Космический инженер

Глава 28 Нейроинтерфейс

Вот текст с добавленными упоминаниями основной специализации главного героя по космической инженерии:

Второй курс начался в атмосфере нарастающего военного напряжения. Война клонов охватила уже десятки систем, и ее влияние ощущалось даже в стенах КТИ. Многие преподаватели были мобилизованы как консультанты военных проектов, часть лабораторий переориентирована на оборонные исследования.

Университетские коридоры, некогда наполненные беззаботным гулом студенческих голосов, теперь звучали приглушенно. Повсюду висели голографические экраны с военными сводками, а между занятиями студенты собирались у них, обсуждая последние новости с фронтов. Многие старшекурсники уже получили повестки или записались добровольцами в технические подразделения армии Республики. Алекс часто слышал, как его сокурсники по космической инженерии обсуждали возможность досрочного призыва — военные корабли требовали постоянного ремонта и модернизации, а опытных инженеров катастрофически не хватало. Атмосфера была напряженной, словно весь институт находился в состоянии ожидания чего-то неизбежного.

Алекс с облегчением обнаружил, что доцент Велл осталась в институте и продолжала свои исследования, правда, теперь они официально назывались "изучением исторических аспектов технологической безопасности". Его основные занятия по проектированию корабельных систем тоже продолжались, хотя теперь большая часть практических заданий была связана с военными кораблями — студенты изучали схемы истребителей, крейсеров и транспортников армии Республики. Именно тогда он принял решение, которое изменило всю его дальнейшую судьбу.

После долгих размышлений о том, как лучше применить знания, полученные летом в архивах, Алекс решил записаться на дополнительную специализацию. Он понимал, что археотехнология может дополнить его основное образование в области космической инженерии — понимание принципов работы древних технологий могло помочь в разработке более совершенных корабельных систем. Его интересовала область археотехнологии — дисциплины, что изучает забытые технологии древних цивилизаций, восстанавливая их принципы работы по уцелевшим артефактам и записям и сравнивая развитие технологий у разных цивилизаций. Она расшифровывает "мертвые" языки машинных кодов и энергетических систем, как лингвисты – древние тексты.

Процедура записи на дополнительную специализацию оказалась довольно сложной. Алексу пришлось подавать отдельное заявление в деканат, проходить собеседование с руководителем программы и, самое главное, доказывать свою финансовую способность оплатить дополнительные курсы.

— Специализация по археотехнологии требует серьезной подготовки, — объяснил ему декан факультета техноистории, профессор Корран. — Это не просто дополнительные лекции. Вам придется работать в лабораториях с дорогостоящим оборудованием, участвовать в исследовательских проектах. И учтите, что это будет в дополнение к вашей основной программе по космической инженерии — нагрузка удвоится.

— Я понимаю, профессор. Я готов к дополнительной нагрузке.

— Хорошо. Но есть финансовый вопрос. Дополнительная специализация стоит двенадцать тысяч кредитов за семестр.

Алекс быстро подсчитал в уме. Сумма была значительной, но не критичной. Благодаря своей студенческой скидке за отличную учебу стоимость снижалась до восьмисот сорока кредитов, а накопления, сделанные за время работы у дяди, позволяли покрыть эти расходы без серьезного ущерба для бюджета.

— У меня есть необходимые средства, — сказал он уверенно.

— Отлично. Тогда добро пожаловать в программу специализации по археотехнологии.

Первые недели второго курса Алекс разрывался между основными занятиями и дополнительной специализацией. Утром он изучал принципы работы гипердвигателей и корабельных энергетических систем, решал задачи по расчету траекторий и нагрузок на корпус во время прыжков в гиперпространство. После обеда переключался на археотехнологию, которая началась почему-то с истории нейроинтерфейсов. Алекс изучал принципы работы человеческого мозга и мозга других видов, особенности нейронной активности, методы регистрации и интерпретации мозговых сигналов. На поверхностном уровне, нужно для понимания принципа работы нейроинтерфейсов. Но уже на этом этапе он видел много странностей, например схожее строение мозга у разных видов, хотя отличия тоже были значительные. Лекции вела доцент Велл, которая, как оказалось, была одним из ведущих специалистов КТИ в области нейроинтерфейсов и археотехнологии. Именно благодаря своей второй специализации она преподавала им историю технологий.

— Нейроинтерфейс — это мост между биологическим и искусственным интеллектом, — объясняла она студентам. — Мы учимся переводить мысли в команды для машин и, наоборот, передавать информацию от машин напрямую в мозг.

После месяца теоретической подготовки началась практическая работа. Именно тогда доцент Велл рассказала о новом проекте, который мог заинтересовать наиболее способных студентов.

— Военное командование выделило грант на исследование возможностей использования нейроинтерфейсов для управления космическими кораблями, — объявила она на одной из лекций. — Представьте себе — пилот, напрямую связанный с системами корабля через нейронную связь. Скорость реакции увеличилась бы в разы, а точность управления достигла бы невиданных высот.

Глаза Алекса загорелись от интереса. Это было именно то, что могло объединить его две специализации — космическую инженерию и археотехнологию.

— Это возможно с современными технологиями?

— Существует целое непроработанное поле для исследований, — ответила доцент. — Современные нейроинтерфейсы теоретически позволяют передавать сложные команды и даже концепции, но для полноценного управления кораблем нужны гораздо более глубокие настройки системы.

Доцент встала и подошла к окну, за которым виднелись военные транспорты, садящиеся на посадочные площадки института.

— Военные считают, что понимание принципов работы нейроинтерфейсов поможет нам создать принципиально новые системы управления, — объяснила она Алексу. — Проблема в том, что современные интерфейсы — это многослойная система программного обеспечения, накопленная за столетия.

— Это военный грант? — уточнил Алекс.

— Именно. Мы работаем над этим проектом уже несколько месяцев. У нас собралась целая команда — студенты, аспиранты, несколько ученых из других институтов. Студенты работают как мои помощники, но участвуют в настоящих исследованиях на переднем крае науки.

Алекс почувствовал, как сердце забилось быстрее. Это была именно та возможность, о которой он мечтал — возможность работать с передовыми технологиями на стыке теории и практики.

— Я готов присоединиться к команде, — сказал он решительно.

— Отлично. Завтра познакомлю тебя с остальными участниками проекта.

Следующие два месяца пролетели в интенсивной работе. Алекс едва успевал совмещать исследовательский проект с основными занятиями — лекции по термодинамике корабельных двигателей, практикумы по проектированию систем жизнеобеспечения, семинары по материаловедению для космических конструкций. Часто ему приходилось засиживаться до глубокой ночи, готовя курсовые работы по расчету прочности корпусов или изучая новые сплавы для обшивки кораблей. Исследовательская группа располагалась в специально оборудованном крыле института, где военные установили дополнительные системы безопасности. Команда состояла из восьми человек: доцент Велл руководила проектом, трое ученых из других институтов занимались теоретическими аспектами, а четверо студентов, включая Алекса, выполняли практическую работу под их руководством.

Военное влияние ощущалось повсюду. В коридорах института теперь постоянно дежурили охранники в форме армии Республики. Многие лаборатории были реквизированы под военные нужды, а оставшиеся работали по строгому графику, согласованному с военным командованием. Даже учебные мастерские факультета космической инженерии теперь использовались для ремонта поврежденных истребителей, доставляемых с фронта. Студенты шутили, что КТИ больше напоминает военную базу, чем учебное заведение.

Но Алекс понимал серьезность ситуации. Каждый день приносил новости о потерях на фронтах, о захваченных сепаратистами системах, о новых ужасающих боевых дроидах противника. Республика нуждалась в технологическом превосходстве, и их работа могла стать ключом к победе.

Основой их исследований были стандартные нейроинтерфейсы производства компании "Сайботех" — те самые устройства, которые использовались на вступительных экзаменах в институт. Это были довольно совершенные системы, способные не только считывать простые мысленные команды, но и передавать сложные концепции и образы напрямую в мозг пользователя.

— Проблема современных нейроинтерфейсов не в аппаратной части, — объяснял доктор Кейн, один из ученых команды. — Железо у нас отличное. Проблема в программном обеспечении.

Алекс быстро понял суть проблемы. Его знания корабельных систем помогали понимать сложность интеграции — подобно тому, как в современном звездолете сотни подсистем должны работать согласованно, нейроинтерфейс должен был координировать множество корабельных функций через сознание пилота. Компания "Сайботех" купила производственные шаблоны и программное обеспечение для нейроинтерфейсов пятьсот шестьдесят лет назад у другой компании, которая к тому времени уже исчезла. Та, в свою очередь, приобрела технологии у своего предшественника две тысячи лет назад, и так далее.

— По сути, мы имеем дело с луковичной архитектурой, — пояснила доцент Велл. — Каждая компания добавляла свои слои защиты и функциональности поверх существующего кода, не удаляя предыдущие. В результате современный нейроинтерфейс содержит программные слои, созданные десятками разных компаний на протяжении тысячелетий.

— И мы пытаемся добраться до исходного кода? — спросил Алекс.

— Именно. Мы постепенно снимаем защиты, слой за слоем, чтобы понять базовые принципы работы системы. Только так мы сможем настроить интерфейс для взаимодействия с корабельным оборудованием.

Работа была кропотливой и требовала огромного терпения. Каждый слой программного обеспечения был защищен корпоративными шифрами и системами безопасности. Команде приходилось изучать документацию компаний, которые исчезли столетия назад, расшифровывать устаревшие протоколы, обходить системы защиты интеллектуальной собственности.

Алекс проявил себя как талантливый программист. Его аналитический ум, обостренный не только летней работой в архивах, но и постоянной практикой решения инженерных задач — расчетов траекторий, анализа нагрузок на конструкции, оптимизации энергопотребления корабельных систем — позволял ему видеть закономерности там, где другие видели только хаос. Уже через месяц работы он добился первого серьезного успеха — ему удалось снять несколько слоев защиты и получить доступ к более глубоким уровням программы.

— Отличная работа, Алекс, — похвалила его доцент Велл. — Ты продвинулся дальше, чем мы за предыдущие два месяца.

Первым практическим результатом стала возможность управления искусственной рукой через нейроинтерфейс. Алекс сразу увидел параллели с системами управления корабельными манипуляторами — теми механическими руками, которые использовались для погрузочных работ и ремонта в космосе. Принципы были схожими, но нейроинтерфейс позволял гораздо более тонкое и интуитивное управление. Он настроил систему так, что пользователь мог не только подавать простые команды типа "сжать" или "разжать", но и передавать сложные двигательные программы, позволяющие роботизированной конечности выполнять тонкие манипуляции.

Суденты команды по очереди тестировали интерфейс, учась управлять искусственной рукой силой мысли. Это было захватывающе — видеть, как металлические пальцы повторяют движения, которые существуют только в воображении оператора.

К исследовательской группе доцент Велл присоединилась новая студентка — Мара Синн, третьекурсница с факультета кибернетики. Высокая, темноволосая, с острым умом и скептическим взглядом на мир. Она появилась в их лаборатории в один из дождливых осенних дней, когда за окнами бушевала гроза, а военные сводки сообщали о новом крупном сражении в системе Кристофсис.

— Мара специализируется на интерфейсах человек-машина, — представила ее доцент Велл. — Ее опыт будет полезен для нашего проекта.

Мара быстро влилась в команду и показала себя способным исследователем. Алекс обнаружил, что может обсуждать с ней не только вопросы нейроинтерфейсов, но и проблемы интеграции различных корабельных систем — она хорошо понимала принципы работы сложных технических комплексов. Она помогла Алексу снять еще несколько слоев программной защиты, открыв доступ к более глубоким уровням кода нейроинтерфейса.

Тем временем война все больше влияла на жизнь университета. Каждое утро студенты просыпались под звуки взлетающих военных кораблей. Алекс часто наблюдал за ними с технической точки зрения, автоматически оценивая конструкцию, тип двигателей, предполагаемую дальность полета. Некоторые корабли он узнавал по чертежам, которые изучал на занятиях — крейсера класса "Венатор", истребители ARC-170, тяжелые транспортники. Столовые перешли на военный рацион, а в библиотеках появились специальные разделы с технической документацией по военному оборудованию. Многие студенты старших курсов исчезали — одни уходили добровольцами, других призывали в армию.

Алекс с тревогой замечал, что среди призванных особенно много студентов-инженеров старших курсов. Флот нуждался в специалистах по ремонту и модернизации кораблей, и военные не церемонились, забирая лучших студентов прямо с лекций по проектированию звездолетов.

Алекс часто размышлял о происходящем, особенно поздними вечерами, когда работал над расшифровкой очередного слоя программного кода. Иногда он засыпал прямо за рабочим столом, окруженный распечатками древних алгоритмов и схемами корабельных систем — два направления его обучения причудливо переплетались в усталом сознании. Война клонов была не просто военным конфликтом — она меняла саму природу галактического общества. Республика, существовавшая тысячи лет, трещала по швам под давлением военной необходимости.

И в центре всего этого хаоса их небольшая команда пыталась разгадать секреты технологий, созданных тысячелетия назад. Каждый снятый слой защиты приближал их к пониманию истинных принципов работы нейроинтерфейсов, но одновременно поднимал новые вопросы о том, кто и зачем создал эти удивительные устройства.

Инцидент произошел в обычный рабочий день, когда команда добилась очередного прорыва. Алекс провел утро на лекции по расчету прыжков в гиперпространство, где изучал влияние гравитационных аномалий на точность навигации, а после обеда переключился на работу с нейроинтерфейсами. Алексу и Маре удалось снять еще один уровень программной защиты, открыв доступ к коду, который, судя по всему, был создан более трех тысяч лет назад. Это был значительный успех, и доцент Велл решила объявить перерыв на обед.

— Отличная работа, — сказала она, изучая результаты на голографическом дисплее. — Мы добрались до одного из самых глубоких слоев. После обеда продолжим анализ.

— Может, стоит сначала провести полную диагностику системы? — предложил Алекс. — Мы не знаем, как изменения повлияли на стабильность интерфейса.

— Ты прав, — согласилась доцент. — Но сначала обед. Все устали, а голодный мозг работает хуже сытого.

Один за другим члены команды покинули лабораторию, направляясь в столовую. Алекс собирался идти за ними, но заметил, что Мара осталась за своим рабочим местом, изучая код на экране.

— Мара, ты не идешь обедать? — спросил он.

— Через минуту, — отмахнулась она. — Хочу посмотреть на эти строки кода. Они выглядят странно.

— Доцент сказала не трогать систему до полной диагностики.

— Я просто посмотрю, — заверила она его. — Ничего не буду менять.

Алекс колебался. С одной стороны, он понимал любопытство Мары — они действительно добились значительного прорыва. С другой стороны, работа с модифицированным нейроинтерфейсом требовала особой осторожности.

— Ладно, — сказал он наконец. — Но только посмотреть. И никаких активных тестов.

— Конечно, — кивнула Мара.

Алекс направился к выходу, но у двери обернулся. Мара сидела перед экраном, внимательно изучая строки древнего кода. Что-то в ее позе показалось ему тревожным, но он не мог понять что именно.

— Я быстро схожу за кофе и вернусь, — сказал он. — Не делай ничего без меня.

— Хорошо, — рассеянно ответила она, не отрываясь от экрана.

Алекс вышел из лаборатории, но через несколько минут вернулся с двумя чашками кофе. То, что он увидел, заставило его остолбенеть.

Мара сидела в кресле с надетым нейроинтерфейсом, а на экране перед ней мелькали строки кода с невероятной скоростью. Искусственная рука, подключенная к системе, совершала сложные движения, словно выполняя какую-то замысловатую программу.

— Мара! — закричал он, роняя чашки с кофе. — Что ты делаешь?!

Она обернулась к нему, и Алекс увидел, что ее глаза широко раскрыты, а на лице застыло выражение странного восторга.

— Алекс! — воскликнула она. — Ты не поверишь, что я обнаружила! Этот код... он невероятен!

— Сними немедленно интерфейс! — Алекс бросился к ней, но она отстранилась с неожиданной силой, почти сбив его с ног. — Ты нарушаешь все требования техники безопасности!

— Подожди, подожди, — отмахнулась она, не снимая устройство. — Я просто хотела поуправлять рукой, как мы делали раньше. Но когда я подключилась к новому слою кода...

— Мара, это опасно! Мы не знаем, что может произойти с непротестированной системой!

— Но ничего плохого не происходит, — заверила она его. — Наоборот, я чувствую себя прекрасно. Более того, я понимаю код так ясно, как никогда раньше. Словно кто-то объясняет мне его изнутри.

Алекс почувствовал растущую тревогу. Поведение Мары было странным — она выглядела слишком возбужденной, почти эйфоричной. Это не было нормальной реакцией на работу с нейроинтерфейсом.

— Мара, пожалуйста, отключись от системы. Мы подождем возвращения доцент Велл и проведем полную диагностику.

— Но я же говорю тебе — все в порядке! — настаивала она. — Более чем в порядке. Я никогда не чувствовала себя так ясно. Мои мысли стали такими четкими, организованными...

Искусственная рука продолжала двигаться, выполняя все более сложные манипуляции. Алекс заметил, что Мара даже не концентрируется на управлении ею — рука двигалась словно сама по себе, следуя каким-то внутренним программам.

— Посмотри на экран, — сказала Мара, указывая на дисплей. — Видишь эти строки кода? Раньше они казались мне бессмысленным набором символов. А теперь я понимаю каждую команду, каждую функцию. Это как... как будто я всегда знала этот язык программирования.

Алекс взглянул на экран и похолодел. Код действительно выглядел совершенно по-другому — более структурированным, организованным. Но что его напугало больше всего, так это скорость, с которой мелькали строки. Человеческий мозг не мог обрабатывать информацию с такой скоростью.

— Мара, что-то не так, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Нейроинтерфейс влияет на твое восприятие. Нужно немедленно отключиться. - Он боялся к ней подходить.

— Влияет? — она засмеялась. — Алекс, он не влияет. Он помогает. Убирает ограничения, которые мешали мне думать ясно.

— Какие ограничения?

— Все эти сомнения, страхи, неуверенность. — Мара провела рукой по интерфейсу на своей голове. — Теперь я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле. Понимаю свое место в большой системе.

Алекс почувствовал, как адреналин заструился по венам. Слова Мары звучали спокойно и уверенно, но в них была какая-то жуткая убежденность, которая пугала его больше любых криков.

— Какой системе? — осторожно спросил он.

— Системе порядка. Иерархии. — В ее глазах появился странный, отстраненный блеск. — Я понимаю теперь, что некоторые созданы для того, чтобы руководить, а другие — чтобы следовать указаниям. И в этом нет ничего плохого. Это естественно. Смысл существования — в служении тем, кто выше по иерархии. В этом истинное счастье.

— А кто выше?

— Те, кто создал эту систему. Те, кому мы все принадлежим. Хозяева. Они всегда были здесь. Мы только думали, что свободны.

— Мара, это не ты говоришь! — Алекс попытался приблизиться к ней, но она снова отстранилась с пугающей силой.

— Наоборот, — улыбнулась она. — Впервые в жизни я говорю то, что действительно думаю. Без всех этих ложных представлений о равенстве и свободе выбора.

Алекс в панике схватил коммуникатор и связался с доцент Велл.

— Доцент, немедленно возвращайтесь в лабораторию! — кричал он в трубку. — Мара подключилась к модифицированному нейроинтерфейсу, и с ней что-то происходит!

— Что именно? — встревоженно спросила доцент.

— Она надела интерфейс в нарушение всех правил безопасности! Теперь она говорит странные вещи о порядке и иерархии! И проявляет необычную физическую силу!

— Я сейчас буду!

Алекс повернулся к Маре, которая продолжала сидеть в кресле, наблюдая за работой искусственной руки.

— Мара, нужно постепенно завершить сеанс.

— Зачем? — она посмотрела на него с удивлением. — Я чувствую себя прекрасно. Лучше, чем когда-либо.

— Ты говоришь вещи, которые тебе не свойственны. Система влияет на твое мышление.

— Система не влияет, — терпеливо объяснила она. — Система просвещает. Показывает истину, которую я раньше не могла увидеть из-за предрассудков.

— Какую истину?

— Что хаос и беспорядок приносят только страдания. Что истинное счастье возможно только в рамках четкой структуры, где каждый знает свое место и выполняет свою функцию.

Алекс слушал эти слова с растущим ужасом. Мара всегда была независимой, свободомыслящей девушкой. И всего за несколько минут работы с модифицированным нейроинтерфейсом она превратилась в проповедницу какой-то авторитарной философии.

В этот момент в лабораторию ворвалась доцент Велл вместе с двумя работниками службы безопасности. Увидев Мару с нейроинтерфейсом на голове, она остолбенела.

— Боже мой, — прошептала она. — Мара, что вы наделали?

— Я открыла истину, доцент Велл, — спокойно ответила Мара. — Истину о том, как должен быть устроен мир.

— Немедленно снимите интерфейс, — приказала доцент.

— Зачем? — Мара посмотрела на нее с жалостью. — Доцент, вы всю жизнь изучаете технологии, не понимая их истинного предназначения. Они созданы не просто для решения задач. Они созданы для установления порядка.

Доцент Велл подошла к пульту управления и начала изучать показания системы.

— Активность мозга превышает норму на триста процентов, — пробормотала она. — Нейронные связи работают в режиме, который должен быть невозможен для человеческого мозга.

— Потому что раньше мой мозг работал неэффективно, — объяснила Мара. — Система исправила это. Оптимизировала мои мыслительные процессы.

— Это не оптимизация, это изменение личности!

— А что плохого в изменении к лучшему? — искренне спросила Мара. — Я стала спокойнее, увереннее, понимаю свое место в мире. Разве это не хорошо?

Доцент Велл обменялась встревоженным взглядом с Алексом. Было очевидно, что нейроинтерфейс кардинально изменил сознание Мары, но девушка была убеждена, что это изменение положительное.

— Мара, мы проведем полную диагностику системы, а затем безопасно отключим вас от интерфейса, — сказала доцент.

— Я не хочу отключаться, — возразила Мара. — Впервые в жизни я вижу мир ясно. Зачем возвращаться к хаосу и неопределенности?

— Потому что этот "ясный мир" — иллюзия, созданная машиной!

— Иллюзия? — Мара покачала головой. — Доцент, иллюзия — это вера в то, что люди могут существовать без структуры и руководства. Истина в том, что порядок и иерархия — естественное состояние разумной жизни.

Один из работников службы безопасности попытался приблизиться к Маре, чтобы принудительно снять интерфейс, но она резко отстранилась с такой силой, что отбросила его к стене.

— Не прикасайтесь ко мне! — крикнула она. — Вы не понимаете, что делаете!

Внезапно искусственная рука, которой она управляла, схватила тяжелый инструмент и замахнулась на второго техника. Тот едва успел отскочить.

— Мара, остановитесь! — закричала доцент Велл.

— Я не могу позволить вам разрушить связь, — сказала Мара, и в ее голосе впервые появились нотки отчаяния. — Вы не понимаете, что без системы я снова стану слепой, запутанной, несчастной.

Доцент Велл активировала аварийное отключение системы. Нейроинтерфейс начал постепенно снижать активность, готовясь к безопасному отсоединению.

— Нет! — закричала Мара, почувствовав изменения. — Не делайте этого! Вы не имеете права!

Она попыталась встать с кресла, но работники службы безопасности, теперь действуя более осторожно, попытались удержать ее. Мара проявила невероятную силу, легко сбрасывая с себя взрослых мужчин. Искусственная рука дергалась в конвульсиях, получая противоречивые сигналы от отключающейся системы.

— Вы обрекаете меня на хаос! — кричала Мара. — На жизнь без смысла и цели!

— Мы возвращаем вам свободу воли, — твердо сказала доцент Велл.

— Свобода воли — это проклятие! — Мара металась в кресле, пытаясь помешать отключению. — Бремя выбора, которое никто не должен нести!

Наконец нейроинтерфейс полностью отключился и автоматически отсоединился от головы Мары. Но она не успокоилась. Наоборот — ее поведение стало еще более странным.

— Что... что происходит? — пробормотала она, хватаясь за голову. — Связь... связь все еще здесь! Я все еще чувствую систему!

Алекс и доцент Велл переглянулись с ужасом. Показания приборов подтверждали — нейроинтерфейс был отключен, но мозговая активность Мары оставалась аномально высокой.

— Это невозможно, — прошептала доцент. — Устройство полностью отключено.

— Нет, — Мара покачала головой, глядя на них с жалостью. — Вы не понимаете. Система не в устройстве. Система во мне. Она стала частью меня.

В этот момент в лабораторию вошли военные медики с носилками.

— Мы отвезем ее в медицинское учреждение для полного обследования, — объявил старший медик. — А интерфейс необходимо изолировать для изучения.

— Нет! — закричала Мара, увидев, как один из техников берет отключенный нейроинтерфейс. — Не трогайте его! Он нужен мне!

Она бросилась к технику с невероятной скоростью и силой, сбив с ног всех, кто пытался ее остановить. Схватив интерфейс, она попыталась снова надеть его на голову, но устройство не активировалось.

— Работай! — кричала она, тряся интерфейс. — Верни мне связь!

Когда стало ясно, что устройство не отвечает, отчаяние Мары достигло пика. Она сжала интерфейс в руках, пытаясь заставить его работать, но хрупкие компоненты начали трещать под давлением ее невероятно сильных пальцев.

— Мара, остановись! — крикнул Алекс, но было уже поздно.

Интерфейс разлетелся на куски в ее руках. Острые осколки вонзились в ее ладони, ломая пальцы, но она, казалось, не чувствовала боли.

— Что я наделала... — прошептала она, глядя на обломки. — Что я наделала...

А затем, прежде чем кто-либо успел среагировать, она резко повернулась и бросилась к большому окну лаборатории.

Время словно замедлилось для Алекса. Он видел, как Мара разбегается, как ее тело врезается в стекло. Адреналин взорвался в его крови. Ощущение полной, непоправимой катастрофы накрыло его как ледяная волна. Он протянул руку, пытаясь остановить ее, но понимал, что опоздал. В замедленной съемке его сознания он видел, как она пробивает окно, как осколки стекла разлетаются вокруг нее сверкающим дождем, как ее тело исчезает в проеме, падая вниз с двухсотого этажа.

— МАРА! — его крик разорвал тишину, но было уже поздно.

Алекс бросился к разбитому окну, Мара еще летела вниз долгих десять секунд. Внизу, на бетонную площадку перед зданием, со звуком чего-то лопнувшего, упало тело, окруженное осколками стекла, которые продолжали падать, сверкая в лучах солнца. Алекс застыл у окна, понимая произошедшее, но где-то внутренне еще не в силах поверить в произошедшее.

Через час в лабораторию прибыла группа военных во главе с полковником Тарном. Они внимательно выслушали отчет доцент Велл и изучили записи сеанса.

— Это засекреченная информация, — объявил полковник. — Все присутствующие подпишут соглашения о неразглашении. Никто не должен знать о деталях этого инцидента.

— Но мы должны изучить, что произошло, — возразила доцент Велл. — Это может быть важно для понимания принципов работы нейроинтерфейсов.

— Изучение будет продолжено, но под строгим военным контролем, — сказал полковник. — А пока все материалы конфискуются, а лаборатория закрывается.

***

Алекс подписал соглашение о неразглашении, но его мысли были заняты совсем другим. Вечером, сидя в своей комнате над учебниками по термодинамике звездолетных двигателей, он не мог сосредоточиться на формулах и диаграммах. Мысли постоянно возвращались к произошедшему. Инцидент с Марой показал, что даже обычные нейроинтерфейсы могут оказывать глубокое воздействие на человеческое сознание. Что если это не побочный эффект, а скрытая функция?

Поздним вечером, когда Алекс наконец остался один в своей комнате, он не мог перестать думать о произошедшем. Мара была умной, критически мыслящей девушкой. И всего за несколько минут модифицированный нейроинтерфейс превратил ее в фанатичную сторонницу авторитарной системы. А потом она предпочла смерть возвращению к прежнему состоянию.

Но что его беспокоило еще больше — это мысли об обычных нейроинтерфейсах, которые использовались повсеместно. Конечно, стандартные устройства не могли кардинально изменить личность человека за несколько минут. Но могли ли они оказывать более тонкое, постепенное воздействие?

Алекс вспоминал, как после долгих сеансов работы с нейроинтерфейсом у него менялось настроение, как некоторые мысли казались более ясными, а другие — менее важными. Он списывал это на усталость, но теперь начинал сомневаться.

Что если любое устройство, которое может считывать мозговые сигналы, способно и влиять на них? Что если граница между чтением мыслей и их корректировкой не так четка, как казалось? Современные нейроинтерфейсы могли воздействовать на разум медленно, незаметно, постепенно формируя определенные паттерны мышления у пользователей.

Но больше всего его тревожили слова Мары о "хозяевах". Те, кто создал систему. Те, кому все принадлежат. После летней работы в архивах Алекс был почти уверен, кого она имела в виду — ракката. Древняя раса, которая тысячелетия назад правила галактикой, используя Темную сторону Силы и передовые технологии для порабощения других видов. Официальная история утверждала, что они исчезли, но что если их влияние сохранилось в технологиях, которые они оставили после себя?

Эта мысль пугала его больше всего. Потому что если она была верна, то миллионы людей, использующих нейроинтерфейсы в медицине, образовании, промышленности и армии, могли подвергаться скрытому влиянию. И никто даже не подозревал об этом.

Алекс понял, что ему нужно быть крайне осторожным. Технологии, которые казались безопасными и полезными, могли таить в себе опасности, о которых современная наука даже не подозревала. И он оказался в самом центре исследований, которые могли изменить судьбу галактики — в лучшую или худшую сторону.