Крапивник

Главы 65–67. Луна

…

65. Луна.

…

— Хочешь сказать, ты встал раньше всех, умылся, побрился, сходил в другую треть Трое-Города, договорился, чтоб тебе дали лошадь, притащил её сюда, приготовил завтрак и вообще сделал все что можно, чтобы прийти на этот праздник как можно раньше? — я стояла в дверном проёме, разглядывая чёрненькую кобылу с белой звёздочкой на морде — Зиму.

— Ага, — Эд стоял в доме, опершись на камин, и попивал кофе.

Мама доела свой омлет и поставила миску в раковину.

— Иди одевайся, я помою, — Эдмунд, уже давно натянувший свой новенький парадный свитер с розочками и крапивой, обернул в себя остатки кофе.

Я перевела взгляд на лошадь:

— Я вас на улице подожду.

— Ага.

По совету учителя, я сегодня надела широкие дамские брюки, поэтому теперь вполне могла забраться на лошадь. Закрыв дверь в башню, я отвязала её и сунула ногу в стремя. Держась за седло, я забралась на конскую спину и поудобнее устроилась.

Лошадь фыркнула, но дёргаться не стала — она уже знала меня. Именно Зиму Эд иногда одалживал, чтобы учить меня верховой езде.

Я легонько тронула каблуками бока лошади. Зима двинулась рысью вокруг башни. Давненько у нас не было этих уроков, надо предложить учителю отложить намеченную на завтра историю.

— Луна, — я заканчивала второй круг, когда мама позвала меня, вместе с Эдом выходя из башни.

Я подъехала к ним как раз к тому моменту, когда Эдмунд запер дверь.

— Подвинься чуть вперёд.

Я пересела ближе к шее лошади. Эдмунд, подсадил маму ко мне. Дополнительному пассажиру Зима не обрадовалась.

— Ну, поскакали, — Эд взял лошадь под уздцы и шустро зашагал в сторону Третьего города.

Конечно, у всех частей Трое-Города были свои названия, но я их не помнила, как и большинство тех, кто проездом оказался тут, поэтому города назывались: Первый, Второй и Третий. Башня Эда находилась во Втором.

— Итак, девочки, краткий план сегодняшнего дня, — когда мы уже шли через лес, заговорил Эдмунд. — Сначала идём в Третий — праздник будет там. Потом я иду в Первый город, туда, где начинается наше единственное поле, а вы во Второй, где находится другой его конец. Там конечный пункт моей дороги.

— Ясно, — я пока с трудом понимала, что будет, но инструкции, как себя вести, получила ещё вчера.

Меж голых деревьев показались домики, начали слышаться голоса и музыка. Эд ускорился, вынуждая и лошадь прибавить шагу. Мы вышли на окраину этой части города и поспешили к «центральной площади», если это маленькое пространство можно за таковую считать. Местные и гости городка сегодня собрались тут.

При виде нас, в толпе послышались крики и одобрительный свист. Эдмунд сиял как новая монетка. Ну… или как ребёнок, обожравшийся сахаром.

— Эд, поможешь? — мама легонько тронула чёрные кудри, привлекая к себе внимание, и соскользнула с лошади в объятья моего учителя.

Не знаю, предполагалось ли, что так получится, но ни на что кроме объятий их действия не походили.

Я спустилась с лошади сама, но Эд стоял рядом, готовясь поймать в случае чего.

— Я пойду отдам лошадь в одну из гостинец, — Эд погладил Зиму по шее и отыскал взглядом ближайший постоялый двор. — Развлекайтесь.

Мы с мамой остались вдвоём и первым делом приблизились к центру площади, где скапливались желающие потанцевать, причём не важно, что и как.

Например, среди танцующих была парочка моих ровесников, крутящихся в каком-то бодром движении. У них не была отточена техника, да она и не была им нужна. Для такой пары этот «танец», похожий на эпилептический припадок, был в самый раз — неловко и по-своему мило.

Одновременно с ними, чередуя всего пару движений и мешая медленным темпом всем окружающим, танцевала пожилая пара. Они категорически не вписывались в бодрую мелодию, но им было плевать.

— Я знаю эту песню, — улыбнулась мама. — Знаешь, один раз мы с твоим папой под неё танцевали. Тогда мы были в парке все вместе и за тобой попросили приглядеть дядю Джека.

— Ага, — я вспомнила, о чём говорит мама. Мне тогда было года четыре, не больше. — А он меня возле каких-то собак поставил, и я решила, что обнять их — отличная идея.

— Да… — протянула мама. — Какие всё-таки умные животные собаки.

— Да, — я расплылась в улыбке, вспоминая, как спокойно большой рыжий пёс терпел мои «Ты мягонький. Тебя зовут Подушечка?».

— Ладно, пойдём, посмотрим, что в палатках.

Мы заглянули в один из переулков, где стояли пёстрые домики. Предприимчивые Трое-Городцы очень старались навариться на земляках и приезжих: тут были и напитки, и вкусняшки, и всяческие мелочи в роде резных ложек и недорогих украшений.

— Ну, всё. Эду на пиво не хватит, — усмехнулась я, видя, с каким восторгом мама рассматривает палатки. Плевать на все разумные причины воздержаться от покупок — через пять минут у неё будет целая охапка всякого хлама.

— Я постараюсь много не тратить. Платки вот мне не нужны, украшения тоже… я только посмотрю.

Мама моментально оказалась возле ближайшей палатки. Тут лежала расписная посуда. Мама взяла в руки большое плоское блюдо, расписанное по чёрной поверхности алыми цветами. Тарелка, даже под неярким солнцем, красиво бликовала. На ней хорошо бы смотрелся открытый пирог. Например, с ветчиной и сыром на ароматной томатной пасте… Я живо представила треугольную дольку такого пирога. Вкуснятина.

Перед моим лицом возникла рука, держащая три наколотые на палочки колбаски, обжаренные в панировке с большим количеством масла. Ужасно жирная, вредная, но вкусная штука. Одна была надкушена.

— Твоя вот эта, — учитель чуть шевельнул большим пальцем той же руки, стараясь указать на одну из порций. — Та, что в смеси соусов.

— Спасибо.

Я забрала колбаску, обмазанную с одной стороны горьковатой рыжей пастой, а с другой — красной, на основе томатов и острого перца.

Эд подошёл к маме, по-прежнему внимательно разглядывающей блюдо:

— Весьма симпатично и, думаю, должно влезть.

— Куда? — не поняла мама.

Эдмунд показал ранее спрятанную за спиной руку с корзинкой, обтянутой изнутри тканью.

— Мне показалось, что носить все покупки в руках будет неудобно.

Мама смущённо улыбнулась и повернуло блюдо к девушке за прилавком.

— Сколько с меня?

— Семьдесят пять.

Тарелка опустилась в корзину, а деньги на ладонь продавщицы, больше заинтересованной не продажей, а взаимодействием моих мамы и учителя — всё-таки он не часто таскается по городу в компании женщин и уж тем более не часто угощает их чем-то и дарит корзинки.

Я состроило выражение лица, будто ничего сверхъестественного не происходит. Если спросят, буду делать вид, что не понимаю вопросов.

Мама забрала у Эдмунда последнюю не надкусанную колбаску.

— Эй, Крапивник! — один из членов «городского совета» — в миру сапожник — поспешил к нам. — Ты чего здесь? Пошли, время официального начала.

— Ага, — оживился Эдмунд и, вручив маме корзину, поспешил за сапожником.

Мы с мамой засеменили следом.

Представитель совета втащил Эда на сколоченную из старых ящиков «сцену».

Его внук-подросток, сидящий на краю этой конструкции, подал музыкантам сигнал к остановке и громко свистнул, привлекая всеобщее внимание.

— Доброе утро, сограждане и гости Трое-Города, — начал сапожник. — На правах представителя совета, я рад сегодня стоять здесь и…

Сапожник начал толкать речь о том, как горд и рад, что видит сегодня всех этих чудесных людей. Я закатила бы глаза от количества беспричинного пафоса, но в этот момент Эдмунд, на котором сосредоточилась добрая половина всех взглядов, обнаружил в своей руке недоеденную сосиску на палочке. Он сделал шаг назад и быстро откусил сосиску.

— И я рад представить всем, кто ещё не знаком с ним, нашего врача, аптекаря и просто хорошего человека, — старик указал на моего учителя. — Крапивник.

Эд попытался проглотить сосиску, но, не справившись с задачей за несколько секунд, сделал умное лицо и просто кивнул.

Сапожник окинул Эдмунда осуждающим взглядом под названием «Потом доесть не мог?» и снова повернулся к толпе.

— Я хорошо помню, как он впервые приехал к нам шестнадцатилетним пареньком.

Так, нестыковочка. Эд повредил источник в семнадцать. Полагаю, дед оговорился.

— Тогда он просто приехал к другу погостить и уехал осенью.

А… значит, не оговорился.

— Однако через год вернулся сюда навсегда.

Эдмунду явно было неловко на сцене. Его напрягало не внимание к его персоне, а скорее необходимость стоять с заинтересованным видом и ничего не делать. У него на лице буквально была написана мольба о помощи — смесь скуки и неловкости.

Подумав, что его никто не трогает, учитель сделал ещё укус, и, как на зло, в этот момент сапожник повернулся к нему.

— Что ты можешь рассказать гостям нашего чудесного города, как человек нездешний?

Послышались смешки.

Эдмунд вжал голову в плечи и начал быстро жевать. Понимая, что уже очень долго молчит, попытался заговорить с набитым ртом, но подавился и, кашляя, прикрыл рот левой рукой. Той, в которой была сосиска на палочке. На брови моего учителя остался след жёлтого соуса.

Смех звучал уже вовсю. Эд и сам едва его сдерживал. Кое-как справившись с собой, Эдмунд обратился к публике:

— Да хороший город, только медиков нет — поправить бы это, и вообще отличный был бы, — Эдмунд стёр с брови соус. — Люди душевные. Сколько не лажай — всё равно любят.

Сапожник кивнул и продолжил нести какую-то избитую речь, а Эд опять надкусил сосиску, но в этот раз маленький кусок, чтобы в случае чего сразу проглотить, но больше его не дёргали.

— Девушка, Вы местная? — меня тронул за плечо какое-то незнакомый мужчина.

— Ну… относительно. А что Вам нужно?

— Не подскажите, как его зовут? — человек указал на Эда.

— Эдмунд Рио.

— А Вы не знаете, он случайно не родственник того Рио, который открыл метод снятия печатей.

— Не родственник. Это он и есть.

У чужака округлились глаза. Он кивнул мне и, бросив короткое «благодарю», растворился в толпе, а вокруг раздались аплодисменты — речь кончилась.

Эдмунд шагнул с края сцены. Моментально проросшая под ногами крапива, как живая ступенька спустила его вниз, к нам с мамой.

Мама достала носовой платочек и поднесла к лицу Эда, вытирая с брови остатки соуса.

— Ну и вот нужно было тебе есть именно в этот момент.

— Ой, да не начинай.

— Я и не начинала, — мама спрятала платок обратно в кармашек. — Пойдём лучше, потанцуем?

Я покосилась на мать. Что-что, простите?

Эда тоже такое предложение несколько выбило из колеи.

Я переводила взгляд с мамы на Эда.

Они смотрели на меня.

Кто-то должен был нарушить неловкое молчание, поэтому я развела руками:

— Если оставите меня без присмотра, не удивляйтесь куче купленных вкусняшек и ярких носков.

— Я пока дома сидела, связала тебе целую кучу, — предупредила мама.

— Ярких носков много не бывает.

— Ну-ну.

— Только постарайся не заработать диабет, — Эдмунд вручил мне корзину. — Подержишь?

— Ага. Куда-то же надо класть еду. Тут даже тарелка есть.

Эд и мама направились к танцующим, на ходу доедая закуски. Мама была накачана лекарствами. Часов до двух вообще ничего не почувствует. Потом да, начнёт хлестать добавку.

Я поймала на себе взгляд нескольких знакомых Трое-Городцев и напустила на лицо маску картёжника (то бишь сделала его абсолютно непроницаемым).

Я встала неподалёку от палатки с вафлями и взяла себе одну.

Отсюда открывался хороший вид на танцующих. Мои… даже не знаю, как их назвать. Спутники? Опекуны? Короче, «мои» спешно влились в собирающуюся толпу танцующих.

Музыканты настроили инструменты, и прогремел первый аккорд, ознаменовавший начало танца.

Для этой мелодии и не существовало специального танца или особых движений, поэтому любой, кто оказывался втянут в разношёрстную толпу танцующих, так или иначе вписывался в бодрую мелодию, но Эд и мама выделялись из общей массы — у них была техника. Уроки в академии не прошли даром — все движения были отточены, выполнялись легко и непринуждённо, но главное, что, не имея чётких инструкций и танца-образца, они всё равно совершали одни и те же движения, никогда не расходясь и не запаздывая с выполнением.

— Мисс, — рядом снова появился тот странный незнакомец. С ним был ещё один. — А Вы не видели мистера Рио?

— Он вон там, — я кивнула в нужную сторону. — А зачем он Вам?

— Ну как же? Это ведь известнейший человек в научных кругах. Для нас, как для членов Королевского Научного Общества, будет большой честью познакомиться с таким выдающимся учёным.

У меня упало настроение. Эти чужаки заберут у нас с мамой Эда.

…странненькая формулировка, конечно, но вполне отражает суть — моего учителя такие собеседники займут надолго.

Мелодия доиграла. Мама и Эдмунд зашагали ко мне.

— Мистер Рио, — чужак моментально оказался рядом с ним. — Очень рад встрече.

— Они хотят поговорить с тобой о магии, — коротко проинформировала я учителя.

— С большим удовольствием с Вами побеседую, господа.

Эдмунд нисколько не лукавил — он был на седьмом небе от счастья.

— Развлекайтесь, девчонки. Как закончим — приду, — Эд легонько ткнул меня по носу и переключился на более интересных собеседников. — По кружке пива, господа?

Троица учёных направилась к таверне, а мы с мамой удалились к палаткам. Ей это тоже не нравилось.

Если вспомнить, что после фразы «я немного поработаю», Эдмунд не спит всю ночь, готова поспорить, что трепаться с ними он будет до вечера.

Ладно… почему, собственно он должен всё время проводить с нами? Пусть развлекается. Кто знает, когда у него в следующий раз будет такая возможность.

А мне надо уйти от этих мыслей и я даже уже вижу, что мне в этом поможет — в одной из палаток продавались вязаные и тряпичные зверушки. Мне они, конечно не очень нужны, но хоть пообнимать-то можно.

…

66. Луна.

…

Я шустро шагала к башне, отведя одолженную лошадь хозяину. Мама уже была дома.

Поднявшись на холм, я обнаружила выращенные Асланом «трибуны» из лоз и деревьев. На них теснились люди. Я зашла в башню и поднялась наверх, на балкон. Тут были только мама, семья Аслана и он сам.

— Ты как раз вовремя, — улыбнулась мама, сидя на специально принесённом для неё стуле. — Эд должен был только что начать движение.

Я оперлась на перила. Отсюда открывался вид на поле, ограниченное с одной стороны городом, с противоположной — лугом, справа — лесом, слева — тоже лесом, но лишь на половину — дальняя его часть изгибалась в букву «С», уходя к Первому городу. Та его часть была нам не видна.

Мама и жена Аслана, Аманда, подробно обсуждали воспитание детей, лечение их болячек и «милых» историй, чем вгоняли нас со старшей дочерью Нертов в краску.

Трое маленьких детей носились по балкону.

Аслан глядел на карманные часы. Не от того, что интересовался временем — ему просто нужно было чем-то занять руки. Никакие шумы вокруг, никакие визги детей и болтовня женщин не могли нарушить его спокойствия — для него все эти раздражающие звуки были вполне привычны.

Он сохранял незаинтересованное выражение лица до тех самых пор, пока на трибунах не началась возня.

— О, едет, — сообщил Нерт.

Дети как по команде прилипли к перилам. На горизонте ещё ничего не было видно, но стал слышаться гул, начал подрагивать воздух. С поля потянул прохладный ветерок.

Гул усиливался. Воздух одна за одной начали расчерчивать белые кольца энергии. Пока лёгкие, едва заметные, но люди уже зашлись радостными разговорами.

Аслан размял руки и начал сплетать заготовки под плетения-щиты.

Гул перерастал в грохот, волны энергии становились видны всё отчётливее.

— Смотри туда, — Нерт указал мне на левую границу поля. Над деревьями что-то взлетало и падало, подобно волне приближаясь к нам.

Крохотная белая точка появилась из-за леса. Белая энергия кольцами расходилась от нее, а за спину фигуры, шлейфом отлетали искры — плетения.

Преследуя создателя по пятам, из этих искр прорастала крапива.

Зелёное море жгучей травы нагоняло Эда. Оно с треском и шелестом листьев разрывало землю. Растения ломались и восстанавливались, куски почвы и камня взлетали выше деревьев, чтобы упасть на землю, разбиться и поломать крапиву, что тут же снова поднималась из земли.

Белая точка повернулась и стремительно понеслась к нам.

Над трибунами и над нашим балконом вспыхнули щиты, созданные Асланом. Люди визжали, получая дозу эмоций от несущейся на них волны.

Это походило на огромную волну в шторм. Я видела однажды, у мамы на работе, как такая набежала на берег, утянув с собой несколько лодок и сломав пару мачт. Но я, как тогда, так и сейчас, находилась в безопасном «домике» — под защитой каменных стен и магии.

Волна земли и камней, создаваемая бушующим зелёным морем, приближалась. Первые комья уже долетали до щитов. Аслан усилил приток энергии к защите.

Эдмунд, верхом на белой лошади вылетел к трибунам. Следом за ним, до нас добралась и волна.

Почва взорвалась прямо перед башней и трибунами. Камни и земля обрушились на щиты, словно капли на стекло в дождливую погоду. Раздались крики. Кто-то взвизгнул даже у нас на балконе, но я не различила голосов в общем шуме. Я готова даже поверить, что визжала сама, но не от страха, а скорее от восторга — подобных аттракционов в моей жизни ещё не было.

Эдмунд остановился.

Мир вокруг замер. Наступила абсолютная тишина — люди переводили дыхание и оглядывали спокойное зелёное море, раскинувшееся на всём поле.

Маленькие дети Аслана на балконе, стали нервно, но восторженно посмеиваться. Сам он был абсолютно спокоен, будто ничего необычного не происходит. Аманда, убедившись, что малышня не сильно испугана, поправляла тёмные волосы. Мама, встав со стула, подошла ко мне:

— Всё в порядке?

— Ага… — только и смогла выдавить я.

Она улыбнулась мне и посмотрела через перила. На её лице вдруг отразилось беспокойство, но меня сейчас занимало другое…

Сколько же тут плетений?

Я знала, конечно, Эдмунд сильный и очень-очень натренированный маг но… столько! И это я только малую часть поля вижу…

Я опустила взгляд на Эда и, как и мама, напряглась. Часть волос у моего учителя слиплась, а плечо белого свитера залила кровь — что-то случилось, но Эд не предавал этому значения. Он сидел на нервно ёрзающей лошади, чуть прикрыв глаза, ему было не просто контролировать такое количество плетений, но он справлялся и, что-то мне подсказывало, не был пока на пределе возможностей. Мне не впервой было смотреть на него с восхищением, но впервые с настолько сильным.

Аплодисменты и крики одобрения вскоре начали издавать все зрители, и Эд, потерев нос, со вздохом выпустил из источника кольцо белой энергии. Оно заставило растения всколыхнуться, подобно воде, в которую швырнули камень.

Крапива стала ложиться на землю, сгибаться и подниматься, формирую узоры, фигуры животных, цветов и орнаменты.

Я стояла, безмолвно наблюдая, как тысячи растений слаженно работают, повинуясь воле всего одного человека и не допуская при этом ни единой неточности. Узоры сменяли друг друга, и я точно знала, что такая картина не только передо мной. На протяжении поля минимум три точки, откуда люди наблюдали шоу. Ведь возле башни весь Трое-Город, включая приезжих, чисто физически не поместится.

Над руками Аслана возникло около двух десятков птичек-крапивников.

Чирикающие пушистые шарики совершили круг над трибунами и пролетели над полем в тот момент, когда на нём из крапивы сформировалась такая же птица.

Крапивник из крапивы «полетел» от нас прочь, вглубь поля, настоящие со звонкими трелями, «клином» устремились за ним.

Где-то на середине видимого участка поля птицы Аслана растворились в воздухе, а крапивное море успокоилось, избавляясь от любых рисунков. По нему прошла последняя волна, и растения с шелестом лопнули, обращаясь в прах.

Я шумно выдохнула, глядя на учителя, устало спускающегося с лошади. К нему уже спешил хозяин кобылы, люди спускались с трибун, а все, кто был на балконе, заходили в башню.

— Пойдём, — мама мягко потянула меня в дом.

Я кивнула, выходя из оцепенения, и шустро засеменила вниз по лестнице.

Когда я добежала до первого этажа, Эдмунд уже зашёл в дом, умыл лицо и сел за стол.

— Подлатаешь? — Эд обратился к Аслану.

Тот подошёл к другу и поглядел на его затылок, залитый кровью. Видимо, один из падающих камней его поранил.

— Рассечение. Сейчас заделаем.

Хозяин ателье отошёл к водному артефакту.

Пока Аслан набирал воду в таз и искал чистое полотенце, мама села к Эдмунду:

— Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?

— Да чёрт его знает, — Эд положил голову на руки. — Я устал.

Учитывая, количество потраченной им энергии, плохое самочувствие не показатель серьёзности травмы.

Нерт принёс всё необходимое для промывания раны и поставил на стол. Эдмунд подставил голову и, заприметив меня, попросил:

— Луна, солнышко, смешай зелье на поддержку магического баланса.

Я кивнула, уже хорошо зная, какой рецепт означает эта кривая формулировка и поспешила к аптекарским принадлежностям учителя.

…

67. Луна.

…

Нет уж… фармацевтическая работа — не для меня — очень уж муторная. В следующем году перед этим праздником порекомендую Эду заранее приготовить себе отвар. Кто тут, в конце концов, аптекарь?

Я закончила мыть склянки, инструменты и стаканы, потребовавшиеся, чтоб напоить учителя и маму зельями, и подошла к дивану.

Мама спала, сидя почти на середине дивана. Эд лежал, но из-за нехватки места, ноги ему пришлось свесить, перекинув через ручку дивана, а голову положить в нескольких сантиметрах от её коленей.

— Без комментариев. Просто без комментариев.

Я отошла к столу. Уже почти девять вечера. Неплохо бы поужинать, вот только я за день слопала столько всего разнообразного, что даже не знаю, что выбрать. Но при этом поесть хочется. Может, я и много съела, но давно.

Шарясь по шкафчикам, я надеялась найти какую-нибудь сдобную булочку, но из дома магическим образом исчезла вся выпечка.

На глаза попались остатки овощей и яйца.

— Салат так салат, — кивнула я, приходя к мысли, что не хочу заморачиваться с готовкой омлета.

Проигнорировав последний кусочек капусты, извлекла из корзинки: красный перец, помидор, огурец, очень потрёпанную петрушку.

После мойки продукты оказались на разделочной доске. Я шустро порубила их крупными кусками и свалила в миску. Добавив соль и сметану, я поставила ужин на стол и отправилась к шкафу с книгами.

Накаченные лекарствами, Эд и мама не проснутся до самого утра, хоть из пушки стреляй, а значит, у меня есть чудная возможность побаловаться запрещённой литературой. Какие там романы Эдмунд мне категорически запретил?

Я оглядела полку. На некоторые книги были наклеены красные или жёлтые бумажки, соответственно «категорически запрещённые» и «настоятельно не рекомендованные» к прочтению.

Читать книги Эда, которые были «мне не по возрасту», уже стало традицией. Каждый раз, когда учитель уходил, например, к Аслану, или на работу, или на «уединённые увеселительные прогулки» (никогда не спрашивала, есть ли тут какой-то подтекст и не планирую) или ещё по каким-то причинам не видел, чем я занимаюсь, я выбирала из его книг что-нибудь эдакое.

Сегодня выбор пал на «красный ярлычок» с весьма двусмысленным названием. Я ни разу не видела, чтобы Эд читал её, в отличие от большинства запрещённых мне книг, но раз он всё ещё хранит её в легкодоступном месте, рискну предположить, что иногда берёт.

Сев за стол, я открыла книгу.

Ещё с первой страницы повеяло неладным. Автор счёл…

Я взглянула на обложку.

…сочла хорошей идеей начать историю с постельной сцены.

— Ладно… — покосилась на салат, сомневаясь, что стоит начинать есть.

Отодвинув миску, я снова поглядела на страницу, вникая в подробные описания. В конце концов, я же знаю, как люди размножаются. Ничего, долго это не продлится.

М-да… очевидно, автору этого «шедевра» о-о-очень одиноко. Я не первый раз тайком беру книги с красным ярлычком и обычно они вполне ничего, за исключением таких моментов, но это… с такой извращённой фантазией я сталкиваюсь впервые.

Пролог приближался к финалу, меня начало чутка подташнивать от завершения сцены.

Ой, фу… одно большое «фу».

Закрыв книгу, я отнесла её на место и отправилась мыть руки. Жаль, что память мне уже не отмыть…

Избавившись от мерзкого чувства, что замарала руки об этот ужас, я подошла к дивану, где мирно сопели мама и Эд.

Сев на корточки возле учителя, я серьёзно заявила:

— Мне всё равно, что ты пытался меня от этого оградить. То, что я сейчас прочитала… это просто отвратительно.

Эдмунд не ответил, что не удивительно.

— Ты должен мне заклинание, стирающее память.

Снова не получив ответа, я встала на ноги и ещё раз оглядела спящих. Надо бы их накрыть, а то замёрзнут. Я вытащила из-под колена учителя скомканное одеяло и набросила на маму.

За вторым одеялом пришлось идти наверх, к кровати Эдмунда.

Параллельно я обдумывала прочитанный пролог. Боже, да даже моих знаний анатомии хватает, чтоб понять, насколько всё написанное неправдоподобно. Неужели у Эда, человека с образованием врача, не идёт из глаз кровь, когда он это читает?! А от сюжета ему не плохо? Как это можно читать будучи в здравом уме и твёрдой памяти?! Может поэтому Эд регулярно бухает? После такого-то…

Хочу верить, что он действительно никогда её не перечитывает.

Я принесла одеяло вниз, повесила на перила и достала ту книгу и для сравнения другую, с которой тоже никогда не видела Эда, но которую сама прочитала без рвотных позывов. По сравнению с нормальной книгой, «ужасная» была в отличном состоянии. Выходит, что её не часто читали. Максимум разок-другой. Думаю, Эду она тоже не нравилась.

Снова помыв руки, я забрала одеяло и укрыла учителя.

— Женись, Эдмунд, а то мне за тебя тревожно.

Я на минуту зависла, вдумываясь в собственные слова, и подняла взгляд на маму.

— Но, если ты за него выйдешь, я начну переживать за тебя.

Подумав ещё секунду, я вспомнила, как называла их литературные вкусы схожими. Не припомню, чтобы видела эту книгу в мамином шкафу, но всё возможно.

Со вздохом подойдя к полке, куда мама сложила вещи, я порылась в её книгах, привезённых из дома.

Вороша томики, я приходила к выводу, что всё не так плохо. Самые затёртые книги имели вполне приличное содержание и частично повторяли набор потасканных книг Эдмунда.

— Я на всякий случай внесу тебя в свой личный список неадэкватов, — буркнула я, обращаясь к спящему учителю. — Но пока только карандашом.

Сложив все книги на место, я обратила внимание на ту, что лежала на столике возле дивана.

Она была самой истрёпанной, с тонкой обложкой, затёртой чуть ли не до дыр, хоть и вышла всего года три назад.

Прямо под названием «Не опоздай!» «табун» (при правильном произношении «ТАБН» — типографский артефакт быстрогого написания) нанёс портреты главных героев.

На обложке, обнявшись, парень и девушка. Героиня была худенькая с зелёными глазами и волосами до пояса, как у мамы в юности. Нарисованная девушка стояла боком, что затрудняло детальное сравнение лиц, но и в профили было-то общее. Рядом с ней был парень с вытянутым лицом и тёмно-каштановыми локонами. Нельзя сказать, что он прям был копией Эда, но сходство имелось.

Помню, как-то начинала читать эту книгу, но быстро забросила. О чём там было? Кажется, про излишне импульсивную парочку лет этак двадцать. И там ещё девушку хотели родители выдать замуж за нелюбимого… всё по заветам бессмертной классики таких романов.

Я села на пол, рассматривая героев книги и сравнивая их с живыми людьми. Похожи. Даже очень.

— Забавное совпадение, — я направилась к шкафу с книгами Эда. — Сказала бы я, если бы тут где-то не валялась та же самая книга.

На полке с любовными романами её не было — Эд по ошибке сунул её в ряд, забитый приключенческими романами. Среди томиков, доведённых постоянным чтением до состояния немой мольбы о смерти, она смотрелась уместнее, чем среди редко используемых собратьев по жанру.

Внешнее сходство мамы и Эда с героями книги — чистая случайность. Тут иначе быть не может.

В жанре дешёвых любовных романов эта книга любимая у них обоих. Это тоже может быть совпадение.

Я понимаю всё это, но не даёт покоя возможность пойти от обратного. Учесть их давнее знакомство и то, что, несмотря на некую ссору в прошлом, о которой говорил Эд, они очень тепло относятся друг к другу, хоть и очень стараются минимально это показывать. Они вполне могли бы встречаться в юности. Тогда, быть может, книга стала любимой для обоих как раз из-за приятных воспоминаний. Разве это не логично?

Поставив книгу на место, я ещё раз подошла к дивану.

Мама во сне чуть шевелила рукой, теребя ещё не просохшие после ванной кудри.

С чужим человеком не будешь вот так лежать. Они однозначно чего-то недоговаривают.

Спонтанная мысль посетила голову: нет ничего, что помешало бы мне сейчас проверить это. Всего одно плетение — и я посмотрю подборку их воспоминаний друг о друге.

Да, это не очень правильно с моральной точки зрения, но многие вещи сразу прояснятся…