Крест Сталина

ГЛАВА 79

После неожиданного повышения по службе генерал-майор Фирсов был направлен в бездонные архивы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ и так далее...

Проклиная рутину фразеологических оборотов: «По существу заданных вопросов... С моих слов записано верно...», он мотался между Москвой и Подольском, разбирая бумажные завалы документов и, выискивая новые и новые жертвы ненасытному Молоху.

Вслед за «немецким агентом» Бергером отправилось немало народу. Летчик Кольцов — в Воркуту, «вечный дежурный» Сипко в суровый Норильск, рангом помельче — на прочие просторы необъятной Сибири! Кто «чистым»[59], а кто и в качестве осужденного контингента...

Но работы было много. От фиолетовых штампов «совершенно секретно!» рябило в глазах, и призывы к повсеместной бдительности не казались таким уж и бесполезными. В таких случаях генерал неизменно выпроваживал сотрудника архива и закрывал двери на замок...

Метель скрежетала и припадала к земле. Всю ночь зыбучий, сыпкий снег валил прямо на крышу землянки. Начальник секретного объекта «В-8» поскреб пальцами изморозь, подышал на нее и приложился к стеклу. В потоках вихрящегося снега ряды колючей проволоки угадывались лишь по столбам-гусакам и монотонно гудящим трансформаторам...

Подполковник Евсеев оторвал лоб и зябко потянулся.

От жуткого холода дощатая дверь покрылась ледяной коркой — из щелей мела поземка, — но уставшие солдаты спали вповалку, прямо на полу... Идти не хотелось. Но, следуя привычке, он сорвал с гвоздя полушубок, переступил через караульного и вышел наружу.

За порогом стояли все «сорок пять»; обрывок луны периодически тонул в половодье серых облаков; труба, по-прежнему, стояла на месте и источала дым: зелено-белый, почти желтый, неприятный и давивший спазмой на гортань.

Евсеев зло сплюнул, с минуту кашлял надрывно и тяжело, и, наконец, успокоившись, двинул свое не выспавшееся тело к сторожевым вышкам.

Через полкилометра, когда начальник объекта уже вплотную подошел к трубе, метель спала. Стало светать, и слабая поземка поволокой тащила ледяную крошку по бугристой колымской земле...

Евсеев упорно втыкал валенки в снег, теперь уже держа направление в сторону барака. Унылый пейзаж перемежался лишь вспышками замыканий на электрических изоляторах. Мимо тянулись груды картошки и капусты, сваленных прямо на землю, под открытое небо, в несусветную стужу. Рядом с довольствием, как и положено при таких случаях, стоял часовой. Винтовка, воткнутая прикладом в снег, покрылась инеем и по прикидкам начальника была не способна к стрельбе...

Увидев начальника, караульный выпрямил торс. Подполковник, молча кивнул, и, не останавливаясь, проследовал дальше. Туда, где и располагался медицинский барк с «чистыми» обитателями секретного объекта...

Когда Евсеев вошел в помещение, Перепелкин уже снимал с макушки умершего Бекшетова полотенце.

Начальник снял шапку и с минуту молчал...

Лейтенант лежал, выпростав левую руку — пульс угас, и сердце перестало качать страдающую от нехватки лейкоцитов кровь...

— Уже четвертый... — санитар бесцельно похлопал по карманам гимнастерки. — Я тут запись веду, на двадцатые сутки — ремиссия, затем — резкое ухудшение. Двое таких — на подходе... Думаю, долго не протянут...

Евсеев направил луч переносного фонаря на записную книжку и попытался разглядеть каракули санитара.

— Вообще-то, не положено! Лечил бы лучше...

— А, кто его знает от чего лечить? Сперва думал, отравление... рвота не прекращалась, жалобы на голову, затем кровь из десен... кашель... внутреннее истощение... Выглядят, как военнопленные я на таких еще в Польше насмотрелся... Может цинга?.. Симптомы странные...

— Сранные, ствол им в горло!

Евсеев закусил «беломорину», и посмотрел на умершего товарища. Голова лейтенанта представляла собою высохшее пергаментное яйцо. Желтая кожа стянулась, обнажив череп с глубоко впавшими глазами и расщелиной ротовой полости неестественно фиолетового цвета...

— На сегодня из «чистого» контингента, — продолжал санитар, — девять с такими признаками, а прочих никто и не считал... — Перепелкин вздохнул, старательно выписывая карандашом мелкие убористые буквы. — Думаю, от трубы проклятой... Говорят... радиация... Инженер со второго барака «по секрету» сказал... У него на прошлой неделе все волосы выпали...

Желваки катнулись под скулой, давая возможность сглотнуть голубовато-терпкий табачный дымок...

— А я то думаю, что это горло мучает? С воскресенья мутит... перед глазами каша и не разобрать ничего... — подтверждая сказанное, Евсеев зашелся тугим кашлем...

Дневальный, стуча калошами, вынес покойника, молча забросил тело на сани, и, не спеша, тронул вожжи. Настало утро: суровое и хмурое. Далеко за озером по белому снегу с Большой земли тянулась цепочка из новых зеков... и где-то там, на перевале, пятым по счету шагал Копейкин...