С утопленником мне действительно повезло. Судя по всему, серьёзный был, воин и если бронька на нем была так себе (хотя казаки на неё стойку делали), то вот оружие было правда серьезное и дорогое.
Сабля и кинжал мало того что были изготовлены из доброй стали, так ещё и украшены даже с перебором. Притом, похоже, их делал один мастер, потому что очень уж похожи были кроваво-красные круглые камни на оголовье клинков, которые, собственно, и сверкали на солнце, благодаря чему я заметил отблеск в воде.
Помимо сабли и кинжала с тела упокоенного мной воина казаки ещё сняли богато украшенный широкий боевой пояс с далеко не пустыми хитро устроенными кармашками, содержимое которых я при всех проверять не стал.
На самом деле труп обшмонали полностью и сняли с него все. Вообще все, включая одежду, но из путёвого было только оружие и боевой пояс, все остальное можно назвать вполне средним снаряжением, оно по-любому пойдет на продажу. Разве что относительно неплохой засапожный нож ещё оставлю себе, остальное продам, о чем я и уведомил казаков, присутствующих на струге.
Кстати сказать, покупатели тут же нашлись, а за броньку даже чуть до потасовки не дошло. Дефицитная и нужная вещь, как пояснил дядька Матвей. Оказывается, у ногаев иногда попадаются путевые доспехи способные спасти жизнь на поле брани, так что оцениваются они совсем даже не дёшево, в чем я довольно быстро сам убедился.
Казаки неожиданно устроили самый настоящий аукцион по типу «кто больше предложит», что мне, понятно, было на руку.
По возвращении в селение меня почему-то сразу перенесли в воинскую избу, и я стал невольным свидетелем развивающихся событий.
Оказывается, казаки, едва узнав о нападении, начали действовать по давным-давно выработанному алгоритму, и это принесло свои плоды.
Так, к месту нападения очень быстро отправился конный отряд, а окрестности селения тут же стали проверять на наличие соглядатаев и обнаружили их сразу два, но живым смогли взять только одного.
Собственно, этого пленника и разговорили, выяснив у него, каким образом сюда проник незамеченным целый отряд ногаев, и самое главное — узнали о планирующемся одним из ногайских родов набеге конкретно на наше селение.
Казаки, обсуждающие между собой эти новости, почему-то даже верить не хотели в подобную наглость.
Дело в том, что «соседи» — те же ногаи или татары, да и мордва тоже — нечасто позволяли себе целенаправленные походы на подвластные казакам земли. Чревато неприятностями нападать на поселения, где сражаться с неприятелем будут все жители, включая женщин и детей. Поэтому такие походы просто не стоят того, если только не походя, в составе большой орды по пути в набег на какие-нибудь княжества.
Здесь же набег планируется именно на наше поселение, и при этом ногаи точно знают, что большая часть живущих здесь казаков должна этим летом уйти в поход.
Собственно, из-за этих новостей, полученных ногаями непонятным образом, здесь и появилась их разведка — чтобы подтвердить или опровергнуть эту информацию.
Что совсем странно, набег планировался в начале лета, что совсем уж ни в какие ворота.
Всегда кочевники ходили в набеги либо осенью, когда урожай собран в землях, куда они шли, либо зимой, дождавшись, когда ударят морозы, чтобы избежать проблем с преодолением водных преград. Им главное взять достойную добычу, в том числе провиантом.
В общем, подозрительно все с этим набегом. А ведь он мог бы и получиться, если бы не моя случайная встреча с разведчиками, во время которой я только чудом не погиб.
Вот тоже, кстати, странность. Анализируя уже в более-менее спокойной обстановке свое поведение тогда, я сам себе не верил, что смог не думая принять единственно верное решение, благодаря которому я остался в живых. Действовал ведь не как юнец бестолковый, а скорее как матерый профессионал, которым ни я в прошлой жизни, ни пацан, тело которого мне досталось, ни разу не были.
Вот совсем непонятно тогда, как я смог так мгновенно сориентироваться и уцелеть.
Читал я когда-то в прошлом мире о невольной мобилизации человеческого организма в стрессовых ситуациях. Наверное, только на это и можно списать произошедшее, другого объяснения просто нет.
К сожалению, долго наблюдать за работой казачьего штаба мне не довелось, посещала бабушка, до которой дошли слухи о моем ранении. Она влетела в воинскую избу как на пожар и тут же, не обращая никакого внимания на наше окружение, развила бурную деятельность, что в свою очередь не понравилось собравшиеся тут авторитетам.
Наверное, поэтому они очень быстро организовали телегу для транспортировки меня домой и даже пару крепких казаков выделили, чтобы они, стараясь меньше тревожить раненую ногу, погрузили мою тушку на эту телегу, а потом и выгрузили уже дома.
Рассказывать о кудахтаньях бабушки, перемежаемых причитаниями, стенаниями и руганью, не буду, и так понятно, что вела себя по образу и подобию всех женщин на свете.
Вот лечение её удивило.
Едва мы оказались дома, как она сразу взялась за дело, первым делом начав приготовление на очаге непонятного отвара.
Именно этим отваром она промыла рану, ругаясь на безрукость перевязывавших меня казаков.
Что удивило, действовала она при этом самым что ни на есть изуверским способом, ковыряясь в ране, как у себя дома, совершенно не обращая внимания на мои стоны и скрип зубами. Разве что перед тем, как начать, произнесла:
— Хочешь быть воином, значит, терпи.
После этой перевязки она сунула мне в рот чуть не насильно небольшой пучок непонятной травы и велела:
— Хорошо разжуй, прежде чем глотать.
Пришлось жевать, деваться-то некуда, правда, недолго, и я даже не помню дожевал до нужного состояния или нет. Неожиданно накатила сонливость, какая-то вялость в организме, и я как-то быстро потух, будто костёр водой залили.
Очнулся только на следующий день утром, и то потому что бабушка занялась перевязкой ноги, при этом неизбежно потревожила рану, что, собственно, меня и разбудило.
Не успел открыть глаза, как услышал:
— Очнулся наконец? Что же ты у меня слабенький-то такой? Ну вот какой из тебя воин, немощь ты бестолковая?
— Ба, ну что ты все ругаешься? Я, по-твоему, специально что ли искал этих ногаев?
— Потому и ругаюсь, что липнет к тебе всякое. Сам же видишь, из всей слободы только тебя угораздило с ними встретиться, — пробурчала в ответ бабушка, отрывая при этом присохшую повязку, отчего я натурально взвыл и, не сдержавшись, даже упомянул какую-то мать.
— Ба, ты меня угробить хочешь? Можно же сначала размочить повязку и только потом разматывать…
— Поучи ещё меня, как раны лечить, — тихо пробурчала бабушка. — Ещё и ругается он, ишь ты…
Эту нашу перепалку перебил вопрос дядьки Матвея, появление которого я как-то прозевал:
— Тёть Маша, скоро закончишь? Поговорить мне надо с твоим внуком
— Только начала, подождать придется, — как-то очень неприветливо ответила бабушка, хмурясь, и зачем-то снова начала ковыряться в ране, отчего я снова непроизвольно взвыл.
— Терпи, — строгим голосом велела бабушка. — Не заметила вчера впопыхах одну ниточку угодившую в рану.
— Сурово ты с ним, тёть Маша. Внук же не жалко?
— Потому что внук и нельзя жалеть. Пожалеешь сейчас, потом горя не огребешь. Не мешайся пока, Матвей, закончу, потом поговорим.
Перевязка, как мне показалось, длилась даже дольше, чем вчера, и вымотала меня напрочь. По всему организму разливалась непонятная слабость, чего, по идее, не должно быть, ломал когда-то в прошлой жизни ногу, что сопровождалось рваной раной, и помню ощущения — не было такой слабости.
Бабушка, как будто читая мои мысли, произнесла:
— Крови много ты вчера потерял, что плохо. Я узвар сделала, и тебе сегодня нужно весь его выпить.
С этими словами она с кряхтением поставила рядом со мной внушительный такой на вид керамический горшок и рядом с ним глиняную же кружку.
— Кормить тебя буду чуть позже, — сказала она и добавила, уже обращаясь к дядьке Матвею: — Можете поговорить, но недолго. Ему сейчас покой нужен.
Собственно, разговор и правда получился недолгим.
Дядька Матвей коротко рассказал, что ногаев, шпионивших за поселением, догнали, некоторых пленили, а большую часть уничтожили, тем более что было их всего-то чуть больше десяти человек.
Но это он поведал, можно сказать, походя. Главное — это то, что удалось выяснить о будущем набеге.
Оказывается, разведчики успели уже отправить гонцов с известием, что казаки действительно собрались идти в поход, а значит, оборона слободы ослаблена, так что набегу быть.
В общем, недели через две следует ждать гостей, и понятно, что теперь ни о каком походе казаков не может идти и речи.
Удалось выяснить также, каким образом ногаи добрались до поселения незамеченными. Оказывается, им в этом помогли представители мордвы, которые проложили тропу через лесные дебри. В диком поле ногаи и сами с этим справились. Говоря проще, в поле теперь появился ещё один путь, до недавнего времени неконтролируемый казаками.
На мой вопрос, зачем дядька Матвей все это мне рассказывает, тот, ухмыльнувшись, поведал, что теперь смысла в устройстве тайной тропы через терновник нет, так как неприятеля решили встретить на подступах.
В общем, идею мою совет отклонил, и мне придётся самостоятельно справляться с постройкой нового дома.
Удивил, что уж тут говорить, и расстроил он меня. Можно подумать, это единственный набег, которого следует ждать со стороны степи.
Понятно, я не стал возмущаться, да и вообще никак не прокомментировал все это. Так, значит, пусть будет так. Для себя же решил, что все равно потихоньку сооружу задуманный подземный ход, а жизнь покажет, кто из нас в итоге будет прав.
Собственно, на этом известии разговор, можно сказать, и закончился. Немного ещё поговорили ни о чем, и дядька Матвей ушёл, я же, давясь горькой гадостью, которую бабушка назвала узваром, задумался.
По большому счету для меня ничего не изменилось. Единственное, что из-за ранения недееспособен стал на какое-то время, а так все то же самое. Понятно, что без дела даже раненым сидеть не буду, но нужно подумать над тем, как бы в будущем извернуться и успеть подготовиться к зиме как хочется, а не как получится. Но вот только сколько ни думай, а работа сама себя не переделает, хорошо бы было, пока сам передвигаться не могу, обзавестись помощниками.
Взгляд от этих размышлений сам собой наткнулся на расшалившихся детей, которых бабушка время от времени пыталась успокоить.
«А ведь их тоже можно озадачить. В виде игры, конечно, но уж по мелочи можно их использовать. Как минимум нарыть и принести мне несколько килограммов глины они способны, грех этим не воспользоваться. Хреново, конечно, что в слободе нет своего горшечника, насколько все было бы проще, но и так начинать экспериментировать с изготовлением тигля, похоже, нужно уже сейчас, а не когда нибудь потом».
В голове у меня мало-помалу начал рождаться план, как действовать дальше в моем беспомощном состоянии, но не судьба.
Бабушка ведь не знала о моих размышлениях и у неё в отношении меня были свои планы, никак не совместимые с моими.
Сразу после завтрака она чуть не силой напоила меня своим узваром, а потом снова заставила жевать непонятную траву, от которой меня опять начало клонить в сон. В общем, вырубился я, как свет выключили, и очнулся снова только на следующий день, правда, уже не из-за перевязки, а сам, на рассвете и с чувством, что если срочно не сделаю кое-какие дела, то точно лопну.
Сам не понял, как подорвался и встал на ноги, рана при этом хоть и отозвалась тупой тянущей болью, но не так, чтобы помешать добраться до туалета.
Вернувшись, я обратил внимание, что горшок с противным узваром был почти пустой, и стало понятно, почему так приперло в такую-то рань. Похоже, бабушка в меня бессознательного вливала свое варево, и не удивлюсь, если окажется, что скормила не одну такую ёмкость.
На самом деле я отметил для себя все это мимоходом, потому что только по возвращении из туалета до меня в полной мере дошло, что я, пусть и преодолевая боль, но вполне себе могу передвигаться самостоятельно, а значит, не хрен разлеживаться. Работать нужно.
Не успел порадоваться.
Из дома выскочила, реально выскочила бабушка и так экспрессивно высказалась о моем слабоумии и бестолковости, что я сам не понял, как оказался лежащим в своём шалаше. Умеет она всё-таки с больными обращаться, не отнять. Прямо в первый момент даже жути нагнала, да так, что я потерялся от её напора.
Но потом пришёл в себя и начал защищаться.
— Ба, ну не кричи ты так, детей же разбудишь, да и соседей тоже.
— А ты не делай глупостей, я тогда и ругаться не буду! — отбрила бабушка. — Нельзя тебе пока на ногу становиться, рана поджить должна.
— Ба, да вроде не сильно болит, ходить можно.
— Говорю нельзя, значит, нельзя. Сейчас накормлю тебя и будешь дальше отдыхать.
Меня от этих её слов даже передернуло, и я невольно произнес:
— Не буду я больше жевать твою траву, от которой потом сутками сплю.
— А больше и не надо, я тебе и так лишку скормила, — ответила она, хитро улыбаясь, и этой своей улыбкой почему-то меня совсем не успокоила.
Как в воду глядел.
Фиг его знает, как она это провернула, но после завтрака и очередной порции отвара меня снова вырубило. И опять на сутки.
Проснулся я снова на рассвете и, даже понимая, что бабушка, наверное, добра желает, разозлился как в последний раз. Не на шутку рассердился и запсиховал. Тут реально каждый день на счету, а я бездарно теряю время, тупо валяясь без сознания. Маразм, как ни крути.
Когда бабушка вышла из дома, я с остервенением строгал ножом заготовку под будущий челнок и, увидев её, только и сказал стараясь держать голос максимально спокойным:
— Ба, ты мне выдели крупы чуток и какую-нибудь посудину, пригодную для приготовления еды, потому что твое я теперь до выздоровления есть не буду. И узвар тоже пить не стану.
— Обиделся, что ли? Для твоего же блага стараюсь, — уперев руки в бока, ответила бабушка. — Ишь нежный какой, не нравится ему лечение!
Бабушке явно хотелось поругаться, и это было видно невооруженным глазом. Видать, хотелось ей выплеснуть из себя все накопившиеся за последнее время, вот и нашла возможность. Только мне до её ругани как-то было вообще ровно параллельно, поэтому я не реагировал на её провокации. Строгал себе дальше деревяшку, не обращая на неё больше внимания, будто так и надо, и такое моё поведение, похоже, совсем вывело её из себя. Наверное, поэтому она, уже повышая голос, сказала:
— Будешь есть, что приготовлю, и пить, что скажу.
Я только плечами пожал, посмотрел внимательно ей в глаза, неспешно молча поднялся, прихватив деревяшку с ножом, и поковылял в сторону реки.
Бабушка от такой моей выходки, похоже, на миг потеряла дар речи, но довольно быстро очнулась, догнала, перегородила дорогу и с какой-то злостью спросила:
— Куда намылился? Я тебе не разрешала вставать! Ногу хочешь потерять?
— Ба, давай ты не будешь делать из меня совсем уж дурака. Рана у меня неопасная, лежать неподвижно мне из-за неё не нужно, тем более без сознания, и излишняя опека тоже не нужна. Тем более что мне работать надо, в том числе и на твоё благо тоже. Да и пойми ты, наконец, вырос я уже…
Говорил я все это спокойно, глядя ей прямо в глаза, и, похоже, всё-таки смог достучаться до её разума.
Она как-то обмякла, из глаз сами по себе полились слезы, а потом она вдруг порывисто обняла меня и прошептала:
— Прости ты меня, Сеня, дуру старую, так и не приняла я ещё, что ты правда вырос и уже не маленький.
Всхлипнула, отстранилась и направилась обратно к дому.
Я же, минуту подумав, тоже вернулся в свой шалаш, вроде как смог отстоять право на личное мнение, а дальше посмотрим.
С этого момента, можно сказать, жизнь наладилась.
Нет, бегать я не начал и ногу старался тревожить поменьше, но при этом уже не лежал беспамятным, а занимался полезным делом.
Изготовил несколько челноков и плашек и начал вязать сеть. Несколько комплектов пришлось делать потому, что я решил научить вязать сети детишек, которые принялись за это дело с энтузиазмом.
Они для себя, естественно, с моей помощью и под моим присмотром начали вязать так называемые флажки, ну или треугольники с основанием метра полтора и высотой в метр двадцать. Понятно, что все размеры на глазок. Такими флажками очень удобно и эффективно можно ловить рыбу круглый год прямо с кладок, ну или с пристани, не суть важно. Техника ловли там простая, детишки вполне справятся.
Правда, бабушка была категорически против того, чтобы дети крутились возле воды, но мне удалось убедить её не препятствовать хорошему начинанию, просто пообещав научить детей плавать.
Вообще с вязкой сетей получилось сумбурно, как и все в этой жизни.
Поначалу я хотел плести мелкоячеистую сеть с ячеей в три-четыре сантиметра максимум, но вовремя спохватился. Во-первых, чем крупнее ячея, тем быстрее плести сеть, а во-вторых, сейчас в реке рыбы просто немерено, так зачем мелочиться.
В итоге что свое полотно, что флажки детей я решил делать с ячеей примерно в шесть сантиметров.
Опять же, с размером своей сети тоже чуть не налажал. Поначалу ведь хотел тоже делать привычные по прошлому миру размеры, благо вовремя одумался и остановился на тридцати метрах длиной и пару метров высотой. По моим расчётам этого вполне достаточно, чтобы не только накормить свою семью, но и заработать.
Понятно, что пока не попробуешь, не узнаешь, вот только уверенность в успехе у меня почему-то была стопроцентной.
В общем, неделю мы с детишками развлекались плетением. Нет, понятно, что даже такие неумехи, как они, справились со своими флажками быстрее, притом что сделали по два экземпляра каждый, но отпускать их на речку одних я и не подумал.
Да и повод был железобетонный. Сама по себе ведь сеть ещё не снасть. Чтобы её использовать, нужно собрать изделие в кучу, а без посещения кузнеца это просто нереально.
Дело в том, что для изготовления флажка нужен полутораметровый металлический прут в палец толщиной, которого по понятным причинам у нас не было, да и для моей сети тоже необходимы грузы. Кстати, отгружать сеть я решил так называемым кружками. Раз уж делать, то сразу на совесть. Кружки — это простые круги диаметром сантиметров двадцать или больше, выполненные из металлического прутка толщиной миллиметров восемь.
Собственно, из-за кузнеца и пришлось детям подождать, пока рана у меня на ноге хоть немного не заживёт, потому что бабушка идти к нему отказалась напрочь.
Торгуясь с Кузьмой за, по сути своей, простейшие изделия, я исплевался напрочь. Стоимость даже самой примитивной железки зашкаливала, и я в какой-то момент даже засомневался, стоит ли так тратиться. Если бы не флажки для детей, наверное, плюнул бы и обошелся бы какими-нибудь камнями. Но беда в том, что если с сетью это приемлемо, то с флажками — нет. Там именно металлический пруток чуть не основная фишка снасти, если не считать, конечно, само полотно сети. Поэтому поневоле после долгого торга пришлось нехило так потратиться, что, как я подозревал, очень не понравится бабушке, когда она об этом узнает. Благо мне не пришлось обращаться к ней за деньгами, пояс, снятый с утопленного воина, хорошо мне помог.
Нет, продавать его я пока не стал, даже при том, что он мне пока, мягко говоря, не по размеру, но вот кармашки я проверил и обнаружил там немало интересного. Перечислять пока все не буду, там была в основном мелочевка, нужная в походе, но о четырех серебряных монетах и одной золотой грех не упомянуть. Все пять монет были, наверное, арабскими, не разбираюсь я в них, но обилие непонятных завитушек, которые ещё называют вязью, на это намекает.
Так вот, сами монеты были не крупными, но довольно увесистыми, особенно золотая. Одной серебряной вполне хватило, чтобы полностью рассчитаться с кузнецом, и то после долгого торга. Самое интересное, что я, как выяснилось чуть позже, изрядно переплатил. Оказывается, такие монеты ценятся гораздо больше таких же по весу обрезков серебра. Но это ладно, главное, проблему решил и в будущем ни разу об этом не пожалел.
Просто мы с детьми своим способом ловли рыбы произвели в слободе настоящий фурор.
Тут, наверное, надо объяснить в двух словах, почему это случилось.
Дело в том, что ловить на флажки — это очень простое занятие и сверхувлекательное.
Принцип прост до безобразия.
К полотну треугольный сети, к самой широкой ее части, привязывается металлический прут, к вершине треугольника — обычная верёвка.
Прут опускается на дно реки, а верёвку нужно держать в руках чуть в натяг, удерживая сетку как бы перпендикулярно пруту, не позволяя течению прижать её ко дну реки. Собственно, это все. Когда рыба ударится о полотно сетки, удерживающий верёвку рыбак обязательно это почувствует из-за отдачи верёвки, и ему останется просто вытащить флажок с застрявшей в сети рыбой.
Надо было видеть глаза детей, когда я достал первого килограммового карася. Счастью их не было предела, а несколько случайных наблюдателей из казаков реально охренели от происходящего и не могли не заинтересоваться.
Уже через полчаса возле нас собралась приличная толпа болельщиков, главным образом взрослых казаков, которые с азартом обсуждали между собой каждую пойманную рыбу, а ловилась она на удивление бодро.
Мы таскали рыбу флажками, и довольно скоро стало ясно, что с сетью можно было и не заморачиваться, мы теперь легко сможем прокормиться и так. Правда, это, наверное, так, только пока не спала вода после весеннего паводка, летом, вероятно, будет похуже, но это пробовать надо.
Самое прикольное во всем этом — что у меня неожиданно появился дополнительный заработок, потому что многие захотели заиметь подобные снасти. С трудом пока отбился и со старта прямо на месте не набрал заказов, просто потому что без понятия, сколько нужно брать за подобную работу, тем более что выполнять её будут, наверное, дети.
В общем, замечательно все получилось, и домой мы возвращались, что называется, окрыленными. Только вот по возвращении настроение у меня рухнуло ниже плинтуса, а все потому что я узнал от бабушки хреновую новость. Оказывается, уже завтра все казаки в полном составе уйдут встречать неприятеля, и поселение, по сути, останется беззащитными.