись на стул.

— Это что-то новенькое, — хмыкнул я и, выполнив её требование, положил на бёдра полотенце. Хоть как-то прикроюсь, а то она ж вспыхивает словно помидор.

— У тебя теперь много нового будет, — Лиза, казалось, не слышала моей шутливой интонации и отвечала с серьёзным тоном, — рисунок ауры изменился, поздравляю. На краях появились стихийные узоры и схлопывание остановлено.

— Это же хорошо? — я закинул ногу на ногу под полотенцем.

— Да, но радоваться рано, — она телекинезом притянула к себе какой-то прибор с проводами и направилась ко мне, — надо, чтобы эти изменения разошлись по всей ауре, тогда она оттянется назад и появится место для роста.

— Ничего не понятно, но очень интересно, — кивнул я с умным видом, — мне бы проще объяснить.

— Будешь выполнять рекомендации, всё будет, как надо, — нахмурилась Лиза и, оказавшись рядом со мной, сказала: — ноги ровно поставь.

Сделал, как она просила, и девушка, взяв в руки провода от прибора, наклонилась ко мне.

— Сейчас сделаем ещё один замер и нанесём контур, — Лиза пришпилила какие-то датчики мне на щиколотки, под колени и убрала полотенце.

— Кхм, Лиз, может я сам?

— Ты не сможешь.

— Ты тоже, с закрытыми-то глазами, — хмыкнул я, глядя на пунцовую от смущения Елизавету.

Лиза, как склонилась надо мной, так и замерла, только глаза зажмурила. Да так крепко, что носик прижался ко лбу.

— Давай я…

В дверь постучались, и она тут же открылась.

— Елизавета Владимировна, как там командир? — в проёме появился Феймахер.

— Ой! — воскликнул он, зажмурился и развернулся на сто восемьдесят градусов. — Я ничего не видел!

Дверь захлопнулась.

— Задолбали, — прошипела Лиза, не открывая глаз, — каждую минуту заглядывают по очереди.

— Волнуются, — пожал я плечами и договорил: — давай я полотенцем всё же там прикроюсь?

— Угу.

Дальше пошло бодрее. Лиза разместила датчики на внутренней стороне бедра, пояснице, животе, под рёбрами. По всему телу, если короче. Даже на затылке.

— Вставай, — скомандовала она, — руки в стороны, ноги на ширине плеч.

— А полотенце как же? — удивился я.

— Да убери его, — отмахнулась Лиза, отходя к монитору.

Там она что-то нажала и, повернувшись, снова покраснела.

— Мможешь это тоже убрать? — слегка подрагивающим голосом попросила Лиза, стараясь смотреть чуть выше меня.

— Я же не просто так спросил о полотенце, — развёл бы руками, но они уже раскинулись вовсю ширь. — Лиз, ты же врач, это естественная реакция организма.

— Угу, — по-моему, даже свекла более светлого оттенка, чем она.

Лиза скосила глаза в сторону. Я ощутил дуновение её силы, и полотенце поднялось с пола. Проплыло по воздуху, развернулось и зависло на уровне моего пояса.

— Начинаем, — выдохнула Лиза, оглядывая меня с головы до ног. Полотенце под её взглядом смещалось в разные стороны, открывая нужный обзор, но свою функцию интимной шторки выполняло. — Закрой глаза и прогони силу по телу. Начнём с поисковой техники, затем с щита, а потом перейдём к огненному шару.

Я выполнял её команды. До проявления техник не доводил. Скорее, сам принцип обращения к энергии использовал. Ощущения странные. Казалось, по телу во все стороны ползли насекомые. Хотелось стряхнуть букашек, почесаться, но я терпел.

— Отлично, — голос Лизы наполнялся восторгом, — можешь открыть глаза, сработало.

— Что сработало?

— А ты на себя посмотри, — победно улыбнулась Лиза, лицо её прям сияло удовольствием. — Только постарайся не шевелиться ещё минут пять, чтобы наверняка.

Скосил глаза. По всем телу, от датчика к датчику, протянулись синие полосы. Они пересекались. Образовывали причудливые вязи. Где-то тонкие, еле заметные, а где-то толстые, хорошо видимые. И всё это светилось.

— Ничего себе татуировки, — я уставился себе ниже пояса, — якудза отдыхает.

Лиза отвлеклась от монитора и, взяв в руки какой-то прибор похожий на сканер штрихкода, навела его на меня.

— Что там? — спросила она.

— Он, — я выделил это слово, и кивнул на полотенце напротив паха, чтобы она точно поняла, о чём говорю, — тоже теперь весь в рисунках и светится.

— Опиши их, а то за полотенцем не видно, — она что-то подкрутила в приборе, — мне надо знать, какая вязь получилась на всём теле.

— Давай лучше фотку пришлю. Сможешь коллегам показать, консилиум соберёте.

— Туров! — воскликнула она, уперев руки в бока, — это несмешные шутки.

— Какие уж тут шутки, — хмыкнул я, глядя на неё, и состроил виноватое выражение лица, — ладно. Не хочешь консилиум, сама на фотке всё рассмотришь.

— Гррр, — зарычала Лиза, глаза её сузились, и она стала похожа на злого хорька. — Ещё раз повторяю, я не отбиваю парней у подруг. А принципом — ты видел меня, покажи себя, — я не пользуюсь. И вообще, у меня парень есть!

— Хоть я об этом не спрашивал, и не предлагал, но очень хорошо, что ты об этом сказала, — кивнул я, — тогда объясни, что здесь происходит?

— Медицинская процедура! — рявкнула Лиза. — Мы с тобой лишь друзья, а я ещё и твой лечащий врач.

— Тогда прекрати смущаться, как гимназистка, и будь доктором, — ответил я спокойно, при этом глядя ей в глаза. — Осмотри результат и объясни, а то я устал тут стоять и изображать ДПСника с жезлом.

Лиза ещё раз вспыхнула. Хотела что-то ответить, но замерла. Пару раз вдохнула и, кивнув мне, отпустила силу.

Полотенце упало на пол. Лиза навела на меня «штрихкодер». Подошла ближе. Обошла кругом, водя прибором с головы до ног, и встав чётко напротив меня, посмотрела вниз.

— Узор в порядке, — сказала она, подняв голову и посмотрев мне в глаза, — отлично встал.

— Спасибо, — я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, и она вновь залилась краской, её ротик гневно приоткрылся, — могу одеваться?

— Да, — бросила она, и, резко развернувшись, ушла к компьютеру.

Запиликала от нажатий клавиатура. По монитору побежали строчки текста, а спина Лизы стала подрагивать. Сначала легонько, затем сильнее, ещё сильнее, и Лиза, неожиданно, зашлась в громком смехе.

— Узор я имела в виду, ха-ха-ха, узор встал, — сгибаясь, она обернулась ко мне и схватилась за живот. — Вот я дурёха! Узор, ха-ха.

— Дошло, да, — улыбнулся я, застёгивая ремень на форменных брюках, — а представь каково мне? Уже несколько месяцев я твой пациент, а ты играешь в интерна.

— Я поняла, хи-хи-хи, — закивала Лиза, согнулась сильнее, затем выпрямилась и, вздохнув, утерла глаза ладошками. — Поняла, о чём ты, просто, у меня это первый раз.

— Ох, Лиза, — покачал я головой, наблюдая, как её скручивает новый приступ смеха. — Ты просто издеваешься над моей фантазией, а мне не до шуток. От этих процедур зависит моя судьба?

— Не будь душным, Туров, — отмахнулась девушка, снова разгибаясь и приводя себя в порядок, — смешно же.

— Ага, можно в стенд апе выступать, — кивнул я, — ты расскажешь, что это за татуха, и для чего она?

— Да, — закивала Лиза, помахивая себе на лицо ладонью, — да, сейчас.

Она продышалась. Растёрла лицо руками. Ещё раз помахала на себя и вернула серьёзное выражение лица.

— Это татуировка индикатор, она поможет тебе, — девушка нажала какую-то кнопку и в воздухе замерцала голограмма человеческого тела с похожими на мои линиями татухи. — Это твоё тело, когда ты будешь использовать силу, то линии начнут светиться.

Она махнула рукой и изображение превратилось в видео, а Лиза стала сопровождать его комментариями:

— Старые техники, аурного характера, заставят линии светиться жёлтым. Новые — зелёным, — она указывала пальцем, но я и так всё видел, — когда ты будешь использовать всё гармонично, то свечение станет ярко-синим, значит, ты достиг баланса и можешь продолжать. Но, — она посмотрела на меня, — если что-то пойдёт не так, то линии станут красными, это опасно, значит всё пошло не по плану, и надо прекращать.

— Ага, понял, — кивнул я, заканчивая одеваться, — это не просто косплей под аватара, а полезный индикатор. Пока цвет не красный, то я могу спокойно работать.

— Да, — улыбнулась Лиза, — именно так, и, Ростислав. — Она, вдруг, запнулась, когда я прошёл к двери, а её щёки снова покраснели. — Пожалуйста, объясни там всем, что ничего не было, а то Феймахер…

— Получит по шее, если будет болтать, — улыбнулся я. — Не беспокойся.

Дверь закрылась и я, зажмурившись, выдохнул. Ну, Лиза! Блин!

Давно всё решили. Расставили точки над «и» так сказать. Вроде и с Лирой дружит не разлей вода, и меня уже не первый раз обследует, а до сих пор смущается. Думает, что я её до сих пор подозреваю в симпатии.

Нет, шутить над ней прикольно в таких случаях, но сколько можно? Она же так снова что-нибудь пропустит. Вон, в прошлый раз ошиблась, и аура почти схлопнулась. Мне из-за этого тренировки у Мангуста дались сложнее, чем должны были. Это её стеснение уже надоело.

Я тоже, конечно, не сразу привык перед ней нагишом стоять, но уже два месяца прошло. Где профессионализм и цеховое равнодушие? Где невозмутимый, всё повидавший доктор?

Может, и правда, ей фоток прислать? Не моих, а из сети, как учебное пособие. Пусть привыкает, раз полезла в такие процедуры.

Хех, бред, но взрослеть ей надо, а то не доктор, а юная медсестра на практике. Поразительное совмещение знаний и поведения. Я даже стесняюсь у неё о многом спрашивать из-за этого.

Например, сегодня вот. Только представлю, как задаю вопрос, можно ли с этой татухой в близость с женой вступать? Не сотрётся ли? И вижу будто наяву, как Лиза краснеет и теряет дар речи…

Эх, ладно. У Лиры узнаю.

Вдохнул, открыл глаза и наткнулся на взгляды ребят. Все бойцы отделения и Герасимов младший стояли в коридоре, хлопали глазами и удивлённо смотрели на меня.

— Ну что, — я улыбнулся парням, — мне к Растеряшеву, а потом отпразднуем успехи в кафе?

— Командир, кхм, это… — вместо всех ответил Феймахер, глядя на меня широко распахнутыми глазами, — у тебя вены на лице проступили. Это из-за, — он запнулся на мгновение, — искусственного дыхания, да?

Топали берцы по пенобетону. Качались в свете фонарей чёрные береты. Отделение морских пехотинцев, колонной по двое, бежало по улице.

— Туров служит в морской пехотЕ!

— Верен он жене и РодинЕ!

На нас оглядывались редкие вечерние прохожие. Провожали взглядами. Притомарживали антигравы и колёсные автомобили. Пропускали нашу процессию.

— Сомненья если есть у когО!

— То нам очень жаль егО!

Я бежал рядом и сочинял речёвку на ходу. В голову ничего особеннго не лезло, да я и не поэт. Потому обошёлся самыми простыми фразами.

— Если у морпеха длинён язык!

— Укоротят и дадут ему в тык!

Фантазия закончился быстро. Ну, не моё это, не моё. Потому ребята пошли на второй заход, а потом и на третий. При этом Чуватов, который бежал сразу за Феймахером, после каждого куплета успевал отвешивать тому поджопники.

— Туров служит в морской пехотЕ!

— Верен он жене и РодинЕ!

— Ай! Да хватит уже! — закричал Феймахер, после особо сильного поджопника. — Не виноват я, не хотел! Ну, что ещё можно подумать, когда видишь, как над мачтой кружит чайка⁈

— Подумать — что угодно! — крикнул из начала колонны Гвоздь. — Разболтать — ничего!

— Понял, я понял, — запричитал Хирш, — простите, командир, — он повернул голову вправо и посмотрел на меня, — прости, Тур!

— После отжиманий прощу, — хмыкнул я, — смотрим прямо! Запевай!

— Туров служит в морской пехотЕ!

— Верен он жене и РодинЕ!

Дорога повернула и упёрлась в тренировочный полигон. Куда ни кинь взгляд, тянулись полосы препятствий. Блестели металлом перекладины турников. Над ямами с грязью висели канаты.

Обычно, по утрам, здесь тренировалось до двух батальонов морской пехоты, но сегодня полигон пустовал. Только мы и ещё одно отделение морпехов неподалёку. Тоже, видимо, любители поздних тренировок.

— Отделение, упор лёжа, раз! — скомандовал я, тоже начиная отжиматься. — Два!

— А можно я вопрос задам? — на счёт пять раздался голос Герасимова младшего.

— Шесть! Задавай. Семь.

— С этим, — Герасим мотнул головой из в положении лёжа на Фею, — всё понятно, а меня за что?

— Десять! — выдохнул я и добавил: — за компанию, чтобы не болтал.

— Так я не буду, — прогудел Герасим, с натугой отрываясь от земли.

— Погоди, друже, — вместо меня ответил Пруха, с лёгкостью прижимаясь к земле и распрямляя руки обратно, — сейчас спарринги учебные пойдут, пару раз по лицу схватишь, и тогда точно не будешь.

— По лицу⁈ — Герасим замер на вытянутых руках, — мне нельзя, я завтра в канцелярию документы подаю…

— Разговорчики! — гаркнул я, — двадцать! Двадцать один!

— Мне никак нельзя, — прошептал Герасим, снова принимаясь отжиматься.

— Придётся, — хмыкнул Пруха. — Это называется памятка. Во ту Мангуста пришлось бы сложне…

— Ну, ты чего разлёгся, Пупс⁈ — долетел до нас крик от соседней группы морпехов, — давай вставай, либо дерись, либо танцуй.

— Не буду! — отвечал смутно знакомый голос.

— Н-на, — звук удара вышел смачным.

— Ай! — разнёсся над полигоном крик боли.

— Что⁈ — глумился кто-то, — папочка далеко, да⁈

— Отделение стоп! — скомандовал я и, поднявшись на ноги, повернулся в сторону соседей.

В вечерних сумерках разглядеть что-либо оказалось затруднительно. Только силуэты угадывались. Поэтому я прислушался.

— С-судари, п-по одному п-подходите! — сорвался кто-то на крик, и я узнал это заикание.

— Тур, это же…

— Ага, С-сударь, — нахмурился я, поворачиваясь к Анджею.

— Они там, что, Тимку лупцуют? — Феймахер вырвался вперёд из рядов бойцов.

— Пятнадцатая учебная рота, — хмыкнул Гадел.

— Второе отделение, — кивнул Гусар.

— Слышал, там токсичная обстановка, — нахмурился Чуватов.

— Да пофиг, — не выдержал Фея, — там Пивасика бьют, — он посмотрел на меня, — командир, можно?

— Нужно, — ощерился я, обводя бойцов взглядом, — за мной, заступимся за товарища.

Я развернулся и сделал шаг по направлению к соседям по полигону, но Анджей поймал меня за рукав куртки.

— Тур, ты лейтенант, а там из старших только мичман, — произнёс он, — давай ты в стороне постоишь, а?

— Хорошо, — кивнул я. Гвоздь прав, негоже подавать дурной пример. Рукоприкладство должно быть на равных званиях.

— За мной! — скомандовал Анджей и рванул в темноту.

Парни потянулись за ним.

— А ты чего стоишь? — Феймахер толкнул в спину младшего Герасимова, — в бой давай!

— Да я… — Герасим кинул на меня умоляющий взгляд, — нам же к Растеряшеву на…

— В атаку, солдат! — Хирш отвесил пендаля Герасиму и погнал его вперёд.

— Главное, силой не пользуйтесь! — крикнул я в догонку.

Эх, упустил я момент, не приглядывал за Тимом Пивоваровым в академии. Заметил, что он за время полёта крепко сдружился с Феймахером и Рифкатом, и забыл о нём. Да и времени у меня не хватало. Постоянно то орден, то обследования с тренировками.

Нда, нехорошо вышло. Всего пару раз его за всё время видел, и он ни слова не говорил, что конфликтует с кем-то.

С такими мыслями я дождался, когда из темноты донеслись звуки ударов и крики, и только тогда медленно пошёл в сторону схватки.

Стемнело быстро. Если, перед началом боя за Пивоварова я видел соседнее отделение морпехов. То сейчас, спустя пять минут, ничего не мог различить и в метре от себя.

Бросил взгляд назад. На улицу, по которой мы пришли. Там, разбрасывая вокруг себя жёлтые пятна света, стояли фонари. Выхватывали из декабрьского вечера стены домов. Не день, но дорожную разметку на пенобетоне можно различить.

Только я собирался отвернуться, как сверху, обдав меня потоком белого света, спикировал автограв. В голове тут же возникли мысли, что всё подстроено и это засада. А я отвык от опасности за пару спокойных месяцев.

Напрягся. Приготовился к бою. Татушки на коже засветились жёлтым. Локальный щит почти сформировался, и я собирался дать сигнал бойцам. Но тут открылась дверь, и из салона вылез Виктор Маркорвич Растеряшев с папкой подмышкой.

— Туров! — воскликнул он, поправляя воротник чёрного пальто, — сколько тебя ждать можно?

— Виноват, Ваше высокоблагородие, — вытянулся я по стойке смирно, — только из санчасти, как раз к Вам спешил.

— Через полигон? — усмехнулся Растеряшев, подошёл ко мне и, стянув перчатку, протянул руку для пожатия, — это же солидный крюк.

— Виноват, — повторился я, — надо было одно дело чести закончить. Не терпело отлагательства.

— Чести? — удивился Виктор Маркович, — ты снова в дуэль ввязался?

— Никак нет, девичей чести, — я вздохнул, — в общем, долгая история, если честно.

— Елизавета Владимировна? — озвучил догадку Растеряшев, и, когда я кивнул, в его глазах мелькнуло понимание: — тогда да, претензии снимаю. — Он как-то рассеянно улыбнулся и добавил: — ты приглядывай за ней, а то Михаил Владимирович нам головы открутит.

— Обязательно, — кивнул я, и мы замолчали.

Тепло после пробежки ушло. Организм успокоился, остыл, и меня начал пробирать холод. Я выдохнул из носа пар и с завистью покосился на пальто Растеряшева.

Неожиданно на землю упала белая муха. Затем ещё одна. Ещё.

Редкие снежинки падали с ночного неба. Кружились в причудливом танце ну свету фар автограва. Приземлялись на землю, на пальто Растеряшева, на мою форму.

— С первым снегом, Виктор Маркович, — я задрал голову вверх и рассмотрел белоснежные точки на фоне темного небесного полотна, словно чёрная ткань в мелкий горошек. Красиво.

— Давно пора, — проворчал Виктор Маркович, также поднимая взгляд, — Новый год через неделю, а у нас зима не зима.

С полигона донеслись особенно сильные вскрики. Растеряшев повернулся на звук. Вгляделся в непроглядный мрак и спросил:

— Ничего не вижу, там драка?

— Воспитательный процесс, — пожал я плечами, — отстаиваем принцип «на службе все равны».

— Актуальная тема, — кивнул Растеряшев и поморщился, — новый набор какой-то проблемный в этом плане. За два месяца несколько сотен кадетов через губу прошли.

— Навязывают превосходство аристократов?

— Если бы, — Растеряшев покачала головой, — сводят старые счёты, как Монтекки с Капулетти. Кстати, — он встрепенулся, — я тебя как раз…

— Команди… — из темноты вынырнул Гвоздь и, тут же оправив форму, вытянулся по стойке смирно, — Ваше высокоблагородие, разрешите обратиться к лейтенанту Турову?

Растеряшев кивнул и Анджей продолжил:

— Командир, миссия выполнена, Пиво спасли.

— Благодарю за службу, мичман, — улыбнулся я, — разводи бойцов по домам, завтра увидимся.

— Есть, — Анджей махнул рукой и прошёл мимо.

За ним потянулись остальные бойцы отделения. Они выныривали из темноты. Оправляли мятую форму, стряхивали грязь. Выполняли воинское приветствие и двигались дальше. Прямиком на освещённую улицу, по которой мы сюда пришли.

— Как снежинки, — хмыкнул Растеряшев, провожая их взглядом, и повернулся ко мне: — пиво?

— Командир, можно мы Пивко у себя оставим? Пожалуйста, — не успел я ответить, как перед нами возник Феймахер, — ой! — он заметил Растеряшева, — Ваше высокоблагородие, разре…

— Разрешаю, — кивнул Виктор Маркович с интересом рассматривая меня и Феймахера.

Хирш, получив добро, приободрился и бросил в темноту позади:

— Где там Пивас? Давай сюда, — и, как только Пивоваров вышел на свет, обратился ко мне: — вот, командир, ему там плохо, давай оставим?

Блестела в свете фар царапина на щеке. Под глазами раскинулись тёмные круги. То ли от усталости, то ли синяки.

Форменная куртка сидела криво. Кто-то её разорвал и теперь она не застёгивалась, показывала всем, что под ней пожелтевшая от пота тельняшка.

Тим Пивоваров, аристократ не знаю в какой сотне поколений, выглядел как бомж. Улыбающийся, радостный бомж.

— Пиши на перевод, — кивнул я Тиму и посмотрел на Хирша, — приведи его в порядок. Расскажи о порядках.

— Есть, — просиял Феймахер, подхватил Пивоварова под руку и поволок вслед за остальными.

Эх, как бы не пожалеть об этом решении. Хирш к нему, как к котёнку относится. Нагадят, а мне убирать…

— Герасимов? — удивлённый голос Растеряшева не дал мне погрузиться в мысли о домашних питомцах, — ты здесь откуда?

— Меня… — Герасим осёкся, поправил висящий на честном слове рукав куртки, потёр закрывшийся от удара глаза и выпрямился: — виноват, Ваше высокоблагородие. Меня позвали на задержание хулиганов, но они оказали сопротивление и сбежали.

— Сбежали? — глаза Растеряшева заблестели весельем, — хулиганы? И куда?

— Да, — ничуть не смутился Герасим, — туда, — он вытянул руку в сторону дороги, по которой шли мои бойцы, — Ой! — тут же спохватился он и указал себе за спину, — туда.

— Понятно, — губы Виктора Марковича дрогнули, но он сдержал смех, — догоняй друзей, давай, а то отстанешь.

— Есть, — Герасим козырнул и пустился за ребятами.

— Сбежали, — хмыкнул Растеряшев, провожая его взглядом, — всегда у него так.

— Ничего, — я тоже смотрел вслед уходящим бойцам, — завтра по особым приметам найдёт, они как раз проявятся.

— Ну, да, — Виктор Маркович посмотрел еще немного и кивнул мне на автограв, — пойдём, подвезу тебя домой, заодно дела обсудим.

Ботинки чавкнули раскисшей от снежинок землёй. Щёлкнул замок на двери. Нас обдало теплом из салона автомобиля, и я уселся на мягкий пассажирский диван.

Автограв дёрнулся на взлёт, а мне на колени упала папка.

— Ознакомься, — распорядился Виктор Маркович, — совершенно секретно.

— Допрос Вельминова дал результат? — я раскрыл папку и вчитался в материалы дела.

— Причём неожиданный, — буркнул Виктор Маркович, — тебе с этим делом разбираться.

— Мне? — я оторвался от бумаг и глянул на Растеряшева, — но это же…

— Ага, — хмыкнул он и пристально посмотрел мне в глаза, — дело о взрыве десантного бота в прошлом году. Того, на котором ты летел.