Кровь не вода

Глава 18

Пока девчата, подняв гвалт, грузились на лодки, я подошёл к Святозару и спросил:

— Девка, которая остаётся, просит передать с московскими ратниками весточку её родителям, сейчас вон письмо пишет, сделаешь?

— Письмо, говоришь, пишет? Девка? — неслабо так удивился Святозар. — А кто она такая? Кто у неё родители?

— Я не спрашивал, да и какая разница?

Святозар посмотрел на меня как на умалишенного и ехидно так ответил:

— Есть разница. Вдруг она какая-нибудь боярская дочка, проблем потом с ней не оберешься.

— Да хоть царская, какая разница. Захотела остаться, так кто ей указ, у нас же тут вольные люди живут.

Святозар как-то задумчиво на меня посмотрел, немного подумал и произнес:

— Вот как мы с тобой поступим. Сейчас перераспределим девок и рассадим их по двум лодкам, а третью оставим тебе. Как напишет это свое письмо, сам привезёшь его в слободу, я там тебя встречу и помогу переговорить с кем нужно. Ты только все же спроси у неё, кто её родители и где их искать, чтобы подобрать нужного человека, которому будет проще доставить весточку.

— Не опасно вам идти сейчас днем, если в округе ещё татары крутятся?

— Нет, сейчас уже начали чистить окрестности, в том числе и берега реки, поэтому вряд ли нам кто помешает. А что ты кузнецу сказал, что он решил остаться?

— Да ничего такого, пообещал, что ему на первых порах помогут, ну и объяснил, что здесь у него дети точно вольными будут, когда вырастут. Этого оказалось достаточно.

— А ты уверен, что общество поможет? Сейчас всем будет не до пришлых, слобода ведь практически полностью разрушена.

— Не поможет общество, значит, помогу я. Слово ведь дано.

— Вот оно как? — коротко сказал Святозар, посмотрев на меня при этом каким-то странным взглядом. — Ну так, значит так, — добавил он непонятно, после чего не прощаясь пошёл командовать галдящим курятником.

Пока он перераспределял пассажиров, я отправился выполнять его указание.

Синеглазка сидела у входа в схрон и, положив лист пергамента (наверное, пергамента, может, это просто плотный лист бумаги очень хорошего качества) на дно одной из бочек, в которой хранились припасы, старательно выводила ровные, как под линейку, буковки. Я, краем глаза глянув на её письмена, только хмыкнул про себя, удивившись обилию завитушек, и при этом подумал, что я так точно не смогу писать.

— Ну что, красавица, раз уж ты решила остаться, наверное, будет уместно нам с тобой познакомиться. Меня зовут Семен Сергеевич Большой, местный казак я, а как тебя величать?

Услышав слово «большой», она не смогла сдержать улыбки и, похоже, только чудом не расхохоталась, и я её понимаю. Хоть я и оброс к этому времени малость мясом, а все равно выгляжу я совсем не большим.

— Меня зовут Мария Васильевна Любимова.

Она замолчала, а я как бы в недоумении слегка приподнял бровь, ведь сейчас, когда представляются, обозначают свое общественное положение, и девчонка не подвела, продолжив:

— Батенька у меня купец из Твери, я, когда татары налетели, гостила в поместье у крестного.

Вот оно как. Раз поместье, это дворянин или боярин, а значит, батенька у Марии не из простых, если крестный у дочери из другого сословия.

Понятно, выводы эти я оставил при себе, подумав напоследок, что письмо, переданное через московских ратников, в Тверь быстро не дойдёт.

Мария, будто прочитав мои мысли, произнесла:

— Письмо, что я напишу, достаточно будет передать любому из тверских купцов и сказать, что оно для моего отца, они быстро его доставят.

«Ещё один моментик, указывающий, что отец у неё не из простых», — подумал я и ответил:

— Ты тогда дописывай и, как закончишь, отдай мне, я отвезу его москвичам и постараюсь сделать так, чтобы оно точно достигло адресата.

От девушки, наблюдая за тем, как отчаливают лодки, я отправился к Илье, который стоял в окружении своих родных со слегка потерянным видом.

— Не переживай, Илья, у нас тебе жить точно хуже не будет, тем более что кузнецы у казаков ценятся на вес золота. На первых порах, конечно, будет непросто, но справимся, я помогу, чем смогу.

— Сложно мне тут, наверное, будет, я ведь оружие кую, а хорошее железо денег стоит, да и неясно, возят ли его сюда купцы.

— Тут тебе наоборот повезло, есть тут человек, который выделывает хорошее железо, а если он не поможет, всё-таки скупают его у него чуть ли не горячим, подумаем, как решить по-другому. Может, он поделится секретом, и ты сам научишься выделывать.

— Такими секретами не делятся, их пуще глаза берегут.

Я улыбнулся и ответил:

— Поделится, мы хорошо попросим.

Илья посмотрел на меня, как на несмышленыша, и только плечами пожал, как будто говоря «что гадать, поживем — увидим».

Понятно, я тоже не стал бить себя кулаком в грудь и что-то доказывать, вместо этого перевёл разговор на другое:

— Илья, как ты знаешь, здесь сейчас московские ратники, с ними можно передать весточку на родину, сообщить родным и знакомым, что вы выжили, и рассказать, где теперь будете жить.

— Некому весточки слать. Родных у нас теперь не осталось, а боярину лучше не знать, что мы живы, — с каким-то даже надрывом ответил кузнец, а в глазах его жены заблестели слезы.

На миг я даже пожалел, что завёл этот разговор, напомнив о трагедии. Понятно, я не стал лезть в душу и расспрашивать их о родных, и так все понятно, вместо этого постарался побыстрее перевести разговор на другое и занять их делом. Известно ведь, что труд лечит любые душевные травмы.

— Илья, раз уж нам придётся пожить здесь какое-то время, предлагаю соорудить какие-нибудь шалаши. Чтобы и спать не под открытым небом, и на случай дождя укрытие было, а не то придется в схроне потом тесниться.

— Да, пойдём, сам над этим думал.

Места для троих шалашей подобрали быстро, действуя по тому же принципу, что и я при постройке схрона.

Использовали ветки упавшего когда-то дерева, как часть каркаса для шалаша, обрезав лишнее и добавив по нескольку палок, чтобы закончить формирование этого самого каркаса.

Потом просто нарезали живые ветки и правильно их уложили на этот самый каркас. Ветра тут в принципе быть не может, поэтому сложности в сооружении этого временного жилища не возникло в принципе, и справились мы с поставленной задачей относительно быстро, всего за пару часов.

Илья остался собирать в шалаши хвою на подстилку, а мне пришло время отправляться в путь.

Мария написала наконец-то свое письмо и, чуть смущаясь, протянула мне его вместе с несколькими серебряными монетами.

— Монеты убери, они тебе ещё пригодятся, а за письмо не переживай, есть кому договориться передать его без платы.

На самом деле уверенности, что совсем без платы, у меня не было, но я решил, что если не получится на халяву, то я потрачусь маленько сам, сделаю такой подарок красавице. И даже не потому что она мне тупо нравится, а потому что мне так хочется.

До слободы добрался мухой, что и неудивительно, учитывая, что я плыл все время по течению, а там даже потерялся слегка от того, сколько в поселении собралось народа. Слобода превратилась в самый натуральный муравейник, в котором, правда, можно было потеряться. Но это не самое удивительное, что я там обнаружил.

Практически одновременно со мной к берегу, расположенному примерно напротив нашего дома, подходила, старательно работая веслами, ещё и бабушка, увидев которую я реально удивился, ведь делать ей здесь сейчас было совершенно нечего.

Помогая ей вытащить на берег лодку, я спросил:

— Ба, а ты как здесь оказалась?

— Приплыла, не видишь, что ли?

«Походу не совсем в настроении старушка, раз так резко ответила», — успел только подумать я, как она продолжила говорить.

— Степан сказал, что тебя несколько дней не будет, а ещё он поведал, что ты скоро должен появиться в слободе, вот я и решила поймать тебя здесь, а заодно посмотреть, кого ты там прячешь в нашем укрытии. Поэтому идем, покажешь мне все.

— Ба, покажу, конечно, только надо прежде одно дело сделать

— Какое ещё дело? — уточнила бабушка и явно заметила, что я прервался, увидев приближающегося к нам Святозара в компании двух закованных в броню воинов.

— Нужно найти москвича, который сможет передать письмо родным оставшегося у нас здесь жить человека.

Было видно, что бабушку разбирает любопытство, и ей моего ответа явно недостаточно, но продолжить беседу нам не позволили подошедшие.

Так уж получилось, что бабушка в момент, когда Святозар с воинами к нам приблизился, стояла к ним спиной. Нет, когда я запнулся, она поняла, что к нам идут, но, как бы намекая мне, что наш с ней разговор для неё более важен, специально встала именно так.

Я делаю на этом такой акцент, потому что, когда Святозар приблизился и поздоровался с нами, а бабушка повернулась к нему лицом, один из воинов, пришедших вместе с Святозаром, воскликнул:

— Тёть Маша, ты ли это? А мы тебя уже похоронили! Как ты тут оказалась?

Надо было видеть выражение бабушкиного лица: растерянность, переходящая в радость, а потом и в так знакомую мне стервозность что ли, когда она готовится сказать что-нибудь резкое, и я не ошибся.

— Похоронили, значит? Не дождетесь!

— Тёть Маша, ну я же не со зла, все правда думали, что вы сгинули, когда нанятые сопровождать вас люди принесли весть, что вы потерялись.

Я, глядя на эту их пикировку, не удержался и спросил:

— Ба, а что происходит?

— Подожди, Сема, не влезай, — рыкнул она и повернулась к воину. — Ты-то, Игнат Кондратьевич, как здесь оказался?

«Кондратьевич» она, казалось, аж выплюнула.

— Тёть Маша, ты только не начинай, что ты сразу по имени отчеству-то? — как-то с опаской ответил воин. — Татар вот гнали и сюда пришли.

Он секунду подумал и, кивнул на меня, спросил:

— Это он?

Меня почему-то это его такое поведение улыбнуло, и я снова не сдержался, на автомате ляпнув:

— Нет, это я.

— Семен!

— Семеоон!

Это в два голоса рявкнули бабушка со Святозаром, переглянулись между собой, и Святозар произнес вдогонку:

— Ты помолчи пока. Когда надо будет тебя спросят.

Я на это только плечами пожал, а воин сказал:

— Да, ничего, Святозар Велизарович, не в обиде я.

«Фига себе, первый раз слышу, чтобы Святозара звали по отчеству. Прикольно!»

Между тем Святозар произнес, кивая на меня:

— Может, давайте решим с Семеном, и пусть он едет к себе, а вы потом уже спокойно поговорите?

Меня так и подмывало сказать, что мне тоже интересно, но я сдержался, а бабушка, как будто чувствуя этот мой интерес, ответила как отрезала:

— Нет, здесь сейчас поговорим, потому что мне надо вместе с Семеном уйти.

Святозар удивлённо на меня посмотрел, а я только в очередной раз плечами пожал: как будто говоря «а я что могу сделать?».

Бабушка между тем продолжила.

— Да и не о чем нам особо говорить, разве только о письме, которое Семену нужно передать.

— Да как же не о чем? Что я Василию Семеновичу скажу?

— То и скажешь, что и без него прекрасно живём, — вновь отбрила бабушка.

— Тёть Маша, зря ты так, он ведь сильно переживал, когда до него дошли слухи о вашей пропаже.

— Может, наоборот обрадовался, что избавился наконец от занозы?

— Мария, ты бы поубавила пыл, о боярине ведь говоришь, — попытался вмешаться Святозар, на что бабушка тут же ответила в своем духе:

— Мне можно, я кормилицей его была, а он видишь, как меня отблагодарил, — кивнула она головой в мою сторону и продолжила:

— Поэтому так и скажи: сын его вырос и стал казаком не из последних, а большего ему знать и не следует.

Святозар походу понял, что разговор пошёл не в ту степь и, чтобы хоть как-то спасти положение, произнес, обратившись ко мне:

— Семен, давай сюда письмо, скажи, кому его нужно передать, и иди погуляй пока по слободе. Ты ведь не видел ещё столько воинов сразу в одном месте, вот и посмотри, а мы тут поговорим пока.

— Может, я сам поищу, кто его передаст? Очень бы хотелось, чтобы оно дошло куда надо.

— Давай его сюда, и скажи, кому надо доставить, я передам, — вмешался Игнат Кондратьевич.

Я не стал торопиться и посмотрел на бабушку. Та, уловив мой взгляд, ничего не сказала, но кивнула.

— Мне сказали, что письмо следует отдать любому купцу из Твери и предупредить, что его нужно доставить купцу Любимову, — произнес я, передавая письмо. — Сколько это будет стоить? Я оплачу.

Воин скривился и ответил:

— Ничего не надо платить, отправлю человека, он найдёт этого купца в Твери и передаст из рук в руки, можешь за это не переживать.

Я на это ничего не стал говорить, кивнул ему и, повернувшись к бабушке, предупредил:

— Я подожду тебя возле нашего дома, посмотрю, что там с моими кирпичами.

— Я скоро буду, — ответила бабушка и уставилась на Игната Кондратьевича. Я же, шагая в сторону дома, размышлял: «похоже, мало помалу становится все понятно. Судя по всему, князь, мой отец, вырос вместе с мамой, вот и переросла детская дружба во что-то большее, поэтому все и произошло. Теперь хоть понятна злость бабушки на этого князя и её продвинутость в некоторых вопросах. Будучи кормилицей, она поневоле крутилась в непростых кругах, где и нахваталась всякого разного. Интересно, кто этот Игнат Кондратьевич? И почему она его отчество выговаривала, будто выплевывая? Нужно всё-таки как нибудь с ней поговорить по-серьёзному, всё-таки, как ни крути, а лишним не будет разузнать побольше хотя бы о повадках власть имущих, мало ли, как жизнь сложится, может, и пригодится когда».

За этими размышлениями сам не заметил, как добрался до места, где только зубами не заскрипел от открывшейся перед глазами картины.

Эти нехорошие татары, редиски гребанные, чуть не треть моих кирпичей использовали для устройства очагов. На самом деле, может, это и не татары, а московские ратники, потому что и сейчас на этих очагах что-то готовились, по крайней мере, костры горели, но на своих не хотелось плохо думать, поэтому и ругал татар.

На самом деле вроде как и пофиг, даже наоборот, было бы хорошо, если бы можно было понять, какие из этих кирпичей не полопались от высокой температуры, но в том-то и беда, что теперь не определить, какой вариант подойдёт для моих целей, а какой нет.

Понятно, что теперь ничего не изменить, разве что когда воины уйдут, можно будет использовать часть оставшихся целыми и уже, по сути, обожженных кирпичей, но все равно обидно.

Теперь ведь не получится, как я хотел, найти наилучшую рецептуру, пригодную для изготовления кирпичей. Только и остаётся надеяться, что из оставшихся нетронутыми при обжиге удастся получить что-нибудь более-менее приемлемое.

Бабушку мне пришлось ждать больше часа, и время я особо терять не стал. Поработал малость на огородике, который, к счастью, остался нетронутыми, наверное, только из-за того, что находился на отшибе.

Сходил глянуть на тропу в терновнике и очень удивился, что выход из неё был тщательно замаскирован, да так, что, не зная о существовании этой самой тропы, отыскать проход будет очень проблематично.

Когда наконец появилась бабушка, я уже, говоря по правде, и заскучать успел.

Сразу лезть к ней с разговорами не стал, потому что очень уж она была не в настроении, только когда уже уселись в мою лодку, я набрался смелости и спросил:

— Ба, а кто такой этот Игнат Кондратьевич?

Та посмотрела на меня внимательно, хмыкнула неопределённо и ответила как-то с проступающей в голосе горечью.

— Дядька твой родной, — выпалила она и, пока я переваривал сказанное, добавила: — Родной брат твоей незаконнорожденной матери по отцу, боярин Головин из захудалой ветви старого рода.

— Это получается, что я бастард в квадрате, — невольно выдал я.

— Не знаю, о каком бастарде ты говоришь, да ещё квадратном, но то, что ты родственник боярам из двух старых родов, — это точно. Знатным ублюдком уродился, этого не отнять.

Блин, чуть не выматерился на это её «ублюдком», только чудом сдержался, вспомнив, что так называют сейчас незаконнорожденных.

В принципе пофиг, но все равно обидно.

Бабушка между тем как-то тяжело вздохнула.

— Семен, ты не обижайся, но давай пока об этом не будем говорить, я позже тебе все расскажу, сейчас просто нет у меня желания ещё больше бередить душу.

Ну позже так позже, мне в принципе не горит, но теперь по-любому не успокоюсь, пока не выведаю у неё все эти тайны мадридского двора.

Блин, но как же всё-таки интересно узнать: а сама бабушка какого роду племени?

Дальнейший путь у нас прошёл в молчании. Только когда мы уже практически прибыли на место, и я был занят управлением лодкой, используя весло как шест, и поэтому не видел, что там творится впереди, вдруг услышал бабушкино протяжное:

— Тааак!

Обернувшись и кинув взгляд на лагерь, первым делом увидел торчащую из шалаша симпатичную виляющую из стороны в сторону попу Марии, которая что-то там делала внутри, и мгновенно понял, к чему бабушка выдала это свое «Тааак». Даже не глядя в зеркало, понял вдруг, что краснею, как малолетка, застигнутый за каким непотребством, а бабушка между тем добавила

— Так вот оказывается, что ты охранять тут подрядился?

При этом она как-то очень уж хищно улыбнулась…