Крест Сталина

ГЛАВА 72

Решительность в Пантелее Александровиче проявилась накануне вечером. Он пришел к мнению, что необходимо срочно проявить твердость, сесть на диету и вообще начать новый образ жизни, соответствующий меркам генералитета. В глубине сознания в тот момент у Рохлина всплыли силуэты Суворова, обливающегося по утрам ледяной водой, затем адмирала Нахимова, совершавшего многочасовые пробежки, и почему-то Емельяна Пугачева, поедающего сырое мясо...

Начальник сектора информационной службы ГБ, не торопясь, выпил стакан кефира, крякнул и посмотрелся в бочину пузатого тульского самовара. Вид был хорош! Настроение прыгнуло на недосягаемую высоту, и новые генеральские погоны раздвинули плечи Рохлина на невозможную ширину...

Автомобильный сигнал подстегнул Пантелея. По ступенькам парадной лестницы он бегло побежал к выходу, уповая на полезность оздоровительной пробежки...

Адъютант открыл дверцу...

Генерал остолбенел, увидев в машине неизвестных людей. Блеск никелированных обводов мгновенно потускнел, невидимый корсет выпрямил тело и сцепил неподвижностью руки...

Короткий тычок в область «пролетарского мозоля» и ускорение, приданное сзади, воткнули Рохлина в пахнущее бензином нутро автомобиля...

В тот момент, когда чекисты ввели Рохлина на наркомовскую дачу, Берия творил. Бросая кисть по максимально возможной амплитуде, он выводил бугристые вспученные горы с белыми вершинами и поблескивающими ледниками.

Для придания картине неземной лиричности генеральный комиссар использовал технику «мокрой» акварели. Решительные мазки, разбегавшиеся тонкими водяными побегами, должны были передать неповторимую аллегорию, хотя само солнце еще не было прорисовано. По замыслу художника ему отводился значительный верхний кусок ватмана...

Из-за возникшего шума Лаврентий Павлович потерял темп и в раздражении сунул кисточку в нагрудный карман...

— Генерал Рохлин, — начал без предисловий нарком, — я думаю, нам есть, о чем поговорить, — развернувшись на 180 градусов, Берия нырнул в свое громадное кресло.

Пантелей Александрович вытянул круп.

— Бывшая работница треста общественного питания г. Верхнешельска Клавдия Петровна Филина, показала, что гражданин Рохлин еще до войны принуждал ее к сожительству... — Бильярдная лысина наркома наклонилась вперед, вперяя взгляд в переносицу генерала. — Пользуясь служебным положением, через управленческий буфет вы сбывали конфискованные продукты питания и периодически выдавали Филиной конфиденциальную информацию. Может у вас патологическое недержание секретов?

Тюремные воспоминания томно задышали в породистую шею Рохлина.

— Вы не предприняли никаких шагов для встречи с компетентными товарищами..! Нам надоело ждать, хотя работать с нами вы согласились добровольно... Понимаете, до-бро-воль-но!... Вдобавок, вы скрыли побег заключенных, среди которых один был политическим!

Берия вынул носовой платок. Вытер перепачканные краской пальцы и подцепил ноготком белый лист, на котором Рохлин различил собственный почерк.

— Могу сказать больше: мы вас долго не трогали, дали возможность прибыть в Москву, получить генеральские погоны и сделать карьеру... И все это, учтите... при вашей удивительной способности разглашать перед обслуживающим персоналом государственные тайны. Могу добавить, гражданка Филина арестована, как агент японской разведки!

Левое веко генерала непроизвольно задергалось.

— Может, вы верите во всесильность товарища Волкова? Поймите, режимный отдел, в котором вы работали, дал добро на арест и никакой безногий инвалид вас не спасет! Но... мы ценим своих людей и знаем, что зачастую секретные сотрудники говорят только тогда, когда есть что-то важное... Может, такой момент уже наступил?

Неприятный запах мочи ударил в ноздри наркома.

«Этого еще не хватало...» — Берия через стол спихнул Рохлина в сторону лакированного паркета...

— Да, момент... — непослушные губы сексота[53] выдали непонятную тарабарщину, — наступил такой... Важное есть... Мне Бергер сам сказал, как важное будет, так... в момент... Объект В12... копал, то есть разрабатывал карьер с целью добычи золота. Все партии стратегического материала доставлялись в Петербург... Ленинград... Куда дальше — мне неизвестно... — Рохлин стал более осмысленно расставлять слова в своих предложениях. — Перед началом войны рудник закрыли и восемьдесят процентов заключенных перебросили на урановые рудники. Остальных во главе управления Губ НКВД города Верхнешельска отправили на фронт... штрафниками... — Пантелей замолчал.

Легкий сквозняк захолодил намокшую пройму галифе, отчего тело арестованного покрылось мерзкими пупырышками. Не зная, куда девать свои подрагивающие руки, генерал вздохнул, и после некоторого раздумья обречено сомкнул их позади спины...

Берия вытянул ноги на крышку стола. Лучи настольной лампы, преломлённые общепитовским графином, рассеяли по полированным голенищам самобытную радугу. В его кабинете конкретно разило запахом крови, соленого пота и тугим ароматом одеколона...

— Все, выжатый лимон! — вошедший помощник с раздражением отбросил в сторону резиновый шланг.

Нарком, занятый анализом архивной макулатуры, откликнулся совершенно уставшим голосом:

— Остались крохи информации... Неуловимый Бергер увез практически все документы, проливающие свет на странную дружбу врагов... Но кое что в тридевятом государстве уже прояснилось! — Пенсне уставилось в пожелтевшие листки. — Я перебрал архивы жандармской охранки... С 1914 года подполковник Берц возглавлял главный отдел по борьбе с контрабандой... Чуешь?.. Это масштабы Российской империи! И его опыт, вполне, мог, кому ни будь пригодиться!

— Не может быть! — полковник Паркисов выдавил вздох, ощущая подошвами заколебавшуюся почву. — Я думаю, надо бросить заниматься этим делом!

— Тебе бы только баб по закоулкам трахать, трус несчастный!.. Чего такого ценного упёр Бергер? Информацию о дорогом Иосифе Виссарионовиче?.. Или о Волкове?.. — Лаврентий выскочил из-за стола и запрыгал пинг-понгом по ворсу персидского ковра. — Скорее всего, стопроцентные гарантии Креста не подотчетные Кобе! — глаза Берии резво скакнули на потолок. — Поверь, там замешаны огромные «бабки»! И на этой почве что-то случилось... У уголовников свои законы, потому-то Крест и убрал полковника. Хотя тот и «сдаивал» ему информацию, полагая, что Корней будет его союзником...

У Паркисова перехватило дыхание. Щеточка усов нервно дернулась, скривив его физиономию по диагонали. Багаж откровенной информации навалился на полковника, и, сглотнув ком, помощник обратился в само внимание.

— Так кого нам бояться? Сталина?.. Достойная фигура! — нарком стремительно раскроил воздух и замер перед остолбеневшим помощником. — Поэтому, нам нужен крюк, за который мы можем уцепиться и выбраться из болота. И этим крюком будет сам товарищ Коба!!! — ладонь Берии продемонстрировала стальной захват. — Каким бы не был этот Симоненко крутым парнем, он все равно будет действовать на подсознательном уровне, по канонам, заложенным в него разведшколой!!! Он не сможет избежать шаблонов и прочего, прочего и прочего, за что можно с успехом цепляться! А это значит, что действовать в одиночку он бы не стал — слишком большой риск! — После некоторого раздумья ладонь наркома изменила конфигурацию, и легла на погоны полковника. — У него есть напарник!!! Дубликат на повторные действия! Поэтому, вылетай в Верхнешельск и перетряси всю округу! И еще... нам нужны деньги, перекачиваемые через Жданова в Стокгольм! Готовь людей, и — если будет что-то интересное — станешь генералом...

Полковник вышел, унося за собою запахи московского «Шипра». Берия вернулся к столу, и устало опустился в кресло. На глаза наркому подвернулась его незаконченная картина...

Берия без былого энтузиазма дорисовал солнце, совсем не похожее на товарища Сталина...

Закончив пейзаж, Лаврентий Павлович склонил голову на бумажное полотно и замер, переваривая произошедший разговор...

Графин оживился и вновь пробросил разноцветную мозаику на бликующие пенсне...