Кровь не вода

Глава 12

Дядьку я нашёл на подворье кузнеца Кузьмы, да и вообще тут собралась половина старейшин. Я на миг даже запереживал, не случилось ли чего.

Оказывается, случилось.

Передавая дядьке саблю, я спросил:

— А что здесь народу-то столько собралось?

Дядька, любуясь клинком, буркнул:

— Вон Кузьма сейчас расскажет, — кивнул он на приближающегося к нам кузнеца. Тот выглядел слегка шалым и ещё шагов с пяти начал говорить, чуть запинаясь:

— Лопнул всё-таки горшок.

— Значит, не удалась плавка? — спросил я, пока он переводил дыхание.

— Почему не удалась? — удивился Кузьма. — Очень даже удалась, пойдём покажу.

С этими словами он схватил меня за руку и поволок за собой. Я только и успел, что кинуть взгляд на дядьку Матвея, который смотрел на нас с улыбкой и, увидев, что я на него посмотрел, кивнул, как бы говоря «иди уже, все равно не отстанет».

Кузьма между тем, таща меня за собой, начал рассказывать.

— Только где-то половина времени прошла, как я увидел, что горшок дал трещину, небольшую, но заметную. Я сразу остановил поддув и достал его из горна. Думал, уже все, испоганил плавку, поэтому полез сбивать крышку, а потом и шлак отделил. Железо лил в форму, мало на что надеясь. Когда закончил, мы пошли с подмастерьями горе заливать, стоялый мед пить, было у меня немного припасено. Посидели чутка, а потом я все же решил посмотреть, что там получилось, металл ведь потёк, вот и подумал, а вдруг…

Он запнулся на полуслове остановился и, наклонившись ко мне, зашептал:

— Когда окалину сбил, дар речи потерял, там узорчатое железо.

Произнес он это с придыханием, и глаза у него при этом горели таким фанатичным огнём, что мне слегка не по себе стало. Вёл он себя так, будто превратил это железо в золото.

Видя, что я смотрю на него с непониманием, он махнул досадливо рукой и прошептал:

— Булат получился.

Ну, про булат только глухой в моем прошлом мире не слышал, и, честно сказать, мне мало верилось, что он правда булат отлил, поэтому я уточнил:

— Точно булат, ты проверял?

Кузьма слегка смутился и ответил:

— Нет, не проверял, но теперь я точно знаю, что, немного поигравшись, я подберу правильный способ литья булата.

— Как думаешь, пилу и лопату можно сделать из того, что получилось?

Кузьма от этого вопроса аж задохнулся от возмущения и какое-то время даже ответить не мог, а потом разродился:

— Семен, да в своем ли ты уме? Лопату из булата делать!

— Кузьма, ты забыл, что мне обещал?

— Да помню я, но тратить булат на лопату? — Он на секунду снова запнулся и добавил уже спокойнее: — Будет тебе лопата, по-своему сделаю, и пила будет.

Сойдясь на этом, мы продолжили свой путь к кузне, рядом с которой как раз и шепталось о чем-то большинство старейшин.

Металл, который показал Кузьма, меня, сказать по правде, не впечатлил, железо — оно и в Африке железо, да и узор, о котором с придыханием говорил Кузьма, я как-то особо не рассмотрел, но ему видней, раз говорит, что есть, значит, наверное, есть. Для меня главное — обзавестись нормальным инструментом остальное как-то второстепенно.

Но это для меня так, другим, похоже, главное другое.

На выходе из кузни меня перехватил Святозар и, подмигнув, произнес:

— Пошли пошепчемся.

С этими словами он развернулся и зашагал на выход из подворья. Мне ничего другого не оставалось, кроме как отправиться за ним.

Довольно долго мы молча неторопливо шагали по слободе, а потом Святозар произнес:

— Навёл ты, паря, шороху тут у нас, — Он немного помолчал. — Сейчас казаки пребывают в растерянности и не понимают, как быть, поэтому попросили меня, как твоего наставника, побеседовать с тобой об узорчатом железе.

Тут он неожиданно расхохотался и, немного просмеявшись, пояснил этот свой внезапный приступ веселья.

— Видел бы ты их лица, когда они узнали о булате. А ведь только недавно они отобрали у тебя коптильню и сеть.

Выдавив из себя это, он снова рассмеялся.

Я, честно сказать, не до конца понимал это его веселье, и только чуть позже до меня стало что-то доходить, поэтому я спросил:

— Они что, ещё и железа хотят меня лишить?

Святозара даже скрутило от хохота, и он с трудом выдавил из себя:

— Ага, хотят. Только не знают как.

Только спустя какое-то время он, немного успокоившись, объяснил:

— Ты, Семен, похоже, не понимаешь, что значит для казаков иметь возможность заказать оружие по руке из узорчатого железа, оно ведь огромных денег стоит. Но цена — это не главное. Главное, что это просто невозможно, потому что в наших краях нет мастеров, умеющих выделывать такое железо. Вернее, не было. Вот теперь и представь себе чувства людей, узнавших, что такая возможность появилась, а у человека, который это сделал, только недавно забрали принадлежавшее ему дело. Забрать сразу же и второе — это уже не по правде, можно потерять лицо. А не забрать нельзя, потому что круг не поймёт если возможность заказать оружие уйдет на сторону, а она уйдет, потому что у нас живут не самые богатые люди.

Слушая Святозара, я медленно, но уверенно охреневал напрочь от непонимания, что тут вообще происходит, и решил слегка прояснить все непонятки:

— Не понимаю, почему вы решили разговаривать со мной, ведь железо Кузьма сделал. Это первое. Второе — я вообще не уверен, что у него получился этот ваш булат, вполне возможно, что это сделанное им железо вовсе ни на что не годится.

Святозар хмыкнул и ответил, чуть копируя меня:

— Во-первых, Кузьма сказал казакам, что это ты ему объяснил, как делать такое железо и что у вас с ним есть договорённости, как этим распорядиться. Во-вторых, ты не знаешь Кузьму и его упорство. Теперь-то он точно получит то, что необходимо для выделки хорошего оружия.

«Странно все это. Вроде ни о чем таком я с Кузьмой не договаривался, только просил делать для меня инструмент по божеской цене и в первую очередь. Похоже, кузнец сам потерялся от того, что у него получилось, вот и решил либо отблагодарить меня таким способом, взяв в долю, либо просто приобрести в моем лице союзника для торга со старшиной. Хотя последнее — это вряд ли, не та я величина, чтобы строить подобные интриги».

Эти мысли проскочили в голове со скоростью молнии, и я не нашёл ничего лучше, кроме как ответить Святозару неопределенностью, но при этом успокоить.

— Прежде чем, что-то решать, мне бы пошептаться с Кузьмой, а в целом, думаю, мы найдем с казаками общий язык в любом случае, свои же люди.

Святозар улыбнулся и ответил:

— Вот и хорошо, вот и ладно. Тогда пойдём, сейчас и пошепчетесь.

Видя удивление на моем лице, он пояснил:

— А как ты думал? Важнее сейчас дела нет, сразу все надо решить.

Я только плечами на это пожал, сейчас так сейчас, я как бы не против.

За время нашего отсутствия на подворье у кузнеца произошли изменения. Во дворе появились несколько накрытых разнообразной снедью столов с лавками возле них, и оккупировавший их народ весело бухал. На самом деле весело, потому что, казалось, все за столами только и делали, что улыбались, смеялись или вовсе откровенно ржали.

Похоже, народу хотелось праздника, и он его организовал. Не факт ведь, что выплавили действительно стоящую сталь, но это, похоже, мало кого интересовало. Успех и никак иначе, а значит, нужно его отпраздновать, ну или обмыть.

Кузьма был уже весёлый и я на миг засомневался, стоит ли сейчас с ним о чем-либо разговаривать, но меня лишили выбора.

Просто Святозар подошёл к Кузьме, что-то шепнул и кивнул мне на выход со двора.

Минуты не прошло после того, как я покинул подворье, как оттуда вышли Святозар с Кузьмой.

Последний сразу, ещё не доходя до меня, начал говорить:

— Я помню свои обещания, когда ты рассказывал, как надо варить железо, и ты точно имеешь право на долю.

— Кузьма, я не против, но для меня главное — это инструменты, они правда нужны чем раньше, тем лучше.

Тот как-то странно на меня посмотрел, потом перевёл взгляд на Святозара и произнес:

— Мне все, что ты хочешь, недели две ковать, а то и три. Может, потом сделаем?

— Грхм, может, и правда повременим? — поддержал Кузьму Святозар.

— Сейчас, когда непонятно, что получилось, у меня ещё не есть шанс получить заказанное. Если выяснится, что Кузьма правда научился булат варить, его на части начнут рвать, и я точно останусь без инструмента. Что касается переуступки назначенной Кузьмой доли казачему кругу, я не против, если предложенная цена будет приемлемой, но об этом нужно говорить с бабушкой, она пока командует.

Да, я спецом свалил все на бабушку, потому что поймал себя на мысли, что мне совершенно не жалко отдать это кругу, тем более что моей заслуги в получении стали, считай, нет, только слова, и то не внятные. Мне и инструментов, изготовленных из нормальной стали, будет достаточно, но глупо будет совсем уж отказываться от халявы.

Кузьма как-то чуть скривился и уточнил:

— Точно кругу отдашь, а то, может, сами бы?

— Кузьма, говорил уже тебе, не жадничай, ты ведь все равно в накладе не будешь, — ответил вместо меня Святозар, на что я только кивнул, как бы подписываясь под его словами.

Уже вечером, разговаривая с бабушкой, я посоветовал ей особо не жадничать и, если правда предложат что-нибудь, брать припасами, чтобы зимой нужды не знать. Нам бы благополучно её пережить, а дальше посмотрим. В следующем году уже сможем нормальный огород организовать, да и зарабатывать я так или иначе все равно смогу на том же сене или кирпиче. По крайней мере, я на это надеюсь.

После эпопеи, связанной с металлом, жизнь наконец-то устаканилась, вошла в нормальное размеренное русло, и я слегка расслабился.

Нет, я все так же умирал на тренировках и выездке, после обеда занимаясь прокладкой тропы в терновнике, затем лепил кирпичи или косил траву, а потом сушил её, заготавливая сено. При этом я не совсем понимал, что с ним делать, когда обратно пойдут татары, это же саранча, которая испоганит все на своём пути.

Пришлось по этому поводу даже просить совета у Святозара, который был на меня слегка обижен из-за подставы с бабкой. Просто она действительно попила с него немало крови, отчаянно торгуясь в цене за мою, можно сказать, «виртуальную» долю в несуществующем бизнесе.

Он посоветовал просто до ухода татар оставлять сено на полянах, где я его кошу. Аргументировал он это тем, что татарам будет не до обследования окрестностей, если они вообще у нас появятся.

В общем, он посоветовал мне особо не думать об этом, а лучше попробовать ещё что-нибудь вспомнить и помочь Кузьме.

Как я и думал, первый блин у Кузьмы получился не то чтобы комом, но в целом не очень. Почему-то сталь, которую ему удалось получить, была очень уж непростой в работе, и ковать её получалось без потери качества, только если не перегревать.

Если чуть передержать металл в горне, начинались чудеса: то крошится после финальной обработки, то слоиться начинает. В общем, непросто там все, и Кузьма прям реально вешается, но это уже меня не касается, главное, что я получил, что хотел, остальное неважно.

На самом деле инструментом я запасся, что называется на все случаи жизни, притом неплохого качества. Сталь, только если перегреть, начинала вредничать и чудить, если ковать её без перегрева, все получается замечательно.

Правда, делая заказанный инструмент, Кузьма хитрил (основную часть изделия делал из кричного железа и только режущую кромку из стали, приваривая её при помощи кузнечной сварки), но я все равно остался доволен.

Особенно радовался обычной, привычной по прошлому миру, штыковой лопате и пиле. Пил, кстати, Кузьма изготовил две и, в отличие от всего остального, ковал их чисто из стали, не тот случай, когда можно использовать кричное железо.

С появлением в хозяйстве пилы, тесла и скобеля я все чаще стал задумываться о постройке бани, пусть небольшой и самой примитивной, но хоть какой-нибудь.

Соскучился просто по доброму пару, а в слободе, как это ни странно, ни одной нормальной в полном понимании этого слова бани нет. Даже топящейся по-черному. Вот такая вот фигня. Поэтому и поворачивали у меня время от времени мысли в эту сторону.

Правда, решил все же отложить пока это на будущее. Но готовиться все равно начал, присматривая и заготавливая от случая к случаю подходящие для этого бревна.

В один из дней, возвращаясь после тренировки, возле старого нашего дома, где бабушка с детьми копалась в огороде, я застал её разговаривающей с незнакомым седобородым казаком. Разговор этот шел в присутствии стоящего чуть в стороне Святозара и явно на повышенных тонах.

Ещё на подходе эти двое, увидев меня, тут же замолчали, и это меня неслабо напрягло. А сказанные седобородым слова, с которыми он обратился к бабушке, так и озадачили:

— Это и есть твой внук Семен? Я думал, он покрупнее будет.

Не люблю вот такое, когда тебя обсуждают в твоём присутствии, будто не замечая. Поэтому, наверное, вставил свои пять копеек:

— Зато ем меньше других здоровяков.

Святозар улыбнулся, бабушка хмыкнула, а незнакомый казак почему-то смутился и промычал что-то невнятное. А я между тем спросил, обращаясь к бабушке:

— Случилось что?

Бабушка замялась, а потом ответила:

— Случилось. Вот он случился, — кивнула она в сторону седобородого и добавила, обращаясь уже к казаку: — Вот сам теперь и рассказывай.

С этими словами она развернулась и ушла на огород.

Седобородый ещё больше смутился, а Святозар произнес:

— Давай, Семен, лучше я начну рассказ, а Степан дополнит меня при необходимости.

Святозар на секунду задумался и начал говорить.

— Три года назад, когда вы уехали из поместья, Степан со своими товарищами присматривали, чтобы вас по дороге никто не обидел. Делать это они старались незаметно для стороннего глаза, и так случилось, что не справились с порученным им делом. Вы должны были ехать в определённое поселение и остановиться, там где вас ждали и готовы были помочь освоиться на новом месте. Так случилось, что вы неожиданно свернули с пути, по которому должны были ехать, в неизвестном месте, и казаки вас потеряли. Я не знаю, как они вас потом разыскивали, но найти не смогли.

— Тогда много что помешало поискам, но это уже неважно, — неожиданно прогудел Степан, перебивая рассказ Святозара. Тот замолчал, взглянув вопросительно на перебившего его казака, но, не дождавшись никакой больше реакции, продолжил рассказ.

— Так вот, казаки вас потеряли, и так случилось, что вы добрались до нашей слободы, где вас никто не ждал, и выживать вам пришлось самостоятельно. Они же после долгих поисков, затянувшихся чуть не на год, посчитали вас сгинувшими и рассказали об этом своему нанимателю, подрядившему их на эту работу. Некоторое время назад Степан услышал забавный рассказ одного из московских купцов о молодом казаке, который, сам того не подозревая, приобрел крохотного щенка, который, когда вырастет, превратится в огромного зверя. Забавным в рассказе купца было то, что фамилия у казака была Большой, и он приобрел себе щенка, которого тоже можно назвать Большой. В общем, Большой приобрел будущего большого. Помня фамилию пропавшего вместе с опекаемой семьёй молодого паренька, которого должен быть особо охранять, Степан решил проверить, тот ли это Большой, которого они три года назад потеряли. Он расспросил купцов, где это все происходило, и отправился в путь.

Святозар замолчал, Степан тоже не торопился что-либо говорить, поэтому мне пришлось спросить:

— И что дальше то?

— А дальше Степан хочет забрать вас из нашей слободы и закончить начатое: довезти вас, куда должен был три года назад.

— Очень смешно, — невольно вырвалось у меня

— Ничего смешного, — прогудел Степан. — За вами там присмотрят.

— А спросить у нас, нужен ли он нам этот присмотр или нет, никто не догадался? Думаю, правильно будет передать вашему нанимателю, что мы не нуждается в его опеке, и хорошо бы ему вообще забыть о нашем существовании.

— Ты бы не горячился, Семен, разбрасываться такими словами, мало ли как в жизни бывает.

— Так я вроде ничего такого и не говорю, просто прошу оставить нас в покое, жили как-то без присмотра и дальше проживем.

— Значит, не поедете? — будто не слыша моих слов, снова прогудел Степан. Я не успел ответить, как Святозар заметил:

— Ты бы посоветовался с бабушкой, прежде чем отвечать.

— Посоветуюсь, но не думаю, что это что-то изменит. Сомневаюсь, что нам где-то будет лучше, чем здесь, поэтому и говорю: никуда мы не поедем.

— Твои слова передадут кому нужно, а я тогда останусь, чтобы присмотреть, — на одном дыхании выдал Степан и, повернувшись к Святозару, спросил:

— Перед братами замолвишь слово? С кругом я сам решу.

Святозар кивнул, и Степан, не сказав больше ни слова, развернулся и пошагал вглубь слободы. Я же, глядя ему вслед, невольно произнес:

— И что это было?

— Долг жизни это, — тут же ответил Святозар.

— Не понял, какой ещё долг? — действительно не понял я.

— Когда Степан заключил ряд с твоим отцом на ваше сопровождение и охрану, он жизнью поклялся сделать все возможное для вашей защиты и не выполнил свое обещание, как должно. У НАС такие клятвы просто так не дают, и теперь на нем долг жизни.

— Он тоже вашей веры?

— Нашей. Ты не смотри, что он не мастак говорить, воин он, каких поискать, и верить ты ему можешь больше, чем себе, он точно не подведёт и не предаст.

— Вот только няньки мне и не хватало, ему что, заняться больше нечем, кроме как за нами присматривать?

— Семен, о такой няньке только мечтать можно, — как-то очень серьёзно ответил Святозар. — Поймёшь со временем. Пока же восприми все это как должное и бабушку успокой, а то слишком уж она окрысилась при его виде.

— Ты говоришь, ему можно доверять, но он ведь другому служит.

— Служил раньше, пока вас не потерял, сейчас уже не служит, но долг жизни за ним остался. Он, конечно, отправит людей с весточкой к твоему отцу, но о службе речи уже идти не может.

— Странные какие-то порядки, оплату получил от одного, долг жизни перед другим, — начал я размышлять вслух.

— Плату он вернул, а долг остался. Ты не думай над этим, просто прими как должное.

С этими словами Святозар тоже ушёл.

Только вечером, когда дети улеглись спать, мы с бабушкой смогли обсудить все это.

Она очень неодобрительно отнеслась к такой опеке и главным образом из-за веры Степана. Очень уж она переживает, что меня могут втянуть в это язычество.

Когда вопрос коснулся веры, до меня почему-то только сейчас дошло, что в слободе нету церкви, да и батюшки за время своего пребывания я ни разу не видел, притом крестящихся казаков замечал везде и всюду.

Вообще из прочитанных книг когда-то почерпнул, что люди в это время были очень набожны, но почему-то здесь я этой набожности не обнаружил. По идее, ведь должны верующие ходить или на крайний случай ездить куда-нибудь на службы, но нет, тишина в этом плане.

— Ба, а почему в слободе нет церкви? Да и священников я здесь не видел, казаки что, вообще на службу никуда не ходят?

Бабушка как-то странно на меня посмотрела и ответила:

— Церкви нет, а молельная изба, где ведутся службы и обряды, есть. А попа у казаков нет, они считают, что им подобные служители бога не нужны. Не везде так, но, почитай, в половине казачьих поселений обходятся без попов, просто выбирают у себя самого авторитетного из верующих старейшин, вот он службы и ведёт. Мы поэтому и не ходим на эти службы, что священника тут нет.

«Фига себе тут расклады, без посредников, получается, народ живёт, прикольно, однако».

Бабушка между тем перебила мои размышления, спросив:

— А ты чего об этом спрашиваешь? Раньше как-то не интересовался.

— Да просто на ум пришло, что вроде в основном тут христиане, а церкви нет, вот и спросил.

На следующий день на занятиях появился третий непрошенный наставник, Степан, который, долго присматривался, что и как я делаю, а потом выдал, указывая на меня пальцем:

— Его через обряд надо провести, тогда, может, и будет толк.

— Не хочет, — коротко ответил Святозар. — А неволить в этом деле нельзя, сам знаешь.

— Нельзя, — прогудел Степан и, чуть подумав, добавил: — Тогда ему настои нужны, иначе толку не будет, время упущено.

— Где бы их взять, эти настои, некому у нас их делать.

— У меня кое-что есть и ещё добуду.

Степан немного помолчал, прикрыв глаза, и после паузы добавил:

— К завтрему подготовлю, должен успеть.

Я хоть и впахивал во время этого разговора, как папа Карло, но слышал все прекрасно, поэтому и вмешался, остановившись:

— Не нужны мне никакие настои, и так научусь.

Святозар, внимательно глядя на меня, произнес:

— Степан прав, а ты… — указал он на меня пальцем, — не зная, о чем речь, не спеши перечить, продолжай лучше заниматься.

«Офигеть, мне сейчас только и не хватает каких-нибудь мухоморов нажраться, как викингу-берсерку».

Почему-то именно мухоморы и пришли на ум, когда я услышал про настой. Но я ошибся, как выяснилось уже на следующий день.