Крапивник

Главы 68–69. Луна

…

68. Луна.

…

Я принесла посох, тетрадку Эда и села на край столика возле дивана.

Осторожно взяв маму за руку, я стянула с пальца обручальное кольцо, превращённое отцом в артефакт от ментальной магии.

Запустив в учителя плетением «сон», я убедилась, что на нём нет такой защиты, сбросила это плетение. Лучше не усыплять их искусственно, а то вдруг ещё забуду расколдовать.

Я принялась за формирование плетения.

Создание плетения, призванного дать мне доступ сразу в три сознания, заняло около десяти минут.

В последний раз сверив результат с набросками учителя, я пропустила вязь через нас троих.

Итак, в каких отношениях состояли мама и Эд?

Нас окутала лиловая дымка. Стоило ей расступиться, я оказалась в сосновом лесу. Здесь было прохладно, шёл летний ливень с грозой. Было достаточно светло, а под ногами хлюпало месиво из крупного песка, воды, травы и сухих иголок.

На мне было уже знакомое белое платье и металлические браслеты, ставшие, кажется, чуть легче.

Очевидно, это мой внутренний мир.

Я огляделась. Меж двумя парами деревьев сияли проходы в другие миры.

Первый — мир Эдмунда. Там я однажды была. Поле, закат, крапива, ветряки, ручьи и расщелины. Сам Эд спал на дорожке из жёлтого камня.

Второе окно открывало вид на странное туманное место. Водоём с песчаным ровным, без перепадов высоты дном, глубина которого составляла всего сантиметров сорок. Откуда-то с неба тянулись полосы ткани, постельных цветов. Она тихо шелестели от слабого ветра, едва касаясь краями водной глади. Несколько из них, оплетя спящую маму, одетую в какой-то балахон, удерживали её в горизонтальном положении, мягко покачивая, отчего концы волос и вплетённых в них лент задевали воду.

Вспоминая записи, относящиеся к чертежу применённого плетения, я встала на стыке трёх миров и повторила вопрос:

— В каких отношениях состояли мама и Эд?

Меня одновременно обдало водой, сеном, опутало тканью и облаками лиловой энергии, заставляя зажмуриться.

Ужасное чувство, но к счастью, непродолжительное.

Открыв глаза, я увидела парадный зал академии. Откуда-то было известно, что это первый день на первом курсе. Торжественная линейка.

— Сегодня, дорогие первокурсники, вы начинаете обучение в академии. Мы надеемся… — ректор читал совершенно стандартную речь, стоя перед учениками в огромном зале.

Никто особо не слушал его, больше шептались, знакомились, разглядывали друг друга.

Мама из прошлого — четырнадцатилетняя девочка с весьма плоской фигурой, которую по закону подлости передала и мне — была одета в строгое чёрное бархатное платье. Она говорила о чём-то с полненькой розовощёкой девочкой — её будущей подругой Оливией.

— А ещё я узнала, что у нас будет учиться внебрачный сын короля, — тараторила Оливия.

На мой взгляд, она была в чём-то даже красивее мамы: не такая изящная, но более румяная, открытая и весёлая.

— Видишь вон того в ряду огненных магов? Длинный такой, с волосами рыжими.

— Вижу.

— Вот это он. А вон тот, который во втором ряду среди тёмных магов, это тоже бастард, но кого-то из мелких аристократов. Так… кто ещё? Ну, законных детей аристократов видно издалека — у них такие лица, будто им коровью лепёшку под нос суют.

Мама зажала рот рукой, сдерживая смех. Ректор, ничего не замечая, продолжал рассказывать что-то об учебном плане, через слово восхваляя академию и перспективы образования.

— Есть ещё кто-то, кого стоит знать?

— Ну… из тех, кого я сама знаю, больше никого здесь не видно, — Оливия обвела взглядом толпу.

Я краем глаза заметила, как за спиной раскрылись двери. Мальчик в чёрной рубашке со значком первого курса факультета света, прошмыгнул в зал.

Вне всяких сомнений это был Эдмунда. Я впервые видела его чётко, ведь сейчас это было мамино воспоминание, а она могла в этот момент видеть его лицо.

Годы однозначно пошли на пользу моему учителю. В четырнадцать он был, хоть и не тщедушным, но достаточно худым и ростом не выше мамы. Нос казался слегка задранным, а его излишняя длина сильно бросалась в глаза. Эдмунд не был уродцем, но и невероятным красавцем называть его было бы несправедливо — самый обыкновенный четырнадцатилетний мальчик — кроме идеально уложенных и ухоженных волос, в нем не было ничего необычного.

Эд двигался бодро и глядел ясно, но выглядел уставшим, странно печальным и, кажется, желал бы спалить академию. Кожа была практически белой, а под глазами пролегли тени. Он спал вообще в тот день?

Прошмыгнув мимо старухи-декана, он встроился в ряд первокурсников.

Мама быстро забыла о нём и обратила к ректору взгляд, но Оливия тронула её за руку, привлекая внимание, и указала на мальчика:

— Это Эдмунд Рио. Сын аптекаря.

— Этот парень? — мама кивнула на моего учителя. Он не особо стремился говорить с другими учениками своего факультета. — Вы знакомы?

— Считай с пелёнок. Живём в соседних домах. Давай подойдём после линейки — мне нужно ему кое-что передать.

— Хорошо. А, можно узнать, что именно?

— Завтрак. Вряд ли он ел сегодня.

— Почему?

— Неделю назад в его доме произошёл пожар. Один из артефактов-светильников оказался неисправен, из-за этого произошёл взрыв. Эду повезло, но родители и брат погибли. Сегодня утром были похороны.

— Вот как, — мама с сочувствием посмотрела на Эда. — Он сейчас живёт с кем-то из родственников?

— Нет, Эдмунд сам по себе. Есть же этот закон, что в ряде случаев можно оформить себя как полностью самостоятельного гражданина не с шестнадцати, как обычно, а с четырнадцати. Вот эти все ситуации вроде сиротства, обучения или лечения в другом городе, куда опекун с тобой поехать не может, и тому подобные. Там нужно иметь работу и ещё какие-то там условия выполнить. В случае Эда идут какие-то выплаты от государства, но я в этом не особо разбираюсь.

Лиловый туман сменил воспоминание. В этот раз обошлось без смеси трёх разумов.

Мама и Оливия подошли к Эду, забившемуся в дальний уголок двора с какими-то бумажками.

— Эдмунд, — Оливия опустилась рядом с парнем. — Привет. Держишься?

— Нет, падаю, — буркнул мальчик и, смягчившись, прибавил. — Но спасибо за беспокойство.

— Мама передала тебе, — Оливия вручила узелок. — Ты ведь не завтракал, да?

— Спасибо, — ещё тише, чем раньше ответил Эдмунд, отложив бумажки. Моя мама смогла разглядеть на них названия нескольких мастерских каменщиков, цены и зарисовки надгробий и вычисления.

— Знакомься, это Пацифика.

Мой будущий учитель глянул на неё исподлобья, надкусывая пирожок, найденный в узелке.

— Здравствуй, — мама села с другой стороны от парня. — Ты Эдмунд, да?

— Она назвала меня по имени меньше минуты назад, — парнишка с кислой физиономией кивнул на Оливию. — Ты поверишь, если я назовусь Биллом?

Мама подняла брови, явно не ожидав такой ответ на вполне любезный вопрос, но очень скоро подавила удивление и обиду.

— Знаешь, какие-то ребята с тёмного факультета зовут первокурсников со всех факультетов потом погулять, познакомится. Не думал присоединиться? Я понимаю, что ты занят, но может, неплохо было бы отвлечься?

— Да, Эд, тебе стоит пойти, — поддержала Оливия. — Дела не убегут.

— Да уж… в ящиках особо не побегаешь — пространства мало и крышки заколочены.

— Боже, Эд, — Оливия не оценила мрачный юморок депрессивного Эдмунда. — Тебе точно нужно пойти развеяться.

— Я, конечно, хорошо пригорел в пожаре, но не до состояния праха.

— Над этим просто аморально смеяться, — мама попыталась сдержать улыбку, но получалось плохо.

— Не, — Эд достал ещё пирожок из узелка. — Аморально — это если другие так надо мной пошутят, а пока я сам — это зовётся иронией.

— Ну вот, ты уже почти похож на себя, — Оливия не была фанаткой чёрного юмора и очень хотела перевести тему. — Пойдёшь?

— Если пойду, буду всю прогулку рассказывать тебе про смерть, алкоголизм, депрессию, криминал и неадекватные цены на ритуальные услуги. Хочешь?

На лице у Оливии была написана смесь неприятных эмоций:

— Расскажи лучше Пацифике.

Эд оглянулся на новую знакомую:

— Хочешь обсудить стадии разложения трупов и провести аналогии с разложением человеческого общества?

— Если это будет основная тема — не очень, — призналась мама, но почему-то не могла сдержать улыбку.

— Вот и я так подумал, — Эдмунд положил за щёку последний кусок пирожка, вернул Оливии ткань, в которую были завёрнуты пирожки, и взялся за бумажки. — А теперь, извините, мне бы заняться делом.

— Так ты не пойдёшь?

— Нет уж.

Эдмунд прошёлся взглядом по вычислениям и вычеркнул одно название мастерской.

— Ну ладно. Увидимся позже, — Оливия встала и оправила платье. — Мама звала тебя на ужин.

— Спасибо, — Эд не поднял глаз от бумаги, но по тону было слышно, насколько это для него важно.

Девушки зашагали к академии. В маминых воспоминаниях промелькнула тень разочарования. Эд показался ей странненьким, но по-своему милым и пообщаться с ним в более позитивной атмосфере ей было интересно.

Лиловый туман.

Из него проступил кабинет с мраморным полом, каменными столами, пробирками и котлами в многочисленных шкафах. Наверняка кабинет зельеварения.

Мама сидела на второй парте на ближнем к окну ряду с Оливией. Она что-то старательно записывала за педагогом. Оливия старалась чуть меньше, но тоже усердно работала.

За ними с абсолютно потерянным лицом сидел Аслан. Округлый паренёк чуть выше Эда с широкими бровями и короткими русыми волосами. Он, подпирая голову рукой и обречённо вздыхая, глядел на доску.

Рядом с ним сидел Эдмунд в чёрном траурном костюме, как и в прошлом воспоминании. Их с мамой воспоминания должны были дополнять друг друга, но так как в данный момент она была сосредоточена на тетради, образ Эда не был чётким.

Парень откинувшись на стуле смотрел в окно. В его тетради не была записана даже тема — только намалёвана полоса препятствий из смертельных ловушек, виселиц и гильотин, по которой бежали человечки из палочек.

Рядом Аслан попытался всё-таки решить задачку с доски, но нужная концентрация раствора, такая, как в ответе, у него не получилась.

— Профессор, — позвал мальчик. — Не сходится.

— Нерт, решение на доске, — мужчина слегка за тридцать, судя по виду, порядком задолбанный этой работой, указал на свои вычисления.

— У меня не сходится, — повторил Аслан. — Ну не получается так.

Профессор подошёл к парте и заглянул в вычисления. Он притянул к себе тетрадь ученика. Несколько секунд изучал цифры и ткнул в третью строчку:

— Минус потерял.

Аслан поспешил исправить, а преподаватель мимоходом заглянул в тетрадь Эда.

— Рио, за работу на уроке «ноль».

Мама через плечо глянула на художества мальчика и вскинула бровь, найдя их не то глупыми, не то мерзкими.

Парень оторвал взгляд от окна, окинул класс безразличным взглядом, кивнул и снова выглянул на улицу.

— Идите-ка к доске.

Даже не пытаясь отразить что-то приемлемое вместо кислой физиономии, Эдмунд вышел из-за парты и, стерев записи с доски, приготовил мелок.

Профессор продиктовал условие.

Ни секунды не потратив на раздумья, Эд принялся решать. Вскоре мальчик вывел на доске ответ.

— Верно. Поставлю Вам «три». На большее Ваша работа на уроке по-прежнему не тянет.

Эд сел на место.

— Слышь, брат, почему ты ещё задание не попросил? — Аслан ткнул соседа в бок. — Решил бы несколько задач — получил бы нормальную оценку.

— Да ну, — Эдмунд опять пялился в окно.

С маминой стороны на него устремился взгляд непонимания на грани осуждения.

Обзор закрыл туман. Раздался уже известный мне диалог между Эдом и приятелем его брата, каким-то образом заставивший моего будущего учителя сосредоточиться на обучении.

Новое воспоминание. Я быстро почувствовала, что эти события происходят буквально через пару дней после разговора Эдмунда с тем парнем.

Четырнадцатилетняя мама стояла перед домом, где жили родители Оливии. Я видела его один раз в начале года.

Ждала подругу, чтобы вместе пойти на занятия, от скуки рассматривая сгоревший дом рядом. Вдруг его дверь открылась. Из неё показался мальчик в бежевых брюках и куртке поверх белой рубахи. Заперев дверь, он столкнулся с мамой взглядом.

— Привет, — парень потёр кончик носа.

— Здравствуй, — мама прошлась взглядом по новенькому светлому костюмчику. — Я слышала, ты пропустил последние два дня. Что-то случилось?

— Да нет. Нужно было кое-что обмозговать, — пожал плечами Эд и, сунув руки в карманы, пошевелил ими, демонстрируя куртку. — Ну и вот, одёжку прикупил, а то всё к чертям сгорело.

— Выглядишь живее, чем раньше.

— И чувствую себя тоже. Ладно, увидимся.

— До встречи.

Мой будущий учитель зашагал прочь. Мама проводила его взглядом.

…

69. Луна.

…

Меня снова окутал туман. Замелькали короткие фрагменты воспоминаний. Эд всё чаше улыбался, стал проявлять активность на общих для светлого и водного направления уроках, общаться с одноклассниками и старшекурсниками, его стали выделять учителя.

Эда стали ставить в пример по учёбе, что маме очень нравилось, и публично отчитывать за опасные эксперименты, дуэли и продажу решений, что заставляло её закатывать глаза.

Их с мамой всегда определяли в пару на лабораторные работы, они часто встречались в библиотеке и шли вместе из академии — мама к Оливии, а Эд домой. Короткие и не очень разговоры постепенно дали ей понять — Эдмунд добрый и отзывчивый парень, но манеры — не его сильная сторона.

Огромное количество фрагментов в маминой памяти занимала его улыбка. Посоперничать с ней по количеству воспоминаний могло лишь воодушевление в тёмных глаза, когда Эд брался за любое дело, будь то магия или раскрашивание клеточек в тетради розовым карандашом. Ну и, может быть, кудри.

Мама не считала его особо красивым. Скорее милым и обаятельным. Может быть сипатичным.

В то же время Эдмунд находил милыми и забавными её возведённые в абсолют вежливость, правильность и привычку раздувать из мухи слона. Хотя попытки перевоспитать всех вокруг, в том числе и его — раздражали.

Внешность тоже Эда сильно занимала: особенно волосы и, почему-то фигура.

Цепочку прервало длинное воспоминание.

На лекции, где в огромной аудитории сидел весь первый курс, Эдмунд опять не слушал преподавателя. Его куда больше волновало платье с открытой спиной на девушке, сидящей перед ним.

Мамина память подсказывала, что в этот день она собиралась с семьёй на встречу с какими-то деловыми партнёрами дедушки. По этому поводу было и платье и сложная причёска.

Немного подумав, лёжа головой на парте, Эд взял карандаш и начал записывать в тетрадке какие-то цифры. Написав совсем чуть-чуть, он прижал грифель пальцем, сломав его.

Заставив лицо принять совершенно будничное выражение лица, Эдмунд провёл рукой маме по спине.

Не из потребности привлечь внимание и не из вредного желания помешать слушать лекцию. Он просто хотел её потрогать.

Озабоченный подросток. Понять и осудить.

Мама дёрнулась и оглянулась:

— Что ты делаешь?!

— У тебя ножик есть? У меня карандаш сломался. Поточить надо.

— Нет, — девушка вернула взгляд к доске.

Эдмунд подавил широченную улыбку и ещё раз тронул её:

— Что тебе?!

— А лишний карандаш?

— Вот, — мама положила перед Эдом письменную принадлежность и сосредоточилась на преподавателе. — Вернёшь после урока.

— Хорошо, — теперь он позволил себе расплыться в улыбке, записывая в тетрадку задачу по математике.

Лиловая дымка начала новое воспоминание.

Вокруг была суматоха. За одним столом с мамой стоял Эдмунд. Он судорожно хватал ртом воздух, пока преподаватель зельеваренья завязывал ему глаза чистой тканью.

— Мисс, — обратился к маме преподаватель. — Отведите мистера Рио в лазарет. Само собой, лабораторная работа у Вас зачтена.

Она кивнула и, взяв Эдмунда под локоть, мягко потянула к двери.

Вместе они вышли в коридор. Мама вела Эда к лестнице.

— Вот почему ты не мог делать всё по инструкции?

— Да я всё делал правильно.

— Ослепнуть входило в твои планы?

— Я просто ошибся, что ты сразу начинаешь?

— А я не хочу каждое занятие стоять рядом с взрывоопасными пробирками и водить тебя в лазарет. Осторожно, дальше ступеньки. Вот, держись за перила.

Мама положила ладонь моего будущего учителя на мрамор, но он зачем-то взял её за руку.

— У тебя такая классная кожа.

Мамы почувствовала как горят щёки:

— Что?

— Мягкая. Я что-то раньше не замечал, — Эд сосредоточенно гладил её руку.

— Хватит. Мы идём в лазарет, если будешь усложнять — пойдёшь сам! — мама не злилась, но маскировала смущение под раздражение.

В эмоциях Эдмунда, несмотря на жжение в области глаз, преобладало веселье и желание ещё её посмущать. Как умел выказывать симпатию, так и пытался.

— И голос красивый.

— Это первое предупреждения.

— Из пяти.

— Нет, Эд, из трёх.

— Да брось, я потрачу три, извинюсь, и ты дашь мне ещё два. Всегда так. Скажешь, я не прав?

Мама смотрела на хитрую улыбку смущённо и одновременно обиженно:

— Это второе, предупреждение, Эдмунд.

— Из пяти.

— Осталось одно. Ещё два получишь после пощёчины.

— Нет, Пацифика, — тон моего будущего учителя стал серьёзным. — Если бьёшь первой — значит, считаешь себя достаточно сильной для полноценной драки. Прости, но получишь сдачи.

— По-твоему нормально бить девочек?

— Бить — нет, а защищаться нормально. Ты ведь первая ударишь. Какое у тебя есть на это право?

— Ладно, убедил. Тогда я просто не буду с тобой разговаривать.

— А как я тогда узнаю, насколько я по жизни неправ? — с очаровательной улыбкой ответил Эдмунд.

— Однажды, я убью тебя, — надулась девчонка.

— Ну, всё-всё, извини.

— Всё идём, — закатила глаза мама и повела Эда вниз по лестнице.

Даже странно, что они ещё не встречаются.

Лиловая дымка открыла новый день. Май. Конец первого курса.

Мама поднялась из заполненной водой канавы, через которую прыгают на лошадях.

— Цела? — Эдмунд соскочил со своей лошади. — Я же сказал, тормози.

— Эдмунд, я потому и попросила тебя дать мне пару уроков верховой езды, что не умею этого делать! — мама собирала волосы, залепившие лицо. — По-твоему, я похожа на профессиональную наездницу?

Эд оглядел её с ног до головы. По лицу уже было ясно, что сейчас он ляпнет какую-нибудь глупость.

— Не похожа. Зато, если тебя это утешит, у тебя красивые ноги.

Девчонка зло посмотрела на парня. Широкие брюки, выбранные женщинами для верховой езды как раз из-за того, что скрывали формы не хуже юбок, промокнув, облепили бёдра.

— Знаешь, Рио, я тебе завтра принесу книгу по этикету. Не знаю как тебе, а окружающим точно понравится, если вы подружитесь.

И действительно, в следующем воспоминании мама вручила юноше томик.

— Для чайников не нашла. Надеюсь, сможешь разобраться.

— Я думал, ты пошутила.

— У тебя есть всё лето, чтобы прочитать.

Эд проводил уходящую девушку долгим взглядом.

Новый день. Теперь уже второй курс. Сентябрь.

Скверная старуха с недовольным лицом, по совместительству декан светлого факультета и преподаватель танцев, расхаживала по большому залу. Второкурсники стояли вдоль стен, разделённые на мальчиков и девочек.

— Вальс не так сложен, если вы являетесь хотя бы прямоходящими обезьянами. Большинство студентов, к сожалению, не могут похвастаться даже этим уровнем. Юноши, пригласите девушек.

Подростки начали ползать по залу. Парней вообще не радовало происходящее. Они как будто только что выползли из леса и не понимали человеческую речь: до того как сформировалась первая пара, они почти минуту топтались на середине зала, ожидая, что хоть кто-то покажет, как надо и объяснит, как выбрать девушку.

Ну что ж, прозвучало первое приглашение. Да, делая его, парень походил на пингвина, по ошибке подбивающего клинья к грациозной пантере, но дело сдвинулось с мёртвой точки — за ним потянулась остальная стая пернатых увальней. Наш в том числе.

Эдмунд, до этого только поглядывающий на маму и переминающийся с ноги на ногу, быстрым пингвиньим шагом направился к девочкам.

Стоит, кстати, заметить, что из всей парней его образ был самым ясным — на него мама смотрела чаще всего.

— Пацифика, пойдёшь? — Эд протянул к ней абсолютно прямую руку, так, будто она не гнулась в локте.

— Да, — мама, с едва заметным румянцем, взяла его ладонь.

Я наблюдала, как мама и Эд неловко топтались на месте, ожидая, когда остальные разделятся, потом пытались принять верное положение и повторять правильные движения.

Невольно вспомнилось, как хорошо они танцевали на празднике.

Это продолжалось минут десять, пока глаза опять не закрыл фиолетовый туман — всё важное в этом фрагменте я увидела, а значит пора к следующему.

Я оказалась посреди двора академии. Был пасмурный ноябрьский вторник. Мама и Оливия медленно брели куда-то, обсуждая работу по травологии.

— Пацифика, стой!

Девушек обогнала фигура в коричневой распахнутой куртке, с красным шарфом, болтающемся на одном плече, чуть задранным длинным носом и облаком чёрных кудрей.

— Любимые цветы? — Эдмунд, выпустил изо рта облако пара. Он часто дышал после бега, но не выглядел уставшим.

В это время появился запыхавшийся Аслан. Ниже чем в настоящем, но уже выше Эда, румяный и излишне полный. Он встал возле друга, наблюдая за диалогом.

— Розы, — мама не успела подумать над ответом.

— Класс. Любимый цвет?

— Карминовый.

Эд поморщился, будто вместо ответа ему дали нечто вонючее:

— Это… это типа красный? Кармин — это же краситель из насекомых?

— Да. А тебе зачем? — Оливия поёжилась и прибавила. — Застегни куртку, мне на тебя смотреть холодно.

— Не люблю ошибаться.

Мальчик отправил в газон плетение. Из него возникли зелёные побеги. Не прошло и минуты, как он протянул маме букет красных роз.

— У тебя есть на вечер планы?

— На сегодняшний — да, — медленно ответила девушка, тяжело осмысливая происходящее.

— А на завтра?

— Тоже.

— Про другие дни есть смысл спрашивать, или я в целом иду к чёрту?

Реакция Оливии состояла из шока и сдавленного смеха, Аслана — из напряжённого ожидания, мама, потеряв от неловкости дар речи, обзавелась взамен него ярким румянцем, и только Эдмунд оставался невозмутим. Будь на мне шляпа, я бы сняла её в знак восхищения.

— Ну? — Эду надоело ждать. — Вопрос вполне конкретный, Пацифика.

Оливия ткнула подругу в бок, поторапливая.

— Как насчёт среды? — мама справилась с мыслями.

— Отлично. Во сколько, где встречаемся?

— Это зависит от того, куда мы идём.

— Кстати, об этом я тоже хотел тебя спросить.

Как он умудряется, говоря подобное, сохранять серьёзное лицо? Этот урок мне точно нужно взять.

Эд тем временем не переставал радовать меня гениальными изречениями:

— Если я буду выбирать, то рано или поздно мы окажемся или в библиотеке, или в неприятностях.

У мамы отвисла челюсть.

До парня, наконец, дошло, что он говорит что-то не то. Он покосился на друга, но не нашёл подсказки.

По-моему, единственный способ исправить положение в его случае — заткнуться.

Нечто подобное промелькнуло в глазах мальчишки, но просто остановиться, очевидно, было юному Эду не свойственно, поэтому парень выдал новый апофеоз бреда:

— Ну, ты подумай, короче. Только давай в разумных пределах. Не дальше пяти километров от города. И с учётом того, что я представитель среднего класса и денег у меня соответственно.

— Романтик, что тут скажешь, — хрюкнул себе под нос Аслан, словно высказывая во всеуслышание мои мысли.

— Ну, знаешь, — заворчал Эдмунд, косясь на друга. — «Я сирота-нищеброд и за черту города никогда не выезжал» звучит хуже.

Я засмеялась в голос. Хорошо, что меня не слышат.

— Не поспоришь.

— Вот и не надо, — Эд сложил руки в замок и вернул взгляд к маме. Ей как раз хватило времени обдумать ответ.

— Как насчёт «Королевского леса»?

— Отлично. Где, во сколько?

— В четыре у ворот.

— Идёт, — мальчик расплылся в улыбке. Он выглядел бодро, держался уверенно, его уже перестало волновать, как плохо прозвучало приглашение.

— Нам пора. Ещё увидимся, — Оливия тронула маму за руку, пресекая исчерпавший себя диалог. Маловероятно, что мама или Эд смогли бы самостоятельно его закончить без новых гениальных цитат.

— До свидания, — мама скованно улыбнулась, обходя Эда.

— А… — мальчик раздумывал пару секунд. — До встречи.

Когда расстояние между парами друзей стало достаточно большим, Оливия усмехнулась:

— Говорить «До свидания» парню, который позвал тебя на свидание — это интересный ход. Я позаимствую на будущее.

— Глупо вышло.

— Да брось, всё в порядке. Он, по-моему, оценил.

— Ты думаешь?

— Однозначно. Ну а теперь скажи, ты действительно хочешь пойти на это свидание или просто не смогла отказать?

— Даже не знаю. Он вроде милый, но порой ведёт себя… — мама поморщилась. — Хочется чем-нибудь ударить.

Воспоминание переключилось на мальчиков.

— Это было на грани, брат, — сообщил Аслан.

— Тупости и клинического идиотизма?

— Нет, идиотизма и повода тебе отказать. Держу пари, она просто была настолько в ужасе, что не придумала, как вежливо тебя послать.

— Бери трюк на заметку.

Воспоминание сменила мамина комната. Свернувшись калачиком на кровати, она орала в подушку. Я знала, что это тот же самый день.

— Пацифика, дай мне… — в комнату вошла моя тётя и, заметив мамино состояние, а затем и слегка помятый букет, закрыла за собой дверь. — Я так понимаю, у тебя есть парень, о котором никто в семье не знает, да?

Мама закивала, зная, что врать тёте бессмысленно. Она всегда говорила, что старшая сестра видела её насквозь.

— Ну, рассказывай, — тётя в предвкушении улыбалась.

Разговор я не услышала — возник туман.

Замелькали короткие воспоминания. Прогулки, совместные уроки, бурные обсуждения всего на свете, мелкие ссоры. Я видела, как формировались привычки, некоторые общие шутки и негласные традиции. На уроках танцев они всегда теперь вставали парой, часто вместе обедали и дурачились.

— Вы сегодня идёте гулять? — раздался где-то на фоне голос Оливии.

— Мы не договаривались, но сегодня четверг, думаю, да.

Туман начал долгое воспоминание.

Мама стояла на пороге дома Эда.

Эдмунд болезненно-зеленоватый с мешками под глазами открыл дверь.

— Привет, — он говорил в нос. — Что ты тут делаешь?

— Мне сказали ты болеешь, — мама заложила волосы за ухо. — Я принесла конспекты… и задания. По литературе.

— Спасибо, — такая причина визита Эдмунда очень озадачила. — Может… э… чая? Я, правда, приболел чуток, могу заразить.

Мама сдала шаг в дом и чуть смущённо объяснила:

— Там сочинение по литературе. Я лучше помогу тебе.

— Ну, тогда ванна там, если надо, — Эд указал в нужном направлении. — А вон там кухня, но там бардак немного. Я собирался бульон сварить и еды приготовить, но всё утро спал.

После пожара ремонт в доме не был закончен. Например в кухне было только необходимое — жаровые шкаф и доска, холодильный шкаф и пару столов-тумб. Ну и два стула. Даже стены не были покрашены и кое-где через чёрные пятна, оставленные огнём, угадывался первоначальный цвет стен.

Помыв в ванной руки, мама заглянула в кухню. Эда не было.

Однако в помещении напротив — в гостиной — он нашёлся. Спал сидя на диване с тетрадками в обнимку.

Гостья приложила руку к его лбу. Горячий. Мысли завертелись. Разбудить? Или оставить его спать? В конце концов её никто в гости не звал. Она сама пришла. Может, мешает.

Поразмыслив какое-то время мама решила всё же сделать что-то полезное, а именно поставить вариться бульон. Кусок курицы уже отмокал в кастрюльке на жаровой доске. Оставалось лишь добавить овощи и включить огонь.

Рядом на столе валялись продукты.

Воспоминание помутнело, пропуская часть.

Мама с ужасом на лице стояла перед жаровым шкафом. Незакалённая форма с картофельной запеканкой лопнула прямо внутри.

— Что случилось? — треск и звон разбудили спящего в гостиной Эдмунда.

— Я… я хотела помочь, — промямлила девушка.

— Ты что-то готовила? — у Эда вытянулось лицо.

— Да… я подумала, что, может, тебе помочь… бульон доваривается, — указала на кастрюльку дрожащей рукой. — А ужин… прости. Миска лопнула.

— Ты серьёзно просто так готовила мне ужин? Просто вот так взяла и решила позаботится? — медленно уточнил парень. — Вау… спасибо.

Мама не понимала, что так удивило Эда, а его восхищала бескорыстность.

— Я не хотела, чтоб так вышло с формой.

— Да забудь, — отмахнулся Эд и, всё ещё впечатлённый заботой, соврал. — Она мне никогда не нравилась. По скидке взял.

И снова замелькали короткие воспоминания…

В каком-то мама и Эд заливали в лесу сугроб водой из реки. Катались до вечера и на следующий день вместе кашляли на уроке зельеваренья.

В каком-то сидели на заледеневшей крыше здания портовой администрации с пачкой печенья, глядя на корабли.

В каком-то мама пыталась убедить моего будущего учителя, что нужно одеваться по погоде.

Ещё одно показало, как гуляя с семьёй на каком-то зимнем празднике, мама случайно встретила Эда. Понять, что люди вокруг неё — не просто прохожие — мой «гениальный» учитель сумел слишком поздно. Перед этим он вызвал не хилое удивление у деда, пригласив мою маму на танец.

На фоне зазвучал голос дедушки:

— Так это тот парень, с которым ты ходишь гулять?

— Ну да, — негромко ответила мама.

Дед — сложный человек, и ей не слишком хотелось обсуждать с ним Эда. Впрочем, в этот раз он среагировал спокойно:

— Если задумаете что-то серьёзное — познакомь нас. И посоветуй ему надевать шапку в мороз.

За очередным лиловым дымом появился мост через узкую речку. Мама и Эд молча наблюдали за тем, как плывут по воде осколки льда.

— Завтра в порту будут лёд колоть. Пойдём смотреть?

— Да, — девушка улыбнусь, плотнее прижимая плечо к плечу парня.

Он, потерев нос, вдруг повернулся к маме и спросил:

— Сколько раз за сегодня ты хотела меня треснуть?

— Ни разу, — удивлённая девочка тоже отвернулась от реки. — А почему ты спрашиваешь?

— Просчитываю вероятность своей смерти.

Прежде, чем она что-то спросила, Эд, придерживая за плечо, поцеловал её. Коротко, неловко, замаравшись в помаде.

Эдмунд напряжённо вжал голову в плечи, глядя на спутницу выжидающим и слегка напуганным взглядом. Лицо у него покраснело от неловкости.

Девчонка тоже стояла с ярким румянцем, нервно обнимая букет.

— Ну я… не убью тебя, пожалуй, — тихо пробормотала мама, с улыбкой отводя взгляд.

От её слов оба почему-то лишь сильней покраснели.

Не зная, что сказать дальше, Эд сменил тему:

— Льдина похожа на собаку.

— Да, точно.

Подростки снова оперлись на перила, глядя на воду. Обсуждаемая льдина была треугольной и с собакой не имела ровно ничего общего, но это никого не волновало.