Королевство ведьм. Книга 2. Месть

Глава 26

Бездыханное тело Геры уже успело покрыться мелким слоем опавшей пыли, поднятой в рывке «последней надежды» мечницы. Получив от одного пинка сразу несколько переломов, хрипя и пуская изо рта кровь, перемешанную со слюной, помогая себе кистью, лишившейся пальцев руки, поднял клинок. Мы обязаны убить эту тварь. Заколоть, порезать, разорвать и растянуть на мелкие кусочки, хоть как-то её умертвить!

С разбега из последних сил вонзил той в спину свой клинок, и ничего. Чудовище, всё так же громко смеясь, восторженно ждало, когда силы Горы иссякнут, и тогда уже никто не сможет помешать ей совершить свою кровавую расправу.

Внезапно появившийся в дали огненный хлыст с щелчком полетел в нашу сторону. От ликующего настроения ведьмы не осталось и следа. Рассекая воздух, магическое оружие ударило ту по лицу, обхватив огненным потоком маны горло.

Вдали зашумело чёрное древо, с ветвей которого сорвались в нашу сторону первые из плотоядниц, вслед за ними поднялся и весь рой.

— Думаешь, что сможешь сжечь меня, Бэтфорт? — Вдруг возникшая прямо из-под мантии в области шеи ещё одна рука подняла вверх над головой старухи пульсирующее чёрное сердце. — Любой, кто пронзит сердце тёмной ведьмы, обречён умереть вместе с ней, — скалясь и косясь на приближающийся в нашу сторону рой, проговорила скованная в объятиях Горы старуха. — Так кто же из вас умрёт первым? Ты, молодая ведьма, или твой малолетний выблядок?!

В следующий миг над нами, зубами впившись в чёрную гнилую и переполненную скверной плоть, пролетела юная израненная тигрица.

— Ты… — не ожидая появления зверодевушки, простонала тёмная ведьма, чьё сердце, даже рухнувшее на землю, продолжала рвать мощная звериная челюсть. Зачем она это сделала? Бьянка и так бы могла сжечь демоницу, пусть и вместе со мной и Горой. Южанка, чьё имя я так и не узнал, зачем, ради чего?

Глаза, наполненные тьмой, закрылись, старое искореженное скверной тело обмякло и облокотилось на погибшую секундой ранее Дейду. Величайшая воительница и ночной кошмар далёкого и холодного Севера нашли свой конец в холодных объятиях друг друга.

Обернувшись, заметил зависший в воздухе рой, чьи плотные массы с металлическим звоном стали осыпаться на каменный пол пещеры. Забыв о героях, злодеях и порождённых ими монстрах, хромая и едва поддерживая измученное тело в сознании, доковыляв до тигрицы, рухнул у её прекрасного лица, чьи золотистые глаза, обливаясь слезами, наблюдали за каждым моим движением.

— Как тебя зовут? Скажи хоть имя… — подняв той голову и уложив к себе на колени, проговорил я, отчего на личике молодой тигрицы проступила радостная улыбка. — Как тебя зовут? — На сердце ощущалась боль, расстройство, чуждое мне ранее. Я не хотел, чтобы она умирала. Она вообще не должна была оказаться здесь!

— Пом-ни… — неуверенно, по слогам, произнесла та, прежде чем огонь жизни в прекрасных золотистых глазах угас на веке.

— Как тебя зовут?! — взревел я от печали, коря себя за то, что не задал этого вопроса, когда ещё была возможность. Тишина осталась мне ответом. Отказываясь принимать реальность, я обречённо спиной рухнул на холодные камни, уставившись полным сырости взглядом в потолок. Этот мир, его правила, поведение тех, кто населяет это проклятое место, нелогичны. Вчерашний пленник, рабыня не должна ценой жизни защищать своих пленителей. Как может мать поднять оружие против своей дочери? Почему те, кто сражается с честью, сильные, смелые, умные, весёлые, такие, как Дейда, Гертруда, Фелиция и Фрида, умирают, а я, трус, считавший себя непобедимым гением, по-прежнему остаюсь в живых?! Это неправильно, несправедливо…

Впервые обретя настоящих друзей, не раз бескорыстно спасавших меня от смерти, я вынужден с ними навеки попрощаться. Виной их смерти являются мои гордыня и слабость. Я считал себя хитрецом, а мной и моими амбициями воспользовались. Думал, что силён, но никого так и не смог защитить. Я считал, что знаю всё о человеческих чувствах, а в итоге меня спасла та, кому я в трудную минуту и руки бы не подал.

С ресниц сорвалась скупая мужская слеза, что, скатившись по щеке, рухнула на сырую каменную твердь. В глазах всё помутнело, поплыли образы, сначала послышались, а после и утихли чьи-то далёкие шаги и выкрики. Разбитый физически и морально, я потерял сознание.

Раскрыв глаза, лениво обнаружил себя за своим любимым местом для полуденного дрёма. Под рукой вместо подушки красовалась обложка нового детектива от одного весьма перспективного и молодого автора, полюбившегося мне в свете последних деяний. Спину слегка ломило, сон за рабочим столом мало кому шел на пользу. Потянувшись, не заметил, как с плеч сполз любезно накинутый моей прекрасной Анютой плед. Сама же молодая сыщица, вернувшись после очередного розыскного мероприятия, без задних ног дремала на моём стареньком диване, идеально подходившем той по росту и комплекции.

Её отец, весьма порядочный человек, считавший меня ошибочно своим лучшим другом, являясь вдовцом и таким же как я сиротой, не имевшим родственников, словно предчувствуя свою скорую кончину, множество раз просил меня позаботиться о его «такой взрослой и бестолковой дочери», мечтавшей пойти по следам своего папани.

Было это очень давно, и как на зло, на следующий день, когда я в шутку отмахнувшись согласился, его убили при исполнении. Именно это послужило причиной для изменения моего мышления и сознания. Вечно одинокий и не любивший компаний, я внезапно обрёл ребёнка, о заботе над которым не имел никакого понятия.

Шли недели, попытки успокоить её не дали результата, месяцы сменялись годами, но она, всё так же проклиная убийц отца, продолжала плакать в подушку. И тогда я впервые понял, что по-настоящему должен сделать. Результатом моего личного расследования стало выявление паразитов во внутренних органах, а после их планомерная и методичная зачистка. К моменту, когда последний из причастных к смерти отца Ани был убит, прошло больше нескольких лет. Девчонка отучилась в полицейской академии, поступила на службу, поймала своего первого грабителя, а ещё через пару лет расследовала своё первое дело.

Умная, добрая, честная, она всегда делилась со мной теми или иными мыслями и вопросами, ища совета у того, кто лишь на полтора десятка лет был старше её и просто любил копаться в хитросплетениях разных триллеров. Она спрашивала, я отвечал. Так длилось ровно до тех пор, пока я наконец-то не добрался до того проклятого чиновника, приговорившего честного полицейского к весьма страшной и болезненной смерти. Избавившись от него, я смог взобраться на кресло почившего коррупционера, ещё шире раскинув свои паучьи сети, позволявшие лечить мир от злокачественных опухолей, человеческих миазм на теле современного общества. Думал, буду жить и творить вечно, но у Всевышнего на меня нашлись другие планы.

Вот и сейчас, сидя в своём кресле и смотря на эту беззаботно дрыхнущую красотку, по факту подарившую мне смысл жизни, я глядел и гадал. Что шокирует ту сильнее: то, что её заботливый опекун серийный убийца, за которым уже больше пяти лет гоняется опытный сыщик, или то, что мне осталось жить месяц или ещё меньше, если перестану принимать свои таблетки?

— Аня… — С максимальной, свойственной мне заботой укрыл девушку пледом, подаренным мне некогда на день рождение. Растянувшаяся на лице девчушки улыбка от уха до уха оповестила о досрочном пробуждении сыщицы. Кажется, сегодня у неё случилось что-то хорошее. В глазах вновь всё поплыло, я помнил, что хотел сказать в тот день, и перед тем, как в приступе рухнул на колени, оставил для девчушки письмо. В нём подробно расписал о том, что, где и как происходило. Тогда я надеялся подарить ей остатки своих последних дней в надежде, что она сама выберет, как ей лучше со мной поступить: наконец-то разоблачить неуловимого маньяка, поднявшись вверх по карьерной лестнице, или сделать то, чего до этого не делал в этом мире ни один известный мне человек. Я до конца надеялся, что она примет меня таким какой я есть.

Это был единственной вопрос в моей жизни, на который я так и не узнал ответа…

Повторное пробуждение оказалось более скверным. Холод, голод, боль, ночь и лёгкое зеленоватое свечение поверх моей груди. Бьянка…

Сидя надо мной в кромешной темноте, ведьма медленно обхаживала меня потоками своей маны, пыталась залечить множественные раны. Рядышком, обхватив меня за пояс, в своей некогда белой, а нынче ставшей чёрной ночнушке посапывала Кларимонд.

— Наконец-то очнулся, — улыбнувшись, произнесла ведьма.

— Сколько я спал?

— Четверо суток, — отозвалась та. — У тебя были множественные переломы: рёбра, ноги, руки. Многочисленные порезы, и пальцы где-то ты свои потерял… — ответив усмешкой на мою усмешку, как можно мягче проговорила Бьянка. — Ты выжил в такой мясорубке, в которой вряд ли кто-то из Тэтэнкофа бывал, вдобавок освоил рывок и тёмную магию, даже умудрился их использовать, прям сокровище, а не мужчина.

— Тёмную магию? — непонимающе спросил я.

— В тот момент, когда она вырвала из своей груди сердце и подняла над головой. Не мой хлыст заставил её это сделать, а твой удар, снявший с неё усиление и защитный магический барьер. Почувствовав, что жизнь уходит, она предприняла последнюю попытку в надежде, что мы замешкаемся, а её крылатая армия успеет прийти на подмогу. — Взгляд Бьянки печально опустился на мой живот, и она добавила: — Но, увы, армия не успела. Мне жаль зверодевушку.

— Мне тоже.

Стыдливая пауза в нашем с Бьянкой разговоре продлилась недолго. Принявшись расспрашивать ведьму о том, что происходило, пока я спал, узнал о её с графиней небольшом приключении по некогда опасному месту, называвшемся Плотоядным лесом. Сутки Брун провела в той пещере, подготавливая тела наших соратниц, а также двух древних ведьм к погребальному костру. Следующим её делом после отдыха стало наше извлечение на поверхность. По округе по-прежнему могли летать ведьмы Видэнберга, по этой причине не рискнувшая играть в догонялки с двумя пассажирами Бьяка, смастерив из хвойных веток носилки вручную, вместе с молодой графиней принялись волочить меня по направлению к нашему городу. Много раз те натыкались на стайки крылатых хищников, что своими мёртвыми стальными телами усеяли огромные пространства леса, из-за чего, опасаясь повредить носилки об острые и торчащие из земли крылышки, девушкам приходилось огибать «шипастые» участки.

Всё это время мелкая графиня, пыхтя, кряхтя, стирая руки и ноги до мозолей, всем чем только могла помогала моей ведьме. Меняла немногочисленные повязки, стирала их в момент, когда мы проходили мимо ручьёв, а также изо всех сил тянула вместе с Бьянкой моё тело по ухабистой и не очень ровной лесной чаще. Нам сильно повезло. Возможно, неопытность Брунхильды и её слабость в одновременном контроле сразу нескольких заклинаний позволили той сохранить достаточно сил для собственного исцеления, а после и моего. Вернее, так она говорила, пытаясь казаться рассудительной, позабыв о множественных синяках и успевших зарубцеваться на коже шрамах.

Рассказ ведьмы о пережитых без меня четырёх днях затянулся до самого утра, после чего добыв нам у ручья нескольких только-только проснувшихся от спячки лягушек, она подала крайне мерзкий с виду, но очень питательный внутри завтрак. Именно уплетая его, я понял, сколько успело произойти со мной за последние дни. Защита крепости, лесозаготовочные работы, пиратство, путешествие и сражение за прекрасную принцессу, а также не будем забывать и о победе над древним злом, дремавшим в глубоких недрах земли. Увидев это всё, пережив сотни, если не тысячи, людей, окружавших меня и сражавшихся за свои жизни, впервые осознал цену такому существу как человек.

Жизнь, моя, Кларимонд или Брунхильды, стоила ровно столько, сколько потребовалось на то, чтобы вырастить, подготовить и отправить в бой врага, нанёсшего последний для нас удар. Причём сделан он исподтишка или в открытую — совершенно не важно. Здесь все и всегда хотят друг дружку убить, и это считается нормальным…

— Ну и как дальше жить? — закончив с философией и впервые поднявшись со своих импровизированных носилок, случайно вслух выдал я.

— Так же, как и раньше, Глауд. У нас в планах свадьба и Багра, нам ещё, между прочим, Север захватывать, или ты забыл цели и мечты как наши, так и уважаемой Горы? — игриво вздёрнув носик и отвернувшись, словно обиженка, фыркнула Брун, получив в ответ лёгкий шлепок по своей чумазой заднице, едва прикрываемой тем, что некогда называлось юбкой.

— Забудешь с вами… — отозвался я, приводя в чувства в очередной раз задремавшую после завтрака графиню, которой, судя по всему, в скором времени и самой понадобятся носилки.

Неделя блужданий в компании аристократок едва не свела меня с ума. Найдя общий язык их светские беседы о прекрасном, о восхваляемом и великом, что хранила в себе магическая Багра, множество раз доводили меня до истерического смеха, в ответ на что я в очередной раз получал клеймо деревенщины и не смыслящего в моде простофили. Описания того, каким они видели идеал, к которому я должен был стремиться, сводили мои мужские достоинства к нулю, ведь качества «молчаливого, послушного, скромного и на всё согласного мужчины» подходили больше для ребят, работающих в эскорте, а не для меня. К тому же их интерес к худым мужчинам пару раз буквально выветривался после того, как мы в очередной раз останавливались у какого-нибудь маленького ручья, где я спокойно, не боясь всяких тварей и видя дно, мог умыться.

«Женщины…» — делая вид, что не замечаю созданного Бьянкой скрывающего барьера, усмехнувшись, подумал я, позволяя той, и без того видевшей всего меня, продемонстрировать своего будущего мужа графине. Хоть, как по мне, Кларимонд уж слишком рано заинтересовалась противоположным полом.

Две недели прошли как один день, и наконец-то мы вернулись туда, где всё и началось. За высокой стеной города Тэтэнкофа весело коптили небо множественные печи. Где-то вдали за солнечным портом с наполненными ветром парусами под звон местной колокольни брели одинокие торговые корабли.

— Вот он, дом, милый дом… — видя, как к нам по небу сорвалась целая делегация в знакомых ведьмовских нарядах, с печальной улыбкой на лице проговорил я.

Конец.