Кровь не вода

Глава 13

Очередное утро началось по заданному после появления в моей жизни щенка алгоритму: поскуливание, перемежаемое порыкиваниями, и боль в мизинце правой руки. Этот мелкий террорист оказался с характером.

Он напрочь забил на подготовленное для него место и нагло дрых в моей постели.

Нет, я по-честному пытался с этим бороться, но безуспешно. Этот хитрец вроде как устраивался на ночь в указанном ему месте, но стоило мне уснуть, как он тут же перебирался ко мне, притом делал это настолько аккуратно, что ни разу за меня не разбудил.

О побудках на рассвете я и вовсе молчу, это само собой разумеется, и, говоря по правде, я к этому успел привыкнуть.

Этот день поначалу ничем не отличался от других: привычный подъем, гигиена, завтрак, начало все той же изматывающей тренировки. Но примерно через полчаса занятий возникло кое-что новое.

Степан притащил в берестяном стаканчике какую-то мутную темно-коричневую жидкость и, протягивая его мне, коротко велел:

— Выпей одним глотком.

Я замялся, а Святозар добавил:

— Пей не бойся, то тебе на пользу.

Понятно, что мне не хотелось пить непонятно что, тем более что я уже успел себе надумать всякого разного, но и обижать наставников недоверием не хотелось.

В общем, набрался смелости и, как было велено, влил в себя эту густую, чуть тянущуюся жидкость, как стопарик водки в прошлой жизни.

Выпил, прислушался к себе и нифига не понял, потому что ничего не изменилось, только чуть терпкое послевкусие во рту осталось, а так будто киселя глотнул.

— Вот и молодец, иди дальше занимайся, — велел Святозар.

Хотел было задать пару-тройку вопросов на тему этой жидкости, типа что это для чего и чем грозит, но не стал, сам разберусь в процессе, когда или если подействует.

Тренировался как всегда и прислушивался к организму в ожидании чуда и ничего, вообще никаких изменений в себе не заметил, а со временем увлекся и вовсе забыл об этой микстуре. Вспомнил только по окончании занятий.

— Не работает этот ваш настой, вообще никак на меня не повлиял

Святозар со Степаном переглянулись, синхронно хмыкнули, и Святозар ответил:

— Вот и хорошо, что не увидел изменений, значит, правильный состав.

Только во время обеда до меня дошло, что какие-то изменения всё-таки есть. Меня пробило на еду, да так, что я все не мог насытиться, поглощая продукты, будто до этого меня неделю не кормили.

Так с этого дня и повелось: обязательный стаканчик непонятной хни и постоянное чувство голода, даже сразу после обеда. Чувство было такое, будто снова вернулся в момент попадания в этот мир.

Степан как-то незаметно и ненавязчиво стал для меня чуть ли не тенью. Все ему было интересно и везде он совал свой нос, правда, и помогал при этом неслабо.

Так, осмотрев мою многострадальную тропу в терновнике, он спросил:

— Зачем тебе это нужно?

Хороший вопрос, учитывая, что я сам смутно представляю, зачем с таким упорством занимаюсь устройством этой тропы. Тем не менее я ответил:

— Если вдруг татары на обратном пути зайдут в поселение и станут на ночёвку, смогу проникнуть внутрь их стана и попробовать освободить полон, а если не получится, то хоть седла себе с братом умыкну.

Тот меня внимательно выслушал и на удивление аргументированно меня раскритиковал, причём его немногословность куда-то пропала, будто прорвало его.

— Полон через тропу ночью незаметно не вывести. Сам попробуй пройти её ночью и поймёшь, о чем я говорю. Седла по ней тоже не протащить, нашумишь обязательно, и добром это не закончится, либо стрелами побьют, либо обойдут терновник и, пока будешь выбраться, тебя уже встретят.

«Блин, а ведь он во всем прав, как ни крути, почему-то затевая все это, я не так себе все представлял, как он сейчас рассказал», — подумал я и спросил, понимая, что этот вопрос выглядит по меньшей мере глупым:

— Получается, это все не нужно?

— Зависит от того, что ты хочешь сделать в лагере противника. Если только то, что назвал, то одной тропой здесь не обойтись. К примеру, чтобы освободить полон, нужно понимать, где его разместят, как будут охранять и кто будет освобождать непосредственно в поселении. Потом подумать, как его уводить тихо, без шума. Думать надо, как дело сделать и не всполошить при этом отдыхающих татар.

Слушал Степана и сам во все это не верил: как-то привык уже к его немногословности, а тут чётко и внятно он все так разложил по полочкам, что и возразить нечего. Только и подумал о нем: «человек войны, блин».

Тогда это разговор закончился как-то скомкано и остался по сути незавершенным, но через несколько дней мы к нему вернулись и не по моей инициативе, затеял его Святозар.

— Степан рассказал мне, Семен, о твоих задумках на случай появления татар. Подумали мы тут с ним, прикинули, и по всему выходит, что идти тебе в лагерь супостата нельзя, сгинешь ты там зазря. Для такого особые умения нужны, а у тебя их нет, — видя, что я хочу что-то сказать, он выставил руку, как бы велев помолчать пока. — Научиться им быстро не получится, тут особый подход нужен, поэтому даже не думай в эту сторону. В лагерь к татарам пойдут через твою тропу другие и не для того, чтобы освободить полон, им займутся только в том случае, если получится тихо сделать все остальное, — сказал он, выдержал небольшую паузу и пояснил: — Резать спящих татар пойдут и за дорогой добычей, которой в переменных сумах должно быть немало. Такие загонные отряды, как, скорее всего, появятся здесь, не обременяют себя добычей, возят с собой только дорогое и небольшое, им лишний вес за собой таскать нельзя, поэтому и полона, скорее всего, не будет, но с этим не угадаешь.

В общем, если говорить коротко, Святозар и Степан разработали настоящую войсковую операцию с проникновением в стан противника, диверсией и вывозом по воде добычи вместе с освобожденными людьми. С последними как получится. Они даже прикрытие для отступления диверсантов продумали на случай, если что пойдёт не так или по окончании диверсии. В общем, профессионально подошли к делу и разложили все по полочкам. Единственное, с чем не могли определиться, это куда девать освобожденных людей, если вдруг их действительно получится вызволить. В укрытие ведь их не повезёшь, потому как оно тайное и ходу чужим туда нет. Но тут у меня нашлось, что предложить, ведь у меня есть свой личный схрон с какими-никакими припасами, а раз уводить освобожденных и вывозить добычу планируется по воде на лодках, то проблемой доставить их до моего укрытия не станет, а там их, если будут сидеть, тихо хрен кто найдёт.

Это, как позже выяснилось, у нас был только предварительный разговор, да и план сверстан на живую нитку, вот когда к этому делу подключилась и старшина, тогда и началась уже серьёзная подготовка, и, понятно, меня при этом уже не посвящали во все ее детали.

В первых числах августа к поселению неожиданно пришли пару купеческих стругов. Не те, которые казаки отдали освобожденным купцам, другие, и прибыли они торговать всякой всячиной. Это, что называется, первые ласточки, самые нетерпеливые. Большинство купцов приходят уже в начале осени, но и так, как сейчас, бывает, наведываются.

Мне, собственно, покупать было не на что, и это событие могло пройти мимо, но на этих стругах в поселение прибыла семья Степана, которой он, как выяснилось, велел перебираться к нам на постоянку.

Помимо жены и древнего полуглухого деда в его семейство ещё входили семь детей и шестнадцать внуков, это если не считать четырех невесток и одного зятя. Двое детей — один здоровенный казак и не менее габаритная тётка были вдовцом и вдовой, притом у казака детей не было в отличие от тетки, у которой было две дочки.

Многочисленным оказалось семейство у Степана, и я, признаться, слегка охренел от его безбашенности. Сорвать такую прорву народа с насиженного места непонятно из-за чего и непонятно куда — это сильно. Не каждый на подобное отважится, тем более что приехали они реально на пустое место. Степан как-то вообще не заморочился постройкой какого-либо жилья. Жил рядом с нами в лесном лагере, ночуя в небольшом шатре, который, как я понял, он приобрел уже здесь у кого-то из казаков.

С прибытием этой мини-орды хлопот прибавилось всем, включая меня и бабушку. Меня это коснулось в меньшей степени, а вот бабушка встряла.

Степан просто перевез семейство в лесной лагерь, указал пальцем на нашу землянку, велев устраиваться рядом, и буквально приказал всем своим помогать бабушке в хозяйстве и слушаться её как мать родную.

Все бы хорошо, и такой подход мог бы, наверное, нас порадовать, только вот по факту это нам пришлось помогать семье Степана, потому что с припасами у них было не то чтобы хорошо, а здесь купить их именно сейчас было довольно проблематично.

Если раньше мы жили на краю лагеря в тишине и покое, то сейчас наш тихий островок превратился в вулкан. Только и радости, что бабушка неожиданно подружилась с женой Степана которую звали Марианной (я чуть не заржал, когда услышал, — просто, глядя на этих двух женщин, поневоле на ум приходило МММ).

С приездом родни Степана у меня неожиданно появилась вторая тень. По примеру Степана рядом со мной теперь постоянно крутился и его сын Богдан, это который вдовец. Были и другие изменения: учениками у моих наставников теперь стали помимо нас с братом ещё и четыре Степановых внука. Правда, в моей возрастной теперь уже, можно сказать, группе добавился Дмитрий, парень четырнадцати лет, на голову выше меня, худой как после концлагеря, но жилистый и выносливый как верблюд. Остальные попали в компанию брата, погодки Василий, Иван и Фёдор.

Вообще меня удивили вполне себе христианские имена, распространенные в Степановой семье, что вызывало вопросы, учитывая, какую веру они исповедут, но несмотря на интерес задавать кому-либо вопросы на эту тему я и не подумал. Не моё дело, если разобраться.

Неразговорчивость это, похоже, в Степановой семье общая для всех особенность. Что Богдан, что Дмитрий оказались чуть ли не молчаливее отца и деда, да и выглядели на людях этакими угрюмыми бирюками. Правда, среди своих вели себя нормально, как большинство людей, но стоило рядом появиться кому чужому, и они тут же превращались в такие себе грозовые тучи.

Я поначалу, пока они ко мне не привыкли, даже напрягался от такого их вида, но потом как-то привык, а со временем, когда они приняли меня за своего, и вовсе перестал обращать на это какое-либо внимание.

Появление на тренировках Дмитрия пошло мне на пользу, появился какой-то дух соревновательности, что ли. Понятно, что я в принципе проигрывал ему во владении оружием, да это и неудивительно, ведь он этим занимался если не с пелёнок, то близко, а я был только в начале пути. В моем обучении пока в принципе не дошло до момента когда можно, что называется, спаринговать, сейчас весь упор был сделан на постановку ударов, правильное передвижение и физическую подготовку.

Так вот, с появлением Дмитрия начались и спарринги, в которых, я выглядел младенцем рядом с мастером настолько очевидным было превосходство Дмитрия.

Для этих спарингов у Степана даже амуниция специальная нашлась в виде курток, подбитых войлоком, и плотных кожаных перчаток.

Понятно, что мне не нравилось выглядеть мальчиком для битья, и из-за этого я поневоле удвоил старания, хотя дальше было уже и некуда.

Естественно, Дмитрий, видя рядом с собой неумеху, заважничал, правда, ровно до момента, пока наставники не свели нас на кулаках, тут уже ему ничего не светило, притом ни в драке. ни в борьбе, хотя в последнем и я не особо силен, так, нахватался чуть, но всерьез не занимался.

В общем, как-то незаметно мы с Дмитрием сдружились и дальше скорее не соревновались, а помогали друг другу в освоении, как их называет Святозар, воинских ухваток.

Кстати, из-за рукомашества, которым мы тоже стали заниматься, тратя на это примерно по часу ежедневно, напомнил о своём существовании и Прохор, который каким-то образом пронюхал об этих занятиях.

Не знаю, как он там договаривался с наставниками, но довольно скоро к нам присоединился ещё и его сын Степан и составил нам компанию во всех занятиях. Он, кстати, сильно проигрывал Дмитрию во владении оружием, и это было видно невооруженным взглядом.

Из-за всей этой суеты, связанной с прибытием родни Степана и изменениями в занятиях, я не сразу обратил внимание, что у меня как-то незаметно поперла в рост мышечная масса. Нет, я не стал в одночасье качком, как был сухим, будто таранка, так и остался, просто если раньше я был кожа да кости, то сейчас начали появляться уже хоть как-то выраженные мышцы, которые мне самому было приятно видеть.

Не могу сказать из-за настоя это случилось или нагрузки сказались, а может, и все вместе сыграло свою роль, но мясо правда наросло как-то быстро, чему я в принципе был только рад.

Пока у нас основное время проходило в занятиях и работе (а я не мог не воспользоваться дармовой рабочей силой, так что помогали мне в моих задумках скрепя сердце все окружающие меня «товарищи»), в лагере жизнь изменилась совсем уж кардинальным способом.

Мини-ордой я родню Степана не зря назвал.

За пару дней эта орава изучила все окрестности, выяснила, где можно ходить, а куда лучше не соваться, разведала окрестности и организовала промышленную добычу даров леса. Другая часть орды составила компанию бабушке с детьми в вылове рыбы и её переработке. Мне с моими «товарищами» даже пришлось срочно заняться устройством ещё одной коптильни, уже третьей в селении (вторую построили казаки самостоятельно по образу и подобию). Мужская же часть за исключением моих «товарищей» активно строила земляники, которые росли как грибы после дождя.

В общем, навели родственники Степана здесь шороху, и в этом бедламе, похоже, хорошо было только Пирату. Вот уж кто пристроился как у Христа за пазухой. Все его любили, все подкармливали, и он медленно, но верно стал превращаться в меховой шарик. Он и так-то был пусть ещё и мелким, но не худеньким, сейчас же уже, казалось, не ходил, а перекатывался.

Как-то так получилось, что с появлением этой родни, наверное, из-за небольшого запаса у приезжих еды, питаться мы стали, что называется, из одного котла.

Я, глядя на это все, попросил Кузьму отлить большой чугунный котёл и даже форму его нарисовал, чтобы потом можно было приготовить в нем плов, и обломался.

Оказывается, не плавят здесь свиное железо, а о том, чтобы из него что-то лить полезное, и не слышали.

Нет, теоретически Кузьма мог бы, наверное, пользуясь моими кривыми подсказками, сделать нужный мне котёл, но ему просто было не до этого.

На самом деле, если бы литье было распространено и если бы он умел работать с чугуном, не отмазался бы, а так мне пришлось умыться.

Смешно сказать, но то железо, которое Кузьма получил при первой плавке, пользовалось каким-то запредельным спросом. Собственно, Кузьме ковать что-то ещё было просто некогда, он сейчас просто тупо выплавлял металл, который покупался чуть ли не сразу из горна.

Смешно, но местные кузнецы из окрестных селение иначе, чем булат, это не называли и ковали, по слухам, вполне приличное оружие.

Кузьма же вообще при встрече мне высказал:

— Дурак ты, Семен, хоть голова у тебя и светлая. Мог бы сейчас вместе со мной серебро грести, а ты за бесценок все отдал, ещё и мне не позволил… эххх, что уж теперь.

— Зато ты сам себе хозяин и сам говоришь, что ковать теперь некогда, знай себе лей и серебро считай, — в тон ему ответил я.

Кузьма как-то досадливо отмахнулся, скривился, будто лимон откусил, и ответил:

— Не понимаешь ты ничего, потому как не кузнец. Тьфу на это серебро, я клинки хотел ковать, каких свет не видывал, а тууут…

Он как-то поник слегка, потом махнул рукой, развернулся и ушёл. Я. честно сказать, при этом почувствовал себя без вины виноватым, вроде и не сделал ничего такого, а все равно чувство, будто лишил человека мечты.

Не стал травить себе душу размышлениями на эту тему, другого всего хватало, о чем голову нужно поломать.

С котлом вопрос решил Степан, просто заказал и организовал его доставку из какой-то станицы, где работал толковый медник. Притом котёл этот был пусть и медный, но именно такой формы, как я его рисовал для Кузьмы.

Надо ли говорить, что я, увидев это чудо, тут же воспылал желанием сделать плов (просто варёный рис моим родным как-то не особо зашёл), благо рис пока для этого есть. Правда, вместо растительного масла пришлось использовать обычное свиное сало, но это меня не остановило.

Так вот, не успел я ещё даже приступить, только начал подготовку, как по лагерю прошелестело:

— Татары идут.